<…> Программа действует как барьер, который не дает людям замкнуться в себе – часто это прямое последствие одиночества[141].
Но программы, подобные этой, к сожалению, редкость, и они редко хорошо финансируются.
Что же нам делать в отсутствие адекватных социальных услуг? Рекомендации, предлагаемые психологами, которые специализируются на проблеме одиночества, вписываются в нарисованную мной картину любви и дружбы. Как писал Качиоппо:
Самым сложным концептуальным препятствием для людей, страдающих от мук одиночества, является тот факт, что, хотя они переживают нечто похожее на пустоту, дыру посреди их естества, как голод, который необходимо утолить, этот «голод» невозможно будет утолить, если все внимание уделять только «еде». Необходимо отстраниться от собственной мучительной ситуации, «выйти» из нее на достаточно продолжительное время и начать «кормить» других.[142]
Путь к выходу из одиночества, как ни парадоксально, лежит через удовлетворение потребностей других людей. Нужно заботиться о них, а не о том, как они на вас отреагируют, заботиться о потенциальных друзьях, а не о потенциальной дружбе.
Кроме того, между уважением и любовью есть определенная последовательность: сначала это признание значимости человека, затем формирование взаимного сопереживания и, наконец, завязывание дружбы. Вот почему, по мнению Качиоппо, имеет смысл «начинать с малого, <…> с простых разговоров в продуктовом магазине или в библиотеке… Простые фразы – „Замечательный день сегодня, правда?“ или „Мне понравилась эта книга“ – могут вызвать дружеский отклик. <…> Вы послали небольшой социальный сигнал, и кто-то на него отреагировал»[143]. Такое общение позволяет признать реальность других людей. Возможно, от этого еще очень далеко до глубокой привязанности, к которой вы стремитесь, когда вам одиноко. Но разница здесь – в степени и масштабе, а не в характере. Уважение, сопереживание, любовь подтверждают, что человек значим. Это явления одного порядка, мелодии, которые люди напевают в одном ключе.
Неслучайно Эмили Уайт нашла спасение от хронического одиночества, работая волонтером в благотворительной столовой: сочувствие и праведный гнев от социальной несправедливости могут помочь наладить общение с другими людьми. Позже она занялась баскетболом в женской лиге[144]. Поначалу чувствуя неловкость перед игроками, она заплатила невозвратный взнос и «смогла побороть свои комплексы благодаря врожденному нежеланию тратить деньги впустую»[145]. Уайт упорно занималась и мало-помалу начала общаться с участницами команды, хотя дружбой это назвать было нельзя. Тем не менее, с одной из них завязались глубокие отношения, и со временем – не без некоторых трудностей – они стали парой.
Внимание к другим людям, даже если оно не заканчивается дружбой, признание значимости их жизни, а не своей собственной, облегчают одиночество. В 2014 году среди пассажиров чикагского городского транспорта провели эксперимент: участников попросили завязать контакт с незнакомыми людьми в автобусе или поезде, узнать интересный факт из их жизни и рассказать о своем. Участники сообщили, что после такого опыта почувствовали себя лучше, хотя поначалу испытывали некоторые опасения[146]. Или вот пример из моей жизни: запуск подкаста во время пандемии помог мне не впасть в одиночество. Часть гостей составляли мои старые друзья и учителя, часть – просто знакомые, а кого-то я и вовсе раньше не знал. Смысл, однако, был не в том, чтобы выстроить новые отношения, а в том, чтобы задать философам ряд личных вопросов о себе, от дерзких – «Действительно ли вы верите в свои философские взгляды?» – до рискованных – «Чего вы боитесь?» Во время интервью мы переходили от философских споров к личным историям, иногда перебрасывая между ними разные мостики. Один философ рассказал, как рос с косоглазием: с таким нарушением человек не может установить зрительный контакт с собеседником[147]. Когда я спросил, страдал ли он от одиночества в детстве, он связал проблемы с общением, мучившие его всю жизнь, с тем, как он занялся моральной философией, которая ставит в центр этики взаимность[148]. Тот разговор получился особенным, хотя мне понравились рассказы всех моих собеседников, каждый по-своему. Удивительно, как глубоко может всего за двадцать пять минут раскрыться индивидуальность человека, его особый способ бытия в мире. Полчаса внимательного выслушивания и еще час редактирования – и я несколько дней чувствовал себя менее одиноким.
