(Holocephali)
Отряд химерообразные(Chimaeriformes)
Европейские химеры (Chimaera monstrosa) достигают 1–1,5 м длины и отличаются своеобразной красотой. Тело их сильно вытянуто в длину и оканчивается тонким, как нитка, хвостом, из-за которого их и называют «морскими крысами» (Seeratten); конусообразное рыло выступает вперед; задний спинной плавник очень длинен и почти сливается с не менее длинным хвостовым плавником. У самцов возвышается между глазами тонкий, костяной, загнутый наперед нарост, благодаря которому норвежцы назвали химеру «королевской рыбой». Гладкая на вид кожа этой рыбы отливает разнообразнейшими оттенками золотисто-желтого, бурого и белого цветов; радужная оболочка больших глаз белая, зрачок зеленый.
Европейская химера (Chimaera monstrosa)
Она водится везде у берегов Европы, но встречается также у Японских островов и у южной оконечности Африки, редко покидает морскую глубину[30], хотя любит, как говорят, подниматься с сельдями на поверхность воды, где иногда попадается в сети. Пища ее состоит из раков, ракушек и мелких рыб, живущих на глубине моря. Размножение происходит посредством яиц, которых в период размножения находят большое количество в яичниках самки, в разных степенях развития; самые зрелые окружены роговой оболочкой. Жесткое мясо химер в пищу не употребляется, яйца, напротив, считаются лакомством. В Норвегии больше всего ценят печень.
Класс костные рыбы(Osteichthyes)
Отряд рогозубообразные(Ceratodontiformes)
Третий род, рогозубы (Ceratodus), образуется, кроме одного родственного австралийского вида, известным нам только с 1870 г. видом — рогозуб (Neoceratodus forsteri). Туземцы Квинсленда называют его баррамунда. Это животное было найдено Креффтом в тамошних пресных водах. Туземцы и переселенцы очень любят его мясо, цветом похожее на лососину. Говорят, что эта рыба достигает 2 м длины и почти 10 кг веса; в желудке ее нашли большое количество гнилых листьев, упавших с растущих по берегам деревьев[31]. «Баррамунда, — пишет Гюнтер, — очевидно, не может дышать ни одними жабрами, ни одними легкими, или теми и другими зараз. Нам кажется также невероятным, чтобы она охотно жила на суше, так как ее конечности слишком гибки, чтобы поддерживать неуклюжее туловище, и вообще слишком слабы, чтобы быть хоть сколько-нибудь полезными при передвижении на земле; возможно, однако, что она бывает иногда вынуждена покидать воду, но мы не думаем, чтобы она могла без вреда провести некоторое время вне воды».
Рогозуб (Neoceratodus forsteri)
Отряд двулегочникообразные(Lepidosireniformes)
Протоптер бурый (Protopterus annectens) — рыба 1–2 м длины. Фигура ее напоминает угря, но обыкновенно толще. Вместо грудных и брюшных плавников у нее длинные, несколько сжатые, нитевидные плавники длиной в ладонь с лучистыми краями. В сравнительно небольшой поперечной пасти стоят четыре крепких конусообразных, несколько подвижных зуба. Тело покрыто маленькими чешуйками. Темно-бурый цвет кожи становится к хвосту все светлее и испещрен бесчисленными кругловатыми бледно-серыми пятнами[32].
Протоптер бурый (Protopterus annectens)
Протоптер живет во всех теплых пресных водах Африки и встречается в некоторых местностях, как, например, в западной Африке, в огромном количестве. «Доко, как зовут эту рыбу на Верхнем Ниле, — пишет Гейглинь, — живет в Белом Ниле и его притоках к югу от 9 градусов северной широты и кажется там везде весьма обыкновенной рыбой. Это странное животное встречается чаще в иле, чем в чистой воде, однако ночью часто подплывает к баркам, вероятно, чтобы пожирать выброшенные остатки пищи. В сухое время года протоптер держится в довольно глубоких ямах, вырытых, вероятно, им самим в высоких берегах; лежит также иногда в сырой листве и оставляет свое убежище только ночью для ловли лягушек, мягкотелых и крабов, которые составляют его главную пищу. В дождливое время года, пробираясь по илу, он прокладывает в нем себе тропинки. Его движения на земле не очень быстры, но сильны; заметно, однако, что ему довольно трудно перебираться через значительные возвышения, так как в подобных случаях он приподнимает переднюю часть туловища и подвигается вперед с помощью хвоста, который, как у угря, извивается вправо и влево. Протоптеры бурые редко встречаются группами, потому что они в высшей степени неуживчивы и, если даже случайно встретятся, тотчас нападают друг на друга и так свирепо дерутся, что редко можно встретить протоптера с совершенно целым хвостом. Доко защищается и от человека, кусается, если случайно на него наступят, шипит при этом, как змея, которую он напоминает быстротой своих движений. Негры убивают его копьями, потому что охотно едят его вкусное мясо. Однако он попадается также на удочку».
Когда воды, в которых живет бурый протоптер, высыхают, он прячется как бы в футляр, слепленный из ила, и остается в нем все время засухи. В последние годы таких рыб нередко доставляют в Европу живыми в подобных футлярах. Они лежат в них, свернувшись, отчасти закинув хвост через голову, и занимают такое маленькое пространство, что по величине помещения едва ли можно судить о величине рыбы. Наружные стенки футляра состоят из обыкновенного ила, но внутренность покрыта слизистой массой. Сколько времени продолжается эта спячка, никто не знает, но известно, однако, что рыба может без всякого вреда в течение нескольких месяцев оставаться в своей узкой темнице[33].
Если такую коробку положить в сосуд с водой, температура которой приблизительно равняется теплоте среднеафриканских вод, то ожившая рыба (оболочка из ила быстро растворяется) оказывается сначала крайне вялой и сонной, но по прошествии часа она уже совсем оживляется и становится очень подвижной, хотя все еще прячется в темные места бассейна и остается преимущественно на дне его. Через несколько дней пробуждается в ней голод, и с той поры всякое движение на поверхности воды возбуждает ее внимание, потому что в виновнике этого движения она видит добычу. Ловко и грациозно двигая попеременно плавниками и спинным рубцом, поднимается протоптер, извиваясь, на поверхность бассейна, тотчас хватает предложенное ему животное или кусок мяса, проглатывает его и возвращается опять к своему прежнему местопребыванию. В Лондонском хрустальном дворце несколько лет держали бурых протоптеров и тщательно наблюдали их нравы. Одна рыба жила там три года и выдержала бы еще дольше, если бы ее оставили в том же бассейне. Первое время ее кормили кусками мяса, которое бросали в бассейн, предварительно возбудив ее внимание быстрым движением на поверхности воды, позднее питали ее рыбами и лягушками. Мясо она схватывала своими острыми сильными зубами, после чего быстро начинала двигать всеми частями своего рыла, как будто хотела высосать мясо и в то же время разжевать его, потом выплевывала откусанный кусок, опять схватывала его, принималась за старое и наконец проглатывала все зараз. Когда протоптера поместили в бассейн, в котором до той поры жили золотые рыбки, он тотчас принялся гоняться за ними и выбирал при этом не только мелких рыб, но и тех, которые были больше его. Несмотря на свои медленные движения, он умело овладевал всякой высмотренной им рыбой. Внимательно наблюдал он за плавающими над ним рыбами, грациозно изгибаясь, подплывал снизу под самое брюхо своей жертвы, быстро бросался вперед и схватывал рыбу под грудными плавниками, потом сильным ударом челюстей отрывал соответствующий кусок ее тела и с ним опять опускался в глубину, в то время как смертельно раненная рыба уже через несколько секунд плавала мертвой на поверхности воды.
Предположив, что ему необходимо или по крайней мере приятно провести в спячке часть года, этого доко снабдили богатым запасом глины и ила; однако он вовсе не помышлял даже покидать воду, в которой чувствовал себя, очевидно, прекрасно, и в течение всех трех лет был постоянно бодр и подвижен. Иначе вели себя протоптеры, которых воспитывал Дюмерил. В известное время, к концу сентября, они стали беспокойными, быстро двигались туда и сюда, отделяли от себя большое количество слизи и старались зарыться в сырое дно бассейна. Их воспитатель пришел к ним на помощь и старался, постепенно спуская воду из бассейна, воспроизвести высыхание вод их родины. Три недели спустя вся глина, составлявшая дно бассейна, отвердела. Через 62 дня было осмотрено все дно водоема и каждая рыба найдена в своей капсуле[34].
Чешуйчатник американский (Lepidosiren paradoxa) служит представителем весьма редкого в коллекциях, следовательно, мало известного вида двудышащих рыб. Его открыл Наттерер в Южной Америке в бассейне реки Амазонки; длина его достигает 1,3 м; говорят, что он издает звуки, схожие с кошачьим мяуканьем, и питается растительной пищей. Однако Гюнтер по строению зубов заключает, что чешуйчатник американский, подобно протоптеру бурому, питается и животной пищей[35].
Американский чешуйчатник (Lepidosiren paradoxa)
Отряд осетрообразные(Acipenseriformes)
Важнее всех осетровых рыб белуга (Huso huso), великан всего семейства и рода; эта рыба достигает 8 м, а по словам Линдемана, даже 15 м длины и от 1000 до 1600 кг веса[36]. Белуга отличается короткой треугольной мордой, плоскими усиками, несколько выемчатой верхней губой, разделенной посередине нижней губой, сзади и спереди низкими, а посередине возвышенными спинными щитками и маленькими отдельно стоящими боковыми щитками. Верхняя сторона обыкновенно темно-серая, брюшная — грязно-белая; рыло желтовато-белое; щитки одного цвета с боками.
Область распространения ограничивается Черным и Каспийским морями, откуда она проникает во впадающие в них реки.
Настоящие наши сведения о жизни рыб вообще приводят нас к заключению, что образ жизни различных видов осетровых, в общем, почти одинаков. Они собственно морские рыбы и посещают пресные воды только для размножения или для зимней спячки. Мы ничего не знаем о том, как осетры живут в море, на какую глубину опускаются и какую пищу находят в соленой воде. Но, во всяком случае, мы должны допустить, что они и в море, как и в реках, предпочитают песчаный или илистый грунт и, почти зарывшись в нем, медленно двигаются вперед, скорее ползая, чем плавая; своим острым рылом они разрывают ил и песок и отыскивают себе в морском дне необходимую пищу вытянутыми вперед губами[37]. В желудках тех рыб, которые побывали в реках, находили, вместе с животной пищей, почти разложившиеся остатки растений, но последние могли и случайно попасть туда. Во всяком случае, мы должны всех осетровых причислить к хищным рыбам; о более известных видах мы наверно можем сказать, что они поднимаются в реки следом за рыбами из семейства карповых и питаются почти исключительно ими. Впрочем, во время своих путешествий осетры поднимаются в верхние слои воды и двигаются тогда относительно довольно быстро. Путешествия эти совершаются у различных видов почти одновременно (от марта до мая и поздней осенью) целыми обществами, величина которых изменяется в зависимости от местности и других обстоятельств. В реках, изобилующих рыбой, число осетровых сильно уменьшилось; это тем заметнее, чем более улучшаются орудия рыболовства; в некоторых же очень больших реках они, напротив, встречаются еще в большом количестве, так как обширность этих вод не позволяет рыболовам преследовать их повсюду[38]. Все осетровые принадлежат к самым плодовитым из известных нам рыб. Находили белуг, у которых при общем весе в 1400 кг яичники весили 400 кг. Яйца откладываются рыбами на дно реки, после чего рыбы довольно скоро поднимаются в верхние слои и уплывают в открытое море, детеныши же довольно долго, может быть даже первые два года жизни, остаются в речной воде.
1 — Белуга (Huso huso) 2 — Атлантический осетр (Acipenser sturio)
Мясо всех видов осетровых очень вкусное, вследствие чего их везде ловят и употребляют в пищу в свежем, соленом или копченом виде. У древних народов осетр был в большом почете.
«Подайте осетра к столу Палатина, да украсится пир редким блюдом таким», — говорит Марпиаль. У богатых римлян рыбу эту, подавая к столу, украшали цветами. В Греции ее мясо считалось самым благородным кушаньем, в Китае его берегли для стола императора; в Англии и Франции право употреблять в пищу осетра принадлежало только государю и богатейшим дворянам; в России мясо осетров также высоко ценится. Однако осетровых ловят скорее из-за их икры и плавательного пузыря, чем мяса. Из яиц их приготовляют, как известно, икру, а из пузыря прекраснейший клей.
Из представителей рода осетров (Acipenser) я прежде всего упомяну о самом известном атлантическом осетре (Acipenser sturio); он имеет не очень сильно вытянутую морду, узкую верхнюю губу, раздутую и посередине разделенную нижнюю губу, простые усы, близко прилегающие друг к другу, большие боковые щитки и по бокам низкие, посередине выпуклые спинные щитки. Окраска верхней части более или менее темно-бурая или желто-бурая, нижней части блестящая серебристо-белая; щитки имеют грязновато-белый оттенок. Длина может достигать 6 м, однако редко превышает 2 м[39].
Атлантический океан и Средиземное море, Северное и Балтийское моря служат местопребыванием атлантического осетра, который встречается, однако, и у восточных берегов Северной Америки; в Черном море он совсем отсутствует и также никогда не встречается в бассейне Дуная[40].
Стерлядь (Acipenser rithenus) легко узнать по вытянутому, узкому рылу и довольно длинным, бахромчатым с внутренней стороны усикам; на узкой верхней губе видна незначительная выемка; нижняя губа посередине разделена. Спинные щиты спереди мало возвышены, но поднимаются постепенно к хвосту и оканчиваются острием. Окраска спины темно-серая, брюшко светлее; грудные, спинные и хвостовой плавники — серые, брюшной и заднепроходный грязно-белые; спинные щитки одного цвета со спиной, боковые и брюшные беловатые. Ее длина редко превышает 1 м; вес не более 12 кг.
Стерлядь (Acipenser rithenus)
Стерлядь живет в Черном море и поднимается оттуда по всем впадающим в него рекам, например в Дунай и почти все его притоки. Около Вены она ловится постоянно. Кроме Черного, она водится и в Каспийском море, а потому ловится также во всех впадающих в него реках, так же как и в сибирских реках, а именно в Оби. Несколько раз пробовали переселить стерлядь в реки северной Германии, и, по-видимому, она акклиматизировалась в Одере[41].
Несколько реже стерляди появляется в средней части Дуная севрюга (Acipenser stellatus); она очень похожа на стерлядь, живет в тех же морях, довольно обыкновенна в России и достигает около 2 м длины и 25 кг веса; ее легко можно узнать по длинному острому рылу в виде меча, простым усикам, выемчатой верхней губе, почти отсутствующей нижней губе и отделенным друг от друга боковым щиткам. Светло-красновато-бурая спина отливает иногда синевато-черным цветом; нижняя часть морды мясного цвета; бока и брюшко белые, щиты грязно-белые.
В Миссисипи живет странная рыба — лопатонос (Polyodon spathula), представитель рода Polyodon. Она обращает внимание своим сильно выступающим вперед, по краям тонким и гибким рылом в форме листа или лопаты. Рыба имеет длину до 2 м; из них четвертая часть приходится на лопатообразное рыло, которое у молодых лопатоносов относительно еще длиннее. Лопатонос принадлежит к полезным рыбам; то же относится и к азиатскому представителю этого небольшого семейства — псефурусу (Psephurus gladius), живущему в Гоанго и Янсекаанге[42].
Лопатонос (Polyodon spathula)
Отряд амиеобразные(Amiiformes)
Амия, или ильная рыба (Amia calva)[43], водится во многих пресных водах Соединенных Штатов и достигает 60 см длины. Отличается более или менее окостенелым позвоночником. Обе половины хвостового плавника симметричны. Об образе жизни этой рыбы почти ничего не известно. «В ее желудке, — говорит Гюнтер, — найдены маленькие рыбы, ракушки и водяные насекомые». Вильдер наблюдал за ее дыханием: она поднимается на поверхность воды, широко открывает, не выдыхая воздуха, свои челюсти и проглатывает, по-видимому, большое количество воздуха. Этот вдох чаще повторяется, если вода испорчена или давно не переменена. Мясо этих рыб не употребляется в пищу.
Амия, или ильная рыба (Amia calva)
Отряд панцирникообразные(Lepisosteiformes)
В реках и озерах южных Соединенных Штатов водится странного вида рыба, которую называют панцирной щукой, или длиннорылым панцирником (Lepisosteus osseus)[44]. Тело панцирника очень длинное, с настоящей крокодиловой пастью, покрыто крепкими, как камень, чешуями, которые распространяются и над верхними наружными лучами плавников. Верхняя челюсть состоит из многих соединенных частей; в нижней столько же частей, сколько в нижней челюсти у пресмыкающихся. Длинные челюсти, имеющие форму клюва, снабжены многими большими и маленькими конусообразными зубами; внутри пасти, напротив, зубы гребенчатые. Желудок не имеет слепого мешка; у входа его находятся несколько коротких слепых кишок. Плавательный пузырь разделен на полости и открывается продолговатой щелью в верхнюю стенку глотки. Чешуи располагаются косыми рядами; на спине они сердцевидной формы, по бокам продолговато-четырехугольной, на животе ромбоидальной, на плавниках остроконечны. Цвет их на спине зеленоватый, на боках желтоватый, на животе красноватый; плавники красноватого цвета с черными пятнами на концах. Длина колеблется от 1 до 1,7 м.
Об образе жизни панцирной щуки имеются еще весьма скудные сведения; известно только, что эта рыба часто встречается в реках и озерах. Икра этих рыб ядовита, хотя мясо считается очень вкусным.
Отряд гоноринхообразные, или конорылообразные(Gonorynchiformes)
Гоноринх Грея (Gonorynchus greyi)[45], рыба длиной 30–45 см, не редкая в морях у мыса Доброй Надежды, у Австралии и Японии, любящая поверхность моря и охотно поднимающаяся в песчаные бухты. Поселенцы на Новой Зеландии, которым он известен под названием «Sand-eel», едят его.
Гоноринх Грея (Gonorynchus greyi)
К вьюнам причисляются так называемые кнерии (Kneria)[46], рыбы, получившие свое прозвище в честь Кнера; о них мы упомянем для пополнения нашего образования. Два известных вида представляют собой маленьких пресноводных рыб Тропической Африки. Эти рыбы, например, ангольская кнерия (Kneria angolensis), населяют быстрые потоки, держатся у дна.
Отряд сельдеобразные(Clupeiformes)
К сельдям относятся японские селедки (Bathythrissa) с единственным видом того же названия (Bathythrissa dorsalis)[47], которую ловят у японских берегов на глубине 350 саженей и которая, по Гюнтеру, походит на сигов шестидесятисантиметровой длины.
Японская селедка (Bathythrissa dorsalis)
Сельдь-дораб, или зубастая сельдь (Chirocentrus dorab)[48], называющаяся в Индии валай, кирувалай и кунда, в Белуджистане же пуссунт, распространяется от Красного моря через Индийский океан до Тихого. Верхняя ее сторона сине-зеленая, а нижняя серебристо-белая; по Дэю, сельдь-дораб достигает 4 м длины и не ценится как съедобная рыба; при ловле она опасна для рыбаков своими укусами, так как в слепой ярости старается укусить все, что только попадается под зубы.
Важность рыб для хозяйства человека можно выразить достаточно понятно, если назвать «сельдь». Без трески можно жить; камбалы и большинство других морских рыб доставляют по большей части пищу и доход лишь береговым жителям; пресноводные рыбы принадлежат к числу более редких кушаний на столе жителя внутренней части страны; но сельдь и ее родичи достигают самой отдаленной от моря хижины. Если какая-либо рыба заслуживает название пищи бедных, то это именно сельдь; доступная даже неимущим, она во многих домах должна заменять собой мясо. Нет другой рыбы, которая была бы нам более необходима.
Атлантическая сельдь (Clupea harengus) редко достигает, как известно, длины более 30 см, имеет маленькие, узкие грудные и брюшные плавники, стоящий на середине спины спинной плавник, далеко отодвинутый назад узкий заднепроходный, глубоко раздвоенный хвостовой, большие, легко отпадающие чешуи; верхняя сторона этой рыбы красивого зеленого или зелено-голубого цвета, нижняя сторона и брюхо серебристого цвета и в зависимости от направления падающего света блестят различными оттенками; спинной и хвостовой плавники темные, остальные светлые.
Северная часть Атлантического океана от американских до европейских берегов с включением Северного и Балтийского морей и части океана на север Азии составляют родину сельди. Прежде все думали, что сельдь ежегодно совершает путешествие из Ледовитого океана, которое и приводит ее в наши воды. Андерсон выдвинул это предположение в виде тезиса и самым точным образом указал маршрут сельдей. Он сообщил ученому и рыбачьему миру, что громадная стая плывет с севера, затем разделяется, оплывает Исландию и Великобританию, здесь входит через Каттегат и Зунд в Балтийское море, а через Ламанш или британские воды продолжает путь вдоль голландских и французских берегов и т. д. Уже Блох высказал сомнение, что сельди могут совершать такое путешествие с весны до осени. Он указал, что они на Крайнем Севере встречаются гораздо реже, чем в Северном и Балтийском морях, что их ловят в последнем в течение всего года, и предположил, что рыба поднимается с больших глубин в верхние слои воды. Другие исследователи поддержали его; в Англии тоже признали наконец истину, и в настоящее время не подлежит более никакому сомнению, что Блох высказал совершенно верное мнение. «Замечательно, — говорит Карл Фогт, — каким образом естественная история сельди, рыбы, столь распространенной всюду в Северном море, была украшена и искажена рыбаками и литераторами. Внезапное появление громадных стай сельдей у северных берегов Европы и Америки в известное время года, таинственное исчезновение с определенных мест, где они во множестве держались прежде, дали повод к басням, которые, несмотря на самое основательное освещение со стороны естествоиспытателей, все еще в ходу в популярных сочинениях и учебниках».
Время метания икры, в течение которого производится самая значительная ловля, падает на зимние месяцы, но, по-видимому, оно изменяется часто на недели и месяцы в зависимости от погоды и других, в сущности, неизвестных причин. Рыбаки имеют различные приметы, по которым определяют приближение стай сельди. Однако эти приметы так неточны, что голландцы говорят, что дали бы с удовольствием бочку золота за верный признак для определения времени и места предстоящего появления сельди. Годы тоже бывают различны. В одну зиму на известном месте показываются громадные стаи, между тем как в следующую в сети попадают лишь отдельные рыбы[49].
Среди сельдей тоже различают много пород, хотя и нельзя признать между ними видовых отличий. Сельдь Балтийского моря самая мелкая и тонкая, голландская и английская уже крупнее, а сельдь Шетландских островов и норвежского берега самая крупная и жирная. Береговые рыбаки отличают сами, как и ловцы семги, в устьях рек прибрежную сельдь, которая держится по близости от берега и обыкновенно хотя жирнее, но не имеет такого тонкого вкуса, как морская сельдь, приплывающая к берегу издали.
