итетный, грамотный, знающий свое дело, оперативный и энергичный работник. Умел из большой массы вопросов выбрать главное. Был довольно крут, но справедлив».
В феврале 1956 года Круглов был снят с поста министра внутренних дел и отправлен работать совсем в иную сферу — его назначили замминистра строительства электростанций. Через год его отправили руководить Кировским экономическим административным районом. При Хрущеве ему жилось несладко: сначала Круглову урезали пенсию — с 280 рублей аж до 40, а в 1960 году исключили из партии за былые грехи (участвовал в выселении жителей из. Чечено-Ингушетии в 1944 году). И только когда к власти пришел Брежнев, бывший нарком вздохнул свободнее: хотя в партии его не восстановили, но пенсию назначили почти прежнюю — 210 рублей. Весь последний отрезок жизни Круглов добивался восстановления в рядах КПСС, но все его попытки оказались тщетными. Круглов погиб нелепо: переходя ж/д пути, не заметил впереди идущего поезда. Смерть наступила мгновенно. Какое-то время в народе ходили слухи, что эта смерть была неслучайной: дескать, кто-то из обиженных Кругловым чеченцев или ингушей решил таким образом свести с ним счеты и толкнул под поезд. Однако официального подтверждения эта версия не нашла.
Тем временем на одном из военных полигонов под Каунасом режиссер «Мосфильма» Андрей Малюков вот уже неделю (с 1 июня) снимает натурные эпизоды фильма про десантников «В зоне особого внимания» (объект «городок ВДВ»). На тот момент в советском кинематографе уже было снято достаточно фильмов про армию, но к ратному труду десантников киношники обращались впервые. До этого героями армейских картин были представители каких угодно родов войск — матросы, летчики, танкисты, — но только не служащие ВДВ. Молодой режиссер Андрей Малюков решил этот пробел восполнить. И под патронажем легендарного главкома десантных войск (1954–1959, 1961–1978), Героя Советского Союза Василия Маргелова (мы помним, что сами воздушные десантники расшифровывали аббревиатуру ВДВ как: Войска Дяди Васи) приступил к съемкам первого «вэдэвэшного» фильма. Как мы теперь знаем, кино получится удачное. Советская молодежь и до этого всеми силами рвалась служить в ВДВ, а после выхода в прокат творения Малюкова число желающих стать воздушными десантниками увеличится в геометрической прогрессии.
Между тем продолжается слежка КГБ за Александром Огородником-Триононом. Как мы помним, в середине мая он, прихватив с собой свою невесту Ольгу, отправился погреть косточки на юг — сначала в Сочи, потом в Грузию. Вместе с ним КГБ отправил в качестве соглядатая своего агента В. Гречаева, который работал в тесном контакте с местными коллегами-чекистами. В процессе «наружки» за Огородником выяснились любопытные вещи. Например, он периодически делал какие-то конспиративные записи и тут же уничтожал черновики, проявлял явное недоверие к своей невесте, тайно читая ее письма домой. Последнее обстоятельство выглядело странным, если учитывать, что на 5 августа у них была назначена регистрация брака в Москве.
В Тбилиси у Огородника оказалось довольно много хороших знакомых еще по совместной работе по линии Комитета молодежных организаций, которые теперь занимали высокие посты в ЦК КП Грузии. Эти люди встретили старого приятеля по-кавказски радушно: поселили в лучшей интуристовской гостинице «Иверия», возили его на экскурсии по городу на машинах со спецсигналами, брали с собой в элитные рестораны. Огородник при этом вел себя как Хлестаков: представлялся советским разведчиком, работающим за границей, а, в Грузию приехавшим отдохнуть. Ему, как ни странно, верили. Кстати, любимым героем Трио-нона был… Штирлиц из «Семнадцати мгновений весны». Он знал чуть ли не наизусть фильм Татьяны Лиозновой, а также прочитал все книги Юлиана Семенова про этого героя.
В начале июня Огородник и Ольга отправились для продолжения отдыха в Батуми. По дороге туда в поезде произошел неприятный инцидент, который мог разоблачить чекистов перед Огородником. А случилось вот что. Поскольку поблизости от железной дороги проходила турецкая граница и чекисты опасались, что их объект может драпануть за кордон, следить за ним выделили сразу несколько человек. Но в какой-то из моментов они потеряли Огородника из поля своего зрения. Тогда один из чекистов обратился к проводнице с вопросом, не видела ли она, куда подевался интересующий его гражданин. А поскольку выглядел чекист непрезентабельно — куцая одежонка, шрам на щеке, — то проводница сочла его за преступника (двумя днями ранее в этом поезде было совершено два дерзких ограбления) и поспешила поделиться этим разговором с Огородником. Тот, естественно, насторожился и попытался выяснить у батумских товарищей подоплеку этого инцидента, но те уже были предупреждены чекистами и сумели отвести от него подозрения, заставив Огородника поверить в то, что незнакомец мог быть одним из тех грабителей, что орудовали в этом поезде двумя днями ранее.
Во вторник, 7 июня, Огородник и Ольга посетили Новый Афон, где сфотографировались на фоне древнего монастыря, прикрытого мощными кипарисами и субтропическими пальмами. Оба на фото выглядели счастливыми: улыбающиеся лица, загорелая кожа. Никто из них в тот момент даже не мог себе представить, что этот снимок станет последней их совместной фотографией. Что одному из них осталось жить считаные дни, а другая навеки проклянет это знакомство. Впрочем, не будем забегать вперед.
