Следовательно, ударность существует на фоне безударности и наоборот.
Свойства, связанные с ударением, явно принадлежат гласному: он легко, без помощи согласных составляет слог и держит на себе ударение. Значит, ударение – это свойство гласного. Но… Если все так просто, тогда почему не может существовать слово [папа]. Впрочем, так же, как и [папа] – два безударных слога. А что может существовать? Только [папа] и [папа]. Почему? В пределах словоформы может быть только один ударный слог или гласный. Это очень важное свойство ударения. Считается, что ударение – это выделение с помощью фонетических средств одного из слогов в слове. М. В. Панов настаивал на том, что ударение – это суперсегментная единица языка. До сих пор мы обходились без этого понятия, а теперь оно для нас становится жизненно необходимым.
Можно сказать, что суперсегментные единицы паразитируют на сегментных единицах. На суперсегментный характер ударения указывал Е. Курилович (1946): «Само по себе ударение не является фонемой и даже признаком фонемы: в слове мýка ударение является не признаком гласного у, хотя оно и падает на нем, но признаком целого слова, потому что подчеркивает один слог, или одну морфему, которая противопоставляется всем остальным. Поэтому ударение и называется прозодическим признаком, то есть признаком, который мы добавляем к уже готовому фонетическому составу слова. Итак, например, слово мука надо анализировать не м + ý + к + а, но м+у + к + а+ ударение на у. Ударение является надстройкой над фонетическим составом слова» [Курилович 2000: 436–437].
Чрезвычайно интересные наблюдения над фонологической природой ударения были предложены П. С. Кузнецовым в статье «К вопросу о фонологии русского ударения» (1948). М. В. Панов полагал, что именно в этой статье П. С. Кузнецов «первым понял во всей глубине сущность разграничения сегментных и суперсегментных единиц» [Панов 1979: 18].
В статье П. С. Кузнецова чрезвычайно интересно следующее наблюдение: «Различие экспираторного и музыкального ударения может быть определено лишь с фонологической точки зрения. С этой точки зрения может быть проведено разграничение между монотоническим и политоническим ударением (эти понятия давно уже получили широкое распространение у фонологов Пражской школы, и я не вижу оснований отказываться от них). Монотоническим ударением называется такое ударение, смыслоразличительная роль которого проявляется лишь в месте, какое занимает ударяемый слог в слове, политоническим же – такое, смыслоразличительная роль которого проявляется не только в месте, но и в качестве ударяемого слога (два слова или две формы, тождественные по фонематическому составу и по месту ударения, могут различаться в зависимости от качества ударяемого слога, как, например, в сербском языке род. и дат. п. ед. ч. stvâri с нисходящим ударением, местн. пад. ед. ч. stvári с ударением восходящим)» [Кузнецов 1970: 366].
Останавливаясь на характеристике сербского языка, Кузнецов не делает очень важного шага, который важен для понимания фонетики именно русского языка. Ударение можно различать не только по характеру ударного слога, но и по характеру безударных слогов. Действительно, состав гласных в ударном и безударном слогах может быть одинаков. Таковы некоторые севернорусские говоры, где количество фонем ударного и безударного слогов оказывается одинаковым (см.: [Аванесов 1949: 63]). Однако в русском языке в большинстве говоров и литературном языке картина иная: отсутствие ударения сказывается на количестве гласных этих слогов. В общем виде эта картина вписывается в знаменитую формулу А. А. Потебни. Поэтому в развитие идеи Кузнецова можно различать языки и говоры, в которых составы гласных под ударением и без ударения совпадают, и языки, в которых количество гласных в зависимости от ударения меняется. Очевидно, что русский язык в большинстве говоров принадлежит к языку второго типа.
Однако на количество гласных в безударном слоге оказывает влияние еще один фактор – качество согласного. В истории русского языка такая зависимость наблюдалась и в ударном слоге. Так, после мягких согласных до определенного времени невозможно было появление [о]. Напротив, после твердых согласных отсутствовал [э]. В современном русском литературном языке такая зависимость устранена, поэтому количество гласных после твердых и мягких в ударном слоге совпадает.
В соответствии с обозначенными критериями в русском языке выделяются следующие типы вокалических структур.
Под ударением существует система, состоящая из пяти гласных. Эта структура представлена в позиции под ударением независимо от того, твердый или мягкий согласный находится перед гласным. Такая система существует в современном русском языке, в прошлом было иначе.