История жизни сельди все еще во многих отношениях темна и неясна. Появление ее в верхних слоях воды и у берега, как уже сказано, мало предсказуемо, и не всегда являются стаи рыб, желающих размножаться, а напротив, ежегодно появляются из родных глубин также большие стаи так называемых холостых сельдей, которых голландцы называют Matjeshering. О жизни сельди на глубинах мы и в настоящее время не знаем почти ничего. Постепенно было установлено, что она питается крошечными, частью невидимыми невооруженным глазом ракообразными, но поедает их в бесчисленном количестве. Иногда, однако, она питается также, как показали новейшие исследования Скотта, другими рыбами, особенно кильками, а также икрой и мальками разных рыб.
До сих пор еще не известны причины, которые определяют и иногда видоизменяют направление движения сельдей, но кажется несомненным, что в течение известных больших промежутков времени стаи сельдей уклоняются от тех мест, которые они регулярно посещали прежде, и направляются к другим. Гейнке высказывается об этом следующим образом: «Ловля сельдей в открытом море около берегов Германии в настоящее время невозможна, так как эта часть Северного моря крайне бедна сельдями. Шотландцы и англичане находятся в этом отношении в лучших условиях: у них имеются богатейшие сельдяные мели под рукой и почти то же самое относится и к норвежцам, а в новейшее время и к шведам, которые имеют богатый промысел в Скагерраке, где я нашел большое обилие сельдей на Ютландской банке. Однако немецкие берега не всегда были так бедны сельдями, как теперь. Твердо установлено, что около 1500 года с Гельголанда производился большой лов сельдей, размеров которого, правда, нельзя точно определить, но который составлял, по-видимому, в то время главный источник заработков гельголандцев и в котором принимали участие также бременские, штадские и гамбургские купцы, строившие на острове рыбопромышленные здания». Эткер рассказывал, как приводит Линдеман, что в XV и XVI столетиях ловля сельдей была главным промыслом гельголандцев и прекратилась лишь в XVII столетии вследствие исчезновения сельдей, которые до того времени ежегодно появлялись массами. Но стаи сельдей снова возвратились в конце XVIII века. «Сельдь, — говорит врач Рамбах, — давно исчезла из устьев Эльбы; в 1770 году она снова появилась там, но, в меньшем числе, поэтому она с незапамятных времен не попадала на наш рынок в свежем виде. В конце последней осени (1800) она явилась такими большими стаями в Эльбу при Глюкштадте, что ее ловили ковшами; в Гамбурге платили за 20 штук 2 шиллинга». Пастор Хюббе тоже пишет из Гамбурга в 1808 году: «Лишь лет 10 тому назад мы снова познакомились с криком «свежие селедки»! В более старое время, правда, привозили свежую сельдь в Гамбург на продажу, но потом она снова отвыкла от Эльбы и мест около нее, так что представляла совершенно новое явление. По временам сельдей было так много, что полное ведро продавали за 2 шиллинга. Их развозили на продажу на возах и ручных тележках и привозили в город. Соседние крестьяне покупали целые телеги сельдей для откармливания свиней». По словам Маркарда, которые тоже приводит Линдеман, число занимавшихся главным образом ловом сельдей бланкенезских рыбаков достигало до 1820 года приблизительно 200, но они не могли надлежащим образом распродать свой неимоверно большой лов[50].
Главная масса всех сельдей, которая наблюдается и ловится в верхних слоях, несомненно, появляется здесь с намерением метать икру. Иногда икра и молоки изливаются в такой массе, что море мутнеет и сети покрываются корой, возникает противный запах, который разносится на далекое расстояние; верхний слой воды насыщается семенем, которое может оплодотворить большую часть яиц. Даже на дне моря икра накапливается в виде ясно заметного слоя. Так, Эварт, исследуя мели, где мечут икру сельди, в Баллантраэ у южной части западного берега Шотландии, нашел, что крупно песчаный грунт моря на глубине 7–213 саженей был местами покрыт слоем икры толщиной более 1 см.
Житель внутренней части страны с трудом может составить представление о стаях сельдей, так как рассказы очевидцев кажутся преувеличенными и невероятными. Но очевидцы так согласны между собой, что мы не можем сомневаться в верности их рассказов. «Опытные рыбаки, — говорит Шиллинг, — которых я сопровождал во время ловли, показывали мне в поздние сумерки стаи длиной и шириной в несколько миль, которые были заметны не на поверхности моря, а по отблеску их в воздухе. Сельди идут тогда так густо, что лодки, попадающие в их стаи, подвергаются опасности; сельдей можно непосредственно бросать в судно ковшами, и длинное весло, воткнутое в эту живую массу, продолжает стоять». В новейшее время Леверкус-Леверкузен наглядно и живо описывает, как у западного берега Норвегии, пересекая морской рукав, он встретил у острова Хиттерень стаю сельдей, попавшую в узкий пролив[51].
«Я присутствовал при странном зрелище, которого я никогда не видел раньше так близко! Киль лодки медленно резал эту кишащую массу и насильно вдавливал во влажную стихию беспомощных рыб, теснившихся на поверхности. Габриэль захватывал лопаткой весла больше сельдей, чем воды, и так мы в течение нескольких минут с усилием пересекали стаю». Так же говорят и другие наблюдатели; некоторые уверяют даже, что кишащие рыбы приподнимают лодки, пересекающие их поток. Шиллинг считает вероятным, что сельдей ведут маленькие авангардные стаи и что ветер, течение и погода определяют каждый раз направление их движения. Другие, по-видимому, не верят этому, хотя и они соглашаются, что сельди появляются иногда массами.
В зависимости от температуры воды мальки выходят раньше или позднее, в мае, быть может, через 14–18, в августе — через 6–8 дней. Прозрачные и потому едва заметные мальки, оставляя яйцо, имеют около 7 мм длины, съедают в течение 8–10 дней содержимое желточного мешка, начинают затем двигаться и, собравшись мириадами, еще долго наполняют воды, где они родились. В первый месяц жизни они достигают, по словам Видегрена, в среднем длины 1,5, во второй 2,5, в третий 3,7 см; по истечении года их длина приблизительно равна 9 см, год спустя — 15–18 см; на третий год они при длине около 20 см становятся способными к размножению.
Бесчисленны, как стаи сельдей, и враги, следующие за ними. Пока они держатся в верхних слоях воды, все живущие здесь хищные рыбы, все морские птицы и почти все морские млекопитающие питаются исключительно ими. Норвежцы узнают о появлении сельдей по собирающимся ради них китообразным; немало тамошних рыбаков думают, что китообразные пригоняют рыбу, точно так же они говорят о сельдяных королях и других сопровождающих стаи хищных рыбах. Как велики потери, причиняемые стаям сельдей морскими хищниками, нельзя, понятно, оценить и приблизительно, но мы можем, пожалуй, с большой вероятностью предположить, что наибольшие опустошения причиняет человек.
Ближайшим родичем селедки, живущим в немецких морях, является европейский шпрот, или европейская килька (Sprattus sprattus)[52]. Рыба около 15 см длины. Острое брюшко с ясными зубчиками, спина темно-синяя с зеленым отливом, остальное же тело серебристо-белого цвета; спинной и хвостовые плавники выглядят темными, а грудные, брюшные и заднепроходный — белыми. Позвоночный столб состоит из 48 позвонков.
Хотя в хозяйстве человека значение кильки не так велико, как сельди, все же она принадлежит к важнейшим рыбам Северного и Балтийского морей, берега которых она населяет в большом количестве. По своему образу жизни килька походит на сельдь, живет, подобно последней, на значительной глубине и ежегодно появляется несметными стаями вблизи берегов или в мелкой воде. Но наблюдения, сделанные Гензеном над балтийскими кильками, доказали, что они, несомненно, мечут икру в мае и июне; около этого же времени, по Маттьюсу, они появляются на шотландских берегах для метания икры. Во всяком случае, их нашествие не всегда совпадает со временем метания икры, так как в Англии их массовое появление наблюдалось и в другие месяцы, и притом доказано, что к ним примешивались другие рыбы, в особенности во множестве попадались молодые сельди.
Европейская алоза (Alosa alosa)[53] даже несведущим человеком может быть признана за близкого родича селедки. Рот у нее рассечен до самых глаз, которые отчасти покрыты спереди и сзади хрящеватыми полулунными веками; жаберные дуги усеяны на своей вогнутой стороне множеством плотно лежащих длинных и тонких пластинок. Спина прекрасного масляно-зеленого цвета с металлическим блеском; бока блестяще-золотистые, большое темное, как бы вылинявшее пятно, помещающееся в верхнем углу широкой жаберной щели, и 3–5 следующих за ним меньших пятен имеют оливково-зеленоватый отлив; плавники вследствие темнозернистого пигмента выглядят более или менее черноватыми. Длина достигает 60 см или немного более, вес 1,5–2,5 кг.
Финта (Alosa fallax) представляет собой рыбу значительно меньшей величины: она достигает не более 45 см длины при 1 кг веса. Финта отличается от алозы преимущественно немногочисленными, отдельно стоящими, короткими и толстыми отростками, находящимися на выгнутой стороне жаберных дуг; окраской же она очень похожа на алозу.
По образу жизни обе рыбы очень сходны между собой. Они живут во всех морях, омывающих европейские берега, держатся здесь на значительной глубине, и, как только реки более или менее очистятся ото льда, они рано или поздно появляются на них и поднимаются вверх по течению для метания икры. Во время этих странствований они проходят почти весь бассейн реки, так как даже по маленьким речкам поднимаются до тех пор, пока в состоянии[54]. Рыбаки отлично знают этих рыб, которые, плывя близ поверхности воды, производят особенный шум ударами хвоста, который иногда до того силен, что кажется, «как будто в воде находится целое стадо свиней». Финта отправляется в свое путешествие обыкновенно недели на четыре позже алозы, но поведение ее во время странствования совершенно такое же, как у последней. Во время шума, похожего отчасти на свиное хрюканье, готовые к размножению рыбы мечут на поверхности воды свою икру и затем возвращаются в море. При этом большая часть из них до крайности истощается и изнуряется, так что их мясо, которое и без того-то не особенно ценится, едва пригодно для употребления в пищу. Многие из них не переносят напряжения, и иногда встречается большое количество их трупов, которые уносятся течением вниз. В октябре можно видеть молодых рыбок в 5 см, а рыбки в 10–15 см длины попадаются в реках еще следующей весной и затем уже уплывают в море. Пища их состоит из маленьких рыбок и мягкоскорлупных разнообразных животных.
1 — Финта (Alosa fallax) 2 — Европейская килька, или европейский шпрот (Sprattus sprattus) 3 — Атлантическая сельдь (Clupea harengus)
Гораздо важнее алозы и финты европейская сардина (Sardina pilchardus), по наружности похожая на сельдь, но меньше и толще, 18–20, в крайнем случае 25 см длины; верхняя ее сторона синевато-зеленого цвета, бока и брюшко серебристо-белые; жаберные крышечки с золотистым отливом и темными полосками.
Сардина, водящаяся главным образом на западе Европы, часто попадается у южных берегов Англии и вдоль всех французских и северноиспанских морских берегов до Гибралтарского пролива[55]. Хотя сардина и прожорливая рыба, но питается она почти исключительно маленькими ракообразными, особенно мелкими креветками, которых тысячами находят в ее набитом желудке. Икру мечет в осенние месяцы; но в иные годы уже в мае попадаются сардины, способные к размножению; таким образом, строго определить время размножения нельзя.
Северная манхэден (Brevoortia tyrannus) — рыба с неправильно расположенными чешуями, на конце покрытыми как бы ресницами, и с черным пятном в плечевой области.
Эта маленькая рыбка появляется летом на восточных берегах Северной Америки от Флориды до Ньюфаундленда бесчисленными стадами, которые не удаляются от берегов далее Гольфстрима, а проникают в бухты и в устья рек, где только найдется солоноватая вода. В прежние времена этих рыб, ловившихся при случае массами, употребляли в пищу, но главным образом они шли на удобрение полей. Однако уже в течение многих десятилетий на это производство стали смотреть серьезнее, и учредилось множество заводов, которые в грандиозных размерах занимаются производством ворвани из этих рыб.
Вырабатывание ворвани Линдеман описывает следующим образом: «Добывание ворвани я видел в солеварне Уэльса на расстоянии одного часа от Саг-Харбура при мысе Цедарь. Большое открытое деревянное здание содержит 12 чанов, которые установлены в первом этаже, тогда как печи расположены прямо на земле. К этим двенадцати чанам посредством железных труб проведена свежая ключевая вода, подающаяся из отдельного громадного бака. Такой бак имеет 1,3 м вышины и около 3,5 м ширины. Внутри здания проходит небольшая железная дорога, которая, спускаясь, доходит до плотин, где причаливают суда с рыбой. На вагончиках, которые притягиваются на веревках посредством паровых машин, рыбу подвозят к краям чанов, поставленных вдоль железной дороги, и сваливают в них. Каждый чан вмещает 20–30 тысяч рыб. Варка, при которой мясо легко освобождается от костей, занимает часть времени. Посредством гидравлического пресса из разварившейся массы выделяют ворвань и затем проводят ее по трубам в большие плоские сосуды; здесь она остывает и затем разливается в бочки. В зависимости от содержания жира из 1000 рыб получают от 12 до 120 л ворвани, в среднем до 25 л».
Древние не знали ни сельди, ни сардины, ни кильки, но зато они были отлично знакомы с европейским анчоусом (Engraulis encrasicolus)[56], которого ныне считают за представителя особого рода вследствие его сплюснутого с боков туловища, гладкого брюшного края, широкого, до самых глаз, расщепленного рта, выдающегося своим тупым концом рыльца, маленьких век, узких прямолинейных костей верхней челюсти и весьма острых зубов на разных костях рта. Анчоус достигает самое большее 15 см длины; окраска его верхней стороны буровато-синяя, на боках и на брюхе белая, на голове золотистая.
В громадном количестве анчоусы населяют Средиземное море; отсюда они распространяются вдоль европейских берегов по Атлантическому океану до северной части Северного моря и проникают в Балтийское. Для северных частей области его распространения ловля этой ценной рыбы не имеет большого значения, хотя ею занимаются и здесь; совсем другое дело в южных странах. Уже в Бретани ловля анчоусов дает миллионные доходы; в Средиземном море рыбка эта считается береговыми жителями наиболее ценным видом своего рода. По образу жизни и поведению анчоусы мало отличаются от других сельдей.
Отряд лососеобразные(Salmoniformes)
Дунайский таймень, или дунайский лосось (Hucho hucho), имеет вытянутое в длину, вальковатое тело и окрашен на верхней стороне головы и спины зеленовато-темно-бурым или голубовато-серым, на брюхе серебристо-белым цветом, так что один тон постепенно переходит в другой. Голова и тело то более, то менее усажены мелкими темно-черными или черноватыми точечкам, между которыми, особенно на темени, жаберной крышке и спине, находятся более крупные черные пятна; эти пятна по направлению книзу и кзади постепенно принимают форму полумесяца. У очень старых рыб основной цвет переходит в бледно-красный. Лишенные пятен плавники имеют беловатую окраску, которая на спинном и хвостовом плавниках кажется помутневшей. Длина равна 1,5–2 м, вес 20–50 кг.
Хотя Паласс и говорит, что дунайский лосось водится и в реках Каспийского моря, но новейшие наблюдатели нашли его лишь в бассейне Дуная, и сомнительно, выходит ли он вообще в море; гораздо вероятнее, что он встречается исключительно в главной реке и притоках, стекающих в нее с Альп. Иногда ловили, правда, экземпляр-другой дунайского лосося в северных притоках Дуная, но такие случаи должны считаться исключениями. Возможно, что он поднимается во время икрометания из главной реки вверх по притокам, но едва ли выше 100 м. По характеру это настоящий лосось, но соответственно своей величине; он превосходит всех родичей прожорливостью. Дэви вынул из одного добытого им лосося язя, хариуса, уклейку и двух маленьких сазанов; Зибольд узнал от рыбаков, что они уже не раз находили водяных крыс в больших дунайских лососях. Время нереста в отличие от родичей падает на апрель и май, но при благоприятной погоде может начинаться и в марте. В это время он оставляет свое любимое местопребывание, быстро текущую воду, ищет мелких мест, покрытых гравием, вырывает хвостом яму и во время кладки яиц бывает так глух и слеп, что над ним можно проехать на челноке, не прогнав его. Молодые быстро растут и, достигнув 2 кг веса, становятся уже способными к размножению.
Беловатое мясо по вкусу заметно уступает лососине и ценится ниже мяса кумжи.
1 — Кумжа озерная (Salmo trutta morfa lacustris) 2 — Дунайский таймень, или дунайский лосось (Hucho hucho)
Атлантический лосось, или семга (Salmo salar), характеризуется очень вытянутым в длину, более или менее сжатым с боков телом, очень маленькой по отношению к нему головой с тонкой, сильно вытянутой мордой, беззубой, короткой, пятиугольной пластинкой сошника и расположенными в один ряд, рано выпадающими зубами узкой части рукоятки сошника. Спина синевато-серая, бока серебристые, нижняя сторона белая и блестящая; рисунок у половозрелой рыбы состоит из немногочисленных черных пятен. Спинные, жировые и хвостовые плавники имеют темно-серую, остальные — бледную окраску; иногда на спинном плавнике находятся отдельные круглые черные пятна. В длину лосось может достигать 1,5 м, а его вес может доходить до 45 кг; но такие крупные экземпляры встречаются в настоящее время лишь в северных русских реках; в остальной Европе такие гиганты давно истреблены. В наши дни лосось длиной в 1 м и весом в 15–16 кг считается здесь очень большим.
Родиной лосося мы должны считать воды умеренной Европы на юге до 43 градуса северной широты и воды Нового Света до 41 градуса северной широты. Его нет во всех реках, которые изливаются в Средиземное море. Он держится более в пресной воде, чем в море, проводит в реках первую молодость и ежегодно поднимается из моря в реки, насколько может. В Германии он посещает главным образом Рейн и его притоки, Одер и Вислу, но встречается также в Везере и Эльбе. При своих странствованиях семга появляется во всех крупных притоках названных рек, если только плотины или водопады не преграждают ей путь. Чаще, чем в Германии, она встречается в реках Великобритании, России, Скандинавии, Исландии, Гренландии, Северной Америки, реже в реках западной Франции и северной Испании. В Великобритании, где лосось был прежде настолько обыкновенен, что его мясо едва ценилось, беспрерывное преследование так уменьшило его количество, что даже в шотландских реках Тэй, Твид, Спей и Эск, которые он прежде предпочитал, заметили его уменьшение, возбуждающее опасения, и должны были издать строгие законы для его охранения. В России он мечет икру во всех реках, впадающих в Балтийское и Белое моря, но достигает своей восточной границы на Урале, по крайней мере не встречается уже в Оби. В Скандинавии, а также в Исландии и Гренландии это и теперь еще одна из обыкновеннейших речных рыб; во Франции он посещает все реки, впадающие в Атлантический океан; в Испании встречается еще в большом числе во всех водах бассейна Бискайского залива, но не встречается в тех, которые текут через Португалию в океан, или, по крайней мере, показывается здесь лишь в виде отдельных экземпляров.
1 — Семга, или атлантический лосось (Salmo salar) 2 — Кумжа проходная (Salmo trutta)
Как живет семга в море, мы не знаем, как ни тщательно производились наблюдения именно над этой, самой ценной из всех пресноводных рыб. Мы можем лишь принимать за твердо установленный факт, что она никогда не удаляется на большое расстояние от места родины и, следовательно, отнюдь не предпринимает, как думали прежде, путешествий до Северного полюса, а разве уходит от устья реки в глубину, в места, лежащие около ближайших глубоких частей моря, и откармливается здесь до того, что представляет собой редкий пример даже среди рыб[57]. По исследованиям шведских натуралистов, семга во время пребывания в море пожирает различных ракообразных и рыб, особенно песчанок, колюшек, а также и сельдей, но вовсе не ограничивается этими животными, а, напротив, есть все, что может добыть. Совершенно иначе ведет она себя во время пребывания в пресной воде, по крайней мере там, где ее до некоторой степени наблюдали. В общем, она мало отличается от своих родичей, особенно от обеих кумжей, которые и по строению близки к ней. Она плавает так же ловко и еще превосходит их в умении делать прыжки; подобно другим благородным лососям, охотно живет обществами, но ест в пресных водах так же жадно, как кумжа, лишь в молодости и почти совершенно воздерживается от пищи во время размножения и после него, вообще до тех пор, пока, поднимаясь из моря, остается в пресных водах. Странствования представляют необходимое условие ее жизни: море кормит, а пресная вода дает возможность размножаться.
Хотя во все месяцы года можно замечать лососей, поднимающихся по рекам, но их путешествия внутрь страны приходятся все же главным образом на первые месяцы года[58]. Выход в реки может быть замедлен или ускорен преобладающей погодой, а также температурой реки, но в среднем он приходится на март, апрель и май. Когда реки вскроются, лососи приближаются обществами из 30–40 штук к берегам и устьям реки, держатся здесь некоторое время, как будто бы им надо сначала приучить себя к пресной воде, поднимаются с приливом вверх по реке и с отливом снова возвращаются в море, пока не приступят наконец к настоящему путешествию. Наблюдали, что икряники (самки) поднимаются прежде молочников (самцов) и что молодые, которые лишь за несколько месяцев или недель вошли в море, возвращаются в реки прежде старых. В первые месяцы года появляются в море и более мелкие рыбы, родившиеся в прежние годы, так что первые уже достигают верховьев рек, когда последние только входят в низовья. Лососей, только что поднимающихся из моря, можно с достаточной уверенностью узнавать по их серебристо-белому цвету и относительно слабо сидящим чешуям, а часто также по одному сидящему на них паразиту, который умирает в пресной воде; потому не трудно отличить их от проживших уже долгое время в реках. Во время странствования они держатся, говорят, в известном порядке, а именно образуют два ряда, сходящихся впереди, так что старая сильная рыба стоит во главе косяка, а за ней на большем или меньшем расстоянии следуют остальные. Если ряд разрывается, то косяк останавливается; но скоро рыбы снова собираются и восстанавливают прежний порядок.
