Жизнь языка: Памяти М. В. Панова — страница 75 из 99

(«Котлован»); …единоличницы в большинстве своем лишь традиционно-унылые, беспросветные бабы («Впрок»). В тексте повести «Город Градов» использована окказиональная краткая форма прилагательного областно-мыслящий: Другой собеседник был более областно-мыслящ. Стилистически разнородные компоненты соединены в шутливом прилагательном бабье-дамский: А именно, когда Евсеев увидел горку каких-то бабье-дамских драгоценных предметов… («Впрок»). Таким образом, индивидуально-авторские аббревиатуры и сложно-составные слова, безусловно, созданные по продуктивным моделям 20-х гг., имеют чаще всего пародийный характер и ироническую окрашенность.

Мы уже говорили об игровом начале в словотворчестве Платонова, проявляющемся в двусмысленности истолкования производных, окказиональной мотивации, омонимическом и антонимическом столкновении слов. Хотелось бы особое внимание обратить на другие формы словообразовательной игры, которые проявляются не в «серийных», а в единичных случаях.

Интересный пример паронимического обыгрывания представляет употребление слова главарь вместо глава:…пришел товарищ Упоев, главарь района сплошной коллективизации («Впрок»). Добавление суффикса – аръ придает слову совершенно отчетливый зловещий смысл, а всей кампании коллективизации – характер насильственной акции.

В текстах Платонова встречаются примеры образования слов путем контаминации. Н. А. Николина отмечает, что «контаминированные образования не только участвуют в „языковой игре“», но и служат одним из выразительных средств поэтики нонсенса, регулярным способом выражения оценки» [Николина 1996: 317]. Отличительная особенность платоновских контаминации – комическая окрашенность, которая, как нам кажется, возникает в результате сочетания стилистически разнородных компонентов. Наложение сниженных компонентов на книжные или нейтральные базовые слова порождает новые оттенки смысла и дополнительные ассоциации. Слово дубъект совмещает в себе два компонента: первый – «субъект», второй точно определить невозможно, это либо глагол «думать», либо существительное «дуб»: Впрочем, живу как дубъект, думаю чего-то об одном себе, потому что меня далеко не уважают («Чевенгур»). Междусловным наложением двух составляющих консервация и стерва образуется окказионализм констервация: Тут, дорогой человек, констервация – советская власть сильна, а здешняя машина тщедушна, она и не угождает («Котлован»). В тексте речь идет о неработающем, законсервированном кафельном заводе. В имени героини «Чевенгура» Клабздюша, Клобзд происходит соединение женского имени Клавдюша и нелитературного глагола, способствующее снижению образа. В одном из ранних рассказов встречается слово, образованное подобным способом, – жлоборатория, сочетающее в себе компоненты лаборатория и жлоб.

Платонов использует в качестве комического приема оживление внутренней формы слова. Так, возвращая буквальный смысл причастию текущий в превратившемся в штамп устойчивом словосочетании текущий момент, писатель вскрывает его оксюморонность: Копенкин про себя подумал: какое хорошее и неясное слово: усложнение – как текущий момент. Момент, а течет: представить нельзя; Я считаю, что такая установка дает возможность опомниться мне и всему руководящему персоналу от текущих дел, которые перестанут к тому времени течь («Чевенгур»). В следующем примере обыгрывается внутренняя форма канцеляризмов постановление и постановлять, противопоставление глаголов постановлять – класть обессмысливает канцеляризм: Отлично, – сказал Прокофий, – проект обязательного постановления я уже заготовил… – Не постановления, а приказа, – поправил, чтобы было тверже, Чепурный, – постановлять будем затем, а сейчас надо класть («Чевенгур»). В рассказе «Усомнившийся Макар» вышучивается фамилия героя Чумовой: – Я в деревне товарища Чумового видел! – Чумовых товарищей и здесь находится полное количество. Таковы характерные особенности платоновского словотворчества, свидетельствующие о том, что его источником явился новый официальный язык. Новообразования Платонова, в большинстве своем созданные по продуктивным моделям, на первый взгляд, имеют потенциальный характер, однако наполнение этих моделей настолько неожиданно и далеко от норм семантической сочетаемости компонентов, что в результате аномальность, окказиональность слов не вызывает сомнения. Языковая игра Платонова основана на пародийном соединении элементов бюрократического языка и народно-просторечной стихии. А. Платонов, вопреки некоторым утверждениям, был далеко не чужд словотворчеству, которое является необходимой составляющей его художественной системы.

Литература

Бахтин 1975 – Бахтин М. М. Из предыстории романного слова // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

Кожевникова 1990 – Кожевникова Н. А. Слово в прозе А. Платонова // Язык: система и подсистемы. М., 1990.

Кожевникова 2003 – Кожевникова Н. А. Аббревиатуры в русской литературе XX века // Русский язык сегодня. Вып. 2. М., 2003.

Козинец 1998 – Козинец С. Б. Некоторые особенности словотворчества А. Платонова // Слово в системе школьного и вузовского образования. Саратов, 1998.

Николина 1996 – Николина Н. А. Скорнение в современной речи // Язык как творчество. М., 1996.