Подкаст может показаться чем-то искусственным. Однако разговор, частично идущий по заготовленному сценарию, помогает смягчить социальную тревожность, к тому же появляется все больше данных, свидетельствующих о том, что умение слушать способствует установлению близких отношений[149]. Умение слушать – по-настоящему слушать – тяжелый труд. Философ Фрэнк Рамсей шутил, что «мы слишком редко осознаём, насколько часто наши споры имеют следующую форму: – A.: „Пополудни я ходил в Гранчестер“. B.: „Нет, я не ходил“»[150]. Психологи и психотерапевты установили, что структурированная беседа, в которой мы задаем неожиданные вопросы и должны обращать внимание на ответы, помогает наладить близкий контакт и с незнакомыми, и со знакомыми людьми[151].
Мы склонны думать, что на первом месте в поиске друзей должны стоять взаимное восхищение или общие интересы – далекий отголосок аристотелевской меритократии. Когда мы восхищаемся человеком или разделяем его цели, нам с ним легче подружиться. Но дружба может начаться и с простого акта внимания. Сначала мы обращаем внимание друг на друга и только потом находим какие-то совместные занятия. Умения выслушать самого по себе бывает достаточно для установления контакта, но чтобы общение развивалось, нужны смелость и упорство. Путь от приятного знакомства до близкой дружбы может быть долгим и трудным, он может лежать через волонтерство, какие-нибудь вечерние курсы, любительский спорт. Будут и приглашения, и паузы перед ответом, которые придется пережить: так проявится потребность в другом человеке, которая может вызвать испуг и стыд. Преодолеть свое одиночество значит открыться другим людям, открыть перед ними свои раны.
Но даже если эти стратегии сработают, к каким-то разновидностям одиночества и они не подойдут. С одной стороны, самая полная форма одиночества – это когда у вас вообще никогда не было друзей, ни одного. Но такую ситуацию можно изменить. Одиночество, возникающее после потери близких, необратимо. Новые друзья не заменят умерших или навсегда прекративших общение. Дарование второй семьи не заменило Иову убитых детей. Если философия говорит о любви, она должна говорить и о горе.
Глава третьяГоре
В августе 2012 года – через четыре дня после того, как у нее диагностировали рак груди – американская юмористка Тиг Нотаро рассказала в своем смелом стендапе, что всего за четыре месяца до этого скоропостижно умерла ее мать. Шокированной, но еще смеющейся аудитории лос-анджелесского клуба «Ларго» Нотаро поведала, что было потом:
У меня мама умерла только что… Мне уйти?.. Я не верю, что вам от этого тяжело, вы же ее не знали. Я в порядке… Проверяю почту: больница прислала маме анкету, чтобы та написала отзыв… Хмм… Как-то не очень… Не очень зашло. Я ей перешлю. Вопрос первый. Во время вашего пребывания в больнице разъясняли ли медсестры вам те или иные вопросы так, что вам было понятно? Учитывая, что мозговой деятельности у вас не было[152].
Эмоциональное смятение зрителя перекликается со звенящим смятением горя артистки.
Горе – не простая эмоция[153]. Да, горюя, люди чувствуют скорбь, но еще – гнев, вину, страх, моменты легкости и глубины чувств. Гнев может быть беспредметным, а вина – иррациональной. Страх может быть химерическим, направленным не в будущее, а в прошлое.
«Я страдаю от страха того, что уже произошло», – писал критик Ролан Барт в «Горестном дневнике» через полгода после смерти матери[154]. Но есть и те, кто, как Тиг Нотаро, после трагедии шутят[155]. Горе не статично: в разное время оно дает о себе знать разными чувствами. Горевание – это наше действие, хотя и не осознаваемое в отличие от ритуалов скорби, – оно похоже на то, как наша кожа рубцуется, скрывая рану под шрамом[156].
Как станет ясно ниже, бывает как минимум три вида горя: «отношенческое», то есть являющееся следствием разрыва отношений, горе по поводу вреда, причиненного умершему человеку, и горе вследствие смерти как таковой. Эти формы горя могут взаимодействовать и совпадать, но они отличаются друг от друга. Каждая из них ранит по-разному, и каждая говорит что-то свое о любви.
Из-за текучести и полифонии горя его сложно обсуждать. Рискованно делать обобщения исходя из собственного опыта. Меня это поразило, когда я читал резонансные мемуары Джоан Дидион «Год магического мышления», в которых она описывает свое потрясение после смерти мужа. Ближе к концу книги Дидион пишет как бы для всех:
Горя никто из нас не знает, пока не испытает сам.