Препятствие они стремятся преодолеть всеми силами, стараются проскользнуть под сетями или прорвать их, перепрыгивают через пороги, водопады и плотины. При этом они обнаруживают изумительную силу, ловкость и выносливость. Напрягая все силы, они проникают в самое сильное течение под основание порога, упираются хвостовым плавником о камень, чтобы получить точку опоры, изо всех сил ударяют по воде и выбрасываются на высоту 2 и 3 м, описывая в то же время дугу в 4–6 м длиной. Неудача не мешает им повторить прыжок, и нередко они платятся жизнью за свое упорство, даже если упадут не в расставленные для них ловушки и верши, а просто на голые скалы. Вертикальные водопады значительной вышины, понятно, останавливают их движение, пороги же они одолевают легко. На этом основано с успехом применяемое устройство — лососепроводы, которые представляют для этих рыб настоящие лестницы. Для этого в естественном или искусственном желобе, поочередно с той и другой стороны, крепко вбивают выдающиеся деревянные или железные пластинки, о которые разбивается сила падающей воды, благодаря чему получаются для рыб места отдыха. Озера, через которые протекают реки, лососи всегда проплывают, так как всегда достигают верхних притоков данной реки. Несмотря на свое искусство в плавании, они достигают верхнего течения рек лишь по прошествии значительного времени, а следовательно, перекочевывают не торопясь и медленно. Так, они входят в Рейн уже в апреле, но лишь в мае появляются у Базеля и редко раньше конца августа в его притоках.
Во многих реках наблюдали, что появляющиеся в них лососи поднимаются в разное время, а следовательно, не в одно время достигают известных мест. Так, молодые лососи, еще не способные к нересту, входят в пресные воды уже в зимние месяцы, с ноября до февраля, остаются в них почти целый год и нерестятся лишь потом; продолжительное пребывание их вне моря не приносит им при этом видимого вреда. Некоторые рыбоводы полагают, в противоположность взгляду, разделяемому всеми исследователями, что лососи могут привыкать вовсе не покидать пресных вод[59]; они принимают, например, что лососи, живущие в озере Венерн в Швеции, не идут в море, так как не могут подняться оттуда в озеро. Основываясь на этом, на исходе пятидесятых годов посадили лососей в Женевское озеро, сток которого, как известно, исчезает на значительном протяжении под землей под названием «потерянной Роны», и несколько лет спустя были пойманы икряники с созревшими яйцами. Но и в озере Венерн лососи поднимаются вверх по впадающим в него рекам, чтобы метать икру, и мнение прежних исследователей, что продолжительное пребывание в реках составляет необходимое условие для надлежащего развития половых органов, получает, таким образом, подтверждение. Когда половые органы достигли почти полной зрелости, лососи поднимаются вверх по рекам гораздо быстрее, чем прежде, и нерестятся в нижнем течении рек лишь в том случае, если препятствия оказываются непреодолимыми.
Ко времени нереста лососи подвергаются изменению, заметному и снаружи: они одеваются в брачный наряд, окраска их становится темнее, а на боках тела и жаберных крышках появляются часто красные пятна. У совершенно старых самцов-молочников, по словам Зибольда, развивается ко времени размножения великолепный цветной наряд, причем не только брюхо окрашивается в пурпурно-красный цвет, но также и на голове образуются зигзагообразные линии из сливающихся между собой красных пятен, резко выделяющихся на голубоватом фоне; кроме того, основание заднепроходного плавника, передний край брюшных плавников и верхний и нижний края хвостового плавника получают красноватый оттенок. В то же время утолщается кожа спины и плавников.
От октября до февраля самка, которую сопровождает обыкновенно один взрослый и много молодых самцов, выбирает неглубокое песчаное или покрытое гравием место для устройства так называемого гнезда, широкой, но неглубокой ямки, в которую помещаются яйца. Вырывает ямку только самка, и именно с помощью хвоста, между тем как самец стоит настороже, чтобы отгонять соперников. Когда самка приготовляется метать икру, самец спешит к ней, чтобы облить семенем яйца, которые с помощью движений хвоста снова прикрываются песком. Нередко можно видеть также, что самку окружают лишь мелкие молочники, только что достигшие половой зрелости, которые никогда еще не были в море, и принимают участие в размножении[60]. Некоторые наблюдатели приписывают упомянутым молодым лососям даже очень важную роль. Дело в том, что каждый более старый самец ревниво стережет самку, приготовляющуюся метать икру, и старается удалить всех соперников. Если один из последних приближается, то он вступает с ним в бой и дерется, пока тот не оставит поле битвы, иногда с таким ожесточением, что от крови его или его противника краснеет вода или даже один из бойцов платится жизнью. Самка не обращает внимания на эти битвы. По-видимому, удовлетворенная присутствием молодых лососей, она продолжает метать икру, бросается с перерывами в несколько минут то на один, то на другой бок, выжимает каждый раз некоторое количество яиц и, снова переворачиваясь, покрывает тонким слоем песка яйца, отложенные и облитые семенем торопливо теснящихся вокруг нее молодых самцов. Молодые лососи играют здесь ту же роль, что и молодые самцы во время битвы двух сильных оленей. Тем не менее самка вовсе не довольствуется ими одними. Лишь только взрослого самца поймают или он будет убит в битве, она прерывает икрометание, плывет к ближайшей глубине и приводит оттуда с собой другого старого самца, чтобы продолжать нерест под его охраной. Юнг наблюдал, как одна самка приводила с собой одного за другим девять самцов к месту нереста, а когда выловили и последнего, она возвратилась в сопровождении большой кумжи. Икра никогда не откладывается вся сразу, а с промежутками; весь нерест заканчивается, по одним данным, в течение 3–4, по другим — в течение 8–10 дней.
По окончании размножения лососи так истощены, что не могут ни охотиться, ни плавать. Скорее уносимые водой, чем двигаясь сами, они соскальзывают вниз по течению до ближайшего глубокого места и остаются там до тех пор, пока не отдохнут, не оправятся до известной степени и не будут в состоянии приступить к обратному пути в море. С высокими зимними и весенними водами они медленно плывут далее и далее вниз по течению, по возможности избегая водопадов и порогов, и в благоприятном случае достигают моря, проведя предварительно долгое время в солоноватой воде. До этого времени они, как пишет мне Питш, по-видимому, вовсе не принимают пищи; по крайней мере в желудке пойманных в это время рыб не находят остатков пищи. «Мясо их, которое во время их хода из моря имело прекрасный красноватый цвет, становится теперь грязно-белым и совершенно несъедобным для человека с развитым вкусом. Темные пятна на теле умножаются, увеличиваются и становятся более красными и показываются также на плавниках. Крючок на конце челюсти становится длиннее и так оттесняет верхнюю челюсть, что рыбы не могут надлежащим образом закрывать рот, а потому не могут также ни достаточно крепко схватывать, ни размельчать добычу. Вследствие этого они становятся настолько вялыми, что дают схватить себя рукой, не делая попыток спастись, и, во всяком случае, их легко можно колоть острогой. Большая часть возвращающейся рыбы гибнет во время пути к морю[61]. После вскрытия льда находят на отмелях, покрытых гравием, а также на плотинах и около них множество трупов этих благородных животных. Если они счастливо достигнут моря, то оправляются изумительно быстро, очищают жабры от белых червей и других паразитов, которые прикрепляются к ним в пресной воде, но в соленой умирают; челюсти их вытягиваются, пятнистость пропадает, они жадно едят и к следующему восхождению становятся уже такими же сильными, как прежде.
Яйца развиваются, смотря по погоде, быстрее или медленнее; но обычно до выхода мальков проходит около четырех месяцев. Длина их скоро после вылупления составляет приблизительно 1 см. Голова и глаза очень велики. Желточный мешок еще значительной величины. Цвет тела бледно-бурый с 9 или 10 темно-серыми косыми полосками из пятен на боках. При ближайшем рассмотрении убедились, что в первое лето они достигают в длину не более 10 см, но затем растут несколько быстрее и в возрасте 16 месяцев достигают приблизительно 40 см. Где-то в это время их окраска становится, как у взрослых, и пробуждается стремление к кочеванию: они устремляются к морю. Путешествие их вниз по реке происходит медленно, и, прежде чем вступить в соленую воду, они проводят неделю в устьях рек, так как быстрый переход, по-видимому, опасен для них. Временное пребывание в море не составляет, правда, как мы видели, необходимого условия для их жизни, но, во всяком случае, оно имеет величайшее значение. Они находят здесь, должно быть, чрезвычайно обильную пищу, так как в очень короткое время поразительно увеличиваются в размерах и весе.
В Великобритании молодых лососей долго не признавали за лососей и тем причиняли непоправимый вред. Тех, которые еще сохранили окраску молодых, считали за рыб другого вида, не хотели признавать за настоящих лососей даже тех, которые уже находились в переходной окраске, а потому и не колебались вылавливать их целыми четвериками, и если не могли иначе утилизировать, то бросали их в качестве удобрений на поля[62]. Хогг, пастух, был первый, кто обнаружил ошибочность общераспространенного мнения. Пася своих овец, он неоднократно имел случай наблюдать рыб и приобрел значительную ловкость в их ловле. При этом ему попадались в руки молодые лососи, которые только что оделись во второй наряд молодых, и такие, которые уже совершили переход к наряду старых. Раз обратив на это внимание, он решил провести наблюдения, отметил пойманных им рыб, отпустил их и позднее снова выловил их на удочку в виде несомненных лососей. Открытие его было встречено с недоверием и насмешкой, пока наконец за дело не принялись естествоиспытатели и не убедились путем искусственного разведения в справедливости данных Хогга. С тех пор думают иначе, чем прежде, и стараются по возможности защищать молодых лососей, которые раньше стояли вне покровительства законов; уже теперь замечаются самые утешительные результаты этого.
Все враги, которые преследуют вообще наших речных рыб, причиняют вред и лососям и истребляют столь значительную часть их, что, может быть, едва более 10 из 100 отложенных яиц развиваются и достигают зрелости. Враг, сильнее всего свирепствующий над ними, понятно, человек. Значительное большинство рыбаков не может заставить себя своевременно щадить лососей, а, напротив, именно в период размножения производит ловлю самым ревностным образом и не щадит даже тех из них, которые заняты кладкой яиц и, совершенно поглощенные этим делом, легко дают себя выловить. В Великобритании владельцы крупных поместий ревностно стремились прийти к соглашению, чтобы обеспечить лососям более серьезную защиту в течение установленного ими охранительного запретного времени, чем существующие законы; однако все пришли там к убеждению, что лишь после пятилетнего покоя, т. е. полного прекращения ловли лососей, реки могли бы быть снова населены в достаточной степени[63].
Легче, чем всякую другую рыбу, лосося можно изгнать из известных рек. Доказано, что одна и та же рыба всегда посещает для размножения ту реку, в бассейне которой она родилась; именно ее, а не другую. Какие условия имеют при этом решающее значение, мы не можем сказать с уверенностью, но сам факт установлен, по-видимому, множеством наблюдений.
С помощью искусственного разведения удалось кроме кумжи, поселить в Австралии (штат Виктория и остров Тасмания) и на Новой Зеландии также лосося. Потребовалась, правда, замечательная настойчивость и затрата значительных денежных средств, чтобы добиться намеченной цели; но она была достигнута. Незначительная часть из тех многих тысяч яиц, которые посылались в Австралию, уложенные во льду, доехали туда живыми и развились в сильных рыб, которые были в состоянии привыкнуть к встретившимся там условиям и хорошо вырасти, пользуясь встреченной там пищей. «Эти чужестранцы, — замечает, сопоставляя результаты, Зибольд, который собрал относящиеся сюда данные, — должно быть, нашли в австралийских водах даже очень изобильную пищу, так как они выросли быстрее, чем можно было ожидать. Рост их шел превосходно еще и в том отношении, что по истечении периода юности в них совершенно правильно пробудилось половое возбуждение и размножение потекло у них совершенно так же, как у их родителей. Факт этот заслуживает тем большего внимания, что, как можно было при этом убедиться, эти рыбы, прожив первую молодость в реках Австралии, перешли, следуя унаследованному от родителей стремлению к перекочевкам, к жизни в открытом море. Возвращения этих лососей в реки Австралии ждали с тем большим напряжением, что они вышли в часть океана, где могли подвергнуться преследованиям совершенно неизвестных врагов, и казалось сомнительным, удастся ли им выдержать счастливо эту неизбежную борьбу за существование. Что они ее выдержали, видно уже из неоднократного возвращения их в реки. Но и в Австралии они сохранили изумительную память на местность их предков, так как умели снова находить то самое место в реках, где сами выросли, чтобы вернуться туда для нереста»[64].
Мясо лосося по справедливости считается лучшим из доставляемого нашими туземными рыбами, но уступает уже мясу кумжи, еще более мясу хариуса и сига и более всего мясу гольца. Оно ценится лишь до тех пор, пока имеет красный цвет; ставши белым, оно не только обесценивается, но даже считается вредным.
Две лососевых рыбы средней Европы трудно различить, а потому их часто смешивают. Одна из них — кумжа озерная (Salmo trutta morfa lacustris), которую уже Авзоний отмечает как «промежуточное существо двоякой природы, ни то, ни другое: еще не лосось и более не форель — сомнительное создание!». Она и сейчас еще сомнительное существо, допускающее два и даже много толкований, относительно которого воззрения ихтиологов сильно расходятся.
Половозрелую форму кумжи озерной можно узнать по более толстому, неуклюжему сложению[65]. Голова ее, по сравнению с остальными частями тела, имеет значительный объем: морда относительно тупая, что обусловливается особенно развитой межчелюстной костью, передняя короткая пластинка сошника треугольная и на поперечном заднем крае усажена 3–4 зубами, очень длинная твердая рукоятка слегка вогнута на небной поверхности и снабжена толстым высоким продольным ребром, усаженным зубами; зубы, сидящие на сошнике, очень сильные и расположены впереди по большей части в один, сзади в два ряда, редко и там и тут в один ряд, еще реже и там и тут в два. Зеленовато-голубая или серо-голубая спина и серебристо-блестящие бока имеют то большее, то меньшее число пятен круглой или угловатой формы и черного цвета, которые иногда бывают с неясной оранжево-желтой каймой. У молодых замечаются еще на боках отдельные оранжево-желтые пятна. Грудные, брюшные и заднепроходный плавники кажутся в молодом возрасте бледными, но у более старых экземпляров окрашены в серый цвет, то сильнее, то слабее, чем спинные и хвостовой плавники, которые всегда имеют такой же или еще более темный цвет; на спинном плавнике замечается всегда много круглых черных пятен, между тем как хвостовой плавник усажен лишь иногда отдельными неясными черными крапинками.
Величина очень значительна: не редки кумжи длиной 80 см и весом 12–15 кг; иногда ловят экземпляры длиной 1 м и весом 25–30 кг.
Можно сказать с уверенностью, что описанный вид живет в озерах Альп и их предгорий и здесь встречается почти во всех более значительных и глубоких водах до высоты 1500 м; можно предположить, что Линней, давший этому виду название, имел перед собой шведские, а не швейцарские экземпляры, и наконец, вероятно, что эта кумжа живет также в более крупных и более глубоких озерах Шотландии. В альпийских озерах она держится обыкновенно на значительной глубине, редко в слоях менее 40 м глубины, так как в них держатся сиги, их любимая добыча. Она преследует, правда, кроме того, все виды мелких рыб, но в зрелом возрасте охотится преимущественно за этими нежными и вкусными родичами по семейству, между тем как в молодости питается в основном плотвой. «Если кумжи, — говорит Геккель, — попадут на стаю этих рыб, то, преследуя их, они так разгорячаются, что заплывают в совершенно мелкие прибрежные места. Стая плотвы стрелой бросается врассыпную и старается спастись, делая прыжки над поверхностью воды, но тщетно: не менее быстрый враг хватает добычу сначала за хвост и глотает, делая быстрый поворот, так что глотание совершается головой вперед». Достигнув веса 12–15 кг, они не довольствуются более такой мелкой рыбой, а охотятся за рыбами весом почти в 1 кг.
К началу сентября они оставляют воды, в которых обычно живут, и поднимаются по рекам для метания икры. У тех, которые плодовиты, способность к размножению наступает уже в ранней молодости и проявляется, как и у более старых экземпляров, в изменении цвета и накожного покрова. Они принимают очень темную окраску и бывают как бы зачернены на нижней стороне от подбородка до конца хвоста, кроме того, более глубокие слои кожи просвечивают оранжево-желтым цветом, почему такие экземпляры, по словам Зибольда, получают на озере Хиемзее название золотых лососей. Утолщение кожи до значительной степени происходит на спине и брюхе самцов и простирается также и на плавники. Перекочевка совершается обществом; однако более крупные экземпляры появляются обыкновенно первыми. Рыбы медленно поднимаются вверх, так как они, по-видимому, не торопятся попасть скорее на место. Тем не менее они далеко поднимаются вверх по рекам; в области Рейна, по словам Чуди, до 800 м над уровнем моря, в области Инна на гораздо более значительные высоты, так как здесь они населяют еще озера на высоте 1600 м. В мелкие ручьи они, впрочем, не имеют обыкновения входить, а отыскивают для нереста покрытое гравием дно в быстро текущих реках. Кладка происходит совершенно таким же образом, как у ручьевой кумжи. Они вырывают, по мере того как освобождаются от своих желтых липких яиц величиной с горошину, желобкообразные ямки в песке; у рыб весом около 10 кг эти ямки уже такой длины и глубины, что в них мог бы поместиться, лежа, человек. Такими ямками охотно пользуются также и приплывающие позже самки, и они хорошо известны также всем рыбакам. Спустя продолжительное время после окончания нереста они возвращаются в озера, чтобы провести здесь зиму и лето, между тем как молодые, родившиеся в этот или предыдущий год, остаются всю весну и лето в реках и лишь на вторую зиму своей жизни отправляются в озера. При возвращении они, держась головой вверх, предоставляют течению нести их, поэтому их хвостовой плавник часто сильно повреждается.
Мясо ее, как пишет Геснер, очень ценится. «Эти рыбы имеют чрезвычайно хорошее и здоровое мясо, так что превосходят в этом отношении почти всех других рыб, однако они особенно хороши летом, когда мясо их красновато; этот цвет пропадает зимой и во время нереста. Выше ценятся те, которых вылавливают на глубине, чем те, которые держатся в верхних слоях воды. Их приготовляют различными способами, как лососей и мелких речных кумжей».
Ближайший родич озерной кумжи — проходная кумжа (Salmo trutta). Вследствие большого сходства ее с кумжей озерной трудно дать резкие отличительные признаки обоих видов[66]. Тело проходной кумжи относительно плотное и почти круглое, голова спереди притуплена, разрез рта доходит не далее как под глаза; чешуйки больше, зубы слабее, чем у озерной кумжи; те, которые сидят на передней пластинке и рукоятке сошника, расположены, в сущности, таким же образом, как у родственного вида. По цвету проходная кумжа, по словам Зибольда, почти не отличается от бесплодной озерной формы. Ее голубовато-серая спина и серебристые бока усажены лишь немногими черными пятнами, а иногда совершенно лишены пятен; нижняя сторона чисто-белая, парные плавники и заднепроходный бесцветны, грудные у более старых экземпляров серого цвета, спинной и хвостовой плавники темно-серые, первый разрисован отдельными черными пятнами. Пока молодые кумжи еще не достигли половой зрелости, их плавники винно-желтого цвета, и на боках тела тоже замечаются различные оранжево-желтые пятна. Вероятно, и между кумжами есть бесплодные экземпляры, по крайней мере такими считают тех из них, которые отличаются от остальных светлым, как серебро, цветом, глубоко вырезанным хвостовым плавником и легко отпадающими чешуйками. Длина, по словам Ярреля, может достигать 1 м, вес 15 кг.
Проходная кумжа водится не в больших озерах, а в море. В море она живет поздней осенью и отсюда поднимается вверх по рекам, чтобы метать икру. Область распространения ее простирается, соответственно этому, значительно дальше, чем область ее родичей. Она живет в Балтийском море, северном Атлантическом океане, включая проливы и каналы вокруг Великобритании, в Северном море и Ледовитом океане до Белого моря, нередко встречается у немецких берегов. У скандинавских, английских, шотландских, ирландских, лапландских и русских берегов и во впадающих в эти воды реках кумжа попадается местами в таком большом числе, что может совершенно испортить все удовольствие английскому ловцу лососей, хватая приманку вместо ценной семги и тем возбуждая сначала надежды, а потом принося горькое разочарование. Пища ее состоит из тех же животных, которых преследуют и другие крупные благородные лососи. Время нереста падает на ноябрь и декабрь. Вхождение в реки происходит обыкновенно в мае, июне и июле, возвращение же после таяния льда. Она посещает все немецкие реки, но не поднимается так далеко вверх, как лосось, и, соответственно этому, в верхнем течении рек принадлежит к числу редкостей. Размножение происходит совершенно таким же образом, как и у других видов этого рода.
Из всех германских лососевых рыб ручьевая кумжа (Salmo trutta trutta fario)[67] имеет самое плотное сложение. Тело ее более или менее сжато с боков, морда короткая и очень усеченная; передняя короткая пластинка сошника треугольная, усаженная на поперечном заднем крае 3–4 зубами; длинная рукоятка вооружена на слегка вогнутой небной поверхности двумя рядами очень сильных зубов. Сказать о цвете ее что-нибудь общее совершенно невозможно. Чуди называет форель «хамелеоном между рыбами», но он мог бы прибавить, что она варьирует еще гораздо более, чем это пресмыкающееся, известное изменениями цвета. Вероятно, мы будем близки к истине, если примем, что столь различная окраска представляет лишь отражение преобладающих цветов окружающей рыбу среды, что ручьевая форель представляет совершенно то же явление, что и живущая в море камбала, которая приспособляет свой цвет к цвету дна. «Хотя форели очень известные рыбы, но тем не менее они бывают разного рода: некоторые белого цвета, другие желтоватого, иные черноватого или золотистого; некоторые имеют черные пятна, у других они золотистые. Те, которые черноваты и имеют также черные пятна, называются черными форелями. Некоторые черноваты и испещрены красными пятнами. Те, у которых пятна золотистые, называются золотыми форелями; некоторых ловят только в лесах, такие называются лесными форелями, другие называются лососьими форелями, так как представляют нечто среднее между лососями и форелями. Во внутреннем строении форели представляют мало различий, одни имеют белое мясо, другие более красное и гораздо лучшее, хотя у всех форелей мясо, безусловно, здоровое».
Кумжа (Salmo trutta trutta morfa fario)
Брюшные и грудные плавники ручьевой кумжи вытянуты в поперечном направлении и закруглены; хвостовой плавник изменяет свою форму с возрастом: у молодых форелей он имеет глубокую вырезку, у более старых вертикально усечен, у старых даже несколько закруглен снаружи. Самцы отличаются от самок по большей части более крупной головой и неправильно расположенными многочисленными, но крепкими зубами, кроме того, у них с возрастом поднимается и скашивается кверху нижняя челюсть, особенно кончик. Величина, как и цвет, соответствует местопребыванию. В маленьких, быстро текущих ручьях, где кумжа должна довольствоваться малым количеством воды, она едва достигает длины 40 см и веса в 1 кг. В Швейцарии, по Чуди-Келлеру, длина ручьевой кумжи равняется в среднем лишь 15–30 см, а вес 0,5–0,37 кг, однако и экземпляры в 1–2, даже 3–5 кг не особенно редки. В глубоких водах, в озерах и прудах форель при обильной пище может достигать в длину 90 см и более и веса в 5–6 кг. Можно с уверенностью утверждать, что таким гигантам много лет. Рыбаки склонны приписывать форелям продолжительность жизни не более 20 лет; но существуют примеры, доказывающие, что они могут быть и гораздо старше. Оливер вспоминает об одной ручьевой форели, которую держали 28 лет во рву одного замка и с течением времени необыкновенно приручили, Моссоп говорит о другой, которую при таких же обстоятельствах выдержали 53 года.
