ялись сделать обезболивающий укол — была опасность серьезно повредить ногу. Даль сообщил коллегам, что доиграет спектакль, поскольку замены ему не было. И доиграл так, что после его завершения никто из коллег даже не вспомнил, что случилось полтора часа назад с Далем и что его нужно отправить в Склифосовского. Актера отправили отлеживаться домой. А жил он тогда на даче Шкловских в Переделкине (они вернулись туда с женой сразу после примирения).
Вспоминает Е. Даль: «Я поджидала Олега у калитки. Он с трудом вышел из такси и, хромая, пошел рядом со мной. Я спросила, что случилось. Он ответил: «Сначала футбол». (По телевизору был матч, Олег футбол любил и относился к нему серьезно.) С трудом поднявшись по лестнице на второй этаж, он пристроился на диване. В перерыве матча он рассказал, что во время спектакля каким-то образом рант сапога попал в щель сценического пола. Олег сделал резкий поворот. Весь корпус и нога до колена повернулись, а нога ниже колена осталась в неподвижности. Было ощущение, что по ноге хлынуло что-то горячее. Он доиграл сцену, сумев передать за кулисы о случившемся…
Когда Олег показал ногу, мы пришли в ужас. Дело было поздним вечером, за городом, без телефона. Я забила тревогу, но Олег уговорил меня и всех, что можно подождать до утра. Он умел убедить в чем угодно. Утром с первого этажа, где жил писатель Алим Кешоков с телефоном, дозвонились до поликлиники Литфонда. Отправились туда. Там выяснилось, что у Олега повреждена коленная суставная сумка. Потом была операция в ЦИТО, на которой я присутствовала. Из колена выкачивали жидкость при помощи шприца. Во время всей операции Олег весело улыбался мне. Домой я привезла его загипсованного от бедра до ступни…».
На следующий день в «Современнике» должен был идти очередной спектакль с участием Даля — «Двенадцатая ночь», где он играл Эгьюнчика. Даль специально послал в театр жену, чтобы она рассказала о случившемся и попросила заменить спектакль другой постановкой. Но, приехав на Чистые пруды, Елизавета узнала, что руководство театра, вместо того чтобы отменить или заменить спектакль, уже назначило на роль Эгьюнчика другого исполнителя — Константина Райкина. Когда Даль об этом узнал, его возмущению не было предела. А тут еще Шкловский подлил масла в огонь: «Далик, милый, они должны теперь ползти сюда на животе и просить у тебя прощения. А иначе уходи к чертовой матери из этого театра».
С большим скрипом продвигаются дела на съемочной площадке фильма «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», который на «Мосфильме» снимает Александр Митта. На студии были воздвигнуты большие декорации «дом графа» и «изба Ибрагима», однако съемки в них начать никак не удавалось по вине одного из исполнителей — Владимира Высоцкого. Как мы помним, во время гастролей в Ростове-на-Дону у него случилось обострение почечной болезни, из-за чего были сорваны несколько съемочных дней. А с 16 октября Высоцкий взял больничный и лег в клинику почти на две недели.
Пока Высоцкий лечился, съемочная группа «Арапа» не простаивала — снимала эпизоды с участием других актеров, готовила к съемкам новые сцены. В частности, в те дни проходили репетиции будущей дуэли арапа с графом из пролога фильма. Эту сцену ставили профессиональные рапиристы: мастера спорта Александр Литов, Петр Ренский, Давид Тышлер и др. Однажды на площадке произошел забавный эпизод. Митта, который внимательно наблюдал за тем, как рапиристы ставят бой, в один из моментов решил вмешаться в процесс. «Вы бьетесь как-то без темперамента!» — обвинил режиссер консультантов и, отодвинув в сторону рапириста, дублирующего Высоцкого, встал на его место с рапирой в руках. «Вот как надо играть», — воскликнул Митта и стремглав бросился по графской лестнице наверх. Однако впереди его поджидала досадная неудача: Литов, игравший слугу, сумел отбить копьем его выпад, и Митта, круша перила лестницы, кувырком полетел вниз. К счастью, у кого-то из группы хватило ума постелить с той стороны, куда упал режиссер, толстые маты и его приземление завершилось вполне благополучно.
На «Ленфильме» продолжаются съемки фильма «Старший сын» — там снимают натуру. Происходит это под Ленинградом, на Ржевке, где руками умелых декораторов старый барак превращен в дом Сарафанова. Правда, есть одно неудобство — на дворе уже ударил мороз, а актерам приходится сниматься по-летнему. Например, на Михаиле Боярском брюки да рубашка (на Караченцове хотя бы свитер, а Крючкова кутается в шаль).
