Жизнь языка: Памяти М. В. Панова — страница 67 из 99

родина и отечество в толковых словарях.

В [MAC III, 723; БТСРЯ 1125] родина определяется как 'страна, в которой человек родился и гражданином которой является'; аналогичным образом отечество толкуется как 'страна, где родился человек и гражданином которой является' [MAC II, 677; БТСРЯ 745]. В энциклопедических словарях – [Советский энциклопедический словарь 1132] и [Новый энциклопедический словарь 1032] – родина определяется как 'место, страна, где человек родился' (слово отечество в этих словарях отсутствует), то есть компонент гражданства, предполагающего реальное пребывание в стране, как необходимый сюда не включен.

Англоамериканское языковое сознание допускает включение компонента реального пребывания в стране в значение слов рассматриваемого круга, но этот компонент является факультативным. Webster (ориентированный также и на энциклопедическую информацию) дает такие определения: слову motherland – 'one's native land or, sometimes, the land of one's ancestors' [Webster 886], homeland – 'the country in which one was born or makes one's home' [Webster 645] (в отличие от русского 'страна, в которой человек родился и гражданином которой является'). Ориентированный на узус Longman определяет homeland как 'the country where you were born' [Longman 380], не включая в толкование компонент реального пребывания в стране. Из сказанного вытекает, что англоамериканское языковое сознание в принципе допускает ситуацию, при которой родиться можно в одной стране, а жить – в другой. Следовательно, можно и говорить in this country по отношению к стране актуального пребывания.

По словам А. Вежбицкой, «всякий, кто знаком как с англосаксонской культурой (в любой из ее разновидностей), так и с русской культурой, интуитивно знает, что родина представляет собою (или, по крайней мере, представляла собою до недавнего времени) общеупотребительное русское слово и что закодированный в нем концепт культурно-значим в значительно большей степени, нежели английское слово homeland и закодированный в нем концепт» [Вежбицкая 1999: 280].

Компонент гражданства или, менее жестко, реального пребывания в стране, составляет специфику русского языка и входит – или до недавнего времени входил – в структуру прототипического значения слов родина и отечество. Однако русское языковое сознание, видимо, сдвигается в сторону смягчения требований к обязательному наличию названного компонента – по крайней мере, на уровне языкового поведения части носителей русского языка, что мы видим на примере употребления выражения в этой стране.[113]

Изменение соотношений между понятиями, смежными с понятием родины – «моей страны», отражает и официальный дискурс. Вместо употребительных в советское время слов народ (к которому говорящий должен был относить и себя) и общенародный в официальном дискурсе укоренились безэмоциональные слова нация и национальный в заимствованных из английского значениях nation 'население (жители) данной страны (в том числе той, где живет и с которой себя связывает говорящий), national 'относящийся к данной стране (в том числе той, где живет и с которой себя связывает говорящий). Хотя и [MAG II, 414], и [БТСРЯ 608] приводят нация 'государство, страна'(Организация Объединенных Наций), национальный 'относящийся к данной стране, государству; государственный'(национальная эмблема. Национальный флаг), до недавнего времени эти слова употреблялись лишь по отношению к чужим народам и странам или этническим меньшинствам в рамках СССР.

При том что, по мнению многих российских и зарубежных историков и социологов, нации в историческом понимании термина в России, возможно, не сложилось (см. о кризисе этнической идентичности в современном российском обществе [Вызов 2003; Соловей 2003]), речеупотребление и обыденное сознание жителей России предполагает восприятие себя как нации. Ср.: Осенью 1996 г. ему [министру Лесину] даже было доверено взять телеинтервью, в котором президент объявил нации о предстоявшей ему операции на сердце («Итоги», 12 сент. 2000, № 37 (223), с. 13); Скрыли от Путина, скрыли от нации (телевизионная программа «Момент истины» А. Караулова, 24 февр. 2002: речь идет об аварии с самолетом «Аэрофлота» в ОАЭ. В доперестроечную эпоху было бы сказано: Скрыли от народа), названия фильмов «Особенности национальной охоты», «Особенности национальной рыбалки», словосочетания национальное достояние, национальная трагедия, ср. также социальные и культурные основы национального словоупотребления в [Шапошников 1998: 200].