Произведенные до сих пор исследования недостаточны для того, чтобы определить область распространения ручьевой кумжи, однако мы знаем, что она встречается в удобных местах во всей Европе от Нордкапа до мыса Тарифа, а также в Малой Азии и, вероятно, в других странах этой части света[68]. Необходимое условие для ее жизни составляет чистая проточная вода, богатая кислородом. Она обитает во всех горных водах, особенно в реках и ручьях, затем также в озерах, питаемых протекающей через них водой или сильными выходящими в них ключами; здесь ручьевая форель может жить по той простой причине, что в обоих случаях, благодаря быстрому движению воды, очень большая часть ее непрерывно приходит в соприкосновение с внешним воздухом и потому может постоянно поглощать столько воздуха, а следовательно, и кислорода, сколько вода может вообще содержать в растворе. На высоких горах она, по Чуди-Келлеру, восходит до альпийского пояса.
В ручьях и реках наших средних гор не замечается никакого бросающегося в глаза странствования ручьевой кумжи. Недалеко от моей родины в долине между горами средней высоты выходят обильные ключи, которые соединяются в ручей, достаточно сильный, чтобы вертеть мельничное колесо. Этот ручей впадает в Роду и очищает ее воду, которая иногда бывает очень грязна. Здесь с незапамятных времен живут ручьевые форели, но лишь на протяжении восьмикилометрового участка, выше и ниже которого они обыкновенно не встречаются. Лишь во время нереста случается, что они оставляют свое настоящее местопребывание и перекочевывают в Роду, чтобы искать места для метания икры, хотя так же хорошо находят их и там, где обыкновенно живут.
По ловкости и быстроте движения ручьевая форель уступает разве некоторым из своих родичей, но едва ли какой-либо другой речной рыбе. Вероятно, их должно причислять к рыбам, ведущим ночной образ жизни, по крайней мере все наблюдения говорят в пользу того, что они лишь к вечеру обнаруживают полную живость и преимущественно ночью занимаются своим главным делом — питанием. Днем форель охотно прячется под нависшими прибрежными камнями или вообще в углублениях и укромных уголках, какие доставляет ей горная порода, находящаяся в воде, где она живет; если же все кругом совершенно спокойно, то она и в это время плавает по открытой воде, всегда держась головой против течения. Иногда она остается четверть часа и долее на одном месте, двигая плавниками настолько, сколько надо, чтобы сохранить свое положение, или же вдруг как стрела бросается вперед, с удивительной ловкостью держась главного течения и таким образом находя себе дорогу в мелких ручьях даже по таким местам, где ей проплыть, по-видимому, невозможно. Если ее потревожат, она обыкновенно старается отыскать новое убежище и спрятаться в нем, так как принадлежит к числу самых пугливых и осторожных рыб. Пока она стоит неподвижно, она караулит и тщательно озирает свою охотничью область, воду около нее и перед ней и поверхность воды или воздух над ней. Если насекомое, все равно, большое или маленькое, приближается к тому месту, где она стоит, она продолжает оставаться неподвижной, пока оно не приблизится на расстояние прыжка, затем вдруг один или несколько раз сильно ударяет хвостом по воде и прыгает, устремляясь в воде или выскакивая над ее поверхностью, на намеченную добычу. Пока она молода, она охотится преимущественно за насекомыми, пиявками, моллюсками, маленькими рыбами и лягушками; достигнув веса в 1–1,5 кг, она может поспорить в прожорстве с любой хищной рыбой такой же величины, по крайней мере едва ли уступает щуке, и бросается на все живое, что может одолеть, не исключая и своего потомства. Тем не менее и теперь главную часть ее пищи составляют насекомые, живущие в воде в стадии личинки или взрослого насекомого, и мелкие ракообразные.
Половая деятельность форели начинается в середине октября и при известных обстоятельствах продолжается до декабря[69]. Рыбы длиной в 20 см и весом в 150 г уже способны к размножению. Кроме сильного набухания половой бородавки, замечаются своеобразные изменения кожи: чешуя самцов, особенно на спине и брюхе, совершенно прикрывается черной разросшейся кожей; такое же набухание кожи покрывает основание и передний край заднепроходного плавника, а также верхний и нижний края хвостового. Такое утолщение хвостового плавника замечается так-же у нерестящихся самок, между тем как их чешуйки лишь отчасти обрастают более слабым утолщением кожи. Икрометание происходит в неглубоком месте на покрытом крупным песком или мелкими камнями дне или за крупными камнями, где замечается быстрое течение. За самками следует почти всегда по нескольку самцов, обыкновенно меньшей величины, и вовсе не исключительно затем, чтобы обливать семенем яйца, а также и затем, чтобы частью поедать только что отложенную самкой икру. По уверению рыбаков, самка обнаруживает большую благосклонность к одному из самцов и прогоняет других, быть может, именно потому, что знает, что они опасны для икры. Перед кладкой самка оживленными движениями хвоста вырывает более или менее обширную неглубокую ямку, выпускает в нее яйца и тотчас уступает место самцу, который в то же время или немедленно вслед затем выбрызгивает на них некоторое количество семени. С помощью движений хвоста яйца снова прикрываются песком и затем оставляются на произвол судьбы. Самка никогда не откладывает все яйца сразу, а нерестится с перерывами в течение восьми дней, и всегда ночью, охотнее всего при лунном свете.
Приблизительно через 6 недель, в зависимости от господствующей погоды, раньше или позднее, выходят мальки и сначала более или менее стоят неподвижно на месте нереста и только двигают своими недоразвитыми плавниками, пока не всосется висящий на них желточный мешок и они не почувствуют потребности в другой пище. Сначала они довольствуются самыми мелкими водяными животными, затем отваживаются нападать на червяков, потом на насекомых и рыбных мальков, и вместе с ростом увеличивается и их хищность. Через три месяца после выхода из яиц из безобразных созданий развиваются стройные изящные рыбки, на одежде которых выделяются темно-бурые поперечные полоски, как и у большинства остальных молодых лососей. В это время рыбки, происшедшие из одной кладки, начинают разъединяться, ищут укромные места и ведут образ жизни, более или менее сходный с образом жизни родителей.
Многие враги угрожают и вредят молоди. Еще прежде чем из оплодотворенных яиц выйдут мальки, рыбы, живущие на дне, особенно бычки, производят среди них жестокие опустошения; оляпка тоже подбирает икринки; даже безобидная трясогузка поедает некоторые яйца. Позднее, после выхода из яйца, кроме бычков, и другие хищные рыбы, а особенно старые ручьевые форели, хватают много мальков, а когда молодь разовьется до такой степени, что сама может начать хищничать, то она встречает в куторе, водяной крысе и выдре таких врагов, против которых она бессильна.
Справедливые жалобы об уменьшении количества наших пресноводных рыб относятся, к сожалению, и к ручьевым форелям.
В альпийских озерах средней Европы, а также Крайнего Севера, в горных озерах северной России и Скандинавии живет в большем или меньшем количестве арктический голец (Salvelinus alpinus)[70]. Тело его вытянуто и несколько сжато с боков и необыкновенно изменчиво в зависимости от возраста, пола и местопребывания; плавники довольно длинны, брюшные находятся под спинным; хвостовой плавник и в старости сохраняет свою вырезку. Окраска гольца так изменчива, что этим достаточно объясняются различные названия, которые он носит. Чаще всего, по словам Зибольда, встречается следующая окраска: голубовато-серый цвет спины постепенно переходит на боках в более или менее желтовато-белый, брюхо — ярко-оранжево-красное и особенно выделяется во время размножения; на боках часто находятся круглые светлые пятна, которые по близости брюха, смотря по цвету последнего, окрашены то в беловатый, то в желтоватый, то в оранжево-красный цвет; такие пятна встречаются иногда и на нижней части спинного плавника; у молодых рыб они иногда соприкасаются, и таким образом получается мраморный рисунок. Оранжево-желтый цвет брюха может темнеть до киноварно-красного, а спина до буро-зеленого цвета. Длина гольца может достигать 80 см, а вес 10 кг, но обыкновенная длина равна 30 см, а вес около 0,5 кг.
1 — Арктический голец (Salvelinus alpinus) 2 — Европейский хариус (Thymallus thymallus)
Некоторые ихтиологи различали или различают в качестве особых видов не только гольцов из озер различных стран, но даже тех, которые ловятся в одной и той же местности. Постепенно и, наверное справедливо, установилось воззрение, что между гольцами, живущими в швейцарских, баварских и австрийских озерах и встречающимися в таких же водах Скандинавии, Лапландии, Финляндии или Великобритании нет такого различия, которое давало бы право разделять их на разные виды[71].
Лишь настоящие горные озера, например, те, которые лежат на высоте до 2000 метров над уровнем моря, служат местопребыванием гольцов; они обыкновенно поднимаются по впадающим в них рекам, даже в период икрометания. Подобно сигам, они держатся на глубине и тоже охотятся главным образом за мелкими животными, особенно за различными маленькими ракообразными. Линней, который не знал настоящей их пищи, справедливо удивлялся, находя их в мертвых озерах Лапландии в качестве единственных обитателей. Между прочим, они не пренебрегают и мелкими рыбами, и очень крупные гольцы питаются главным образом последними. Время нереста начинается к концу октября и продолжается до конца ноября, а в некоторых озерах может быть и еще дольше. В это время гольцы поднимаются на мелкие прибрежные места и здесь мечут икру. Однако, по словам Ярреля, случается, по крайней мере в Шотландских озерах, что они при известных обстоятельствах входят и в реки и проходят по ним значительное расстояние вверх, чтобы здесь удовлетворить свои потребности в размножении. Размножение их довольно сильно, рост менее быстр, чем у ручьевых кумжей, вместе с которыми они часто живут в озере, не смешиваясь, однако, с ними. Путем искусственного оплодотворения в новейшее время не раз получались помеси кумжей и гольцов, которым приписывают превосходные качества, особенно более быстрый рост, чем у гольцов, и более нежное, более вкусное мясо, чем у ручьевых форелей. Путем искусственного рыбоводства существенно увеличили население некоторых озер.
Мясо гольца, бесспорно, лучше мяса всех других пресноводных рыб, а потому справедливо пользуется величайшим почетом. Когда бенедиктинцы Адмонта передавали другим лицам принадлежащие их монастырю права рыбной ловли в Штирии, то сохранили за собой все озера, где водились гольцы. Кто пробовал мясо последних, тот признает целесообразность этой меры.
Сигами (Coregonus) мы называем лососевых рыб средней величины или мелких с несколько сжатым с боков телом, маленьким узким ртом, беззубым или вооруженным очень тонкими непостоянными зубами, легко отпадающими чешуями средней величины, маленьким жировым плавником и начинающимся перед самыми брюшными плавниками высоким спинным. В последующем изложении я пользуюсь исследованиями Зибольда и ограничиваюсь описанием признаваемых им европейских видов этого рода, но считаю нужным упомянуть предварительно о нескольких сигах, живущих в Сибири, так как их можно назвать самыми важными рыбами северной Азии, и они яснее всего доказывают важность этого рода для рыболовства и торговли[72].
В обширной Оби и ее притоках сиги играют важную роль. Исполинская река содержит, правда, миллиарды рыб, но по сравнению с массой ее воды и протяжением бассейна лишь немного видов. Сиги, и особенно белорыбица, или нельма (Stenodus leucichthys), сирок (Coregonus syrok), муксун (Coregonus muksun), носун (Coregonus nasus) и зельд (Coregonus merkii), населяют Обь и Иртыш от Обской губы до верхних притоков в бесконечном множестве и имеют чрезвычайно важное значение для тамошнего рыболовства. Ежегодно до или после ледохода они начинают свое странствование, тянутся бесчисленными стаями вверх по реке, некоторые проникают, по-видимому, лишь в нижние притоки, другие — в верхнюю часть бассейна, достигают к концу лета мест кладки яиц, размножаются в это время и затем медленно возвращаются на зимние места. Следует ли искать зимовья в самом Ледовитом океане или в Обской губе, еще не исследовано.
Далекие перекочевки, при которых по крайней мере некоторые из упомянутых видов сигов, считая путь туда и обратно, проходят около 7000 километров, совершаются, как и у других лососей, исключительно ради размножения, но не ради лучшего питания. Хотя перекочевывающие сиги и не всегда воздерживаются по дороге от пищи, напротив, иногда наполняют желудок питательными веществами, особенно мелкими двустворчатыми раковинами, однако очень многие из них гибнут от лишений и истощения вследствие нереста. Сибиряки полагают, что сиги умирают в иные годы в большом числе не от истощения, а от «порчи воды», т. е. они думают, что покрытая льдом вода Оби и некоторых из ее притоков вследствие лишь медленного течения и чрезмерного насыщения растворенными солями становится гнилой и тем обусловливает смерть рыб[73].
Ход рыб не всегда приходится на одно и то же время, и, во всяком случае, определяется температурой воды. Если оттепель наступает очень рано, то случается иногда, что сиги идут вверх по реке не только подо льдом, но и над ним в текучей по льду талой воде; но в таком случае они по большей части погибают жалким образом, если снова наступает мороз. Появление белухи указывает русским и остякам начало хода; это китообразное является в их глазах предвестником или по крайней мере признаком, что рыба приближается. Поэтому ее вовсе не преследуют, и белуха со своей стороны точно с благодарностью принимает это, едва уклоняется от приближающейся к ней рыбачьей лодки, и людское движение нисколько не тревожит ее. По уверению опытных рыбаков, нижнюю Обь каждое лето посещают 5–8 стай этого китообразного, каждая по 40 штук. Обратный ход начинается в августе, как правило к концу месяца, но в это время рыба не идет такими многочисленными и однородными стаями, как во время хода вверх, а меньшими и смешанными. Осенью следуют за ними и молодые, которых до этого времени массами находят во всех малых реках и вообще на мелких местах.
Все сибиряки русского происхождения занимаются ловлей рыбы, если не исключительно, то главным образом летом или по крайней мере пока вода свободна ото льда; напротив, остяки и самоеды ловят ее также зимой подо льдом. Однако лед в большую часть зимы бывает настолько толст, что лов неводами становится вовсе невозможным, а лов вершами возможен лишь по временам. Лишь непосредственно после ледохода начинается на реке движение. От Тобольска вниз до Обдорска все города и села снаряжаются на работу. Тобольск посылает больше всего рыбаков и рыбачьих лодок; но и Березов и Обдорск почти пустеют, когда начинается ловля рыбы, так как гораздо больше половины мужчин и значительная часть женского населения обоих мест покидают зимние жилища, чтобы заниматься где-нибудь ловлей рыбы.
Не меньшее значение, чем в Азии, имеют сиги в Северной Америке, где их называют «White fish» (белая рыба). Для некоторых индейских племен эти рыбы даже составляют главное средство существования.
Западный сиг (Coregonus wartmanni)[74] более стройного сложения, чем все остальные немецкие сиги; голова его относительно маленькая и низкая, тонкая морда вертикально усечена на конце, рот малый, беззубый, кроме усаженного тонкими гребневидными зубами языка; спинной плавник больше в вышину, чем в длину; тело покрыто большими, нежными, легко отпадающими чешуйками. Верхняя сторона головы и спина имеют на светло-голубом фоне серебряный блеск, бока головы и брюха просто серебристые; боковые линии усажены черными точками; плавники желтовато-белые с широкой черной каймой. Длина западного сига достигает 60 см, а в среднем лишь 30–50 см, вес 2–3 кг. Должно заметить, что и форма тела так же разнообразна, как и цвет.
Западный сиг живет в большинстве более крупных швейцарских, баварских и австрийских озер, лежащих на северных склонах Альп и их предгорий.
Обыкновенно западные сиги, подобно большинству их родичей, держатся в самых глубоких местах озер, нередко на глубине 200 метров, лишь в виде исключения в слоях воды между 40 и 100 метрами глубины. В реки они не входят никогда, а потому и не перекочевывают из одного озера в другое. Пища состоит главным образом из очень мелких водяных животных, живущих в глубине озер, и она стала отчасти известной натуралистам лишь путем исследования содержимого желудков западных сигов. Кроме того, эти рыбы едят также находящуюся на дне озер слизь, образующуюся от разложения низших растительных и животных организмов. К их добыче относятся также мелкие раки, водяные моллюски, черви и личинки насекомых.
В период нереста западные сиги ведут себя совершенно так же, как сельди. Стремление к размножению так овладевает ими, что они совершенно изменяют привычный образ жизни. Подобно другим лососям, они, по словам Зибольда, перед нерестом и во время его ничего не едят по целым неделям. Они появляются от середины ноября до декабря, следовательно в течение трехнедельного промежутка, бесчисленными стаями на поверхности озера, то так близко от поверхности воды, что можно видеть их спинные плавники, то, испуганные холодом верхних слоев, метелью, льдинами и тому подобным, на глубине нескольких метров; они жмутся так, что вредят друг другу трением, стирают кожные наросты и даже чешуи, на известное пространство покрывают и мутят ими воду и даже действительно душат один другого. «На Невшательском озере, — рассказывает Карл Фогг, — я был часто свидетелем нереста этих рыб, когда они приближались к более мелким прибрежным местам. Они держались попарно и выпрыгивали из воды на высоту метра, обратившись друг к другу брюхом, испуская одновременно икру и молоки. В лунные ночи, если нерестится много рыбы, быстрое, как стрела, выскакивание блестящих, как серебро, животных представляет очень своеобразное зрелище». Оплодотворенные яйца медленно погружаются в глубину.
В тех же озерах, где водится западный сиг, живет и сиг-лудога (Coregonus lavaretus), отличающийся от западного более короткой и тупой мордой и более коротким и более толстым хвостом, в меньшей степени цветом. По величине этот вид часто значительно превосходит западного сига, так как он может достигать в среднем длины 60 см и более и веса более 3 кг.
Для своего жительства речной сиг, которого с помощью искусственного рыбоводства поселили также в удобных озерах Пруссии, Познани и Польши, избирает глубины около 70–80 м, хотя при известных обстоятельствах и он опускается в самые глубокие части озер[75]. Пища состоит из тех же животных, которые были названы при описании западного сига, однако говорят, что он часто поднимается в летние месяцы на поверхность, чтобы хватать насекомых. В ноябре сиг-лудога поднимается в верхние слои воды для метания икры и направляется к прибрежным местам озера, где мелкие места переходят в глубокие. Здесь икра откладывается на каменистом или крупнопесчаном грунте, и на этом основании немецкие названия этой рыбы: Bodenrenke (донный сиг) или Sandfelchen (песочная форель).
Еще не удалось решить окончательно, следует ли считать сига-песочника, который живет в озере Мадюзее, лежащем между Штеттином и Штаргардом, и в озере Шаалзее около Лауенбурга и из первого был переселен в различные озера Бранденбурга и Померании, за особый вид или лишь за разновидность сига-лудоги. Форма тела и образ жизни говорят, по-видимому, в пользу последнего предположения: различия, которые замечены между обеими родственными рыбами, незначительны.
Сиг-песочник (Coregonus maraena)[76] отличается, по словам Зибольда, несколько от сига-лудоги южной Германии лишь по очертанию морды: ротовая часть гораздо плотнее и шире, обе межкрышечные кости не опускаются косо вниз и назад, обе верхнечелюстные кости несколько длиннее. Цвет обеих рыб одинаков.
Кильх (Coregonus hiemalis)[77]. Длина его не превышает 40 см, а по большей части меньше; следовательно, он значительно меньше, чем вышеупомянутые родичи, от которых кильх, кроме того, отличается коротким телом и заметно согнутой спиной. Цвет верхней стороны головы желтовато-белый, цвет боков и жаберных крышек с серебристым блеском, цвет остального тела светлый буровато-серый, плавники бесцветны, но, за исключением грудных, имеют черную кайму.
До исследований Зибольда кильхов знали лишь из Боденского озера; названный исследователь нашел их также в Аммерзее и предполагает, что они населяют, вероятно, и другие альпийские озера. Эта неизвестность объясняется тем, что кильх постоянно держится на глубине 70–90 м и лишь в конце сентября поднимается в вышележащие слои, чтобы метать икру.
1 — Кильх (Coregonus hiemalis) 2 — Западный сиг (Coregonus wartmanni) 3 — Сиг-лудога (Coregonus lavaretus)
По выступающей нижней челюсти, благодаря чему подбородок становится верхушкой морды, можно отличить балтийскую, или европейскую, ряпушку (Coregonus albula) от всех ее среднеевропейских родичей. Длина ее обыкновенно лишь 15–20, но может в виде исключения достигать 25 см и несколько более.
В Германии ряпушка водится преимущественно в познанских, восточно- и западнопрусских, померанских, силезских, бранденбургских, мекленбургских и голштинских озерах; но в высшей степени вероятно, что она же водится и на Скандинавском полуострове и в северной России[78]. В некоторых озерах Шотландии, где она тоже живет, она, как говорит предание, разведена Марией Стюарт.
По своим нравам и привычкам ряпушка похожа на родичей, живущих, подобно ей, в озерах. Вне периода икрометания она держится лишь в глубине; в ноябре и декабре она густыми стаями появляется на поверхности, движется с далеко слышным шумом, а также перекочевывает, привлекаемая большой водной поверхностью, из одного озера в другое. Яйца она выпускает прямо в открытую воду.
Ряпушка справедливо считается очень вкусной рыбой и вполне вознаграждает труд, затраченный на ее ловлю.
Ряпушку раньше других благородных рыб поселяли и с успехом разводили в таких озерах, где она не водилась.
1 — Балтийская, или европейская, ряпушка (Coregonus albula) 2 — Сиг-песочник (Coregonus maraena)
К числу сигов, живущих в море и отсюда регулярно поднимающихся по рекам во время нереста, принадлежит морской сиг (Coregonus oxyrhynchus)[79] — вид, легко отличимый по далеко выдающейся за нижнюю челюсть верхней челюсти, которая переходит впереди в мягкую, удлиненную в виде конуса морду. Его длина 40–50, самое большее 60 см, вес 0,7–1 кг, окраска голубоватого, во время нереста голубовато-черного цвета.
Родиной морского сига должно считать Северное и Балтийское моря. Из них он входит в более или менее значительном количестве в мае, следовательно, задолго до нереста, который происходит, как говорят, с сентября до декабря, в находящиеся в соединении с морем заливы и реки, чтобы подниматься по ним вверх. Но морские сиги редко поднимаются далеко по рекам. После метания икры они раньше или позднее возвращаются в море, молодые следуют за старыми, достигнув длины 8 см, и снова появляются в реках лишь по достижении зрелости.
