Еще через какое-то время вошла сестра. Лилиан вскочила, но сестра не обратила на нее внимания, она кивнула матери с младенцем и куда-то ее повела. Лилиан снова села. И вдруг прислушалась. Что-то переменилось. Она почувствовала это затылком. И неотвязное напряжение вдруг ее отпустило. Совсем не сразу она поняла, в чем дело: наступила тишина. Гул моторов умолк. Гонка кончилась.
Еще через четверть часа она увидела, как к госпиталю, резко затормозив, подрулил открытый автомобиль, а в нем капитан и двое механиков. Все та же сестра привела их в комнату ожидания. Вид у всех был подавленный.
– Вам что-нибудь сказали? – встрепенулась Лилиан.
Капитан только кивнул на механика помоложе.
– Вот он был на месте, видел, как его вытаскивали.
– У него кровь горлом шла, – нехотя проговорил механик.
– Горлом?
– Ну да. Похоже на кровотечение. Как у чахоточных.
Лилиан смотрела на него молча. Что за идиотская путаница? Кровотечение – это у нее, не у Клерфэ.
– Кровотечение? У него-то откуда?
– Грудь рулем придавило, – объяснил механик.
Лилиан медленно покачала головой.
– Нет! – только и сказала она. – Нет!
Капитан понуро направился к выходу.
– Пойду врача поищу.
Из-за двери она слышала, как тот на повышенных тонах объясняется с медсестрой. Потом все стихло, осталось только громкое дыхание обоих механиков да гудение мух.
Вошел капитан. Остановился на пороге. Глаза на смуглом, загорелом лице вдруг показались странно белесыми. Он неслышно шевелил губами.
– Клерфэ умер, – выдавил он наконец.
Механики смотрели на него, не веря.
– От операции, что ли? – спросил тот, что помоложе. – Не иначе, оперировали неправильно.
– Его не оперировали. Он раньше умер.
Теперь все трое смотрели на Лилиан. Та не двигалась.
– Где он? – спросила она наконец.
– Его там прибирают.
Пересилив себя, она вымолвила:
– Вы его видели?
Капитан кивнул.
– Где он?
– Лучше вам его не видеть, – пробормотал тот. – Завтра увидите.
– Это кто так сказал? – бесцветным голосом спросила Лилиан. – Это кто так сказал? – повторила она.
– Врач. Вы его даже не узнаете. Лучше вам завтра прийти. Мы отвезем вас в гостиницу.
Лилиан не двинулась с места.
– Почему я его не узнаю?
Капитан мялся.
– Лицо, – проговорил он наконец. – Лицо сильно разбито. И руль в грудь вдавило. Врач говорит, он ничего не почувствовал. Все мгновенно. Сразу сознание потерял. И уже не очнулся. Думаете, – он вдруг повысил голос, – думаете, для нас это пустяк? Да мы его дольше вас знали.
– Да, – отозвалась Лилиан. – Вы знали его дольше меня.
– Я не то хотел сказать. Поверьте, это всегда вот так, когда кто-то умирает: был – и нет его. И уже ничего не скажет. Только что был тут – и вдруг нету. Как такое стерпеть? Я имею в виду: нам сейчас тоже… Стоишь и вообще не знаешь… Вы понимаете?
– Да, я понимаю.
– Тогда пойдемте с нами, – вздохнул капитан. – Отвезем вас в гостиницу. Хватит с вас на сегодня. Завтра сможете его увидеть.
– Что мне там делать, в гостинице?
Капитан пожал плечами:
– Врачу позвоните. Пусть сделает вам укол. Успокоительное, и посильнее, чтобы проспать до утра. Пойдемте! Здесь вы уже ничем не поможете. Он умер. И никто не поможет. Умер – значит кончено, тут уж ничего не поделаешь. – Подойдя ближе, он тронул ее за руку. – Пойдемте! Я знаю, каково это. В бога и в душу мать, уж я-то знаю, не впервой! И все равно, всякий раз как впервые!
21
Она пробудилась от спутанного, тягучего сна. В первое время вообще не понимала, что к чему, но через секунду ее пронзило болью – одним рывком она села в кровати, осмотрелась вокруг. Как она тут очутилась? Постепенно припомнила все – и страшный, смертный день, и следующий, бесцельное блуждание по курортному городку, потом предвечерье, чужое, залатанное лицо Клерфэ, голова чуть набок, его молитвенно сложенные и оттого будто совсем не знакомые руки, врач, прошедший в морг вместе с ней, – все было как-то не так, все было неправильно, – на узкой больничной койке, там, в мертвецкой, должен был лежать не Клерфэ, а она, она, а не он, это какая-то чудовищная ошибка, страшная, неуместная, дьявольская шутка.
Она встала, раздернула занавески. В комнату ворвалось солнце. Безоблачное небо, пальмы на солнцепеке, пылающие цветочные клумбы в скверике перед отелем – при виде всего этого смерть Клерфэ и вовсе в голове не укладывалась. «Это со мной, – думала Лилиан, – со мной должно было случиться, это мне было суждено, не ему!» Какое странное чувство, будто она всех обманула, будто ее случайно недосчитались, и она теперь живет по ошибке, а за нее, вместо нее убили совсем другого, и теперь зловещая тень этого убийства витает над ней, как витает над неосторожным, а может, просто уставшим водителем призрак сбитого им пешехода, чью гибель он мог, но не сумел предотвратить.
