На тех кишиневских концертах (а их было три) Высоцкий исполнял как старые, так и совершенно свежие песни, вроде двухсерийной "Чести шахматной короны". По словам того же Дыховичного, публика на ней чуть ли не умирала от смеха. На этих же концертах ушлые спекулянты торговали самодельными портретами Высоцкого по рублю за штуку, которые улетали в мгновение ока. Дело в том, что Бюро кинопропаганды с недавних пор прекратило выпускать портреты Высоцкого по приказу, спущенному сверху. Поэтому любое печатное изображение певца ценилось на вес золота. Помню, я сам буквально с ног сбивался в поисках таких портретов опального артиста, однако даже в Москве их достать было трудно. Зато фотографий других артистов в любом киоске "Союзпечати" было что грязи: плати 8 копеек — и хоть стены в доме обклеивай.
Вообще, коллекционирование актерских портретов в те годы было очень популярно среди населения и практиковалось если не в каждой семье, то в каждой третьей — точно. Особенно грешили этим представительницы слабого пола, хотя и среди мужского населения любителей подобных открыток тоже хватало (ваш покорный слуга тоже входил в их число — моя коллекция, начатая еще в начале 70-х, хранится у меня до сих пор). Поэтому по мере роста спроса на такие открытки Бюро кинопропаганды с каждым разом увеличивало их количество, фотографируя по пятому-шестому разу звезд старых, а также запуская в народ изображения звезд молодых, многие из которых массовому зрителю были даже не знакомы. В те апрельские дни в газете "Вечерняя Москва" был помещен фельетон В. Полякова "Талон на популярность" как раз на эту тему. Приведу лишь отрывок из него:
"Понятно, когда выпускаются из печати и выходят в свет открытки с портретами выдающихся/ или даже просто талантливых киноактрис и киноактеров, снискавших любовь зрителей исполнением заглавных ролей в завоевавших успех фильмах. Это естественно. Зрители с удовольствием приобретают эти открытки, им приятно иметь их у себя дома.
Но когда выпускаются навалом открытки с портретами киноактеров, ничем не проявивших себя или сыгравших довольно посредственно в одном-двух проходных фильмах, — это не нужно ни зрителям, ни этим актерам. Это по меньшей мере нескромно.
И стоят покупатели у журнального киоска, рассматривают с недоумением портреты задумчивых или улыбающихся девиц и спрашивают у киоскерши:
— Скажите, пожалуйста, кто это?
— Это киноактриса Тюкина.
— А в какой картине она играла?
— Понятия не имею. Кажется, на обороте напечатано… Вот: "Сухумские ночи" и "Моя турбина".
— А были такие картины?
— Раз напечатано, значит, были. Неловко. Честное слово, неловко.
И, может быть, это очень хорошие девушки и способные актрисы, и очень даже вероятно (я желаю им этого!), что они в скором времени станут выдающимися звездами кинематографа. Но преждевременно торговать их портретами и устраивать вечера их воспоминаний. И творческие отчеты…"
24 апреля закончился визит Генри Киссинджера в Москву. Однако за несколько часов до отлета гость внезапно пожелал встретиться с послом США в Москве Джекобом Бимом (как мы помним, последний даже не знал об этом вояже). Встреча была обставлена по всем канонам детективного жанра. Завотделом США МИД СССР Корниенко позвонил послу и договорился с ним о встрече с глазу на глаз возле здания МИД на Смоленской площади. Бим четко выполнил просьбу: приехал точно в срок и один. Далее Корниенко попросил его пересесть из своего посольского лимузина в мидовскую "Волгу", после чего повез на Ленинские горы. Там, в правительственном особняке, Бим встретился с Киссинджером и министром иностранных дел СССР Громыко. Говорят, когда посол вошел в кабинет и увидел там советника президента, у него на какое-то время отнялся язык. Но затем, совладав с собой, он подошел к Киссинджеру, пожал ему руку и сказал:
— Зная о вашей любви к скрытности, я, наверное, должен был бы догадаться, что встречу здесь именно вас.
25 апреля получила свое дальнейшее развитие история с призывом в армию Никиты Михалкова. Как мы помним, 7 апреля сам гендиректор "Мосфильма" Сизов отправил на имя министра обороны А. Гречко письмо с просьбой отсрочить призыв Михалкова на год. И вот был получен ответ, в котором просьба Сизова была вежливо отклонена. В письме сообщалось, что "Михалкову 21 октября 1972 года исполняется 27 лет, таким образом, предоставление ему отсрочки от призыва на один год или зачисление его в запас будет являться нарушением статьи 37 Закона СССР "О всеобщей воинской повинности" (текст упомянутой статьи гласил, что призывники, не призванные по различным причинам в Вооруженные Силы в установленные сроки, призываются на действительную военную службу до достижения ими 27-летнего возраста).
Далее послушаем рассказ соавтора и приятеля Михалкова сценариста Э. Володарского:
"Для Никиты это было ударом страшным. Он кинулся даже не к отцу, а к Бондарчуку: "Сергей Федорович, помогите". На что Бондарчук так ехидно улыбнулся: "А что ж ты к отцу не пошел?" — "Да что к отцу идти? Мне еще хуже будет". И "Бондарь" позвонил. И думаю, что он не тому человеку позвонил. Он позвонил начальнику Генштаба. А тот то ли не любил Сергея Михалкова и всю семью в целом, бог его знает, но он как заорет: "Что? Да я его упеку на край земли!" И Никита загремел на флот на Камчатку. Над ним издевались страшно, сортиры заставляли драить. Конечно, для всех было удовольствием — приехал сам Михалков. "Я шагаю по Москве" вся страна видела: "Ну, ты теперь у нас по сортиру пошагаешь!"
