— Поэтому, девочка моя, — сказал он, — будь осторожна, держись от них подальше.
Я вышла из кабинета, Андрея нигде не увидела и подумала: "Зачем мне его искать, это некрасиво, да еще и после таких напутствий!" — и ушла домой.
Плучек зачислил меня в театр и разрешил продолжать съемки…"
На той же Киностудии имени Горького Станислав Ростоцкий работает над фильмом "А зори здесь тихие…" К 10 мая съемочная группа частично выполнила весь намеченный объем работ в павильонах и стала паковать вещи, чтобы отправиться в Карелию снимать натуру. Однако в эту поездку группа поехала без своего режиссера, поскольку Ростоцкого избрали в руководящий состав II Съезда кинематографистов СССР, который проходил в Москве 11–14 мая. Ростоцкий должен был присоединиться к коллегам после закрытия форума.
Буквально перед самым началом экспедиции успели отснять самый сложный эпизод — в бане. Как покажет будущее, этой сцене будет суждено стать самой продолжительной эротической сценой в советском кинематографе. Снималась же она следующим образом.
Поначалу все актрисы наотрез отказывались обнажаться в этой сцене полностью — только по грудь. Ростоцкому стоило большого труда уговорить их, при этом напирая больше на идейные соображения: мол, это надо для Родины, для картины. Аргументировал он так: "Убивают не только интеллект и духовность, но и тела, прекрасные женские тела. Вы же любуетесь ими в музеях". Кроме этого, Ростоцкий пообещал, что в момент съемок в бане из мужчин останутся только двое — он и оператор Вячеслав Шумский, а остальной техперсонал будет состоять исключительно из женщин.
В конце концов актрисы согласились, не зная, что там будет еще один представитель сильного пола — наладчик паросильной установки. Естественно, когда съемки начались, тот не удержался и стал подглядывать. И так засмотрелся, что на время забыл про свою установку. А когда вспомнил, было уже поздно — давление в ней поднялось выше нормы, и предотвратить взрыв оказалось невозможным. Единственное, что он успел, — это броситься в баню и заорать, что было силы: "Ложись!" Все, кто находился на съемочной площадке, рухнули на пол, и в это время раздался взрыв. Только по счастливой случайности никто тогда не пострадал. Но случился еще один скандал, связанный с банной сценой.
Как уже упоминалось, по уговору с актрисами в бане из мужчин должны были остаться только режиссер и оператор. Причем оператору следовало забраться в бочку и, не выходя из нее, вести оттуда съемку. Однако, как только женщины разделись, оператор не выдержал и нарушил договор — вылез из бочки и стал снимать моющихся с разных точек. Дисциплинированные актрисы, зная, что каждый метр пленки обходится группе слишком дорого, сделали вид, что не заметили этого нарушения. Но едва прозвучала команда: "Стоп! Снято!" — женщины дали волю своим чувствам. Они с дикими криками набросились на оператора и едва не растерзали его на части. Оператору удалось спастись только благодаря: присутствию поблизости своего коллеги и товарища Станислава Ростоцкого.
На другой столичной киностудии — "Мосфильм" — двое молодых режиссеров Александр Стефанович и Омар Гвасалия готовились к съемкам фильма "Вид на жительство" (16 апреля начался подготовительный период). Это была их первая полнометражная картина в жизни, и право работать над ней они заслужили при следующих обстоятельствах. Окончив ВГИК, режиссеры сделали дипломный фильм "Все мои сыновья", который попался на глаза выдающемуся мастеру, профессору ВГИКа, Григорию Чухраю. Картина настолько потрясла его воображение, что он с ходу пригласил ее авторов в свой коллектив (а Чухрай тогда был художественным руководителем Экспериментального творческого объединения киностудии "Мосфильм").
Окрыленные успехом, Стефанович и Гвасалия решили с ходу снять что-нибудь эпохальное. В частности, они выбрали для экранизации два произведения самого Михаила Булгакова — "Дьяволиада" и "Роковые яйца". Но главный редактор студии быстро остудил их пыл: "Задумка гениальная, но она не пройдет. Ищите другой материал". И тут судьба свела дебютантов с молодым, но уже известным сценаристом Александром Шлепяновым (это он написал сценарий фильма "Мертвый сезон"), который предложил им сделать фильм про то, как некий эмигрант, уехавший из России в 20-е годы, после долгой разлуки возвращается на родину, чтобы здесь умереть. Причем Шлепянов пригласил в качестве соавтора самого Сергея Михалкова. Однако маститый советский поэт и драматург заставил дебютантов изменить концепцию будущего фильма. Теперь в нем рассказывалось не про эмигранта, которому авторы явно симпатизировали, а про диссидента, коего следовало заклеймить позором за измену родине. Стефанович и Гвасалия вынуждены были согласиться. И главным аргументом в пользу такого решения стало то, что они надумали пригласить на главные роли в свою картину Владимира Высоцкого и его французскую жену Марину Влади. С такими актерами, думали они, их фильм из рядовой "агитки" имел все шансы превратиться в серьезное полотно. Это была бы картина о том, как затравленный советской системой диссидент бежит на Запад и встречает там свою любовь. Кроме того, присутствие двух суперпопулярных имен стало бы стопроцентной гарантией того, что фильм соберет в прокате фантастическую кассу.
