Жизнь языка: Памяти М. В. Панова — страница 64 из 99

Елена. Алексея убили.

Тальберг. Не может быть!.. Когда?

Елена. Два месяца тому назад, через два месяца после вашего отъезда.

(М. Булгаков. Дни Турбиных).

Текст драмы членится на акты, картины и явления, которые представляют собой относительно автономные части драматического действия, «осуществляемые в замкнутых границах пространства и времени» [Хализев 1986: 161]. С одной стороны, время каждого сценического эпизода имеет ту же протяженность, что и время его исполнения и восприятия; с другой стороны, для драмы в целом характерно «прослеживание действия в его пространственно-временной непрерывности» [Милев 1968: 161]. Высокая степень дискретности, которая усиливается по мере постепенного отказа от принципа единства времени, создававшего иллюзию предельной реальности изображаемого, таким образом, сочетается в драме с непрерывностью и целостностью времени сценического действия. Языковыми сигналами непрерывности, преодолевающими дискретность драматического текста, и служат лексические показатели временной длительности, продолжительности интервала, разделяющие акты, сцены, картины; ср.:

Мирон… Точно из аду на время выпущен. Отделал я себя за неделю-то.

(А. Островский. Невольницы).

Голубков… Вот уже месяц, как мы бежим с вами, Серафима Владимировна, по весям и городам.

(М. Булгаков. Бег).

Границы акта (реже – сцены), служащие знаком временного континуума, который остается за пределами сцены, таким образом, подчеркиваются лексическими знаками – конкретизаторами времени, ср.:

Чарнота… Где же ты пропадал полгода?

Голубков. Сперва в лагере околачивался, потом тифом заболел, в больнице два месяца провалялся, а теперь вот хожу по Константинополю.

(М. Булгаков. Бег).

Драма, таким образом, обязательно содержит случаи, когда «позиция включает указание на виртуальные компоненты текста, – такие, которых реально в тексте нет, но они непременно представлены как возможность закономерного преобразования текста» [Панов 1999: 223].

Указания на длительность интервалов, разделяющих акты (сцены), представлены как в авторских ремарках, так и в речи персонажей, при этом они могут неоднократно повторяться в тексте драмы, создавая смысловую избыточность в передаче временных отношений. Так, в пьесе А. Н. Островского «Без вины виноватые» авторская ремарка ко второму действию: «Между первым и вторым действиями проходит семнадцать лет» – соотносится с тремя репликами персонажей в том же действии драмы:

Дудукин Вы давно ли уехали отсюда?

Кручинина Ровно семнадцать,

Кручинина Мне ничего не стоит перенестись за семнадцать лет назад…;

Дудукин Нехорошо, Елена Ивановна, думать и сокрушаться о том, что было семнадцать лет тому назад, нездорово

Лексические сигналы, преодолевающие дискретность сценического времени, имеют закрепленную в тексте драмы позицию: они располагаются обычно или на композиционных «стыках» актов (сцен), или в середине первого явления нового действия. Эти сигналы выполняют, во-первых, интегративную функцию (функцию объединения разновременных эпизодов и обеспечения непрерывности темпорального континуума), см., например:

Петр Сегодня год, дорогая Лиза, как ты здесь

(А Казанцев Братья и Лиза, картина четвертая)

Лиза (закрывает глаза) Да-да… Четыре года тому назад мне начал сниться странный сон… Один художник…

Симон (бурчит) Пьяный художник…

Лиза. Привел меня к себе домой…

(А Казанцев Братья и Лиза, картина шестая)

Во-вторых, эти сигналы выполняют функцию метризации времени, см., например:

Мыкин. Ты мне скажи откровенно, как ты живешь. Я ведь тебя полтора года не видал.

Жадов. Изволь. История моя коротка. Я женился по любви, как ты знаешь, взял девушку неразвитую…, мечтал её воспитать в наших убеждениях, и вот уж год женат…

(А. Островский. Доходное место). – Ср. с ремаркой к третьему действию: «Между вторым и третьим действиями проходит около года».

«На стыках единиц, – отмечал М.В.Панов, – закономерности иные, чем внутри языковых целостностей» [Панов 1999: 14]. Для композиционных «стыков» актов в тексте драмы характерно, во-первых, наличие обязательных делимитативных сигналов, во-вторых, наличие темпоральных сигналов длительности предполагаемого интервала, наконец, именно здесь часто наблюдается высокая степень смысловой избыточности в выражении временных отношений, которая проявляется в повторе различных указаний на время, его течение и направление.