Белое, нежное и вкусное мясо морского сига очень ценится и идет в пищу как свежим, так соленым и копченым; поэтому рыба эта во всей северной Германии — важный предмет лова.
Морской сиг (Coregonus oxyrhynchus)
Европейский хариус (Thymallus thymallus). Голова его мала; верхняя челюсть выдается за нижнюю, спинной плавник вдвое превосходит длиной заднепроходный[80]. Цвет значительно изменяется в зависимости от местопребывания, времени года и возраста. На верхней стороне преобладает обыкновенно зеленовато-бурый цвет, переходящий на боках в серый, а на брюшной стороне в блестящий серебристо-белый; голова сверху буроватая, по бокам испещрена на желтоватом фоне черными пятнами, и эта пятнистость продолжается на передней стороне по части тела, или пятна располагаются соответственно рядам чешуй в виде буровато-серых продольных полосок. Спинной плавник отличается великолепной игрой цветов и существенно содействует красоте рыбы; основной цвет его яркий пурпурно-красный, который образует как бы зеркало и еще более выделяется благодаря 3 или 4 черным полоскам, состоящим из пятен; парные плавники грязного желто-красного цвета, заднепроходный и хвостовой плавники фиолетового. Длина тела по большей части немногим больше 20 см, но может достигать 60. Вес колеблется от 0,7 до 1,5 кг.
Из европейских лососевых рыб хариус принадлежит к наиболее распространенным видам; он встречается во всей средней и восточной Европе, в водах Альп и северогерманских и русских равнин, на материке и в Великобритании, а также в бассейне Оби, хотя здесь лишь в горных реках и ручьях, текущих к гигантской реке или к одному из ее притоков[81]. Для житья хариус выбирает приблизительно такие же воды, какие любит ручьевая кумжа, но не во всех ручьях, где есть ручьевые кумжи, водятся и хариусы, и наоборот. В Швейцарии держатся мнения, что хариус прогоняет ручьевую форель. В Великобритании предполагают, что монахи прежних лет старались развести хариусов в некоторых реках, но с уверенностью сказать можно лишь то, что они охотно основывали свои монастыри в горных местностях и по близости чистых рек, какие любят хариусы.
Хариус — настоящая речная рыба, которая избегает озер и больших прудов и даже, судя по опытам, произведенным в Англии, вовсе не уживается в стоячих водах, по крайней мере не приступает к размножению. В горных водах его редко нет, напротив, на равнине он встречается лишь там, где есть чистая, не слишком глубокая река или ручей с каменистым дном. Он любит реки, вода которых не слишком холодна, не слишком тепла, в которых чередуются быстрые течения и тихие места и дно состоит из гравия, мергеля или глины, не боится также мутной воды, но восходит не так высоко, как ручьевая форель. Нравы его представляют много сходного с нравами форелей. Подобно им, хариус плавает необыкновенно быстро, когда находится в движении, а иногда стоит по целым часам на одном месте, повернувшись головой против течения, часто так спокойно и стойко, что его можно вынуть из воды руками. Пища его состоит из личинок и взрослых форм различных водяных насекомых; он ест также мелких брюхоногих и пластинчатожаберных моллюсков, не избегает и червей и не щадит потомства рыб. Подобно форели, он выскакивает из воды за прожужжавшим насекомым, а потому легко попадается и на удочку. В период размножения у него появляется брачный наряд, который отличается большой красотой всех цветов и распространенным по всей кожной поверхности блеском, имеющим золотисто-зеленый оттенок. В благоприятные весны он начинает кладку яиц уже в марте, при неблагоприятной погоде нерест запаздывает до конца апреля. Пара, которая в это время постоянно держится вместе и плавает вверх и вниз в пределах очень маленькой области, вырывает хвостом ямки в песчаном дне; самка кладет в них яйца, самец оплодотворяет их, и оба сообща покрывают затем яйца песком и мелкими камешками. Мальки выходят обыкновенно в июне и держатся сначала на самых мелких местах, но очень быстро растут и скоро начинают вести образ жизни взрослых[82].
Много врагов, особенно крупные представители того же вида и некоторые водяные птицы, преследуют хариусов, и притом почти так же ревностно, как человек, который считает мясо хариуса равным по достоинству мясу форели и по справедливости причисляет его к лакомым кушаньям.
Европейская корюшка (Osmerus eperlanus). Межчелюстные и верхнечелюстные кости имеют по простому ряду очень тонких зубов, на нижнечелюстных костях наружный ряд также состоит из тонких зубов, а внутренний — из больших толстых зубов; наконец, крепкие остроконечные зубы находятся также на сошнике, небе и крыловидной кости. Чешуйки средней величины, нежны и слабо прикреплены. Относительно формы тела и головы, величины и цвета корюшка варьирует значительно. Спина обыкновенно серая, бока серебристого цвета с голубоватым или зеленоватым блеском, брюхо красноватое. Длина колеблется между 13 и 20 см; в виде исключения встречаются, впрочем, и экземпляры длиной 25–30 см.
Во многих местах по берегам северной Европы, а также у восточного берега Америки корюшка обыкновенна. В Европе ее, по-видимому, больше всего в Северном и Балтийском морях, но она нередка также в Ламанше и поселилась также в более или менее значительном числе в заливах устьев реки и в больших пресноводных озерах. Корюшки, живущие в море, отличаются от живущих в пресных озерах не только значительной величиной, но также особенностями в образе жизни[83].
И та, и другая образуют многочисленные общества, держатся зимой на глубине и появляются лишь в марте и апреле в верхних слоях воды, чтобы совершить ради размножения перекочевку в реки. Стаи, идущие метать икру, не перекочевывают так далеко, как большие лососи. В некоторые годы корюшки, идущие из моря, появляются в устьях рек в бесчисленном множестве, в другие времена встречаются лишь в малом количестве, и причины этого неизвестны. В начале апреля они откладывают свои мелкие желтые яйца на песчаных местах и возвращаются в море или в озера. Продолжающееся высокое стояние воды способствует успешному развитию яиц; понижение уровня вод, где происходило метание икры, не дает развиваться миллиардам яиц.
Во время восхождения корюшки по рекам ее часто ловят в невероятном количестве и массами доставляют на рынки, и, несмотря на ее неприятный запах, похожий на запах гнилых огурцов, ее охотно покупают, так как мясо ее имеет приятный вкус.
Мойва (Mallotus villosus) живет в неизмеримом количестве в Ледовитом океане и чрезвычайно важна для рыболовства. Имеет вытянутую форму тела, мелкую чешую, очень большие круглые грудные плавники, стоящие далеко назади спинные плавники и слабые щетинистые зубы в челюстях, на небе и на языке. Цвет спины темно-зеленый с буроватым блеском, цвет боков и брюха серебристо-белый со многими черными крапинками, плавники серые и имеют черную каемку. Самцы и самки довольно резко отличаются друг от друга. Самец стройный, с большой головой и острой мордой, и во время размножения у него развивается на боках по продольной полоске темно-зеленого цвета, усаженной длинными остроконечными, а потому и мохнатыми образованиями надкожицы. Самка короче, и ее морда притуплена. Длина колеблется между 14 и 18 см.
Область распространения мойвы лежит между 64 и 75 градусами северной широты. Известно, что она живет у северных берегов Норвегии, Исландии и Гренландии и в изумительном множестве появляется в период метания икры на Ньюфаундлендских мелях.
Подобно родичам, она живет зимой в глубине океана и лишь с начала марта поднимается на более мелкие места, чтобы метать икру. При этом она собирается в таком множестве, что образует стаи в 50 морских миль и длиной и шириной. Стаи плотными массами теснятся во все бухты и устья рек, окрашивают верхние слои воды своими желтыми яйцами, которые часто кучами выбрасываются на берег; рыбки эти миллионами вычерпываются из моря с помощью коротких сачков, и для бедных жителей Гренландии играют не менее важную роль, чем насущный хлеб. В Норвегии мойвой, вследствие ее незначительной величины и дурного запаха, совершенно пренебрегают; в Исландии ее едят свежей, если нет другой рыбы, а в Гренландии ее сушат на воздухе и таким образом приготовляют значительную часть запасов на зиму. Еще большее значение имеет мойва в качестве наживки при ловле трески. Стаи ее привлекают не только чаек, крачек и тюленей, но также самых различных хищных рыб, которые уничтожают мойву в большом количестве и, пока продолжается нерест ее, не едят ничего другого.
Представителями лососей в Южном полушарии служат бесчешуйные лососи. Они принадлежат южной части Южной Америки, Австралии и Новой Зеландии. Виды южноамериканского рода голых лососей живут в озерах и реках и имеют внешний вид ручьевых форелей, с которыми сходны и по образу жизни. Они отличаются отсутствием чешуй. Изображенный на рисунке аплохитон-зебра (Aplochiton zebra) живет на Огненной земле и на Фолклендских островах.
Аплохитон-зебра (Aplochiton zebra)
Для полноты систематики, а особенно из-за замечательного распространения, заслуживают упоминания галаксовые рыбы — мелкие пресноводные рыбы Южного полушария. Галаксия (Galaxias attenuatus) живет, кроме Тасмании и Новой Зеландии, также на Фолклендских островах и южной оконечности Южной Америки.
Галаксий можно назвать щуками Южного полушария. Напротив, поселенцы Новой Зеландии назвали их «форелями», хотя они редко достигают длины более 20 см.
Серебристого фотихта (Photichthys argenteus) из пролива Кука в Новой Зеландии мы приведем здесь в качестве вида мелких рыб открытого океана и океанических глубин. Органы свечения указывают на то, что они любят жить во мраке. Некоторые из принадлежащих сюда рыб часто попадаются ночью в сети, которыми ловят на поверхности, и еще не решено, представляют ли они постоянных обитателей более значительных глубин.
1 — Серебристый фотихт (Photichthys argenteus) 2 — Усатая эхиостома (Echiostoma barbatum)
Усик на подбородке и страшные зубы служат отличительными признаками представителей этого семейства, которые живут в самой глубине океана. Подобно серебристому фотихту, изображенному выше, живущая в Атлантическом океане усатая эхиостома (Echiostoma barbatum) обладает многочисленными органами свечения.
К самым характерным и, по всей вероятности, всего более распространенным глубоководным рыбам принадлежат семь, распределяемых на четыре рода, видов гладкоголовых[84]. Зубная система их весьма слабая, глаза большие, окраска черная. По Гюнтеру, они живут на глубине от 345 до 2150 саженей. Наш рисунок изображает черного плешана (Alepocephalus niger), экземпляр которого длиной 33 см был пойман севернее Австралии на глубине 1400 саженей.
Черный плешан, или гладкоголов (Alepocephalus niger)
Отряд щукообразные(Esociformes)
Наша обыкновенная щука (Esox lucius) — самый страшный хищник европейских озер и рек, «акула внутренних вод». Род, представителем которого она служит, отличается полной зубной системой и мелкими, крепко сидящими чешуйками; добавочные жабры невидимы, брюшные плавники прикреплены на середине брюха, спинной и заднепроходный — на конце тела, недалеко от очень большого, несколько вырезанного посередине хвостового плавника. Кроме того, особенно характерны для щуки приплюснутая голова и широкая морда с большим разрезом рта. По цвету и рисунку эта рыба чрезвычайно варьирует, но вообще можно сказать, что спина черноватая, более или менее одноцветная, бока серые, разрисованы мраморными или поперечными пятнами, а брюхо белое, усажено черными крапинками. Грудные и брюшные плавники красноватые, спинной и заднепроходный буроватые; хвостовой плавник имеет обыкновенно на верхнем крае черные пятна. Длиной щука не уступает ни одной из лососевых рыб, весом разве семге и дунайскому лососю; длина ее может достигать 2 м, вес 35 кг, хотя щук длиной в 1,3 м и весом в 25 кг должно считать редким явлением.
Обыкновенная щука (Esox lucius)
Щука водится во всех пресных водах Европы и в подобных же водах Азии и Америки; в Испании и в Исландии она, говорят, не встречается. В Альпах она восходит до 1500 м высоты, в горах южной Европы, наверно, еще выше. Она нигде не может считаться редкой, в большинстве местностей, напротив, обыкновенна, но едва ли в каком-либо другом месте она водится в таком числе, как в Оби и ее притоках, которые соединяют в себе все условия для ее благосостояния. Но она умеет приспосабливаться к местным условиям и, по-видимому, так же хорошо чувствует себя в мелких болотистых водах, как в глубоком чистом озере. Сила и быстрота плавания, замечательная острота чувств и необыкновенная хищность составляют самые выдающиеся черты ее. Она стрелой плывет в воде, движимая мощным хвостом, усиленным участием спинного и заднепроходного плавников, зорко смотрит во все стороны и бросается на добычу почти с безошибочной точностью. Прожорливостью щука превосходит всех других пресноводных рыб. Ей все годится. Она глотает рыб всякого рода, не исключая себе подобных, кроме того, лягушек, птиц и млекопитающих, которых может захватить своей широкой пастью[85]. Молодых гусей, уток, водяных курочек и тому подобное часто находили в ее желудке, а также змей, но не жаб. Рыб с колючими спинными плавниками, как, например, окунь, она не глотает тотчас, а держит в зубах, пока он не умрет; колюшке же она предоставляет спокойно играть вокруг себя, не осмеливаясь нападать на нее, и имеет достаточное основание для такой осторожности. Блох нашел молодую неопытную щуку с колюшкой во рту, спинной шип которой пронзил небо щуки и торчал наружу около ноздрей.
Обыкновенная щука (Esox lucius)
Время нереста щуки приходится на первые весенние месяцы, начинается часто уже в начале марта, но может затягиваться и до мая. Под влиянием полового побуждения обыкновенно довольно осторожная щука становится глухой и слепой, и ее можно поймать руками. В одной самке, весом 4 кг, насчитали до 150 тысяч яиц. Они откладываются на неглубоких местах, поросших тростником и другими водяными растениями, и уже по прошествии немногих дней из них выходят мальки. Значительная их часть находит себе могилу в желудке более старых щук, другая часть, быть может едва ли меньшая, становится жертвой братьев, которые растут тем скорее, чем больше находят пищи. Говорят, что щуки могут доживать до глубокой старости; прежние писатели сообщали о щуках, которые будто бы достигали возраста более ста лет[86].
Во времена римлян мясо щуки не пользовалось уважением. В позднейшее время на нее стали смотреть иначе, и в течение целых столетий мясо ее считалось, по крайней мере в Англии, лучше лососины. Еще и в настоящее время хорошо приготовленная щука пользуется почетом, и потому эту хищную рыбу преследуют не только из-за приносимого ею вреда.
Способы ловли щуки различны. Кроме сети и мережи употребляют главным образом удочку, охотнее всего так называемую донную.
Для прудового хозяйства щука превосходна, предполагая, что ее помещают туда, где она не может вредить, или доставляют ей достаточный запас рыб. В прудах для карпов ее держат для того, чтобы она заставляла ленивых карпов двигаться; однако надо быть осторожным и сажать лишь маленьких щук, которые не могут вредить, а при вылавливании пруда тщательно отыскивать их и удалять.
Отряд миктофообразные(Myctophiformes)
Большинство видов светящихся рыб, свойственных исключительно морю, принадлежат к глубоководным рыбам и встречаются только в открытом море. Ночью все эти рыбы поднимаются наверх, к поверхности воды, где в спокойную погоду могут быть легко пойманы. В бурю и днем они уходят в темную и тихую глубь, из которой некоторые виды никогда к поверхности не поднимаются. Светящихся рыб ловили на всех глубинах до 2500 саженей. Для рыб, принадлежащих к этому роду, характерно присутствие светящихся органов на нижней стороне тела, иногда, впрочем, на голове и хвосте. У нарисованного здесь светящегося анчоуса (Scopelus engraulis), из вод Филиппинских островов с глубины 250 саженей, эти глазчатые органы, похожие цветом на жемчуг, выглядят особенно красиво[87].
Светящийся анчоус (Scopelus engraulis)
Отряд араванообразные(Osteoglossiformes)
«Индейцы, — рассказывает Шомбургк, — привезли нам, кроме множества других рыб, также гиганта пресных вод Гвианы — арапайму, и мы с изумлением смотрели на это громадное животное, которое заполняло почти целый кориал, было длиной 3 м и весом, наверное, 100 кг». Из рек Британской Гвианы рыбы эти живут лишь в Рупунуни; но в этой реке они водятся в значительном числе. В Рио-Бранко, Негро и Амазонке они, говорят, тоже довольно обыкновенны.
Арапайму ловят на удочку и убивают стрелами из лука. Охота за ней принадлежит, бесспорно, к самым привлекательным и оживленным из всех охот этого рода, так как для нее по большей части собираются несколько кориалов и затем распределяются по реке. Как только заметят рыбу, подают знак. Кориал с лучшим стрелком без шума подъезжает на расстояние выстрела; стрела летит с тетивы и исчезает вместе с рыбой. Теперь начинается общая охота. Едва покажется из воды перо стрелы, как все руки готовы уже натягивать луки; рыба показывается и, исколотая несколькими новыми стрелами, снова исчезает, чтобы опять показаться уже через более короткий промежуток времени и получить новый залп стрел, пока наконец она не станет добычей охотников. Ее вытаскивают на мелкое место, пододвигают под нее кориал, вычерпывают попавшую вместе с рыбой воду и с ликованием возвращаются в селение.
Среди наших краснокожих матросов находился немой, страстный удильщик. Едва мы разбили лагерь, как он схватил свою удочку и поехал на одной из лодок к маленькой песчаной отмели, лежавшей у противоположного берега. В лагере все было погружено в глубокий сон, как вдруг все проснулись от странных и страшных звуков. Сначала никто не знал, что значат эти ужасные звуки, пока один из людей не воскликнул: «Это, должно быть, немой!» Вооружившись охотничьими ножами и ружьями, мы тотчас вскочили в лодку, чтобы поспешить ему на помощь; что он нуждался в ней, слишком ясно показывали страшные звуки. Когда мы пристали к песчаной отмели, то заметили, насколько позволяла темнота, что какая-то незримая сила таскает удильщика туда и сюда и он старается всеми силами бороться с ней и при этом издает упомянутые ужасные звуки. Скоро мы были около него, но еще не могли понять, какая сила дергает его толчками взад и вперед, пока не увидели наконец, что он обвил раз 5–6 свою уду вокруг запястья руки. На крючке, очевидно, сидело сильное чудовище. Громадная арапайма соблазнилась наживкой и проглотила ее, но затем так сильно натянула лесу, что силы немого были слишком слабы, чтобы отпутать от руки навитую лесу или вытащить гиганта на сушу. Еще несколько минут — и выбившийся из сил ловец был бы не в состоянии сопротивляться громадной рыбе. С громким смехом все схватились за уду, и скоро чудовище, рыба более 100 кг весом, лежала на песчаной отмели. Наш немой, которому леса врезалась в мясо запястья, старался теперь, делая самые смешные гримасы, объяснить нам ход дела, свой страх и опасное положение».
Гигантская арапайма (Arapaima gigas) имеет гигантское тело, одетое твердой, мозаикообразной чешуей, лишенную чешуй, покрытую костяными щитками голову, состоящую из широких отверстий боковую линию, приближенные к хвосту спинной и заднепроходный плавники, которые почти достигают хвостового, и широкое жаберное отверстие. По словам Шомбургка, арапайма носит один из самых пестрых нарядов, какой только можно себе представить, так как не только чешуи, но и плавники отливают и блестят самыми различными оттенками темно-серого, красного и голубовато-красного цвета; по Келлеру-Лейцингеру, каждая из чешуй, которые бывают шириной около двух дюймов, украшена резким пурпурно-красным краем. Длина этой рыбы может быть более 4 м, вес до 200 кг.
Гигантская арапайма, или пурарука (Arapaima gigas)
Мы должны привести здесь необыкновенно похожую на зубастого карпа пресноводную рыбу-бабочку, или рыбу-мотылька (Pantodon buchholzi), маленькую, открытую Буххольцем и описанную Петерсом рыбу с западного берега Африки[88].
Луноглазка, или серебристый гиодон (Hiodon tergisus), встречается часто в речках и больших озерах западной части Северной Америки и достигает длины от 30 до 45 см.
1 — Пресноводная рыба-бабочка (Pantodon buchholzi) 2 — Луноглазка, или серебристый гиодон (Hiodon tergisus)
Замечательно по своему распространению семейство нотоптеровых пресноводных рыб, населяющих как Ост-Индию, так и западную Африку. Представителем этого семейства является спинопёр, или нотоптер (Notopterus borneensis) с Калимантана и Суматры[89].
Отряд клюворылообразные(Mormyriformes)
Для пресных вод Африки характерно семейство мормировых, которое во многих отношениях заслуживает упоминания. Один или несколько видов служили у древних египтян предметом поклонения и часто изображались. Эту рыбу нельзя было есть, так как она была одной из трех рыб, которых обвиняли в том, что они съели одну из частей тела Озириса и тем помешали Изиде собрать все разбросанные члены ее супруга.
Виды этого рода, из которых некоторые достигают в длину 90–120 см и, говорят, имеют очень вкусное мясо, отличаются своеобразным органом, лежащим по обеим сторонам хвоста, и по строению близок к электрическим органам, но не может производить электрических ударов. Вид, изображенный здесь, убанги (Mormyrus petersi), был открыт в Старо-Калабарской реке.
1 — Убанги (Mormyrus petersi) 2 — Галаксия (Galaxias attenuatus)
Отряд угреобразные(Anguilliformes)
Обыкновенный, или европейский, угорь (Anguilla anguilla) характеризуется очень узкими жаберными щелями перед грудными плавниками, спинным плавником и заднепроходным плавником, непосредственно переходящим в остроконечный хвостовой плавник, и бархатистыми зубами, находящимися как на межчелюстной и нижнечелюстной костях, так и на сошнике. Длина головы едва достигает восьмой части общей длины тела; глаза маленькие и покрыты кожей, губы толстые и мясистые, ноздри простые, жаберное отверстие представляет собой серпообразную щель, изогнутую вперед; десять жаберных лучей соединены с кожей, покрывающей голову; спинной плавник занимает приблизительно две трети общей длины; сначала он низкий, но к концу хвоста возвышается и, находясь в связи с хвостовым плавником, непосредственно переходит в заднепроходный; грудные плавники короткие и овальной формы. Чешуи состоят из необыкновенно нежных, тонких, прозрачных, длинных и узких роговых образований, которые расположены в толстой слизистой коже в двух направлениях; таким образом, они наклонены друг к другу почти под прямым углом, образуя между собой промежутки, наполненные зигзагообразно сморщенной кожей. Окраска верхней стороны темно-зеленая, на верхней части головы всего темнее, переходя в буроватую; нижняя сторона выглядит белой с матовым серебристым блеском; спинной, хвостовой и задняя часть заднепроходного плавника еще темнее спины; грудные плавники буровато-черные с совершенно черной каймой. В длину угорь достигает в среднем 1 м, и только в редких случаях имеет более 1,3 м, его вес лишь в виде исключения достигает 6 кг, однако Яррель упоминает о двух угрях, которые вместе весили 25 кг.
