Жизнь языка: Памяти М. В. Панова — страница 50 из 99

зеленых I Лучезарных пустынь восхода; Восхожу к зелено-золотым I Далям вечеров.

Выше был приведен пример, где гребень морской волны на закате переливается двумя цветами: Излом волны / Сияет аметистом, I Струистыми / Смарагдами огней. Такое сочетание цветов напоминает изображение поверхности моря мелкими изумрудными и фиолетовыми мазками на некоторых полотнах Клода Монэ.

Растений зеленого цвета в коктебельских пейзажах нет. Это можно объяснить скудостью растительного мира в Коктебеле.

Светлые, бледные тона передают картину облачного неба и его отражения в море. Природа Коктебеля в пасмурную погоду особенно насыщена светлыми красками со всем разнообразием оттенков и переходов тонов. Легкая прозрачность красок и переливы бледных тонов присутствуют и в живописных акварелях Волошина, и в поэтических описаниях Коктебеля. Вот некоторые примеры: В волокнах льна златится бледный круг / Жемчужных туч, и солнце, как паук, / Дрожит в сетях алмазной паутины; Тусклеет сизый блеск чешуи морской; Из сизой мглы, над морем вдалеке / Встает стена… («Дом поэта»). И воды тусклые вдали; День молочно-сизый расцвел и замер; Побелело море; Стена размытого вулкана, / Как воздымающийся храм, / Встает из сизого тумана; А в глубине мерцать залив / Чешуйным блеском хлябей сонных, / В седой оправе пенных грив.

Цветообозначение серебряный, серебро может выражать цвет или цвет, сочетающийся с блеском: И кустарники в серебре; Серебро полыни / На шиферных окалинах пустыни Торчит вихром косматой седины («Дом поэта»). Отливами и серебром тумана; Равнина вод колышется широко / Обведена серебряной каймой.

В бледные тона окрашены травы: По бледным полынным лугам; Луга полынные нагорий тускло-серы; Травою жесткою, пахучей и седой /Порос бесплодный скат извилистой долины. / Белеет молочай.

В жаркие часы дня в воздухе появляется мутная дымка: Мутится мыс, зубчатою стеной / Ступив на зыбь расплавленного тока; И этот тусклый зной, и горы в дымке мутной, / И запах душных трав, и камней отблеск ртутный, / И злобный крик цикад и клекот хищных птиц – Мутят сознание. Определение алмазный по отношению к солнечному лучу, прорвавшемуся сквозь облака, выражает режущую силу света: Клубились тучи. Я смотрел, / Как солнце мечет в зыбь стальную /Алмазные потоки стрел.

Алый, рдяный, багряный, пурпурный – цвета заката и его отражения в море и на холмах: Заката алого заржавели лучи по склонам рыжих гор; Вот рдяный вечер мой: с зубчатого карниза / Ко мне склонились кедр и бледный тамарикс; Запал багровый день; Зеленый вал отпрянул и пугливо / Умчался вдаль, весь пурпуром горя… Над морем разлилась широко и лениво / Певучая заря.

Волошин не повторил недостаток импрессионистов, о котором он писал в статьях парижского периода, – отсутствие рисунка, чистая живопись. В акварелях Волошина-художника и в пейзажах Волошина-поэта присутствует четкий рисунок с ритмом линий, воспроизводящий неповторимые очертания коктебельских заливов и мысов, холмов и гор.

Определенный ритмический рисунок есть в самой природе Коктебеля. Волошин сравнивает коктебельскую бухту с алкеевым стихом:

Скалистых гор зубчатый окоем

Замкнул залив алкеевым стихом,

Асимметрично-строгими строфами

«Дом поэта»

В природе Волошин видит повторение линий, которые отпечатываются в душе и творчестве поэта:

Как в раковине малой – Океана

Великое дыхание гудит,

Как плоть ее мерцает и горит

Отливами и серебром тумана,

А выгибы ее повторены

В движении и завитке волны,

Так вся душа моя в твоих заливах,

О, Киммерии темная страна,

Заключена и преображена

С тех пор, как отроком у молчаливых

Торжественно-пустынных берегов

Очнулся я – душа моя разъялась,

И мысль росла, лепилась и ваялась

По складкам гор, по выгибам холмов

В поэзии Волошина отразились живопись и графика, а в его акварелях выражены такие мысли и образы, которые перекликаются с мыслями и образами, содержащимися в его стихах. В те годы, когда Волошин писал философские и исторические стихи и поэмы и почти не писал лирических стихов, лирическое начало, по его признанию, перешло в акварели: «Я акварели пишу лирические, а стихи не могу» [Волошина 2003: 140].