Радбиль 1998 – Радбилъ Т. Б. Мифология языка Андрея Платонова. Нижний Новгород, 1998.

Санджи-Гаряева 2004 – Санджи-Гаряева 3. С. Андрей Платонов и официальный язык // Вопр. языкознания. 2004. № 1.

E. M. Сморгунова (Москва). Немного воспоминаний и «стихи» – в подарок, или Плач о потерянном Иерусалиме

В моих записях неожиданно для меня самой оказался конспект одного выступления Михаила Викторовича Панова. Это было 28 марта 1986 года на защите докторской диссертации Леонида Леонидовича Касаткина, в Московском университете, на Ленинских горах.

Михаил Викторович был официальным оппонентом работы, посвященной современной русской диалектологии, в ней были представлены результаты 30-летних экспедиций по собиранию и записи диалектов, а затем их анализа и обобщения материалов.

И Михаил Викторович начал как обычно, ярко и образно. Вот представьте, на большой реке строят плотину. И археологи едут спасать памятники, которые окажутся под водой. Диалекты заливает, затапливает литературный язык. Поэтому представленная к защите работа, в которой описываются современные диалекты, имеет большое не только научное, но и культурное значение.

Диалектологи давно привыкли смотреть на диалектологию как на машину времени. Во многих диалектах звуки одинаковы, но различен их фонемный статус. Поскольку речь неполно и неточно отражает язык, некоторые изменения в языке проявляются в речи не сразу, а спустя некоторое время. М. В. Панов назвал это латентным периодом в становлении фонемы, добавив: как говорил Монтень, только ту мысль я готов признать достаточной, которая допускает продолжение.

И со свойственным ему чувством справедливости, скромности, юмора и веселья Михаил Викторович предложил известный парадокс Кузнецова – Панова (который П. С. Кузнецов открыл, исследуя говоры Тотьмы) называть парадоксом Кузнецова – Касаткина, «а я, – как М. В. сказал, – только мимоходом коснулся и нехотя».

Вот это Пановское частое «мимоходом касание» было порой для другого началом серьезного и основательного. В свою последнюю весну, 7 апреля, в день Благовещения, Михаил Викторович рассказывал о лирическом герое стихов, который всегда пророк, надо только увидеть и услышать это. Мне вспоминались эти рассказы, когда труднее всего было переводить библейских пророков. Тексты так поэтичны и глубоки, что всякий пересказ на наш язык кажется вялым и мелочным. Но утешимся многочисленными примерами тех, кто был раньше нас.

Спасибо, дорогой Михаил Викторович, за это подаренное и ободряющее сравнение с археологом, спасающим памятники культуры. Библейские тексты для современного читателя – глубинная археология, переводы на современный язык для современного читателя – это труд по вскрытию пластов другой грамматики, иного синтаксиса, сильно отличающейся психологии, географии и этнографии, прежнего времени и пространства.

В древних русских рукописях привычны для нас просьбы писцов о снисходительности читателей: «многогрешным писарем» называет себя писец Волоколамской рукописи Библейских книг 1493 г., «многогрешные дья-ци» – так именуют себя писцы Сийского Евангелия 1339 г., все они просят простить им их возможные ошибки и не проклинать их: «благословите ихъ, а не клените».

В еще более древней Библейской книге, полной установлений этики и дидактики, которая называется «Премудрость Бен-Сиры», а в нашей русской традиции – «Премудрость Иисуса, сына Сирахова», переводчик во вступительной статье, добавленной для объяснения несоответствия текстов из-за разности языков и сложности передачи подлинника, настоятельно просит: «прошу вас, читайте благосклонно и внимательно и имейте снисхождение к тому, что в некоторых местах мы, может быть, погрешили, трудясь над переводом: ибо неодинаковый смысл имеет то, что читается по-еврейски, когда переведено будет на другой язык, – и не только эта [книга], но даже закон, пророчества и остальные книги имеют немалую разницу в смысле, если читать их в подлиннике».

В память Михаила Викторовича Панова, лингвиста, учителя и поэта, представляем здесь перевод с древнееврейского языка стихов Книги «Плач пророка Иеремии».

Обратимся на 2600 лет назад от нашего сегодняшнего дня. Прекрасный город Иерусалим со своим великолепным Храмом находится под властью египтян. В войне между Египтом и Вавилонской империей в самом конце VII в. до н. э. последняя побеждает, и вавилонский царь Навуходоносор осаждает Иерусалим. Город сдался, не выдержав осады, и в 587 г. до н. э. был сожжен: «и Дом Господень, и дом царя, и все большие дома в городе, и стены вокруг Иерусалима разрушило войско Халдейское». Иудейский царь вместе с придворными, знатью, священниками, писцами, воинами и ремесленниками, всего около 10 тысяч человек, были уведены в плен в Вавилонию. Как записано в 4-й книге Царств (4 Цар 25, 12), «только несколько из бедного народа земли оставил начальник телохранителей работниками в виноградниках и землепашцами». В Вавилон были вывезены царские сокровища и служебные сосуды Храма – медные, серебряные и золотые.