Поскольку простаивать было накладно, решили снимать те эпизоды, где его герой не участвовал. Так, 2 ноября сняли несколько мизансцен, где Мизандари выясняет отношения с женой Палишвили (Микаэла Дроздовская). К сожалению, эти сцены в окончательный вариант фильма не войдут.
В тот же день в газету «Труд» было направлено письмо от ветерана партии, члена КПСС с 1926 года, Р. Лерт. Не стал бы упоминать об этом факте (мало ли писем приходило в те годы в газеты), если бы не одно «но»: старая партийка в своем послании брала на себя смелость защищать академика Андрея Сахарова, которого «Труд» в своем политическом фельетоне от 28 октября под названием «Хроника великосветской жизни»- припечатывал к позорному столбу как отщепенца и наймита капиталистов, а его жену упрекал в том, что она сделала себе глазную операцию не на родине, а в Италии (операция состоялась 3 сентября). Между тем защищать Сахарова в те годы было крайне опасно: иным за это могли испортить карьеру, а иных и вовсе на тот свет отправить (вспомним случай с академиком Дмитрием Лихачевым, которого только чудо спасло от смерти). Приводить весь текст весьма обширного письма я не стану, ограничившись лишь избранными местами:
«То, что напечатано в вашей газете, — не полемика. И никакая не «идеологическая борьба». Это просто ушат грязи, обдуманно вылитый на голову чистого, честного и гуманного человека, который «поднял голову от научных расчетов, огляделся и усмотрел общую неустроенность дел человеческих».
Вот за это вы и ненавидите его и поливаете грязью. Сидел бы за своими научными расчетами и не нарушал бы монополию: говорить о «неустроенности дел человеческих» положено только вам — и только то, что приказано…
Вы осмеливаетесь упрекать Сахарова в том, что, будучи 1921 года рождения, не принимал участия в войне, а «продолжал спокойно получать образование». Да где была бы сейчас наша страна, если бы в мясорубку войны были брошены все ученые и вся студенческая молодежь?.. Вот в «Книжке партийного активиста» я читаю биографии членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС. Это — высший штаб нашей страны. Двадцать два человека. Почти все — участники Великой Отечественной войны; большинство значительно превосходят А. Д. Сахарова по возрасту. Однако среди двадцати двух я насчитала четырех человек сахаровского поколения, которые на фронте не были и в войне не участвовали. Одному из них в 1941 году исполнилось 23 года, другому — 24, двум по 27 лет. Возраст, как мы видим, самый цветущий, призывной. Все они, конечно, в годы войны работали или учились. Как ни относиться персонально к каждому из них, но чье-либо утверждение, будто эти люди «по склонностям своим не торопились разделить героическую судьбу своего поколения», справедливо рассматривалось бы как бессовестная клевета. А в отношении Андрея Дмитриевича Сахарова бессовестная клевета, значит, допустима?.. У вас поворачивается язык упрекать в продажности человека, который всю свою Ленинскую премию (сто тысяч рублей) отдал на строительство онкологического центра в Москве…
Кончаю тем же, чем начала: стыдно. Мне — стыдно вдвойне: я — член того же Союза советских журналистов и той же партии, что и редактор «Труда».
На «Мосфильме» продолжаются съемки фильма «Мимино». Поскольку Фрунзе Мкртчяна по-прежнему не отпускают из театра, приходится снимать эпизоды без его участия. Так, 4 ноября в 6-м павильоне снимали сцену, где Мизандари приходит на квартиру супругов Синицыных (Владимир Басов и Валентина Титова), чтобы те помогли ему устроиться в Москве. Они выбивают ему номер в гостинице «Россия», а после его ухода недоумевают: кто это такой? Смешной эпизод.
5 ноября в Кремлевском дворце съездов состоялось торжественное заседание, посвященное 59-й годовщине Октябрьской революции. С большим докладом выступил член Политбюро Федор Кулаков. Между тем за несколько минут до начала заседания случился любопытный инцидент между Брежневым и Подгорным. Невольным его свидетелем стал тогдашний заместитель генерального директора ТАСС Евгений Иванов. Он вспоминает:
«Мне поручили написать отчет о торжестве. За кулисами перед выходом на сцену — полумрак, тишина. Пропущенный охраной к телам «всех святых», я с блокнотиком пристроился за одной из кулис так, чтобы меня не было видно. Стою в ожидании, чтобы «отчекрыжить» в своей рабочей заготовке прежде всего членов Политбюро. Остались буквально считаные секунды до появления за кулисами членов президиума торжественного заседания. Тишина. И вдруг до моих ушей доносится знакомый голос Подгорного, с которым я также ездил в командировки, общался, разговаривал. Тихо, но и не шепотом он говорил Брежневу, который чуть недослышивал, буквально следующее: «Леонид Ильич, вот сейчас опять будут славословия, в твой адрес. Мы же сами против культа. Тебе стоит только встать и сказать, чтобы это прекратилось». Я оторопел, не часто услышишь такие откровенные советы друг другу хозяев Кремля. Собеседники меня не видели, и я, замерев как вкопанный, весь отдался слуху: каким будет ответ? Но ответа не последовало. Брежнев промолчал и, не проронив ни слова, тяжело пошел на сцену, в президиум.