Андрей Макаревич со товарищи в те дни тоже рванули на юга — отдыхать, а заодно и вкалывать в качестве музыкантов на танцульках. Вспоминает сам лидер «Машины времени»:
«Когда в начале июня мне позвонил какой-то массовик-затейник и сообщил, что нас ждут в такой-то точке Кавказа, в таком-то пансионате с такого-то числа, — я лично принялся считать дни до отъезда. Дальше случилось непредвиденное — на южной станции нас никто не встретил. Чувствуя неладное, но не теряя надежды, мы поймали грузовик, закидали туда колонки и с большим трудом отыскали в темноте южной ночи нужный нам пансионат, где нам хмуро сообщили, что массовик такой-то в отъезде, а оркестр для танцев у них уже есть. На чем беседа и закончилась.
Ночевали мы на лавочках того же пансионата, — стараясь во сне прикрывать какой-либо частью тела часть аппарата, стоявшего тут же. Утром на оставшиеся деньги были куплены яблоки, и мы с Легасовым двинулись вдоль побережья в поисках работы. Баз отдыха и пансионатов вокруг располагалось хоть отбавляй. К сожалению, все они уже имели своих музыкантов.
Прошагав целый день и вдоволь наунижавшись, мы набрели на палаточный лагерь в поселке Джубга. Не помню, какому ведомству он принадлежал. Кажется, МВД. Во всяком случае, начальник лагеря в недавнем прошлом был начальником совсем другого лагеря, о чем нам сразу сообщили. Но музыкантов у них не было. К счастью, наше название, уже вызывавшее трепет в хиппово-студенческой среде, оставалось еще совершенно неизвестным административной прослойке Черноморского побережья, и нас взяли на неопределенный испытательный срок. Очень скоро зав. культсектором лагеря (он же баянист-затейник) почувствовал, что совершена крупная идеологическая ошибка. «Опять одни шейки! — в ужасе кричал он после очередных танцев. — Слишком много шейков!»
Мы попробовали перейти на блюзы, но сметливый работник культуры справедливо заметил, что блюз — тот же шейк, только медленный. По побережью шныряли разного рода комиссии — проверить идеологически-художественный уровень отдыха трудящихся, а заодно выпить и отдохнуть, и баянист понимал как лицо ответственное, что его южная жизнь висит на волоске…»
Продолжаются съемки фильма «Фронт за линией фронта» под Вышним Волочком. 10 июня в одном из эпизодов вновь предстояло сниматься Евгению Матвееву, а его никак не могли найти. Плюс к этому он еще зачем-то понадобился самому председателю Госкино Ермашу, который буквально рвал и метал: найдите мне Матвеева! Это задание поручили директору картины Борису Криштулу. Тот бросился в местное КГБ, поскольку силами съемочной группы народного артиста найти не удалось. Чекисты же, которые были прекрасно осведомлены о том, кто курирует съемки фильма — сам Цвигун! — рьяно подключились к поискам Матвеева. И вскоре тот был найден в каком-то гостеприимном доме. Но вид у него был тот еще — как после долгого запоя. Как вспоминал Криштул: «Я искренне пожалел, что он сбрил бороду — она бы хоть пол-лица скрыла…» Снимали Матвеева два дня — 10 и 11 июня.
Ваш покорный слуга в те дни был погружен совсем в иные хлопоты — наша семья переезжала на новое место жительства. Закончилось наше 12-летнее проживание на улице Казакова, и теперь нас ждала трехкомнатная квартира в новом доме на Ясеневой улице в Орехово-Борисово. Событие, в общем-то, волнующее, но я особенного восторга почему-то не испытывал. Грустно было уезжать из старой Москвы, покидать школу, друзей, с которыми съел не один пуд соли. И хотя дом, в котором мы жили все эти годы, буквально разваливался от старости (ему было больше ста лет), но все равно для меня он был гораздо роднее, чем новая панельная коробка в спальном районе на окраине Москвы.
Наш переезд состоялся в субботу, 11 июня. Отец с грузчиками, помогавшими грузить нам мебель и вещи, добирался до нового места на грузовике, а я с матерью и двумя братьями доехал до Ясеневой на перекладных — то бишь сначала на метро до станции «Каширская», а оттуда на автобусе № 148. Помнится, пока ехал, всю дорогу ужасался: ну и занесло же нас к черту на рога. Ужас достиг еще больших масштабов, когда мы добрались до места нашего нового обитания: местность возле дома представляла из себя сплошное месиво из грязи. До подъезда мы ковыляли по деревянным мосткам, проложенным прямо в лужах грязи. Все вокруг казалось таким страшным и неблагоустроенным, что даже не верилось, что когда-нибудь здесь сумеют навести порядок. Не придала энтузиазма и наша новая квартира: хоть и было в ней три комнаты, но убивали размерами потолки (в доме на Казаковке они были трехметровыми), кухня, а коридора как такового вообще не было (а в коридоре нашей коммуналки мы с братьями гоняли в мини-футбол!). Короче, никакой радости от переезда я не испытал.