В акварелях Волошина нет людей, но чувствуется взгляд одинокого наблюдателя, умеющего в линиях и красках передать свое ощущение пустынности и первозданности ландшафта. В них присутствует чувство вечности, мысль о том, что так было и так будет, – то, что высказано в «Доме поэта»: Проходят дни, ветшает человек, / Но небо и земля – извечно те же.

Несколько слов следует сказать о синтезе в стихах Волошина разных проявлений и воздействий коктебельской природы. В поэтических описаниях Коктебеля немного стихотворений, представляющих собой только живописную картину. В большинстве из них синтез красок, линий, запахов, звуков, состояния воздушной среды и др. Эти явления в своей совокупности выстраивают единый образ пространства Коктебеля. 3. Ю. Петрова описала семантические поля в цикле стихов Волошина «Киммерийские сумерки». Реалии «Земля», «Море», «Небо», «Растения» и др. характеризуются семантическими полями «Цвет», «Форма», «Вкус», «Запах», «Звук». «Все это создает картину крымского пейзажа, написанного как бы кистью художника, в котором важную роль играют форма, цвет, а также фактура, осязаемость нарисованного, пространственная перспектива. Кроме того, эта картина дополнена звуками, запахами, вкусовыми характеристиками» [Петрова 2002: 77–78].

У Волошина не только взгляд извне на природу, но и глубокое проникновение в ее жизнь. Природа воздействует на все существо поэта, физическое и духовное. Волошин тесно срастается с коктебельской природой, воспринимает ее внушения, ее влияние на поэтическое творчество. В то же время он наполняет природу своими чувствами, своей поэзией и даже передает ей свой облик:

Сосредоточенность и теснота

Зубчатых скал, а рядом широта

Степных равнин и мреющие дали

Стиху – разбег, а мысли – меру дали.

Моей мечтой с тех пор напоены

Предгорий героические сны

И Коктебеля каменная грива;

Его полынь хмельна моей тоской,

Мой стих поет в волнах его прилива,

И на скале, замкнувшей зыбь залива,

Судьбой и ветрами изваян профиль мой.

Исчезает дистанция между поэтом и природой. Он становится частью природы (Я сам – твои глаза, раскрытые в ночи / К сиянью древних звезд; Я сам – уста твои, безгласные как камень!). Волошин понимал язык природы, слышал ее голоса. Язык коктебельской природы выразителен, местами патетичен: И сих холмов однообразный строй, / И напряженный пафос Карадага. В «Доме поэта»: И побережьям этих скудных стран / Великий пафос лирики завещан. Ср. там же:

Но скорбный лик оцепенелой маски

Идет к холмам Гомеровой страны,

И патетически обнажены

Ее хребты и мускулы и связки.

В звуках коктебельской природы, как и в ее молчании, Волошин слышал голоса веков. В шуме волн звучат гекзаметры:

Я вижу грустные, торжественные сны —

Заливы гулкие земли глухой и древней,

Где в поздних сумерках грустнее и напевней

Звучат пустынные гекзаметры волны.

В стихотворении «Mare internum» – речь моря:

Люби мой долгий гул и зыбких взводней змеи,

И в хорах волн моих напевы Одиссеи.

Вдохну в скитальный дух я власть дерзать и мочь.

И обоймут тебя в глухом моем просторе

И тысячами глаз взирающая Ночь,

И тысячами уст глаголящее Море.

В движении и шуме морских волн, в их раскатах есть нечто глубоко древнее, первозданное: Море глухо шумит, развивая древние свитки / Вдоль по пустынным пескам; И море древнее, /Вздымая тяжко гребни, / Кипит по отмелям гудящих берегов.

Во многих стихотворениях цветовые картины являются составной частью сложного образно-символического построения, говорящего о неразрывной связи поэта и коктебельской природы.

Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный Коктебель…

По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре.

По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль

И лежит земля страстная в черных ризах и орарях.

Припаду я к острым щебням, к серым срывам размытых гор,

Причащусь я горькой соли задыхающейся волны,

Обовью я чобром, мятой и полынью седой чело.

Здравствуй, ты, в весне распятый, мой торжественный Коктебель!

В стихотворении две параллельные образные линии: состояние природы и состояние души поэта. Коктебельская весна предстает в образах распятия и страдания. Состояние поэта дано в образе пути от скорби к причащению-обновлению-преображению. Стихотворение строится на контрасте начала и конца (мой безрадостный Коктебель – Мой торжественный Коктебель!), рождающем гармоническое единство, соответствующее главной теме стихотворения – событию преображения.

Литература

Волошин 1988 – Волошин М. Лики творчества. Л.: Наука, 1988.

Волошин 1989 – Волошин М. Стихотворения. М.: Книга, 1989.

Волошина 2003 – Волошина М. С. О Максе, о Коктебеле, о себе. Воспоминания. Письма. Феодосия; Москва, 2003.

Жирмунский 1977 – Жирмунский В. М. К вопросу об эпитете // Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977.