29 апреля в Бабушкинском детдоме столицы стало на одного воспитанника меньше — одна из матерей забрала домой двухлетнего сына Володю Селиванова. Вообще эта история из разряда "мыльных опер". Володя родился в городе Гагарине Смоленской области и оказался нежеланным ребенком: его рождения не хотели ни молодая мать, ни отец. Последний даже поставил условие: либо я, либо ребенок. Девушка выбрала первое: чтобы парень ее не бросил, она отвезла мальчика в Бабушкинский детдом столицы. Но отношение непутевого папаши к своей возлюбленной лучше не стало: вскоре он ее оставил. Но даже после этого мать не стала забирать сына обратно и вполне обходилась без него. Так, продолжалось два года. А тут в апреле 72-го нерадивая мамаша отправилась с подругами в кино на фильм "Офицеры" и внезапно узнала в годовалом мальчике, игравшем внука Алексея Трофимова (актер Георгий Юматов), своего сынишку. Говорят, девушка так расчувствовалась, что тут же в кинотеатре и разрыдалась. И через несколько дней забрала сына из детдома.
Съемочная группа фильма "Большая перемена" готовится к выезду в экспедицию — ей предстоит поездка в Ярославль, где будет сниматься часть натурных эпизодов. А пока 30 апреля, в последний день перед отъездом, были отсняты эпизоды в декорации "класс", где впервые появились два новых исполнителя: Ролан Быков (Петрыкин) и Ирина Азер (Люська). В тот день сняли эпизод, где Петрыкин и Люська прибегают в 9-й "А" и сообщают, что пропал Генка Ляпишев. При этом Нестору Петровичу вручается записка, которая наталкивает присутствующих на мысль, что Ляпишев, вполне возможно, покончил с собой. Однако в следующую секунду дверь класса отворяется, и туда вбегает живой и невредимый Ляпишев. Как часто бывает в кино, кадры, где показаны лица довольных соучеников Ляпишева, отсняли два дня назад.
В конце апреля из Кишинева в столицу вернулся Высоцкий. 30 апреля он был приглашен своим коллегой по театру Борисом Хмельницким к себе домой на дружескую вечеринку. Был там и Валерий Золотухин, который по этому поводу в своем дневнике оставил следующую запись:
"Поехал к Хмельницкому, где они с Володей приготовили пир. Мы договорились, когда в Жуковск ездили с "Добрым" (имеется в виду поездка в город Жуковск со спектаклем "Добрый человек из Сезуана". — Ф. Р.). Хмель сделал все сам: травки всякой накупил, утку с яблоками всю пожег, а яблоки в угли обратил, но зато сам… Окружен он был манекенщицами, под стать только ему — под потолок. У Высоцкого от такого метража закружилась голова, и он попросил никого не вставать. Досидели опять до четырех.
Мне было хорошо. Вовка много пел, и я вякал. И дома скандала не было — это редкий случай в моей практике…"
В тот же день в 18.00 по московскому времени по ТВ из Белграда транслировался отборочный матч 1/4 финала чемпионата Европы по футболу между сборными Югославии и Советского Союза. Игра завершилась сухой ничьей 0:0, что для нашей сборной равнялось успеху. Ответный матч должен был состояться две недели спустя в Москве.
В заключение главы, как обычно, — столичная афиша развлечений. Начнем с кино. 17 апреля на широкий экран вышли сразу два фильма: советско-монгольский "Слушайте, на той стороне", посвященный событиям на Халхин-Голе, и белорусский "Рудобельская республика" — про то, как отряд красноармейцев в 18-м году защищал от натиска неприятеля деревню Рудобелку. 19 апреля в кинотеатрах столицы начал демонстрироваться двухсерийный фильм таджикского режиссера Бориса Кимягарова "Сказание о Рустаме" — экранизация поэмы А. Фирдоуси "Шахнаме". Однако гвоздем сезона, безусловно, стала премьера фильма Владимира Бычкова "Достояние республики", который вышел в широкий прокат 28 апреля. Украшением фильма стал звездный дуэт Андрей Миронов — Олег Табаков: первый играл весельчака и повесу, бывшего придворного учителя фехтования Маркиза, второй — сотрудника Петроградского УГРО Макара Овчинникова. Фильм проходил по категории "детское кино", однако его с удовольствием смотрели и взрослые. Миронов исполнил в фильме две песни композитора Евгения Крылатова на стихи Юрия Энтина: "Песенка о шпаге" ("Вжиг, вжиг, вжиг — уноси готовенького…") и "Этот город". Первой суждено будет стать всенародным шлягером.
Из зарубежных премьер упомяну одну: фильм американского режиссера Сиднея Поллака с непривычно длинным для советского зрителя названием "Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?" с Джейн Фондой в главной роли. Картина пока идет нешироким экраном, а в течение нескольких дней (26–29 апреля) демонстрируется во Дворце спорта в Лужниках. Ажиотаж вокруг нее огромный, билетов в кассах не достать, а у спекулянтов они идут по "червонцу" (10 рублей) при официальной цене 50 копеек. И даже эти билеты отрывали, что называется, с руками, поскольку молва о фильме гуляет