А в жизни молодых меломанов Советского Союза произошло знаменательное событие: в субботу, 25 октября, в газете «Московский комсомолец» появилась новая рубрика «Звуковая дорожка» (название придумал поэт Александр Аронов, за что удостоился от руководства газеты премии в сумме 3 рублей). Сегодняшний молодой читатель может возразить: мол, эка невидаль! И будет не прав. Это сегодня о популярных исполнителях пишут все, кому не лень, а в те годы даже приличной фотографии той же Аллы Пугачевой, не говоря уже о «Машине времени», достать было практически невозможно. А уж о статьях и говорить не приходится — если про Пугачеву что-то писали, то про «Машину» и другие рок-группы отечественного и зарубежного розлива отечественная пресса хранила партизанское молчание, считая рок-музыку тлетворным влиянием Запада (в «Комсомолке» существовала рубрика «Наша дискотека», но она выходила крайне редко и выглядела куце). Вот почему появление «ЗД» в официальном печатном органе МК и МГК ВЛКСМ было встречено молодежью с нескрываемым изумлением вперемешку с восторгом. И хотя первый выпуск «ЗД» оказался не самым убойным (краткий обзор новых грампластинок, заметка про новый диск Анны Герман), однако лиха беда начало: даже этот номер газеты разлетелся среди меломанов в считаные часы. Отныне «ЗД» будет выходить каждые две недели.
Олег Даль с загипсованной ногой продолжает коротать время на даче Шкловских в Переделкине. За те несколько дней, что он находится на больничном, из родного «Современника» его приехали навестить всего лишь один раз двое коллег: актрисы Марина Неелова и Тамара Дегтярева. Кроме них, ни один «современниковец» к нему больше не заглянул. Таким образом смысл поговорки про то, что «друзья познаются в беде», Даль сполна осознал на собственном примере.
В эти же дни в КГБ завертелось дело, которому совсем скоро суждено будет найти свое отображение в литературе и кинематографе. Речь идет о «деле Трионона», по которому Юлиан Семенов напишет книгу «ТАСС уполномочен заявить», а телевидение снимет одноименный многосерийный фильм. Начиналось же это дело следующим образом.
Еще в июне в Управление внешней контрразведки ПГУ поступила информация о том, что ряд сотрудников советского посольства, расположенного в столице Колумбии городе Боготе, мог попасть в поле зрения американской разведки, а к одному из них, по всей вероятности, был сделан подход вербовочного характера. Однако кого именно могли завербовать церэушники, чекистам известно не было. Эту информацию КГБ передал в службу безопасности МИДа СССР с тем, чтобы там приняли соответствующие меры. Начальник СБ полковник Михаил Курышев поручил это дело одному из своих сотрудников, но тот с заданием не справился. В результате в конце октября оно перекочевало в другие руки — к Игорю Перетрухину. 29 октября тот завел дело оперативного розыска под псевдонимом «Кайман» и составил план мероприятий. Согласно этому плану предстояло в короткий срок выявить и проверить по оперативным учетам лиц, работавших в советском посольстве и других загранучреждениях в Колумбии в 1974–1975 годах, обратив особое внимание на изучение лиц, упоминавшихся в материалах Управления Внешней разведки ПГУ. В качестве главных подозреваемых фигурировали четыре человека: второй секретарь посольства СССР в Колумбии А. Огородник (в свое время он имел контакт с органами КГБ и был поставлен на учет под псевдонимом Дмитриев), старший референт посольства Н. Бобин и его супруга, референт посольства А. Федотов.
В ту же среду, 29 октября, в «Литературной газете» было опубликовано полосное интервью с министром внутренних дел СССР Николаем Щелоковым под названием «Наша милиция». Ничем не примечательное в общем-то интервью: типичные хвалебные словеса чиновника всесоюзного ранга. Правда, удивляло то, что под материалом не было фамилий людей, бравших интервью у министра. Между тем журналистов было двое — Евгений Богат и Аркадий Ваксберг — и свои фамилии они сняли потому, что первоначальная версия их разговора со Щелоковым разительно отличалась от того, что было затем опубликовано. Во время разговора в кабинете министра сам Щелоков предложил им поговорить начистоту, при этом отложил в сторону уже заготовленную для себя шпаргалку. Щелоков говорил о престиже милиции — подлинном и дутом. О пагубной роли пьянства. О превышении власти — особенно такой, которая связана с правом влиять на судьбы людей. Он даже детство свое вспомнил: рассказал, как дружил в школе с мальчиками разных национальностей.
Интервью было подготовлено за два дня и отослано в МВД. Но оттуда вернулся уже совершенно иной текст. Тот самый, который был заранее подготовлен Щелоковым, его шпаргалка. Чтобы выяснить истину, Ваксберг лично позвонил министру. А тот ему выдал: «Наш разговор был вполне доверительным. А печать — это печать». Вот тогда журналисты и приняли решение не ставить свои фамилии под этим скучным и безликим текстом.
Продолжает свои похождения шайка грабителей из Саратова. Как мы помним, свои последние преступления они совершили в конце сентября — ограбили две сберкассы, прихватив оттуда 8 686 рублей вкупе с двумя револьверами. Затем в течение месяца преступники были тише воды, поскольку сведения о том, что их интенсивно разыскивает милиция, доносились до них постоянно — город-то шумел. Когда же минул месяц и добытые деньги поиссякли, грабители снова вышли на дело. Причем на этот раз решили сбить сыщиков со следа и наведались в соседний с Саратовом город Энгельс. Ночью 28 октября они проникли в одну из тамошних сберкасс и распотрошили ее сейф на 1800 рублей. А ночью 30 октября уже отметились у себя на родине в Саратове — через окно музыкальной школы проникли в сберкассу, что н