Обыкновенный, или европейский, угорь (Anguilla anguilla)
В Черном и Каспийском морях и во всех впадающих туда реках угри отсутствуют. Они распространены начиная с 64–65 градусов северной широты, во всей Европе, а также и в области Средиземного моря; в Атлантическом океане они распространены до Северной Америки.
Во время зимы угорь лежит, зарывшись в ил, и выдерживает зимнюю спячку или, по крайней мере, не охотится[90]; с наступлением теплого времени года он начинает свою летнюю жизнь, плавает очень быстро, змееподобными движениями в различных слоях воды, с удивительной ловкостью проскальзывает сквозь норы или трубы, например, постоянно попадается в водопроводах больших городов, где недостаточно фильтруется вода, и поднимается по трубам даже на высоту нескольких этажей; он проскальзывает также сквозь полузасоренные трубы и таким образом часто уползает из прудов, где его пребывание считали вполне обеспеченным. Еще до сих пор утверждают, что ночью угорь выходит на землю, чтобы на полях, засеянных бобами и горохом, искать улиток и червяков[91].
Подобные же рассказы время от времени появляются и в газетах, и все-таки к ним надо относиться с большой осторожностью, так как они вовсе не исключают возможности ошибок. Сами по себе подобные странствования весьма возможны, потому что, как мы видели, и другие рыбы их предпринимают. Что угорь дышит также воздухом и вследствие этого может день и более прожить вне воды, это не подлежит сомнению, но вовсе еще не доказывает, что он совершает подобные странствования.
В пищу угорь употребляет преимущественно низших животных, именно червей и ракообразных; он нападает также на лягушек, маленьких рыбок и т. п., и даже лаком до падали. Прожорливость его очень велика, но его хищнические способности, вследствие малого рта, незначительны.
Как ни скудны еще и по настоящее время наши сведения относительно размножения угрей, но, благодаря старательным исследованиям новейших естествоиспытателей, мы можем с достоверностью утверждать, что и эти рыбы размножаются также посредством яиц.
О самом метании икры мы не имеем еще никаких сведений. Мы знаем только то, что взрослые угри покидают реки и в большом количестве направляются к морям, где, как смеем утверждать, и мечут икру. Странствования их, как уже давно известно, происходят осенью, с октября до декабря, преимущественно в бурные темные ночи. Как показали самые точные исследования, угри в это время еще не подготовлены к размножению; но уже в конце апреля, самое позднее в мае, начинается обратное путешествие в реки, и как раз те молодые угри, длиной не больше 9 см и толщиной с земляного червяка, которые поднимаются вверх, по всей вероятности, и представляют собой потомство, произведенное на свет только минувшей осенью старыми угрями. Если признать это предположение за верное, то мы должны считать доказанным, что метание икры происходит с декабря до февраля. Мечут ли некоторые угри икру также в пресных водах, как это думают некоторые, или же действительно все способные к размножению угри отправляются для этого в море, что, несомненно, делает большинство, или же, наконец, что тоже допускают, рыбы, мечущие икру, положив яйца, совсем больше не возвращаются в реки, а умирают тут же в море — все это до сих пор остается не разъясненным[92].
Восхождение молодых угрей в реки наблюдалось часто и происходит во всех больших реках. «В марте и апреле, — говорит Карл Фогт, — ночью в устья рек входят мириады маленьких рыбок, величиной приблизительно 5 см. В некоторых местах, как, например, во французских реках, где это явление называется «montee», они составляют сплошные массы, которые черпают прямо решетом и ковшами и подают к столу запеченными вместе с яйцами, как блины. Это и есть молодые угри, которые поднимаются от места метания икры вверх по рекам и через два года достигают длины приблизительно 60 см».
Все препятствия, встречаемые угрями во время странствований, успешно преодолеваются, и те сотни тысяч, которые погибают при этом, не приносят миллиардной массе заметного ущерба. «Я находился, — рассказывает Деви, — в конце июля в Баллисганноне в Ирландии у устья реки, которая в предшествующем месяце разливалась. Вблизи одного водопада река была заполнена миллионами маленьких угрей, которые беспрестанно силились вылезать на берег, карабкаясь по мокрым скалам, и при этом тысячами погибали; но их влажные скользкие тела служили другим лестницей, помогавшей продолжать путь. Я видел, как они влезали даже на отвесные скалы; они пробирались по сырому мху или придерживались за тела других, погибших при подобной попытке, угрей. Их терпение при этом было так велико, что огромное количество угрей все-таки одолело трудную дорогу и добралось до озера Арно». Рейнский водопад при Шафгаузене не может служить им препятствием для продолжения пути к Констанскому озеру; водопад Роны тоже мало их задерживает.
Ловля угрей всюду производится усердно[93].
Мясо угрей считается самым лучшим, какое только могут доставить речные рыбы, и поэтому оно находит много потребителей.
Морской угорь (Conger conger) — очень большая рыба, которая может достигать исключительной величины — более чем 3 м в длину, и, по словам Ярреля, иногда весит 50 кг с лишком. Окраска верхней стороны туловища равномерно бледно-бурая, по бокам светлее, а внизу переходит в грязно-белую; спинной и заднепроходный плавники — беловатые с черноватыми краями; на боках резко выступают более светлые линии.
Морской угорь (Conger conger)
Морской угорь распространен по всему земному шару во всех умеренных и тропических областях морей. Он любит скалистые берега или отыскивает на плоских берегах по крайней мере скалистое дно и прячется здесь в углублениях и расщелинах камней, хотя отлично умеет прятаться и зарываясь в песок. Это необыкновенно прожорливое животное, которое по своим хищническим наклонностям не щадит даже более слабых представителей своего рода: из желудка одного морского угря, весом в 12 кг, Яррель вынул трех камбал и одного молодого морского угря длиной 1 м. Сила его челюстей так велика, что он легко раздробляет раковины. Нередко этот хищник отыскивает омаровые верши и овладевает попавшими в них раками, но за жадность свою часто платится свободой и жизнью. В противоположность речному угрю у него, по крайней мере в холодные месяцы, разительно выражено половое различие. Время метания икры наступает в декабре или январе. Молодых длиной с палец можно видеть летом на скалистых берегах[94].
Ломкий угорь (Leptocephalus morrisii), который в настоящее время рассматривается Гиллем и Гюнтером как своеобразно развитая личинка морского угря, имеет очень сильно сжатое с боков, спереди и сзади почти равномерно заостренное лентообразное туловище, маленькие грудные плавники, начинающиеся далеко позади спинной и заднепроходный плавники, которые соединяются с хвостовым, и ряд зубов в верхней и нижней челюстях. Об определенной окраске, собственно, ничего нельзя сказать, так как это животное бесцветно, как вода, и так прозрачно, что, по словам Беннета, сквозь его тело легко можно читать буквы. Длина достигает 10 см. Замечательно его внутреннее строение. Внутренности образуют только прямую узкую кишку, проходящую от головы к заднему проходу и нигде, собственно, не расширяющуюся. Если эту рыбку положить на стекло и держать ее против света, то можно ясно видеть пищеварительную кишку, проходящую внутри тела.
Хотя мясо морских угрей не считается особенно ценным, но все же ловлей их усердно занимаются, так как они представляют собой крайне дешевую пищу. Прежде на английских берегах сушили множество этой рыбы для отправки в Испанию и южную Францию; сушеное мясо толкли в крупный порошок и употребляли его для приготовления супов и других кушаний.
У древних римлян высоко ценилось мясо одного угря, называемого муреной. Ради нее заграждали плотинами пруды и заливы и сажали туда много этих рыб, чтобы всегда иметь их для своих пиршеств. По свидетельству Плиния, первым устроил подобный пруд Гирий и так населил его, что при триумфальном шествии Цезаря он мог поднести к столу своим друзьям 6000 рыб. «Римлянин Красс писал, что он в одном садке имел прекрасную большую мурену, которую он очень любил и украшал золотыми пластинками; эта мурена узнавала голос Красса, подплывала к нему и брала пищу из его рук; когда эта рыба околела, Красс носил по ней траур, похоронил ее и оплакивал». Если только справедливы истории, рассказываемые про мурен, то эти рыбы доводили некоторых римлян до больших жестокостей. Видий Поллин как-то узнал, что лучшим кормом для мурен служит человеческое мясо, и для этого пожертвовал несколькими своими рабами, т. е. за проступки наказывал их тем, что топил в прудах на съедение муренам.
Во всяком случае, эта рыба принадлежит к таким, которые хорошо были известны древним, по крайней мере, про нее существует много рассказов, они содержат удивительные сведения о ее нравах и рождении.
Надо оговориться, что все эти сообщения верны только отчасти; но, во всяком случае, доля правды в них есть. От новых же исследователей мы почти ничего не знаем о муренах.
Европейская, или средиземноморская, мурена (Muraena helena), представитель рода мурен (Muraena), отличается от родичей отсутствием грудных плавников и нескладным строением тела; она имеет спинной, заднепроходный и хвостовой плавники, очень маленькие жаберные отверстия на каждой стороне, остроконечные длинные зубы, расположенные в один ряд вверху и внизу, и кожу, лишенную чешуй. Основная окраска передней части тела красивая ярко-желтая, задняя часть буроватого цвета; рисунок состоит из бурых мраморных пятен, которые замыкаются и разграничиваются темными полосами. Длина мурены достигает 1,5 м, вес же ее доходит до 6 кг. Она живет в Средиземном море, в южной части Атлантического океана и в Индийском океане, кроме того, попадается также у берегов Австралии. Мурена держится на дне глубоких вод, а весной появляется у берегов для метания икры. Раки и каракатицы действительно составляют их излюбленную пищу, но прожорливость их доходит до того, что за недостатком необходимой пищи они откусывают хвосты у себе подобных. Пойманные мурены яростно сопротивляются и даже наносят неловким рыбакам опасные ранения. Для ловли употребляют удочки и верши. Клюнув на удочку и почувствовав, что ее тянет крючок, мурена пытается прицепиться хвостом к какому-нибудь твердому предмету и вообще до конца выказывает самое упорное сопротивление. Мясо и ныне считается очень вкусным.
Европейская, или средиземноморская, мурена (Muraena helena)
Отряд спиношипообразные, или нотакантообразные(Notacanthiformes)
Наиболее отличается от всех остальных колючеперых — спиношип (Notacanthus rissoanus). Тело длинное, покрытое мелкими чешуйками, голова острорылая, спинной и заднепроходный плавники своеобразной конструкции. Эти виды распределяются по Северному, Атлантическому океанам и Средиземному морю, а равно и по южной части Тихого океана. Все известные виды живут на значительных глубинах и водятся, вероятно, в слоях на глубине 100–200 саженей. Один экземпляр, около 40 см длиной, вида, представленного здесь на рисунке, был вытащен с глубины 1875 саженей; вид этот, однако, встречается и в Средиземном море[95].
Спиношип (Notacanthus rissoanus)
Отряд карпообразные(Cypriniformes)
Большая пиранья (Serrasalmus piraya) — рыба длиной около 30 см, с очень высоким и плотным телом, короткой и тупой мордой, сверху голубоватого, снизу желтоватого цвета с темными пятнами[96].
Все пираньи, называемые обыкновенно «караибскими рыбами», живут в текучих водах Средней и Южной Америки. Область распространения их в точности неизвестна. По-видимому, они редко держатся или вовсе не водятся по близости моря в устьях рек, а населяют реки лишь далее в глубь страны и любят тихие глубокие места этих вод, особенно бухты, окруженные скалистыми берегами и прорезанные скалами. Обыкновенно они держатся у дна, но, заметив добычу, тысячами показываются и на поверхности воды. В больших реках они сопровождают и окружают суда, чтобы быть на месте в должный момент. «Если им ничего не бросают, — замечает Бете, — то видны разве там и сям отдельные экземпляры, головы которых в ожидании направлены к лодке; но лишь только в воду выбросят из лодки какие-нибудь остатки, как вода темнеет от их стай, и начинается яростная борьба из-за брошенного куска, и часто одной из рыб удается утащить пищу, уже проглоченную наполовину другой. Если близко над поверхностью воды пролетит пчела или муха, то пираньи бешено выскакивают за ней, так же одновременно, как от электрической искры». Гумбольдт уже задолго до Бетса рассказывал то же. «Если пролить в воду, — говорит он, — несколько капель крови, то они тысячами поднимаются на поверхность в таких местах, где река была совершенно чиста и не было видно до того ни одной рыбы. Если бы бросали в воду маленькие кровавые кусочки мяса, то через несколько минут появлялись многочисленные стаи караибских рыб и отнимали друг у друга пищу».
Большая пиранья (Serrasalmus piraya)
Шомбургк справедливо называет их самыми жадными хищными рыбами пресных вод и полагает, что их можно назвать речными гиенами. Но по сравнению с ними гиены безобидные, а грифы — скромные создания. Прожорливость пираний превосходит все, что можно себе представить; они нападают на всякое другое животное, которое отважится появиться в их области, даже на рыб, которые в десять раз больше их самих. «Если они, — рассказывает названный путешественник, — нападают на более крупную рыбу, то откусывают ей сначала хвостовой плавник и тем лишают противника главного органа движения, между тем как остальные, как гарпии, бросаются на него, раздирают и поедают до самой головы. Ни одно млекопитающее, переплывающее реку, не защищено от их хищности; даже ноги водяных птиц, черепах и пальцы аллигаторов делаются их добычей. Если они нападут на каймана, то он переворачивается обыкновенно на спину и обращается брюхом к поверхности». Самое решительное доказательство их хищности Шомбургк видит в том, что эти рыбы не щадят даже своих раненых сородичей. «Когда я однажды вечером занимался ужением рыбы, — продолжает он, — я вытащил на берег крупную пиранью. Убив ее, как я полагал, несколькими сильными ударами по голове, я положил ее около себя на скалу; но вдруг она сделала снова несколько движений и, прежде чем я успел помешать этому, уже плыла, хотя и оглушенная наполовину, по поверхности воды. В ту же минуту вокруг нее собралось штук 16–20 родичей, и через несколько минут от нее осталась только одна голова».
Нередко, по словам Гумилы, который впервые описал караибских рыб, случается, что они съедают быка, тапира или другое большое животное, которое, плывя, попадает в стаю этих страшных рыб. Обессиленное потерей крови от бесчисленных укусов, млекопитающее не может спастись и должно утонуть. Приходилось видеть, как такие животные погибали в реках шириной едва в 30–40 шагов или, если они достигали другого берега, падали на землю в виде наполовину готового скелета. Животные, живущие около рек, знают, какая опасность угрожает им со стороны пираний, и боязливо остерегаются приводить в движение или мутить воду реки, когда пьют, чтобы не привлечь своих страшных врагов. Лошади и собаки, приведя воду в сильное движение на одном месте, убегают, когда туда соберутся пираньи, как можно скорее прочь и пьют по соседству, где теперь безопасно, так как пираньи отвлечены в другое место. Несмотря на эту осторожность, рыбы довольно часто вырывают у них куски из носа и губ. Мнение Гумилы, что эти рыбы щадят человека, опровергает уже Добрицгофлер, который сообщает, что два испанских солдата, переправлявшиеся через реку, плывя рядом со своими лошадьми, подверглись нападению пираний и были умерщвлены. Гумбольдт говорит: «Караибская рыба нападает на людей, когда они купаются и плавают. И часто вырывает у них большие куски мяса. Если сначала повреждения и незначительны, то все же трудно выйти из воды, не получив жесточайших повреждений. Некоторые индейцы показывали нам рубцы очень глубоких ран на икрах и голенях, нанесенных этими маленькими животными». Марциус тоже рассказывает, что один из его спутников индейцев неосторожно коснулся воды в том месте реки, где перед тем мыли убитых кур, и поплатился за это легкомыслие потерей первого сустава одного из пальцев, который откусила ему пиранья. Шомбургк рассказывает буквально следующее: «Пираньи тоже бороздили окраины воды и почти начисто откусили два пальца бедному Пурека, который хотел обмыть свои кровавые руки, так что несчастный в течение большей части путешествия вовсе не мог пользоваться руками и сначала терпел значительные боли». В другом месте мы находим: «Прохладные волны Пирары сильно поддерживали наше здоровье при невыносимой жаре, но, к сожалению, не слишком долго, так как одному из мальчиков-индейцев, которые последовали за нами, прожорливые пираньи вырвали большой кусок мяса из ноги, в то время как он переплывал через реку. Ужасный крик мальчика, когда он получил эту рану, заставил нас сначала подумать, что он стал добычей каймана. Страх и боль так потрясли его, что он едва мог достичь берега»[97].
Подобное этому рассказывает и Каплер из Суринама, хотя он уже делает некоторое ограничение по отношению к нападениям на людей. Он говорит о караибских рыбах: «Это самые опасные хищные рыбы южноамериканских рек: они питаются по большей части рыбами, но откусывают черепахам, а также уткам и другим водяным птицам ноги или вырывают куски из их тела и становятся опасными даже купающимся людям, если они не остаются все время в движении, и вообще очень дерзки. Жена одного миссионера рассказывала мне, что, когда она мыла свою маленькую собаку на лестнице, ведущей в реку Суринам, и животное свесило хвост в реку, пиранья вдруг откусила ему хвост». Из другого рассказа Каплера видно, что караибские рыбы встречаются не везде и не во всякое время, а, напротив, могут появляться временами. Каплер продолжает: «Я долго держал на Альбине мускусных уток, которые находили в реке обильную пищу в виде крабов и других живущих в воде животных, как вдруг появились пираньи, и теперь не проходило дня без того, чтобы у птиц не были откушены ноги или разодрано брюхо, так что я скоро был вынужден прекратить разведение этих птиц, которое было так выгодно». Подобно Каплеру, и осторожный в своих рассказах Сакс ограничивает в известном смысле свои слова относительно опасности от караибских рыб. Он пишет: «Сила их зубной системы, устроенной в виде острой пилы, превосходит всякое представление; палка из твердого дерева толщиной в палец, которую я протянул раз одному уже выбившемуся из сил экземпляру пираньи, была прокушена в одно мгновение; даже толстые стальные удильные крючки не могут противостоять их зубам. Правда, многочисленность и опасность этих рыб изображены в некоторых описаниях путешествий слишком страшными красками, однако факт, что каждый туземец, занимающийся рыбной ловлей, может показать у себя на теле рубцы от их укусов. Счастлив тот, кто в таких случаях находится достаточно близко от берега, чтобы быть в состоянии быстро спастись! Смешавшаяся с водой кровь тотчас привлекает большую стаю этих рыб, которые в невероятно короткое время производят самые страшные повреждения. Люди или животные, которые, переходя реку, подвергаются нападению караибских рыб, находясь еще на большом расстоянии от берега, могут считаться погибшими, и их нельзя спасти, так как, даже если полученные ими повреждения не смертельны, потеря крови мешает им плыть; однако подобные случаи не часты. Несмотря на эту опасность, через многие реки, относительно которых достоверно известно, что они кишат этими рыбами, постоянно переходят; в них устраиваются даже большие рыбные ловли, причем значительное число людей за ничтожное вознаграждение работают в течение нескольких дней голыми в воде».
Из всех этих рассказов выясняется, что если пираньи и не всегда и везде тотчас нападают на людей и животных, входящих в воду, то их все же должно бояться, и что есть достаточное основание быть осторожным в тех местах, где они водятся. «Если подумать, как многочисленны эти рыбы, — говорит Гумбольдт, — взглянуть на их треугольные остроконечные зубы и их широкий рот, то не покажется удивительным, что жители берегов Апуре и Ориноко чрезвычайно боятся их, что нигде, где водятся эти рыбы, не смеют купаться и что их должно считать одним из величайших бедствий этих местностей».
По сравнению с вредом, который могут причинять пираньи, польза, извлекаемая из них человеком, не заслуживает упоминания. Мясо их, правда, едят, однако, по словам Каплера, оно очень костляво, сухо и дурно[98].
Некоторые индейские племена, как рассказывали Гумбольдту, пользуются оригинальным образом чрезвычайной прожорливостью этих рыб. Исследователь этот говорит о погребальных пещерах, наполненных костями, и продолжает следующим образом: «Обычай тщательно отделять мясо от костей, который господствовал в древности у массагетов, сохранился у некоторых племен по Ориноко. Утверждают даже, и это совершенно вероятно, что гуараоны клали трупы в сетях в воду, где затем маленькие караибские рыбы за несколько дней съедали мясо и приготовляли скелет».
Электрический угорь (Electrophorus electricus). Иоганн Мюллер описывает отличительные признаки этих рыб следующими словами: «Пасть их спереди ограничивается межчелюстной костью, а по бокам верхней челюстью; плечевой пояс прикрепляется к самой голове; слепые кишки у них имеются, а задний проход помещается на горле; яйцевод имеет вид кишки, семенные железы с выходным протоком». К этому мы можем еще присовокупить, что спинного плавника нет, а вместо него очень длинный заднепроходный плавник и два соединенных воздушными каналами плавательных пузыря. Электрические угри отличаются отсутствием чешуи, толстой кожей, покрывающей грудной и заднепроходный плавники, и зубной системой, состоящей из многочисленных мелких острых зубов в челюстях, небольшим рядом зубов на переднем небе и двумя рядами за передними зубами нижней челюсти.
Электрический угорь достигает в длину 2 м и веса 15–20 кг[99]. Окраска верхней стороны, по Заксу, красивого оливково-зеленого цвета, с более темным, теневым отливом, нижняя же сторона — прекрасного оранжево-красного цвета; спина и бока украшены двумя, а иногда и более рядами светло-желтых пятен величиной с вишню, пробегающих на равном друг от друга расстоянии; длинный заднепроходный плавник аспидного и белого цветов, у некоторых же экземпляров с красной каемкой. Каждое из упомянутых пятен окружает выводную трубку, а кожа животного постоянно покрыта слизью, которая, как доказал Вольта, проводит электричество в 20–30 раз лучше, чем чистая вода. Мясистый язык покрыт желтыми бородавками, желудок мозолистый; вдоль спинных мускулов проходит необыкновенно большой, 80 см длиной, плавательный пузырь, простирающийся далеко за конец кишки, тогда как прямая кишка оканчивается у самой головы.