На удачу авторов фильма, Марина Влади в те дни оказалась в Москве (она приехала к мужу в конце марта) и смогла вместе с Высоцким прочитать присланный сценарий. Решение сниматься они приняли вместе, руководствуясь несколькими причинами. Во-первых, им очень хотелось сыграть в кино вместе (это давало бы возможность Влади подольше гостить в Советском Союзе), во-вторых — сам материал помогал бы сделать хорошую проблемную картину. Особенно сильно хотел сниматься Высоцкий. До этого момента последней крупной работой актера была роль Бенгальского в "Опасных гастролях", съемки которого закончились еще два года назад. С тех пор актер снялся еще в двух фильмах, но в очень маленьких ролях (у С. Говорухина в "Белом взрыве" и у Л. Головни в "Эхе далеких снегов") и откровенно маялся от своей киношной невостребованности.
Рандеву с авторами фильма, на котором предполагалось утрясти все нюансы, должно было состояться в Доме творчества Болшево (27 км по Ярославскому шоссе), где Стефанович и Гвасалия дописывали сценарий. Однако чтобы туда добраться, актерам пришлось изрядно помучиться, выпрашивая разрешение на визит в самом КГБ. Дело в том, что Марина Влади была иностранкой, а дорога в Болшево проходила мимо подмосковного Калининграда, в котором располагалось предприятие по выпуску межконтинентальных ракет. В итоге Высоцкому и его супруге все-таки разрешили пересечь эту зону, но не на своем, а на гэбэшном автомобиле под присмотром водителя-майора.
Встреча в Болшеве прошла, что называется, на высоком уровне. Довольными остались обе стороны. Высоцкий буквально бурлил от переполнявших его чувств и высказал целый ряд полезных предложений (в частности, он сообщил, что специально под эту картину у него есть две песни: одна новая — "Гололед, на земле, гололед…" и одна старая — "Охота на волков", которые придадут ленте нужный настрой). Влади тоже выглядела счастливой и похвалила авторов за то, что они сумели очень правдоподобно описать нравы и быт эмигрантской жизни на Западе. В итоге стороны расстались в твердой убежденности, что в скором времени встретятся вновь и вплотную приступят к работе над картиной. Знали бы они, что их ждет впереди, наверняка не были бы столь наивными.
Поскольку КГБ с самого начала знал об этой встрече, а значит, и о планах киношников по поводу Высоцкого, он тут же предпринял соответствующие шаги с тем, чтобы не допустить осуществления этой затеи. В один прекрасный день Стефанович и Гвасалия были вызваны на Лубянку (причем не в главное здание, а в невзрачную двухэтажку на Кузнецком Мосту), где два бравых полковника устроили им настоящую головоймойку. Суть их претензий свелась к следующему: дескать, если вы хотите, чтобы ваша первая большая картина увидела свет, вы должны немедленно отказаться от приглашения на главные роли Высоцкого и Влади. Аргументы гостей по поводу того, что Высоцкий — ведущий актер Театра на Таганке, а его жена — член Коммунистической партии Франции, никакого впечатления на хозяев не произвели. Они были непреклонны и, видя, что их собеседники продолжают упорствовать, даже пригрозили серьезными проблемами в служебной деятельности. Последний аргумент сразил гостей окончательно.
Через несколько дней, когда даже заступничество Сергея Михалкова не изменило ситуации, Стефанович отправился в Театр на Таганке, чтобы лично сообщить Высоцкому неприятную новость. По словам режиссера, у актера глаза налились слезами. И он с болью и мукой спросил:
— Ну объясни мне — за что? Что я им сделал?
Что мог ему ответить Стефанович? Ничего, Ровным счетом ничего…
Забегая вперед, сообщу, что вместо Высоцкого и Влади в картину будут приглашены Альберт Филозов и Виктория Федорова.
Тем временем в мае состоялась весенняя сессия Комитета по Ленинским и Государственным премиям в области литературы, искусства и архитектуры при Совете Министров СССР. Комитет обычно собирался два раза в год: весной и осенью. На первой сессии происходил предварительный отбор, а осенью (в октябре) — окончательный. После осеннего голосования списки лауреатов шли на подпись в правительство, а 7 ноября, в праздник Великого Октября, происходила публикация постановления.
Так вот, в мае 71-го по линии кино на соискание Госпремий были выдвинуты следующие фильмы: "Не горюй!" Георгия Данелии, "Влюбленные" Эльера Ишмухамедова, "Белое солнце пустыни" Владимира Мотыля, "У озера" Сергея Герасимова и "Обвиняются в убийстве" Бориса Волчека. Если бы по этим фильмам происходил всенародный опрос, то, без всякого сомнения, в лидеры выбился бы фильм Владимира Мотыля, который за полгода собрал на своих сеансах 28 миллионов зрителей и был продан в 23 страны. Однако у членов секции кино и театра было совсем иное мнение. Но расскажем обо всей по поря