В русском языке развилось и значение национальный 'местный (по отношению к какой-либо стране или народу за пределами России), ср. российский сайт www.utro.ru: Если ребенок прилично знает язык и нуждается лишь в разговорной практике, оптимальный вариант – отправить его в национальный летний лагерь. В таких лагерях 75 % детей – «местные» (дальше речь идет о летних лагерях в США, Канаде, Испании). И в этом значении национальный употребляется независимо от того, действительно ли идет речь об особенностях, присущих не какому-либо этносу, а именно нации. Слова нация и национальный ошибочно употребляются не в прямом терминологическом значении, а по отношению к народностям, национальным группам и т. д. ив литературе по этнопсихологии [Андреева 2004: 161–162].

Мы рассмотрели речевые явления, группирующиеся вокруг двух аксиологических понятий – «независимость» и «родина». В приверженности этим ценностям просматриваются корреляции с различными группами населения. И. Г. Дубов (проанализировавший «значимые перекосы» в ответах по ценностным предпочтениям представителей различных больших социально-демографических и психологических групп населения над средними по выборке показателями) пришел к выводу о том, что большая приверженность ценности «независимость» отмечается среди людей, которых можно отнести к психологическому типу «бойцов <…>, изо всех сил старающихся преодолеть возникающие у них проблемы», «успешных активных» или «богатых активных», – это, как правило, «те, у кого денег хватает почти на все, кроме самых дорогих товаров»; сверх обычной приверженность ценности «родина» отмечена в психологической группе «неуспешных пассивных» или «бедных пассивных», «в самой законопослушной группе тех, кому жить трудно, но кто готов терпеть и дальше (как правило, именно у ее членов денег хватает только на еду)» [Дубов 2003а: 33]. Сходный вывод содержится в [Петухов 2003: 165–166]. Таким образом, можно говорить о предпочтительном употреблении рассмотренных языковых форм определенными группами населения.

Изучение культурно-значимых категорий, переживающих изменения, в их реализации в дискурсе в социопсихологическом контексте позволяет лингвисту увидеть «точки роста» потенциального языкового изменения. Это категории, изменения которых пока не получили системно-языковой валоризации: ср. выше о возможном сдвиге в использовании агентивных конструкций, о формирующемся новом значении слов карьера и карьерист, а также о прототипическом значении слова родина и контрастирующем с ним словоупотреблении в этой стране.

Анализ ценностных изменений по лингвистическим материалам представляет интерес и для социальной психологии: результаты такого анализа позволяют установить содержательное наполнение аксиологических категорий. Социальная психология не располагает собственными методиками, позволяющими провести подобное исследование. Проведение различного рода опросов, анализ данных дискуссионных групп и под. не приносит положительных результатов, поскольку не дает возможности избежать хорошо известного психологам противоречия между теми ценностями, которые люди декларируют, и тем, что они демонстрируют и чем руководствуются в реальном поведении. Эффективное применение ассоциативного эксперимента также ограничивается многими факторами, см.: [Дубов 2003: 240–242]. Ср. вывод социопсихолога: в условиях социальной нестабильности, предполагающей рассогласованность социальных изменений, особое внимание должно быть уделено языку, при помощи которого оформляются категории [Андреева 2000: 256–258]. По-прежнему актуальными остаются слова М. М. Бахтина: «<…> Слово будет наиболее чутким показателем социальных изменений, притом там, где они еще только назревают, где они еще не сложились, не нашли еще доступа в оформившиеся и сложившиеся идеологические системы» [Бахтин 2000/2004: 71].

Литература

Андреева 2000 – Андреева Г. М. Психология социального познания. 2-е изд. М., 2000.

Андреева 2004 – Андреева Г. М. Социальная психология. 5-е изд. М., 2004.

Бахтин 2004 – Бахтин М. М. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке // Общая психолингвистика: Хрестоматия. М., 2004 (по книге: Бахтин М. М. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи. М., 2000. С. 66 – 108).

БТСРЯ 2003 – Большой толковый словарь русского языка / Под ред. С. А. Кузнецова. СПб., 2003.

Вызов 2003 – Вызов Л. Г. Социокультурная трансформация российского общества и перспективы формирования неоконсервативной субъектности // Базовые ценности россиян: Социальные установки. Жизненные стратегии. Символы. Мифы. М., 2003. С. 45–96.

Вежбицкая 1997 – Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997.

Вежбицкая 1999 – Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.

Вепрева 2000 – Вепрева И. Т. Рефлексивы как источник информации об изменениях в русской языковой картине мира // Крысин Л. П. (ред.). Русский язык сегодня. Вып. 1. М., 2000. С. 26–35.

Гудков 2004 – Гудков Л. Д. Негативная идентичность. М., 2004.