– Сегодня я беру тебя с собой в отель «Риц». Сажаю там на четверть часа где-нибудь в уголке в вестибюле полистать журналы, а сам иду к себе в номер переодеться. Потом мы идем куда-нибудь обедать, а после ужинать, а после снова обедать и снова ужинать – и все это в знак протеста против твоего вечера у дядюшки послезавтра.
Ничего не отвечая, она смотрела в окно.
– Если хочешь, я схожу с тобой в Сант-Шапель, – сказал Клерфэ. – Или в собор Парижской Богоматери, или даже в музей, раз уж судьба подбросила мне столь опасный гибрид синего чулка и гетеры времен упадка, которую к тому же занесло в Византию. Я готов даже осматривать Эйфелеву башню или совершить прогулку по Сене на пароходике компании «Бато-Муш».
– Прогулку по Сене я уже совершила без тебя. Могла бы, кстати, сделаться там любовницей крупного мясного барыги, жила бы уже в трехкомнатной квартире, между прочим.
– А что с Эйфелевой башней?
– Вот туда я пойду с тобой, любимый.
– Так я и думал. Ты счастлива?
– Знать бы, что это такое…
– Ты все еще не знаешь? Впрочем, кто бы и вправду знал. Может, это что-то вроде танца на острие иглы.
Лилиан возвращалась со званого ужина у дядюшки Гастона. В гостиницу ее доставил виконт де Пэстр на собственном авто. За превосходной едой она провела непередаваемо тоскливый вечер. Приглашены были шестеро мужчин и для блезира пара-тройка женщин. Последние мелкими колкостями и азартом неприязненного любопытства переплюнули бы даже ощетинившихся ежих. Из мужчин четверо оказались холостяками, все богаты, двое даже молоды, а виконт де Пэстр старше и богаче всех.
– С какой стати вы поселились на левом берегу? – поинтересовался он. – Или есть романтические основания?
– Случайно. Для меня это самое веское из оснований.
– Вам следовало бы жить на Вандомской площади.
– Просто поразительно, – усмехнулась Лилиан, – сколько людей лучше меня знают, где мне следовало бы жить.
– У меня на Вандомской площади квартира, которой я вообще не пользуюсь. Что-то вроде студии, современная обстановка…
– Хотите мне ее сдать?
– Почему бы и нет?
– И почем же?
Пэстр сразу посерьезнел:
– К чему говорить о деньгах? Вы сперва взгляните. И если вам понравится, можете жить.
– Без каких-либо обязательств?
– Без малейших. Мне, разумеется, было бы приятно иногда пригласить вас в ресторан – но и это без каких-либо обязательств.
Лилиан рассмеялась:
– Не перевелись еще на свете бескорыстные души.
– Когда вы хотели бы посмотреть квартиру? Завтра? Могу ли я завтра пригласить вас на обед?
Лилиан с интересом смотрела на эту вытянутую физиономию, на седую щеточку усов.
– Вообще-то дядюшка собирался выдать меня замуж, – проговорила она.
– Ну, это вы всегда успеете. У вашего дяди несколько старомодные представления.
– А в этой вашей студии достаточно места для двоих?
– Думаю, да. А вам зачем?
– На тот случай, если я захочу поселиться там с другом сердца.
Пэстр глянул на нее чуть внимательнее.
– И это можно обсудить, – сказал он, немного подумав. – Хотя, по правде сказать, для двоих она несколько тесновата. Почему бы вам какое-то время не пожить одной? Вы ведь совсем недавно в Париже. Осмотритесь, обживетесь. В Париже столько всяких возможностей…
– Да, вы правы.
Машина остановилась, Лилиан вышла.
– Так когда, завтра? – спросил виконт.
– Я должна подумать. Вы не против, если я спрошу дядю Гастона?
– На вашем месте я бы не стал. Его это только наведет на ненужные размышления. Да вы и не спросите.
– Нет?
– Кто спрашивает разрешения – боится сделать сам. Вы очень красивы, мадемуазель, и очень молоды. Придать подобающее обрамление такой красоте было бы счастьем. И поверьте моему опыту: вот это все, конечно, очаровательно, но для вас – пустая трата времени. Не будем говорить о вашем дяде. Вам требуется роскошь. Настоящая роскошь. Не обессудьте за этот комплимент, но я знаю, о чем говорю, у меня глаз верный. Спокойной ночи, мадемуазель.
Она поднималась по лестнице. Паноптикум женихов, подобранный дядюшкой Гастоном, поверг ее в макабрическое веселье, но и в тоску. Поначалу она казалась себе смертельно раненным солдатом, которого напоследок тешат россказнями о красивой жизни. Потом стала чувствовать себя словно на другой планете, обитатели которой живут вечно и об этом их главная печаль. Она вообще не понимала, о чем с ней говорят. То, что для них важней всего, оставалось ей глубоко безразлично, а то, о чем ей хотелось услышать, странным образом оказывалось для них пугающей, запретной темой. На этом фоне предложение виконта де Пэстра выглядело, можно считать, едва ли не верхом практичности.
– Ну что, дядюшка Гастон расстарался? – раздался из коридора голос Клерфэ.
– Ты уже здесь? Я-то думала, ты пьешь где-нибудь!
– Желания нет.
– Ты что, меня ждал?
– Ждал, – признался Клерфэ. – Чего доброго, ты этак сделаешь из меня порядочного человека. Меня уже на выпивку не тянет. По крайней мере, без тебя.