После отказа от правила единства места движение времени в драме передается также сменой пространственных характеристик. Обозначение новых локусов в обстановочных «ремарках» в начале действия (сцены) становится способом выражения временной динамики или статики, ср., например, последовательность номинаций места действия в драме А. Н. Островского «Таланты и поклонники»: В квартире актрисы Негиной (1 акт) – городской сад (2 акт) – квартира Негиной (3 акт) – вокзал, зала для пассажиров первого класса (4 акт). Для драмы, таким образом, характерно «опространстливание времени».

Употребление форм времени в репликах персонажей не только соотносится с условным моментом их речи на сцене, но может учитывать и более общую точку отсчета – время действия всей драмы. Ряд форм времени в пьесе оказывается текстоориентированным; так, например, в драме Н. Берберовой «Маленькая девочка», для которой характерна неопределенность и размытость времени действия (действие происходит «между какими-то войнами», ибо «жизнь между второй мировой войной и третьей, ей-богу, ничем не отличается от жизни между шестой и седьмой»), употребление форм времени в речи До в сцене рождественской елки связано не только с конкретным сценическим эпизодом. Ср.:

До (из глубины сцены). Жила-была на свете маленькая девочка – и однажды раздвинулся занавес (показывает на первое окно), и представление началось… Это было чудесное представление, и у маленькой девочки была самая большая, самая главная роль. В этой роли от одного неверного слова могли произойти мировые катастрофы… Но маленькая девочка, которая до того так тихо жила на свете, знала, как ей вести ту самую главную, самую важную роль. Она знала все слова…

Формы жила, была, знала в этом монологе, с одной стороны, реализуют общеязыковое значение прошедшего времени, с другой стороны, указывают на действия, относящиеся и к плану настоящего. Частичная нейтрализация различий между значениями форм настоящего и форм прошедшего развивают мотив жизнь – театр, значимый для драмы в целом, и трансформирует бытовое сценическое действие в театральное представление, усиливая условность изображаемого. С временем всего сценического действия соотносится и другая реплика До в этой пьесе: «Это будет в следующий раз».

Текстоориентированное употребление форм времени в драме особенно характерно для позиций пролога, финала, «сцены в сцене». Например, в начале пьесы Е. Шварца «Тень» перед главным героем появляются персонажи, в репликах которых повторяются формы будущего времени:

Ученый… Я задремал. Я вижу сон.

Девушка в маске. Нет, это не сон.

Ученый. Вот как! Но что же это тогда?

Девушка в маске. Это такая сказка. До свидания, Господин ученый. Мы еще увидимся с вами.

Человек во фраке. До свидания, ученый! Мы еще встретимся.

Формы будущего времени выполняют здесь проспективную функцию: они обобщенно указывают на последующие ситуации драмы и служат средством выражения ключевого для пьесы хронотопа встречи.

В прологе к драме Л. Улицкой «Семеро святых» – монологе Голованова – формы прошедшего времени характеризуют действия, которые в дальнейшем развернутся на сцене; см., например: «Новая власть в то время, о котором идет речь, хотя и показала уже свою кровавую свирепость, но не совсем еще утвердилась… Была в нашей деревне и собственная блаженная, Дуся. Провидица, и многих исцелила… – Была в Брюхе еще одна достопримечательная особа, Маня Горелая… И была между двумя нашими блаженными вражда».

В то же время в прологе используются и формы настоящего качественного, служащие устойчивой характеристикой места действия: «Вообще же места наши славятся своей святостью…»

Эти формы коррелируют с формами настоящего актуального в финале драмы: «Венец от земли подымается светлый!.. А вот второй, третий, все светлые, и все в небо идут. И все наши, брюхинские, подымаются».

В результате такого сопоставления форм времени усиливается обобщающий характер финала.

Временные отношения в драме исторически изменчивы. Для развития драмы в XX в. характерна тенденция к ее эпизации, связанная с усилением дискретности, «перерождением» ремарок, которые «представляют собой обширные повествовательные фрагменты, часто определяющие главный замысел и общую тональность пьесы» [Винокур 1977: 182], игрой разными темпоральными планами, размытостью границ между ними. Эти изменения проявляются и в особенностях функционирования форм времени. С одной стороны, в ремарках все шире используются формы прошедшего времени в имперфективном и аористическом значениях, а также формы авторского настоящего, с другой стороны, в тексте драмы подчеркивается разновременность эпизодов и усиливается многозначность глагольных форм времени. Так, в пьесе К. Драгунской с показательным названием «Знак препинания пробел» (2003), например, чередуются сцены, относящиеся к 1914, 1916, наконец, к 1917 году, и сцены, воспроизводящие ситуации современной жизни. В драме широко используются интертекстуальные включения, которые сближают реплики разных персонажей; ср., например:

Белини… В полевом госпитале стол повернули к свету. Я лежал вниз головой, как мясо на весах. В позоре, в наготе, в крови… И марля, как древесная кора, на теле затвердела, и бежала чужая кровь из колбы в жилы мне…