Принято считать, что в первом предударном слоге реализуется система из трех гласных: [нагá – рукá – былá]. Из этого перечня фонологи неоправданно изгоняют [эы]. Действительно, нет никаких оснований изгонять слова типа фонетический, бутерброд, Интернет и др., которые произносятся как
Возможно и иное произношение этих слов, но мы пока ориентируемся на то произношение, которое признано нормативным. Только историческими привязанностями фонологов можно объяснить то, что до сих пор (э) во многих работах не рассматривается в числе фонем, которые могут быть в первом предударном слоге после твердых парных согласных. Но проблемы не с <э>. Эта единица должна занять свое законное место в первом предударном слоге.
Проблема с поэтом. Норма рекомендует произносить [поэт – боá – сонэт]. Это так называемая орфоэпическая подсистема малочастотных слов. Не все безупречно с самой идеей малочастотности. Так, слово поэт включено в список 1500 наиболее употребительных слов русского языка (см.: [Система лексических минимумов 2003: 73]). Следовательно, все слова, частотность которых ниже частотности данного слова, должны быть включены в число малочастотных. А таких слов в русском языке подавляющее большинство. Наверное, следовало бы говорить не о подсистеме малочастотных слов, а подсистеме слов особой культурно-исторической нагруженности.
Как бы ни оценивать и ни называть слова типа поэт, следует признать, что на данном этапе исследования не представляется возможным отделить их от всех прочих слов. Пока в фонетическое описание не введена семантика, слова типа н[а]хал и п[о]эт мы вынуждены рассматривать в одном ряду. Кстати, слово нахал появляется только в списке 4500 наиболее употребительных слов русского языка [Система лексических минимумов 2003: 254], стало быть, оно менее частотно, чем слово поэт. Следовательно, система гласных первого предударного слога после твердых парных согласных оказывается равной в количественном отношении ударному слогу:
Конечно, гласные ударных и безударных слогов не равны в физическом отношении друг другу, так как безударные гласные произносятся с меньшим напряжением и, как правило, короче по своей длительности. Иногда ослабление в произношении и редукцию обозначают с помощью особых знаков, тогда транскрипция вышеприведенных слов принимает такой вид: [нага – рука – была – бутэырбр6 т – поэт]. Нет необходимости специально обозначать краткость и ослабленность [эы], так как этот звук в русском языке встречается только в безударном положении. Физическое сходство позволяет попарно отождествить следующие звуки:
Объединение звуков [э] и [эы] в рамках выдвинутых принципов уже связано с определенного рода натяжками.
Дальнейшее построение фонетического описания русского языка без обращения к морфологическому критерию становится затруднительным и в значительной части лишенным смысла. Действительно, отождествление [э] и [эы] с помощью морфологического критерия – это элементарная операция, доступная ученику начальных классов: написание слова фонетический проверяем, сопоставляя его со словом фонетика. Взаимосвязь [э] и [эы] установлена. Надежно. Без морфологического критерия эта связь весьма неопределенна.
Тем не менее, отказавшись от морфологического критерия на первых порах, нам удалось определить тот фонетический минимум, который может получить исследователь до того, как будет вынужден обратиться к помощи морфологии. В принципе нами был реализован завет М. В. Панова о том, что «процесс изучения языковой системы схематически можно представить так: установив некоторое минимальное число фонетических фактов, используют их для определения некоторых (пока немногочисленных) схождений и расхождений на морфологическом уровне…» [Панов 1967: 27]. Именно установлению «некоторого минимального числа фонетических фактов» и была посвящена эта статья.
Подводя итоги, следует еще раз повторить тот фонетический инвентарь, который нам удалось выявить до обращения к морфологическому (шире – семантическому) критерию:
1. Выявлена система из пяти (и, э, а, у, о) или шести гласных (+ ы). Какая из этих систем больше соответствует системе языка, предстоит еще выяснить. Предварительно мы отдали предпочтение системе из пяти гласных.
2. В позиции перед гласными [а], [о], [у] выявлена система из 37 согласных единиц
В этой системе спорным является выделение в качестве самостоятельной единицы [ц]. Необходимы дополнительные доказательства ее монофонемности. В позиции перед [и] и [ы] выявлены системы из 18 единиц.
3. В качестве возможных решений выхода из «кризиса и – ы» было предложено:
а) признать особый состав согласных перед [и] и [ы] в количестве 18 единиц;
б) «расщепить» систему гласных на ы-образные ([а] – [о] – [у] – [э]) и и-образные ([˙а] – [˙о] – [˙у] – [˙э]);
в) объединить [и] и [ы] в составе одной единицы.
В качестве наиболее целесообразного было принято последнее решение, но оно носит предварительный характер.
4. Выявлены единицы, функционирующие в конце слога, в количестве 23. Установлены соответствия между согласными начала и конца слога. Ряд соответствий носит предварительный характер.