– И много ты раньше пил?
– Много. От гонки до гонки. А частенько от аварии до аварии. По-моему, просто из трусости. Ну, или чтобы забыться, убежать от самого себя. Но с этим покончено. Сегодня днем я был в Сант-Шапель. Завтра отправляюсь в музей Клюни. Кое-кто видел нас вместе и утверждает, что ты вылитая дама с единорогом с тамошних шпалер. Огромным успехом пользуешься. Хочешь, сходим куда-нибудь?
– Сегодня вечером уже никуда.
– Сегодня вечером ты побывала в цитадели мещанства, где полагают, будто жизнь – это всего лишь кухня, гостиная и спальня, а вовсе не парусник, на котором столько парусов, что он в любую секунду может перевернуться. Тебе просто необходимо развеяться.
Глаза Лилиан озорно блеснули.
– Ты все-таки выпил?
– С тобой мне это не требуется. Так не хочешь куда-нибудь прокатиться?
– Куда?
– Да по любой улице, в любой кабак, любой, о каком ты хоть что-то слыхала. Ты бесподобно одета, это же просто расточительство – для дядюшкиных ухажеров так одеваться. Нет, в таком платье просто необходимо выйти, даже если тебе неохота. В конце концов, такие платья – они обязывают.
– Хорошо. Но только поедем медленно. Просто по улицам. На которых, слава богу, нет снега. И цветочницы на всех углах. Накупим полную машину фиалок.
Лавируя в толчее машин на набережной, Клерфэ подрулил к гостинице и встал у подъезда. Ресторан по соседству уже закрывался.
– Пылкий воздыхатель, – произнес кто-то совсем рядом. – Тебе не кажется, что для такого амплуа ты уже староват?
Оказалось, это Лидия Морелли. Она только что вышла из ресторана.
– Безусловно, – отозвался Клерфэ. – Но в том-то и смак.
Лидия перебросила через плечо полу белого палантина.
– Тоже мне смак! Довольно дешевый спектакль, дорогой мой. И все из-за какой-то малолетней вертихвостки!
– Вот это комплимент! – усмехнулся Клерфэ. – Раз уж ты говоришь такое, значит, она и вправду обворожительна.
– Обворожительна! Провинциальная дурочка в дешевых номерах, подумаешь, три платья от Баленсиаги прикупила!
– Три? Мне казалось, у нее их все тридцать. Настолько по-разному они на ней смотрятся. – Клерфэ рассмеялся. – Лидия, с каких это пор ты, словно частный детектив, провинциальных дурочек выслеживаешь? По-моему, этот этап у нас давно в прошлом, разве нет?
Лидия уже совсем было собралась ответить что-то особенно язвительное, но тут как раз из ресторана вышел ее кавалер. Ухватив его под руку, словно это приклад винтовки, она удалилась с гордо поднятой головой.
Лилиан появилась спустя несколько минут.
– Мне только что доложили, что ты обворожительна, – сообщил Клерфэ. – Боюсь, тебя уже пора прятать.
– Соскучился ждать?
– Нисколько. Когда полжизни ничего не ждал, от ожидания молодеешь лет на десять. А то и на все двадцать. Я-то думал, мне никого уже ждать не придется..
– А я вот всегда чего-то ждала. – Лилиан глянула вслед даме в кремовых кружевах, которая выходила из ресторана вместе с лысым спутником. На даме было бриллиантовое ожерелье, каждый камень с орех величиной.
– Какой блеск! – заметила Лилиан.
На это Клерфэ ничего не ответил. Драгоценности – тема скользкая, стоит ей этими побрякушками увлечься, и найдется множество людей, куда лучше него способных исполнять ее прихоти.
– Это не для меня, – засмеялась Лилиан, словно угадав его мысли.
– Опять новое платье? – спросил он.
– Да. Сегодня привезли.
– Сколько их у тебя всего?
– С этим теперь восемь. Зачем тебе?
Похоже, у Лидии точные сведения. А что сказала три – так это само собой.
– Дядюшка Гастон в ужасе, – усмехнулась Лилиан. – Я переслала ему счета. А теперь давай поедем в ночной клуб, только в самый лучший! Ты прав, платья обязывают!
– Ну что, поехали в следующий? – спросил он. Было четыре часа ночи.
– В следующий! – отозвалась Лилиан. – Или ты устал?
Он знал: спросить, устала ли она, он не может.
– Пока что нет, – ответил он. – Тебе нравится?
– Все чудесно!
– Хорошо. Тогда едем в другой клуб. Этот будет с цыганами.
Монмартр и Монпарнас все еще упивались дурманом послевоенного угара. Пестрые вертепы кабаре и ночных клубов тонули в этом чаду, словно под водой. И хотя царившее здесь монотонное повторение избитых клише без Лилиан наводило бы на Клерфэ только жуткую скуку, для нее все это было внове и воспринималось совсем иначе, не как есть, а как хочется, как пригрезилось, как намечталось. Низкопробные злачные заведения представлялись ей животворными очагами страсти, жадные до чаевых оркестранты казались виртуозами нездешних симфоний, а в прокуренных залах, битком набитых жиголо, нуворишами, глуповатыми бабенками сомнительной репутации и просто людьми, которым нечего делать дома и которые шли сюда кто на поиски приключений, кто в расчете на свою выгоду, ей мерещилась искрометная вакханалия бытия, ибо так ей хотелось, ради этого она сюда и пришла.