Почти 4/5 длины всего тела занято электрическими органами, которые тянутся от заднего конца полости тела до конца хвоста, и на них приходится треть общего веса. Они представляют собой красновато-желтую, мягкую, просвечивающую, студенистую массу и состоят, как говорит Гюнтер, «из двух пар продолговатых тел, лежащих непосредственно под кожей над мускулами; одна пара помещается на хребте хвоста, а другая пара вдоль заднепроходного плавника. Каждая связка состоит из плоских отделений или перегородок с поперечными перемычками. Внешние края перегородок представляются в виде почти параллельных линий, идущих по направлению долевой оси тела, и состоят из тонких перепонок, которые легко раскрываются; они служат той же цели, что и столбики в соответствующем органе электрического ската, составляя стенки или границы для отвесных и поперечных перегородок, которых чрезвычайно много, и они так плотно стоят друг к другу, что кажется, будто они соприкасаются между собой. Мельчайшие призматические клеточки, лежащие между этими двумя рядами пластинок, содержат студенистую массу; перегородки отстоят одна от другой приблизительно на 0,8 мм, имеют около 2,5 см в длину и содержат ряд из 240 клеточек, так что электрический орган занимает чрезвычайно обширную поверхность. Весь аппарат иннервируют более 200 нервов, представляющих собой продолжение передних разветвлений нервов спинного мозга. В своем продолжении они отделяют от себя ветви к спинным мускулам и коже животного. У угря, как и у электрического ската, нервы, служащие электрическим органам, гораздо толще тех, которые направляются в другие части тела для ощущений и движений». Каким образом происходит разряжение, зависящее от воли рыбы, мы не знаем. В той же мере остается загадкой удивительная способность животного, на которую указывал еще пять десятилетий тому назад Дубуа-Раймон, не проявлять ни малейшей чувствительности по отношению к своему удару, не убивать самого себя, несмотря на то что удар, как уже доказано, проходит через его собственное тело во всей своей силе[100].
Электрический угорь (Electrophorus electricus)
О влиянии и способе электрических разрядов можно найти кое-что верного и в прежних наблюдениях. Давно уже, например, знали, что удары генерируются рыбой произвольно. Дотрагиваясь пальцем до тела электрического угря, Бажон ничего не чувствовал, но когда клал пальцы на его спину, то получал слабые удары. Когда однажды та же рыба, при перемене воды, упала на землю и ни один из негров не хотел ее поднять, Бажон сам схватил ее за хвост и при этом получил такой страшный удар, что чуть-чуть не упал, и голова его некоторое время после того кружилась. Кошка, которая хотела укусить почти уже мертвого угря, с сильным криком отскочила от него; то же самое произошло и с собакой, которая лизнула другого угря. Уэльш положил металлическую пластинку на стеклянную, разрезал металлическую полоску пополам и, раздражая рыбу, получал искры посредством прикосновения к ней металлической пластинки.
Первые удары, которые большие электрические угри в состоянии производить под влиянием хороших проводников электричества, имеют значительную силу. Человек или крупное животное, хотя и не умирают от них, но, если разряд попадает в особенно чувствительные части тела, могут быть, смотря по обстоятельствам, ошеломлены; маленькое животное легко поражается и умирает, словно от удара молнии. Каплер, проходя вброд по берегу одной реки в Суринаме, получил от одного проплывшего между его ног угря такой сильный удар, что он, как бы пораженный молнией, упал в воду и едва был в состоянии добраться до корня дерева. «В продолжение двух минут мои ноги были словно парализованы, и я не мог двигать ими до тех пор, пока необыкновенное ощущение не исчезло и ко мне не вернулась, таким образом, возможность продолжать путь». Каплер не имел при себе никакого спутника и, по всей вероятности, утонул бы, если бы получил удар в глубокой воде и вдали от берега. Гумбольдт в свою очередь говорит то же: «Первые удары очень большого и сильно возбужденного электрического угря всегда сопряжены с известной опасностью. Если случайно получить удар, пока рыба еще не ранена или не утомлена продолжительным преследованием, то боль и ошеломление так сильны, что трудно даже представить себе это ощущение. Я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь испытанное мною сотрясение от разряжения большой лейденской банки было так сильно, как тогда, когда я неосторожно наступил обеими ногами на электрического угря, которого только что вытащили из воды. Весь день я ощущал сильную боль и почти во всех суставах».
Электрический угорь распространен в большей части Южной Америки, особенно по всей северо-восточной Бразилии, по Гвиане и Венесуэле, но он держится только в очень теплых водах. Его местожительство более или менее ограничивается, по-видимому, водами льяносов. По словам Закса, любимым его местопребыванием служат узкие, темные, тенистые ручьи или болотца. Здесь он лежит, по крайней мере днем, на дне водного бассейна, но время от времени, приблизительно через каждые две минуты, всплывает на поверхность, высовывает из воды ротовое отверстие, шумно втягивает в себя воздух и мгновенно снова погружается, причем порченый воздух выходит через жаберную щель[101]. Настоящего жаберного дыхания у него никогда не бывает, судя по тщательным наблюдениям вышеупомянутого исследователя; поэтому туземцы и узнают о присутствии электрического угря посредством этого, ясно слышного дыхания. С наступлением темноты эта рыба начинает двигаться и охотиться. Ее электрическая батарея делает ее гораздо более опасным врагом рыб, чем даже самые прожорливые хищные рыбы. Она пожирает всю добычу, которую может поглотить и которая попадает в населяемый ею водный бассейн, как рыбу, так и крабов или попадающих в воду насекомых. При волнообразно извивающихся движениях своего мягкокожего заднепроходного плавника, имеющего сходство с килем корабля, и с помощью своих коротких грудных плавников она плавает или прямо, или слегка дугообразно, красивее, чем какая-либо другая рыба, и с одинаковой ловкостью как назад, так и вперед, так как ее заднепроходный плавник одинаково легко производит волнообразное движение воды как сзаду наперед, так и спереди назад. Приблизившись к преследуемой жертве, угорь разряжает свой парализующий удар, действие которого до того сильно, что в одно мгновение все рыбы и крабы в районе распространения этого удара опрокидываются навзничь и становятся неподвижными. Тогда он выбирает себе подходящую жертву и проглатывает ее с помощью сильного всасывающего движения, производящего явственный шум. С наступлением засухи он выкапывает себе, согласно наблюдениям Бетса, круглые норки в иле посредством частых вращательных движений. Этими норками он пользуется в тех случаях, когда вода в его местожительстве может иссякнуть, а он не смог своевременно улизнуть, что он делает всякий раз, если только к тому есть возможность, так как лишен способности перекочевывать по земле и не в состоянии даже перебраться по влажному илу, и, подобно всем другим рыбам, погибает, если он отделен от других глубоких болот.
Электрический угорь (Electrophorus electricus)
Туземцы боятся и ненавидят электрического угря. До крайности костлявое мясо, хотя и не особенно вкусно, но все-таки и не противно; электрический же орган слизистый и неприятный на вкус; поэтому его старательно отделяют и выбрасывают.
О жизни электрических угрей в неволе имеется масса сведений, так как их не только наблюдали туристы на их родине, но и привозили живыми в Европу, где их особенно много воспитывалось в Лондонском зоологическом саду. В своем описании пленных угрей я опять-таки сошлюсь на наблюдения Закса. Ловля производится лишь по особому поводу и посредством сетей. «Напрасно, — описывает Закс, — попавшийся в сети и разъяренный электрический угорь расточает теперь свои молниеносные удары; однако мертвые рыбы и лягушки, внезапно всплывающие на поверхность вод, а также частью возгласы стоящих в воде рыбаков все же свидетельствуют о силе этих электрических ударов».
Лещ (Abramis brama) — это статный карп, длиной 50–70 см и от 4 до 6 кг весом, легко отличимый по своему сильно сдавленному с боков телу, достигающему значительной высоты; верхняя часть головы и спина черноватого цвета, бока желтовато-белые с серебристым блеском, глотка красноватая, брюхо белое с черными пятнами по бокам. Плавники черно-синие. Во время размножения самцы этого вида также претерпевают изменение, причем у них на поверхности кожи вырастают бородавки. Эти уплотненные и затвердевшие кучки клеточек надкожицы имеют тупую конусообразную форму и окрашены сначала в беловатый цвет, который потом, когда бородавки затвердеют, темнеет и переходит в янтарно-желтый. Самые большие из них развиваются на рыле и затылке, а самые маленькие — на плавниковых лучах; кроме того, подобные же бородавки появляются также на жаберных крышках и на большей части чешуй тела.
Родиной леща служит вся средняя, северная и восточная Европа. К югу от Альп он, подобно своим родичам, не встречается, однако снова появляется в области Роны[102]. В большом количестве населяет он воды всех главных германских рек, в особенности же сообщающиеся с ними более глубокие озера, в которых выбирает места с глинистой почвой, как это было известно уже Геснеру, «потому что такое дно они очень любят». По словам Экштрема, у берегов Швеции и Норвегии он ловится также в море; однако в таких местах он попадается лишь в исключительных случаях. Летом он живет в глубине, роется здесь в иле и мутит этим воду на далекое расстояние. «Лещи, преследуемые щуками, уплывают на дно, в глину, взрывают ее, мутя воду, чтобы скрыться от глаз щук». Это разрывание ила происходит, вероятно, для отыскивания пищи, которая состоит из червей, личинок насекомых, водяных растений и самого ила[103].
Эти рыбы почти всегда встречаются большими обществами; к началу времени метания икры, которое бывает с апреля до июня, их стаи соединяются в бесчисленные стада. Вблизи берега, в мелких, поросших травой местах, сначала появляется несколько самцов, а потом уже приплывают и самки. Первые облачены в свое брачное одеяние и, благодаря своим наростам, носят в это время в Баварии название жемчужных лещей. Одну самку, по словам Ярреля, преследуют обыкновенно 3–4 самца; однако все общество вскоре скучивается до того, что в конце концов видна бывает только одна общая масса. Метание икры происходит обычно ночью и сопровождается шумом, слышным на далекое расстояние, так как рыбы, находящиеся в это время в состоянии сильного возбуждения, оживленно двигаются, бьют хвостами и чмокают губами, прежде чем самки отложат на водяных растениях свои маленькие желтоватые яйца, причем каждая самка кладет около 140 тысяч штук. При благоприятной погоде метание икры оканчивается через 3–4 дня; если же вдруг наступит дурная погода, то они снова возвращаются в глубину, не отложив икры. То же самое случается также, если им помешают как-нибудь иначе, например, если их испугают; вследствие этого в Швеции во время метания лещами икры, говорят, запрещен даже колокольный звон вблизи озер. Немного дней спустя после ухода рыбы мелкие берега кишат уже миллионами вылупившихся из яиц молодых рыбок, которые еще некоторое время остаются на месте своего рождения и затем следуют за своими родителями в глубину. Часть зимы лещи проводят, вероятно, также зарывшись в ил; на это, по крайней мере, имеется указание Геснера, не опровергнутое новейшими исследованиями.
Мясо их некоторые чрезвычайно хвалят, другие же ценят мало. Первые из них говорят, что лещ после сазана лучшая из наших речных рыб; вторые находят, что мясо его из-за множества костей почти нельзя есть.
Белоглазка, или сапа (Abramis sapa), отличается от сырти и синьца своим заднепроходным плавником, который начинается у конца спинного плавника и длиной превосходит плавники всех остальных лещей, также удлиненной нижней лопастью хвостового плавника, весьма тупой мордой и ртом, расположенным снизу рыла. В длину белоглазки редко достигают более 30 см. Окраска их — прекрасный, блестящий, перламутровый, серебристо-серый цвет; спинной, заднепроходный и хвостовой плавники окаймлены черными полосками, заднепроходный плавник содержит 3 и 38–45 лучей. Область распространения охватывает реки, впадающие в Черное море. В Дунае белоглазка не редкость; в русских реках встречается часто[104]. Вследствие изобилия костей она как съедобная рыба имеет небольшое значение; зато ее чешуя употребляется для изготовления искусственных жемчужин.
Синец (Abramis ballerus) отличается маленькой головой, косым, кверху вздернутым ртом и большим заднепроходным плавником; в длину он достигает 30–40 см, вес его около 1 кг. Окраска этой рыбы похожа на окраску прочих видов; спина голубого, бока и брюхо серебристого цвета, парные плавники желтоватого, остальные беловатого цвета; все они отличаются черноватыми краями и окаймлены полосками того же цвета. В заднепроходном 3 и 40–41 луч. Синец встречается во всех главных реках средней Европы, преимущественно по близости устьев; в верхнем течении рек он встречается реже. Особенно многочислен он в водах, расположенных вдоль берега Балтийского моря, и водится при этом как в заливах, так и в пресных озерах, лежащих близ моря и соединенных с ним посредством ручьев или рек. По своему образу жизни он походит на своих вышеописанных родичей. Мясо его, вследствие изобилия костей, едят неохотно.
Уклейка (Alburnus alburnus). Сине-стальной цвет верхней части тела на боках и брюхе переходит в блестящий серебряный; спинной и хвостовой плавники сероватого, остальные желтоватого цвета. Более точных сведений об уклейке нельзя сообщить по той причине, что форма и окраска ее весьма изменчивы, можно сказать, что в каждой реке, в каждом озере уклейки выглядят различно. Многие из этих разновидностей встречаются так постоянно, что их можно считать за отдельные виды. Длина ее колеблется между 10 и 18 см[105].
Уклейки общительнее многих других рыб, постоянно держатся весьма большими, иногда бесчисленными обществами; при тихой безветренной погоде они весело резвятся около поверхности воды, ловят насекомых и глотают другую подобного рода добычу. По описанию Геккеля и Кнэра, они не особенно пугливы, но любопытны и прожорливы, поэтому, если по близости их бросить что-нибудь в воду, они, после мгновенного бегства, снова возвращаются обратно, чтобы посмотреть, что было брошено, тотчас же схватывают замеченный предмет и бросают его, если он им оказывается не по нутру. В глазах удильщика, которому важнее всего добыть как можно больше рыбы, они представляют самых благодарных из всех рыб, так как клюют при всех обстоятельствах и всякую брошенную им приманку. Время их размножения — май и июнь, впрочем, оно может начаться уже в марте и продолжаться до августа. К этому времени они собираются густыми стаями и поднимаются вверх по рекам, чтобы выбрать подходящие места для метания икры. При этом губительными для них в наше время становятся фабричные стоки, отравляющие ручьи и речки. Например, поднимаясь вверх по течению реки Вуппер, эти стаи, по словам Корнелиуса, попадают в воду, пропитанную и отравленную кислотами и красильными веществами с фабрик Бармекна и Элтьберфельда, «и вскоре множество мертвых и полумертвых рыб плывет обратно вниз по течению Вуппера. Иногда бывает также, что число гниющих трупов, выброшенных на берег и плывущих в воде в менее быстрых местах, так значительно, что воздух на далеком пространстве наполняется невыносимым зловонием». Для метания икры они выбирают места с каменистым дном или между различными водорослями, двигаются еще оживленнее обыкновенного, часто выскакивают из воды и вообще кажутся весьма возбужденными. Метание икры, по словам вышеназванных натуралистов, происходит за три периода большей или меньшей продолжительности; начинают метать икру самые старые уклейки, кончают самые молодые. Размножаются они необыкновенно сильно, жизнь же их несоответственно коротка, потому что вследствие их привычки соединяться плотными массами и преимущественно держаться в верхних слоях воды они часто становятся добычей хищных рыб и водяных птиц, которые беспрестанно следуют за их стаями. Если случится, что хищный окунь ворвется в их стадо, то они обыкновенно выпрыгивают из воды, и таким образом им часто удается избежать преследования своих врагов. Но в этом случае бывает, как и у летучих рыб, что они становятся добычей не менее бдительных своих врагов, чаек и крачек, которые бросаются на них сверху. «При этом, — говорит Зибольд, — они заражают этих водяных птиц глистом, который в виде Lingula simplicisima встречается в свободном виде в их брюшной полости».
1 — Густера (Blicca bjoerkna) 2 — Синец (Abramis ballerus) 3 — Сырть, или рыбец (Vimba vimba) 4 — Лещ (Abramis brama)
Мясо уклеек вообще не ценится, тем не менее постоянная ловля их кое-где производится, потому что их все-таки едят, употребляют как приманку для ловли других рыб, а с прошедшего столетия они идут для изготовления Essence d’Orient. В Ааре и других притоках Рейна молодых маленьких уклеек вместе с другими рыбками различных пород ловят миллионами; их отваривают и, после того как они просохли, завертывают в зеленые листья, окружают древесной корой и продают на рынке пачками под названием Rumpchen или Gesäms; в восточной и западной Пруссии их коптят или маринуют; в Померании и в верхних частях Рейна пользуются преимущественно их чешуей. Из Essence d’Orient, состав которой некоторое время был тайной, приготовляют искусственный жемчуг, который, как известно, может поразительно походить на настоящий и значительно понизить цену последнего. В первой половине прошлого столетия один француз, изготовлявший четки, придумал покрывать внутреннюю поверхность стеклянных бус мелко истолченной чешуей и таким образом сообщать им перламутровый блеск; с тех пор это изобретение нашло более или менее обширное применение. С уклеек соскабливают чешую, кладут ее в сосуд с водой и растирают как можно мельче. Вода, которая вскоре принимает серебристую окраску, наливается в большую склянку, которую, для осаждения массы, ставят на несколько часов в спокойное место. Когда масса осядет, то, осторожно наклоняя банку, сливают чистую воду до тех пор, пока не останется ничего, кроме густого маслообразного сока Essence d’Orient. Употребление его основывается на свойстве этих стертых, блестящих, серебряных пластинок не изменяться от действия аммиака. По сведениям, собранным Зибольдом в области среднего Рейна, 50 кг уклеек дают 2 кг чешуи. Для изготовления 500 кг серебристого порошка, говорят, необходимо до 20 тысяч рыб; конечно, они так многочисленны, что при известных обстоятельствах можно сразу добыть подобную массу. Так, в Боденском озере вытаскивают сразу до 10 ведер этой рыбы.
1 — Обыкновенный горчак (Rhodeus sericeus) 2 — Уклейка (Alburnus alburnus) 3 — Обыкновенный пескарь (Gobio gobio)
Для содержания в тесном помещении уклейки превосходны; они самые игривые и занятные из всех маленьких рыб, постоянно в движении, ко всему внимательны, хватают каждую маленькую мошку или вообще всякий брошенный в воду предмет и, по-видимому, всегда довольны и неутомимы.
Как ни безобидны карпы, тем не менее и среди них все-таки встречаются разбойники. Таков, например, обыкновенный жерех (Aspius aspius). Признаками его служат: продолговатое, слегка сдавленное с боков тело, обращенное кверху ротовое отверстие, выдающаяся нижняя челюсть, которая также вдается в углубление межчелюстной кости[106], короткий заднепроходный плавник, начинающийся за брюшным, мелкая чешуя и два ряда глоточных зубов, расположенных по три и по пяти в ряд и снабженных конусообразно удлиненными и крючковато загнутыми коронками без зазубрин. В длину жерех достигает 60–70 см и весит до 6 кг. Спина его черно-синего, бока голубовато-белого, брюхо белого цвета; спинной и хвостовые плавники синие, остальные плавники с красноватым отливом.
Эту рыбу наблюдали во всех больших озерах и реках материка, от средней Европы приблизительно до Лапландии. В Великобритании, напротив, жерех, по-видимому, совершенно не водится. Он в значительном количестве населяет баварские и австрийские озера, в большом количестве водится в Дунае, встречается во всей северной Германии и отсюда распространяется на восток до России, в водах которой он иногда встречается в огромном количестве. Его местопребыванием постоянно служит чистая, но тихо текучая вода, так как его пища состоит как из растительных веществ[107] и мелких животных, так и из рыбы. Говорят, что он часто нападает на уклеек и так ожесточенно преследует их, что последние ищут спасения на берегу, причем он и сам в бешенстве попадает на сушу. Ко времени метания икры, которое бывает в апреле и мае, хотя, впрочем, может также начаться и в марте и продолжаться до июня, жерех также начинает странствовать; он из озер перебирается в реки или, по меньшей мере, выплывает из глубины на более мелкие места. В это время на самцах появляется накожная сыпь, состоящая из маленьких полукруглых зерен, которая главным образом покрывает спину, обе половинки нижней челюсти, щеки, жаберные крышки, задний край спинной и свободную поверхность хвостовой чешуи. Метание икры совершается стаями и продолжается, по словам рыбаков, в течение трех дней. Жерех быстро растет, но не очень живуч, и потому его нельзя переселять.
Густера (Blicca bjoerkna) отличается от прочих лещей двумя рядами глоточных зубов, расположенных по 2, реже по 3 и по 5 в ряд, внутренний ряд которых на вкось отшлифованных коронках снабжен узкими, с одной бороздкой жевательными поверхностями и зазубриной перед вершиной, а также ртом, расположенным на конце рыла[108]. В длину густера достигает 20–30 см и весит самое большее 1 кг. Спина ее синего цвета с буроватым отливом, бока синего цвета с серебристым блеском, брюхо белое, заднепроходный и хвостовой плавники серовато-синие, грудной и брюшной у основания красноватого цвета. В заднепроходном 3 и 19–23 луча.
Густера принадлежит к самым обыкновенным рыбам вод Германии и населяет озера, пруды и реки со слабым течением и песчаным и глинистым дном. Она охотно держится в глубине, питается червями, рыбьей икрой и растительными веществами и, отыскивая их, также роется в тине. Весной, т. е. в мае — июне, она приближается к мелким местам берега, охотнее всего к поросшим камышом, с целью метать икру, и с этих пор во всех отношениях изменяет свой нрав. Обыкновенно она весьма пуглива и осторожна, при малейшей тревоге быстро уплывает и скрывается на дне, между тем как во время метания икры она становится оживленной и неосторожной; иногда ее даже можно ловить руками. Зибольд замечает, что у густеры способность к размножению наступает чрезвычайно рано, так как он находил самцов и самок длиной 13 см, половая деятельность которых была в полном ходу. Блох считал икру одной самки средней величины и нашел, что в ней заключалось более 100 тысяч яиц. Крупная густера начинает метать икру в начале июня и оканчивает это занятие в течение 3–4 дней, если только не наступит холодная погода, которая побуждает ее к большей поспешности. По прошествии недели появляются рыбы средней величины и спустя еще восемь дней — самые маленькие. Все они для метания икры выбирают время от восхода солнца до 10 часов утра.
По указаниям Экштрема, густера — самая прожорливая из всех карповых, вследствие чего ловля ее чрезвычайно проста и легка, так как всякая приманка исполняет свое назначение. Впрочем, в больших объемах ловля эта нигде не производится, так как рыба эта никем не ценится как пища уже потому, что она более других страдает глистами, которые часто живут в ее брюхе в числе от 6 до 8 штук; зато в прудах, где разводят речную форель, она с успехом служит кормом для последних.