Я пребывал в некоем стрессовом состоянии. То, что Подгорный озвучил Ильичу, народ говорил тогда почти открыто. Но одно дело услышать такое от соседа по площадке или в пивной очереди, а другое — от главы государства…»
В субботу, 6 ноября, в регулярном чемпионате страны по футболу (осенний турнир) определился досрочный чемпион — им стала столичная команда «Торпедо», которая в тот день выиграла 1:0 у динамовцев из Тбилиси. Победный гол на 16-й минуте забил Евгений Храбростин. Набрав 20 очков, торпедовцы стали недосягаемы для своих ближайших конкурентов — футболистов киевского и тбилисского «Динамо», львовских «Карпат». Золотой состав «Торпедо» выглядел следующим образом: А. Зарапин, Круглов, С. Пригода, Н. Худиев, В. Бутурлакин, Ю. Миронов, В. Белоусов, В. Юрин, В. Филатов, В. Сахаров, В. Сучилин, А. Дегтярев, С. Петренко, С. Гришин, Е. Храбростин, А. Беленков, Ю. Сарайкин; тренер — В. Иванов.
7 ноября на Красной площади состоялся традиционный военный парад. Принимали его, как и положено, члены Политбюро, выстроившиеся на трибуне Мавзолея. Парад продлился два часа. На улице было морозно, поэтому, чтобы руководители государства не замерзли, им включили обогреватели (они располагались под трибуной), накрыли неподалеку столы с горячей закуской (члены Политбюро подходили к столу поодиночке и таким образом грелись). Но главный «сугрев» начался после парада — в банкетном зале Кремля. Там, под икорку и балычок, членам Политбюро был показан концерт, в котором принимали участие сплошь звезды советской эстрады. Но были среди них и дебютанты: например, ленинградская певица Ирина Понаровская, которая удостоилась чести быть приглашенной туда после своего недавнего успеха на фестивале в Сопоте. Певица ехала в Москву на крыльях радости, а уезжала, глубоко оскорбленная. Впервые она воочию увидела, что такое петь перед жующей публикой, причем не простой, а самой высокопоставленной. Концерт завершился в половине третьего дня, после чего всех артистов скоренько выпроводили восвояси, даже не накормив. Понаровской сунули билет на «Красную стрелу», который отбывал из столицы… глубокой ночью. В итоге в течение семи часов она просидела на вокзале, продрогшая и голодная. С тех пор она дала себе зарок никогда больше не выступать на подобных мероприятиях.
Те праздничные дни принесли огорчение и другой советской певице — Алле Пугачевой. Вечером 7 ноября по ЦТ был показан праздничный «Голубой огонек», в котором она исполнила две песни: одну из телефильма «Ирония судьбы» (ей подпевала Барбара Брыльска) и одну новинку — песню «Ты любил, и я любила». Что было потом, вспоминает сама певица:
«Выступив на «Огоньке», я сделала промах. Алексей Зубов написал отличную аранжировку в стиле регтайма: самой интересно, но выходить с этой песней на многомиллионную аудиторию, думаю, было преждевременно. На следующий день спрашивала знакомых: «Ну как?» Они отвечали: «А что, ничего, ты была в порядке, прическа эффектная». — «А песня-то как?» — «А ты какую пела?» Вот это меня просто подкосило. Певица имеет право на телевизионное выступление, когда есть полная уверенность, что запомнят не ее прическу, а ее работу. А то появилась Пугачева, телезритель зовет соседа: «Вась, твоя поет». Вася садится перед телевизором и отмечает: она сегодня в новом платье (или, допустим, похудела). Разве это в пользу исполнительницы? Вот если Вася, или Петя, или, точнее, миллионы зрителей послушают и улыбнуться радостно, а может, завздыхают — значит, что-то хорошее, личное вспомнили… Но главное — забудут, как выглядела певица, зато назавтра станут говорить: «Песня-то вчера была какая задушевная…»
Кроме Пугачевой, в том «Огоньке» также выступили: София Ротару, Юрий Богатиков, Юрий Гуляев и др. Зарубежную эстраду представила Мирей Матье, которая на борту легендарного крейсера «Аврора» спела песню про Октябрьскую революцию. Гостями передачи были также две дочери чилийского коммуниста Луиса Корвалана: Вивиана и Мария-Виктория.
10 ноября в Ленинграде на 51-м году жизни умер писатель Виктор Курочкин. Придя в большую литературу в 50-е годы, он за два десятилетия написал несколько книг. Однако самой блистательной из них стала повесть «На войне как на войне» — о фронтовых подвигах танкистов-самоходчиков (сам Курочкин в 40-е закончил самоходное училище). В конце 60-х режиссер Леонид Трегубович снял по этой повести фильм, который по праву вошел в сокровищницу отечественного военного кинематографа. К несчастью, в дни, когда снимался фильм — в 68-м, — Курочкин попал в беду. Однажды, возвращаясь из гостей, он был остановлен милицейским патрулем. Стражи порядка, придравшись к подвыпившему писателю, затолкали его в «воронок» и отвезли в отделение. Там Курочкина избили. Да так жестоко, что у него случился инсульт. И хотя врачам удалось спасти писателю жизнь, однако вернуть ему полноценное здоровье было уже не в их силах. Как напишет в своем дневнике Федор Абрамов: