[55]). Можно предположить, что соображения именно такого рода (то есть сознание глубокой отличности консинтаксических конструкций от инсинтаксических, лишь без введения подобных понятий) заставили авторов «Русской грамматики» 1980 г. – в первую очередь, конечно, ее главного редактора Н. Ю. Шведову – вывести бессоюзные предложения из раздела «Сложное предложение» и дать им название «Бессоюзные сочетания предложений».
Если подойти к характеристике коннексии с иных позиций, то на первый план выйдет не механистичность, а свобода соединения компонентов. Коннективные конструкции опираются именно на принцип свободного соположения компонентов; при этом статус компонента и, соответственно, его завершенносгь определяются не его грамматической оформленностью, а смысловой достаточностью, хотя последняя иногда оценивается говорящим / пишущим довольно субъективно. Несколько огрубляя, можно сказать, что в коннективном синтаксисе статус компонента конструкции может примысливаться к любому элементу, если он, по мнению говорящего, выражает необходимый смысл. Принцип свободного соположения компонентов – ведущий принцип коннективного синтаксиса.
Иннексия (< лат. in 'в') – это такое соединение элементов конструкции, при котором в их форме, структуре, семантике происходят известные изменения с целью приспособить, «приладить» один элемент к другому, «состыковать» их, если прибегнуть к столярной метафоре, по принципу «паз + шип» или «паз + скрепа + паз». В иннективных конструкциях происходит (взаимное) проникновение одного элемента в другой (ср. взаимное воздействие подлежащего и сказуемого в прототипическом глагольном предложении) и/или возникает специализированное средство связи, самим фактом своего существования уже оказывающее воздействие на оба соединяемых компонента (ср. предложные и союзные конструкции). При попытке «обратного» расчленения иннективной конструкции неизбежен отрицательный эффект: возникает «остаток», или деформируются компоненты, или утрачивается некоторый элемент смысла. Примерами инсинтаксических конструкций могут служить словосочетания с управлением и согласованием, конструкции с причастными и деепричастными оборотами, союзные сложные предложения (в том числе и конструкция с косвенной речью).
Для языков флективного (синтетического) типа существенность оппозиции коннексии – иннексии несомненна; но она имеет место и в языках аналитического строя – во всяком случае, в тех из них, где имеются союзы, частицы и другие специализированные средства организации сложного предложения или диалогического единства. Можно даже предположить, основываясь на элементарных логических допущениях, что в глоттогенезе коннексия была первична и что, хотя довольно раннее развитие иннективных конструкций с нексусом местоименного подлежащего и глагольного сказуемого (я иду… – ты идешь) несомненно,[56] подлинное развитие иннективного синтаксиса и последующее становление оппозиции коннексии – иннексии было тесно связано с развитием письменности.
Оппозиция коннексии – иннексии хорошо прослеживается на материале конструкций, передающих чужую речь. Конструкция с прямой речью (КПР) по своей природе является консинтаксической (и это, кстати, один из случаев наиболее яркого проявления коннексии): вводящий компонент и чужая речь в КПР никак не пересекаются, они просто сополагаются – и только; синтаксическую связь между ними идентифицировать и охарактеризовать невозможно. Зато сохраняются неприкосновенными не только синтаксическая конструкция чужого высказывания и его базовый лексический состав, но также его субъектно-объектная перспектива и все модусные средства, ср.:
Тогда новый знакомый спросил меня: «И в каком же году, интересно, вы окончили университет?»
В конструкции же с косвенной речью (ККР) – инсинтаксической – происходит проникновение одного элемента в другой: это заключается не только в использовании специализированного подчинительного средства связи, но и в подчинении субъектно-объектной перспективы и модусной рамки (если она есть) чужого высказывания соответствующей перспективе и рамке «основного» высказывания; сохраняется лишь тип синтаксической конструкции чужого высказывания и его базовый лексический состав:
Тогда новый знакомый спросил меня (поинтересовался), в каком (лее) году я окончил университет.
Наконец,[57] в так называемой конструкции с тематической речью (КТР) иннексия достигает максимального проявления: чужая речь как таковая в КТР не передается, выражается только ее смысл – как правило, предложно-падежной конструкцией, которая полностью лишена автономности (ср. прямую и косвенную речь) и включена в структуру «основного» высказывания на правах присловного распространителя:
Тогда новый знакомый спросил меня о времени окончания мною университета.