Зазвонил телефон. Она вздрогнула, потом сняла трубку. Агент похоронного бюро из Ниццы предлагал свои услуги – гроб, могила и достойное погребение по вполне умеренным ценам. При необходимости транспортировки тела на родину имеется выбор цинковых гробов.
Она повесила трубку. И совершенно не знала, как быть. Родина Клерфэ – это вообще где? И правда, где он родился? Где-то в Эльзас-Лотарингии? Она не помнит где. Телефон зазвонил снова. На сей раз это был госпиталь. Как быть с телом? Его надо вывозить. Самое позднее сегодня во второй половине дня. Заказан ли уже гроб?
Лилиан взглянула на часы. Полдень. Она оделась. Телефонным трезвоном к ней деловито прорывался неумолимый ритуал смерти. «Нужно ведь черное платье», – промелькнуло в голове. Снова звонок, на сей раз от фирмы, предлагающей венки. Следующего позвонившего интересовало, какую религию исповедовал усопший и надо ли зарезервировать время для церковного обряда? Или, может, он был неверующим?
Лилиан все еще чувствовала действие вчерашнего сильного снотворного. Все было какое-то бестелесное, ненастоящее. Она спустилась вниз посоветоваться с портье. При виде ее сидевший в холле господин в темно-коричневом костюме тут же вскочил. Она отвернулась: видеть его профессиональную скорбную мину было выше ее сил.
– Закажите гроб, – шепнула она портье. – И вообще сделайте все необходимое…
Портье принялся ей объяснять: надо известить власти. Желает ли она, чтобы производилось вскрытие? Иногда это необходимо для установления причины смерти. – А это зачем? – Ввиду возможных правовых неурядиц. Автомобильная фирма может попытаться переложить ответственность на организаторов гонки. Ну и, разумеется, страховка, это ведь страховой случай. Да и вообще, мало ли какие могут возникнуть осложнения, лучше заранее подготовиться ко всему.
Оказывается, умереть просто, а вот быть мертвецом – куда сложней. Желает ли она, чтобы Клерфэ похоронили на здешнем кладбище?
– На кладбище самоубийц, что ли? – спросила Лилиан. – Нет!
Портье тактично улыбнулся. Кладбище самоубийц – всего лишь легенда, как многое в Монте-Карло. Нет, у них вполне нормальное, красивое кладбище, где хоронят местных жителей. Документы Клерфэ у нее на руках?
– Документы? Ему что, и теперь нужны документы?
Портье и тут проявил понимание. Разумеется, документы нужны. Возможно, они у него в номере, если нет, придется этим заняться. Кроме того, он известит полицию.
– Полицию?
При несчастном случае полицию полагается вызывать немедленно. Это наверняка уже сделано фирмой или оргкомитетом гонок; но полиция, кроме того, должна дать разрешение на вывоз тела. Все это сущие формальности, но без них никак. Он все уладит.
Лилиан кивнула. Ей срочно надо выйти отсюда. Иначе еще немного – и в обморок упадет. Только тут она сообразила, что со вчерашнего обеда у нее крошки во рту не было. Но в ресторан отеля идти не хотелось. Чуть ли не бегом она вышла из вестибюля и отправилась в «Кафе де Пари». Заказала кофе и, не притрагиваясь, долго сидела над остывающей чашкой. Мимо катили машины, останавливались перед казино, подъезжали экскурсионные автобусы, высаживали туристов, которые, гроздьями облепляя гида, послушно шли осматривать игорные залы. Лилиан вздрогнула, когда за ее столик подсел какой-то мужчина. Она выпила кофе, встала. И совершенно не знала, куда себя деть, хоть и пыталась внушить себе, что, не случись несчастья, она с завтрашнего дня тоже была бы уже одна, ехала бы в Париж или Швейцарию. Но не помогло: где-то совсем рядом в земле зияла дыра, некий провал в бездонную пропасть, и отделаться от этого чувства невозможно никакими силами. Клерфэ умер; это совсем не то же самое, чем если бы они просто расстались.
Она нашла скамейку, откуда можно смотреть на море. Покоя все равно не было, казалось, надо срочно уладить множество дел, а она не в силах сдвинуть себя с места. «Клерфэ, а не я», – непрестанно вертелось в голове, это просто безумие какое-то. Это она должна была умереть, а не он. Какая жуткая насмешка судьбы!
Она вернулась в гостиницу и, ни с кем не говоря, пошла к себе в номер. У двери остановилась. Какой-то затхлостью, мертвечиной повеяло навстречу, словно в комнате у нее все тоже вымерло.
Тут она вспомнила: портье говорил о документах Клерфэ. Не знает она, где эти бумаги, да и страшно в его номер идти. По санаторию помнит: видеть оставшиеся после умершего вещи иной раз куда тяжелей, чем самого покойника.
Но в двери номера, она увидела, торчит ключ. Должно быть, горничная убирается, подумала она. Так лучше, чем одной заходить. Она отворила дверь.
Худощавая женщина в сером, от портного, костюме смотрела на нее из-за письменного стола.
– Что вам угодно?
В первый миг Лилиан решила, что ошиблась комнатой. Потом увидела на вешалке пальто Клерфэ.
– Кто вы такая?
– По-моему, это я должна вас спросить, – резко ответила женщина. – Я сестра Клерфэ. А вам что нужно? Кто вы такая?
Лилиан молчала. Однажды Клерфэ что-то рассказывал ей о сестре, которую от души ненавидит и пользуется взаимностью. Он уже много лет с ней не общается. Должно быть, это она и есть. Надо же, ну ничего, совсем ничего общего.