Любопытно отметить, что не только единая синтаксическая конструкция, но и диалог могут строиться по разным принципам (что – правда, в другой связи – было отмечено еще С. О. Карцевским): известно, что степень синтаксической связанности контактных реплик диалога может быть весьма различной – от фактической парцелляции до полного отсутствия синтаксической связи. То есть и здесь мы можем наблюдать как коннексию, так и иннексию, и, кстати, речевые манеры разных говорящих могут различаться по признаку склонности либо к первой, либо ко второй.
Коннексия и иннексия соседствуют и переплетаются друг с другом в организации простого предложения. Не подлежит сомнению иннективный характер связи между подлежащим и сказуемым, главными членами и непримыкающими присловными распространителями; но вот последние, а в еще большей степени детерминанты, в особенности те из них, которые реализуют семантические элементы, не представленные ни на уровне пропозиционального отношения, ни, соответственно, в семантической структуре предложения, вводятся в предложение посредством связей коннективного типа. (Неслучайно, кстати, ни к чему не привели в свое время попытки интерпретировать грамматическую связь между детерминантом и предикативным центром в терминах подчинения, а Г. С. Коляденко и В. П. Малащенко одновременно и независимо друг от друга предложили видеть в этой связи совершенно особый тип: Г. С. Коляденко именовала ее «прислонением» [Коляденко 1972], а В. П. Малащенко – «свободным присоединением предложно-падежных форм» [Малащенко 1972].)
Однако на более высоких уровнях синтаксической организации (осложненное предложение, сложное предложение, конструкции с чужой речью, сложное синтаксическое целое) коннексия и иннексия не столько соседствуют, сколько конкурируют. Именно эта конкуренция, вызываемая постоянной необходимостью выбора между союзными и бессоюзными построениями, паратаксисом и гипотаксисом, грамматической полнотой и эллипсисом и т. п., ведет к упомянутой дифференциации речевых манер говорящих. Более того, разные соотношения консинтаксических и инсинтаксических построений ярко характеризуют разговорную и книжно-письменную речь. В разговорной речи явно доминирует коннективный синтаксис,[58] для книжно-письменной речи характерен, наоборот, синтаксис иннективный. Широкое использование образованными людьми инсинтаксических построений в устной беседе всегда воспринимается как признак книжности речи (вспомним испуганную реплику Фамусова: «Что говорит! И говорит, как пишет!»). С другой стороны, неосознанная опора на принципы преимущественно-коннективного синтаксиса, характерная для разговорной речи, часто ведет к ошибкам при использовании конструкций, принадлежащих книжно-письменному языку.
Однако из сказанного не следует, что коннексия есть исключительная принадлежность разговорной речи, а иннексия – книжно-письменной. В этом случае все сказанное означало бы простое удвоение терминологии. Оппозиция коннективного vs. иннективного синтаксиса имеет не стилистический и не стратификационный, а фундаментальный характер, поскольку она сама является следствием фундаментального противоречия между линейной природой речи и нелинейной природой содержания. Вряд ли есть необходимость пояснять, что именно в линейной природе речи коренится коннективное начало синтаксиса. Связь же между нелинейной природой содержания и иннективным началом заключается в том, что именно иннексия позволяет в линейной цепочке передать те многообразные и «многоэтажные» нелинейные отношения, которые столь выразительно отображаются хорошо известными схемами генеративной грамматики.
Оппозиция коннективного vs. иннективного начал пронизывает весь синтаксис, все слои (подъязыки, территориальные и социальные диалекты) национального языка. Весь синтаксический строй языка может быть интерпретирован как результат конкурирующего взаимодействия коннективного и иннективного начал в глоттогенезе, причем ясно, что результаты этого взаимодействия варьируются как от одного национального языка к другому,[59] так и от одного подъязыка к другому в рамках некоторого данного национального языка.
3. Интерпретация примеров с деепричастными оборотами. Если принять изложенную гипотезу, то, возвращаясь к примерам некорректного построения конструкций с деепричастными оборотами, можно резюмировать следующее. В этих случаях действительно можно усматривать проявления разговорности, но не в том смысле, что деепричастный оборот используется так же, как в разговорной речи (он в ней практически не используется), а лишь в том, что к построению предложения с деепричастным оборотом применяется принцип коннексии, который, подчеркнем, отнюдь не исключительно принадлежит разговорной речи, но в силу своего доминирующего в ней положения воспринимается I осознается как примета разговорности. Оборот соединяется с базовой конструкцией путем простого соположения, и единственным основанием для признания оборота готовым компонентом конструкции выступает его смысловая завершенность – точно так же, как и для «базового» компонента конструкции. Задача структурно-семантического приспособления компонентов друг к другу при этом упускается из виду – и вследствие этого игнорируется