Представителями подустов (Chondrostoma) являются лишь немногие виды. Важнейшими отличительными признаками их служат: хрящевая покрышка нижней челюсти, оканчивающаяся острием верхняя часть рыла, то более, то менее вытянутая в длину широкая ротовая щель, расположенная снизу рыла и окруженная острыми краями роговидных челюстей, и расположенные в один ряд, по 5, 6 или 7, глоточные зубы, длинные коронки которых сильно сдавлены с боков и сточены в длину с одной стороны.
1 — Чехонь, или сабля рыба (Pelecus cultratus) 2 — Обыкновенный жерех (Aspius aspius) 3 — Обыкновенный подуст (Chondrostoma nasus)
Один из видов этого рода, часто встречающийся в южной и восточной Германии, носит название обыкновенного подуста (Chondrostoma nasus). Тело подуста сильно вытянуто в длину, имеет кругловатую, слегка сдавленную с боков форму и покрыто мелкими чешуйками; вне времени метания икры спина его черновато-зеленая, бока и брюхо блестящего, серебристо-белого цвета, плавники, за исключением темного спинного плавника, окрашены в красноватый цвет; ко времени метания икры все части тела принимают более яркую окраску, а именно в углах рта и на сочленениях грудных плавников выступает красивый оранжево-желтый цвет; спина темнеет и покрывается как бы черными полосами. Подусты могут достигать 50 см длины и весить до 1,5 кг, такие крупные экземпляры, однако, встречаются редко.
На севере Германии подуст — рыба малоизвестная, зато на юге Германии и в Швейцарии он попадается часто и в значительном количестве встречается также в Одере и Висле. В Дунайском и Рейнском бассейнах он населяет почти все реки и озера[109]. Он живет обществами, чаще всего собирается в большие стаи, почти всегда держится на дне, пребывая подолгу на одном и том же месте, и валяется по дну, поворачиваясь с боку на бок, как рассказывает Шинц, сверкая своим серебристым брюхом на далекое расстояние. Летом эти рыбы подплывают к набережной реки и валяются здесь по камням, едва покрытым водой. Таким же образом проскальзывают они по нижним ступеням лестниц, ведущих в воду, и притом достаточно регулярно, так что кошки обращают на это внимание и охотятся за ними в таких местах более или менее успешно. Пища их состоит из растительных веществ, а именно различного рода водорослей, покрывающих камни и другие твердые подводные предметы, от которых подусты с легкостью могут отдирать их острыми твердыми краями своих челюстей. В Вюрцбурге, по словам Зибольда, этих рыб называют «плевунами, так как, будучи только что пойманы, они всегда выплевывают много ила, состоящего, вероятно, именно из той растительной слизи, которую они держали в глоточных зубах в момент поимки.
Ко времени метания икры, которое бывает в апреле и мае, подусты собираются в бесчисленные стаи и направляются из главной реки в притоки ее, а оттуда в мелкие лесные ручьи, даже в такие, в которых вода мутна, выбирают здесь каменистые места с быстрым течением и мечут на них многочисленные икринки. К этому времени они облачаются в брачное одеяние, причем у них, как и у многих других рыб семейства карповых, образуется накожная сыпь, главным образом на затылке и верхней части жаберных крышек, а также на боковых частях рыла и лица. Говорят, что молодые вылупляются уже через 14 дней и затем мало-помалу уплывают в большие реки[110].
Подустов ловят на удочку, больше для удовольствия, чем для употребления, причем для приманки берут комнатных мух. Во время метания икры многочисленные скопления их дают возможность производить богатый улов.
Обыкновенная верховка (Leucaspius delineatus) имеет продолговатое, сдавленное с боков тело, заостренное брюхо, средней величины. У нее легко отпадающая чешуя, неясная боковая линия, короткий, далеко назади находящийся спинной плавник без колючего луча, выдающаяся вперед нижняя челюсть и своеобразное распределение глоточных зубов, которые размещены или в один ряд по 5 зубов с каждой стороны, или в два ряда по 4 и по 5 с каждой стороны и коронки которых, по крайней мере у внутреннего ряда, сдавлены с боков, пилообразно зазубрены и у вершин крючком загнуты назад. Спина и затылок зеленовато-бурого, бока и брюхо серебристо-белого цвета; по обеим сторонам задней части выступает продольная полоса стального цвета. В длину она достигает 7–8, самое большее 9 см.
В области распространения верховки ее главным местопребыванием, по-видимому, является Россия, так как говорят, что она встречается здесь в большом количестве во всех реках. В нижнем течение Оби мы наблюдали ее в начале сентября, как она, скучившись целыми тысячами около самого берега, плыла вверх по течению реки[111]. Отсюда их область распространения, как доказано, простирается с одной стороны до Греции, а с другой — до северо-западной Германии; но, по всей вероятности, она встречается и в других реках Сибири и поэтому должна быть причислена к наиболее распространенной пресноводной рыбе. Едва ли подлежит сомнению, что она и в Германии встречается чаще, чем это до сих пор было указано. Ее или не замечали, или же путали с другими рыбами.
«Голавль блестит чешуями в песке, поросшем травой; мясо его удивительно нежно, но полно костей; шесть часов, не долее того, к столу он пригоден» — этими словами воспевает Авзоний нашего, хорошо известного уже в древнее время голавля (Leuciscus cephalus). Отличительными признаками его служат: кругловатое тело, сравнительно большая голова, короткие спинной и заднепроходный плавники, довольно крупная чешуя и глоточные зубы, расположенные в два ряда по 2 и по 5 в каждом; коронки их сдавлены с боков и крючкообразно загнуты назад. У голавля особенно бросается в глаза несоразмерная величина его головы; полученное им, благодаря этому обстоятельству, название является, таким образом, вполне основательным. Морда сдавлена книзу, рот, расположенный на конце рыла, растянут в ширину и сильно расщеплен кзади, тело почти круглое, спина черно-зеленая, бока золотисто-желтого или серебристо-белого цвета; брюхо белое с бледно-красным отливом; щеки и жаберные крышки розового цвета с золотистым блеском; губы красноватые; спинной и хвостовой плавники по черноватому полю покрыты красноватым налетом, заднепроходный и грудные плавники ярко-красного цвета, все чешуи на свободном конце и посередине окрашены в мутный цвет темными пигментными отложениями. Длина может достигать 60 см вес — 4 кг и более.
Голавль принадлежит к числу самых обыкновенных рыб в реках и озерах средней Европы[112], считая от крайнего запада до Урала и от уровня моря до высоты 1000 метров. В Великобритании он встречается редко, по крайней мере Яррель получил только один экземпляр. Пока он молод, он держится преимущественно в маленьких ручьях или речках с каменистым и песчаным дном, сотнями резвится в тех местах, где река течет спокойно, и как стрела исчезает при малейшем шуме; в старости он живет в реках и озерах как равнин, так и гор средней высоты. Вначале пища его состоит из червей и насекомых, плавающих в воде, скользящих по ее поверхности или низко летающих над ней; но потом, когда он подрастает и отыскивает более глубокие места или же переселяется в большие реки и озера, он становится хищной рыбой в полном смысле этого слова и охотится за мелкими рыбами, раками, лягушками и даже мышами, за что в некоторых местах его даже называют мышеедом и сравнивают с котом. При обильной пище он быстро прибывает в весе, по свидетельствам опытных рыбаков, по крайней мере на 500 г ежегодно. Время метания икры бывает в мае и июне и, говорят, продолжается почти 4 недели.
Отличительными признаками язей служат: умеренно вытянутое в длину и лишь мало сдавленное с боков тело, голова с широким лбом, косой рот, расположенный на конце рыла, заднепроходный плавник, начинающийся за спинным плавником, и глоточные зубы, расположенные с каждой стороны в три ряда, по 3 и по 5 на каждой стороне; коронки их сдавлены с боков, а на конце загнуты в форме крючка. Наиболее известный представитель их — язь (Leuciscus idus). Эта рыба также принадлежит к числу более крупных видов семейства карповых и может достигать 50–55 см длины и более 3 кг веса, хотя обыкновенно бывает меньше. Окраска язя значительно меняется, смотря по местопребыванию, времени года, возрасту и т. д. Весной во время размножения спина у язя бывает серо-черного цвета с золотистым блеском, бока светлее, брюхо серебристое, голова и жаберные крышки золотистого цвета; спинной и хвостовой плавники отливают серовато-синим и фиолетовым цветом, остальные плавники красного цвета. Осенью окраска темнеет, цвет спины переходит из синевато-зеленого в черноватый, а золотистый блеск превращается в желтовато-белый цвет. Под именем орфа отличают уже со времен Геснера постоянную разновидность язя, которая в отношении великолепия окраски может поспорить с золотой рыбкой. Спина и бока ее яркого оранжево-желтого или суриково-красного цвета, нижняя сторона имеет серебристый блеск; широкая, неясно очерченная или расплывающаяся полоса тянется вдоль боков и отделяет собой более яркий красный цвет спины от более бледного цвета верхней части брюха; плавники у основания красного, а на концах белого цвета.
1 — Язь (Leuciscus idus) 2 — Красноперка (Scardinius erythrophthalmus) 3 — Обыкновенная плотва (Rutilus rutilus) 4 — Голавль (Leuciscus cephalus)
Язь встречается в озерах Европы и северо-западной Азии, как больших, так и средней величины[113]. Язь, по словам Экштрема, живет также в море, например в шхерах Норвегии, где он так же обыкновенен, как и в прозрачных реках и озерах Скандинавии. Чистая, холодная и глубокая вода является для него, по-видимому, необходимым условием жизни. Он редко подходит к берегу и только вечером выплывает на спокойную поверхность воды. Зимой он держится в глубоких местах вод. Пища его состоит из червей и насекомых, а также, может быть, из маленьких рыб; он, однако, не такой хищник, как жерех. Около половины мая у самца появляется накожная сыпь, вскоре после чего язь поднимается из озер вверх по течению впадающих в них или протекающих через них рек, где и выбирает себе для метания икры песчаные или богатые водяными растениями места. В это время его ловят сетью и на удочку. В качестве приманки берут кузнечиков, навозных жуков или маленьких рыб. Мясо язя считается вкусным и, несмотря на множество костей, охотно употребляется в пищу.
Орфа в некоторых местах ловится также для кухни, но, по словам Геккеля, ее чаще употребляют в качестве «сторожа карпов», так как она охотно плавает в верхних слоях воды, вследствие чего раньше карпа замечает парящего над прудом орлана и во время ухода в глубину пугает карпов, предупреждая их об опасности. В новейшее время ее, подобно золотой рыбке, употребляют также для украшения прудов и фонтанных бассейнов. Динкельсбюль ведет довольно оживленный торг этой рыбой, пересылая ее на далекие расстояния под названием «ложно-золотой рыбки» или «золотого язя».
Родственный язю вид, обыкновенный елец (Leuciscus leuciscus), встречается едва ли реже и, вероятно, пользуется еще большим распространением. От родича своего он отличается несколько сдавленными с боков головой и телом, узким ртом, расположенным снизу рыла, формой чешуй и окраской. На спине преобладает черно-синий цвет, часто имеющий металлический блеск; бока и брюхо бывают то желтоватого, то блестящего белого цвета; парные плавники имеют бледно-желтую или оранжево-красную, а спинной и хвостовой плавники темную окраску. Длина, вероятно, только в редких случаях превышает 25 см.
Область распространения ельца охватывает различные речные области средней Европы, включая и Великобританию[114]. Подобно своему родичу, елец не делает различия между проточными и стоячими пресными водами, избирает своим местопребыванием более глубокие и спокойные места, питается червями и насекомыми, ревностно охотится преимущественно за всякими плавающими на поверхности воды мухами и другими утонувшими насекомыми и хватает их почти с такой же жадностью, как кумжа. Время метания икры, которое у самцов сказывается появлением накожной сыпи, бывает в марте и апреле; размножение очень значительно.
Рислинг (Leuciscus soffia) достигает 15–20, самое большее 22 см длины и отличается вытянутым в длину, почти цилиндрической формы телом и немного выдвинутой вперед, умеренно-выпуклой мордой; сверху он темно-серый со стальным синим отливом, снизу блестящего серебристого цвета; отличительным признаком служит еще широкая черноватая полоса, которая начинается на лбу и, попеременно суживаясь и расширяясь, тянется до самого хвоста.
Рислинг — рыба, населяющая всю альпийскую область и особенно часто встречающаяся в Италии и Швейцарии; в Германии она была найдена до сих пор только в различных верхних притоках Рейна и Дуная. Относительно ее образа жизни в данное время еще не имеется никаких сведений, так как рислинг принадлежит к числу наименее известных рыб Германии.
1 — Рислинг (Leuciscus soffia) 2 — Гольян (Phoxinus phoxinus)
Под именем чехоней (Pelecus) разумеют один из родов, принадлежащих к семейству карповых, но сильно отличающийся от других родов. Отличительными признаками его служат: прямая спина и сильно выгнутое брюхо, почти вертикальная, ротовая щель с выдающимся кончиком нижней челюсти, длинные, узкие, серповидные грудные плавники, короткий спинной плавник, находящийся далеко назади, легко отпадающая чешуя и крючковатые, глоточные зубы, расположенные двумя рядами по 2 и 5 зубов в каждом, на коронках которых находятся глубокие пилообразные зазубрины.
Чехонь, или сабля-рыба (Pelecus cultratus), единственная представительница этого рода; у нее продолговатое, сдавленное с боков тело, затылок сине-стального или сине-зеленого цвета, спина серо-бурая, бока блестят серебром, спинной и хвостовые плавники сероватые, остальные плавники красноватого цвета. Длина ее 46 см, вес — до 1 кг.
Распространение чехони в некоторых отношениях своеобразно. На севере средней Европы она обитает только в Балтийском море и в больших бассейнах пресной воды, которые находятся с ним в связи, и отсюда поднимается вверх по течению рек; но она живет также и в Черном море и потому постоянно встречается во всех впадающих в него реках. По словам Палласа, она в большом количестве водится в реках и озерах Европейской России, по Нордману, в реках и озерах Крыма[115]. Ее нельзя назвать ни настоящей морской, ни речной рыбой; ей, по-видимому, одинаково хорошо живется как в соленой, так и в пресной воде. Для своего местопребывания она избирает проточную, чистую воду и близость берегов. По своему образу жизни и нравам она походит на остальных карповых. Время метания икры бывает в мае, а размножение ее похоже на вышеописанное размножение других родичей. Несмотря, однако, на то что в икре самки, по словам Блоха, находится более 100 тысяч яиц, размножение ее, по-видимому, не особенно значительно, так как эта рыба, по крайней мере в германских реках, встречается сравнительно редко. Говорят также, что продолжительность ее жизни не более 4–5 лет[116].
Мяса в ней мало; оно мягко и костляво, вследствие чего лов ее невыгоден, а в некоторых местностях Германии и главным образом в Австрии даже избегают его, так как рыбаки смотрят на чехонь с таким же предубеждением, как птицеловы на свиристеля; про нее говорят, что она появляется только через каждые семь лет и предвещает войну, голод, чуму и другие несчастья.
Одним из самых мелких представителей семейства карповых является всюду распространенный вид, носящий многочисленные названия. В России гольяна (Phoxinus phoxinus) называют солдатом, красавкой, малявкой, голопузкой, синявкой, бздеркой. Такое обилие названий всегда служит доказательством популярности, или, что то же самое, известности и повсеместного распространения какого-нибудь животного. Гольян заслуживает такой популярности потому, что это действительно одна из наших превосходнейших и привлекательнейших рыб. Окраска его необыкновенно изменчива. Основная окраска спины бывает то масляно-зеленого, то грязно-серого цвета, имеющего более или менее мутный оттенок от маленьких темных пятен, которые иногда, будучи густо скучены, образуют настоящий рисунок, так что на спине выделяется черная полоса, тянущаяся вдоль средней линии спины до хвостового плавника и состоящая иногда из продольного ряда пятен; зеленовато-желтые бока имеют сильный металлический блеск; углы рта карминно-красного, глотка черного, грудь пурпурно-красного цвета; кроме того, можно заметить блестящую, золотистую продольную полосу, начинающуюся позади глаз, тянущуюся по обеим сторонам спины и продолжающуюся до корня хвоста; основная окраска плавников бледно-желтая, однако на спинном, заднепроходном и хвостовом плавниках она темнеет от накопления пигментных отложений и на парных плавниках, а в исключительных случаях также на заднепроходном плавнике, может переходить в блестящий пурпурно-красный цвет. Это великолепие окраски, по словам Зибольда, не зависит от времени метания икры, но свойственно как самцам, так и самкам даже в зимнее время[117]; во время же метания икры у обоих полов на поверхности затылка образуется накожная сыпь, состоящая из остроконечных бугорков, и все чешуи на заднем крае покрываются густым рядом зернышек, образующих кайму. Некоторые экземпляры достигают в длину 12 см, большая же часть бывает не длиннее 9 см.
Местообитания гольяна — светлые реки с песчаным или каменистым дном, начиная от горных истоков их до самого устья, как большие, так и маленькие, а в некоторых случаях гольян является почти единственным обитателем вод, так как постоянно держится и, по-видимому, отлично чувствует себя еще в таких местах, которые недоступны другим рыбам или избегаются ими. Этих рыб очень редко можно встретить поодиночке, напротив, они почти всегда попадаются большими стаями, резвящимися близко у поверхности воды, необыкновенно быстро выпрыгивающими из нее и пугливо исчезающими при всяком шуме. В сильную жару они иногда покидают место, в котором держались довольно долгое время, и поднимаются или вверх по течению реки навстречу более свежей воде, или же покидают реку, переселяясь массами в один из ее горных притоков. При этом гольяны перепрыгивают через такие преграды, преодолеть которые, по-видимому, было бы для них слишком затруднительно при незначительном росте и малой силе их, и как только один из них благополучно преодолеет препятствие, все остальные непременно следуют за ним. Один наблюдатель, друг Корнелиуса, сообщил ему следующие подробности относительно этих странствий. В Прирейнских провинциях гольянов называют «майпирами» или «леннепирами», по имени реки Ленне; в этой реке во время метания икры они появляются или показываются большими стаями при средней высоте воды и ясной погоде, так как во время мелководья многочисленные фабричные постройки являются для них слишком большой помехой. В это время на мостах толпится молодежь, любующаяся проходящими стаями этих маленьких хорошеньких рыбок. Одна стая бывает шириной около 0,5 м, но рыбы лежат в ней как сельди в бочонке. За одной стаей, после короткого перерыва, следует другая, и так продолжается весь день, так что число находящихся в реке Ленне рыбок этого вида может достигать миллионов.
Пища их состоит из растительных веществ, червей и насекомых, а также, вероятно, и из других животных веществ[118]. Время метания икры совпадает с первыми весенними месяцами; оно обыкновенно бывает в мае, но в некоторых местах также в июле. К этому времени гольяны выбирают мелкие песчаные места, и каждая самка плавает в сопровождении 2 или 3 самцов, выжидающих момента кладки яиц, чтобы выпустить на них свое семя. Из опытов, произведенных Дэви, видно, что молодые рыбки вылупляются из яиц уже по истечении 6 дней. В августе они достигают 2 см длины, но с этой поры растут очень медленно, и, говорят, становятся способными к размножению лишь на третьем или четвертом году жизни.
Хотя гольян и невелик, его все-таки ловят везде, так как мясо его, несмотря на горький вкус, находит много любителей и, следовательно, охотно покупается.
Так как вместе с гольянами постоянно попадаются также другие рыбы, особенно молодые лососи, то подобная ловля приносит необычайный вред нашему рыболовству.
Кроме того, гольян весьма охотно употребляется удильщиками для приманки и идет на корм более крупным хищным рыбам, разводимым в прудах; он также может прожить несколько лет в аквариуме, доставляя удовольствие своей невзыскательностью, ловкостью и подвижностью.
Обыкновенная плотва (Rutilus rutilus) отличается несколько сдавленным с боков, более или менее вытянутым в длину телом со ртом, помещающимся на конце рыла, и крупной чешуей. Однако она претерпевает разнообразные изменения в очертаниях тела и окраске в зависимости от местности, где живет, и пищи и образует разновидности, приобретающие большую или меньшую самостоятельность. Спина обыкновенно синего или зеленовато-черного цвета, бока светлее с серебристым блеском около брюха; брюшные и заднепроходный плавники часто выглядят так же, как у красноперки; грудные плавники серовато-белые, спинной и хвостовой серого цвета с красноватым налетом. Длиной плотва бывает редко более 50 см и весит до 1,5 кг.
Среди рыб карпового семейства плотва — одна из самых распространенных и обыкновенных рыб. Отечеством ей служат вся средняя Европа, включая и Великобританию, и большая часть восточной Европы, а равным образом северо-западная Азия, местопребыванием — озера, пруды, большие и маленькие реки, а также слабосоленые моря. В Северном море она попадается редко, в Балтийском же необыкновенно часто[119]. Образ жизни ее во всех почти отношениях сходен с образом жизни красноперки. Она держится всегда стаями, питается червями, насекомыми, рыбьей икрой, маленькими рыбами и водяными растениями, плавает быстро, резва, пуглива, однако не особенно умна и охотно, хотя и не всегда удачно, присоединяется к обществу других рыб, так что про нее даже сложились пословицы. Она, впрочем, отлично различает своего злейшего врага — щуку, так как, насколько хорошо она чувствует себя в обществе других рыб, настолько беспокойна становится, когда завидит этого страшного хищника наших пресных вод. Икру она мечет в мае или июне, иногда даже в марте и апреле, а также еще в июле. Для этого она покидает более глубокие озера, поднимается густо сплоченными стаями вверх по течению реки и здесь на местах, поросших травой, мечет икру, резвясь, плещась и выпрыгивая из воды. По словам Лунда, эти рыбы появляются в данных местах правильными стадами, причем сначала приплывают от 50 до 100 штук самцов, затем приплывают самки и потом снова самцы, после чего уже и начинается метание икры[120]. У самцов в это время также появляются на затылке и чешуях отдельно стоящие, маленькие конусообразные шишечки беловатого цвета. Говорят, впрочем, что во время метания икры плотва бывает осторожнее родственных ей пород рыб, по крайней мере сейчас же уходит в глубину, как только заметит на воде чье-либо присутствие. Размножение очень сильно, так как уже маленькие, на вид не достигшие еще полувзрослого возраста, рыбы способных к размножению.
Относительно мяса плотвы и его употребления можно сказать совершенно то же самое, что и о красноперке. Мясо ее нигде особенно не ценится; тем не менее эту повсеместно водящуюся рыбу ловят в громадном количестве, едят как в свежем, так и в вяленом виде, вывозят из Померании во внутренние части Германии, даже до русской границы и, наконец, кормят ею других рыб или свиней.
В дунайской области к плотве присоединяются два родственных вида, а именно дунайская плотва (Rutilus pigus) и вырезуб (Rutilus frisii). Первая отличается маленькой головой с выпуклым лбом и ртом, расположенным наполовину снизу рыла, длинным хвостовым плавником, сильно блестящей металлической окраской, отливающей то яблочно-зеленым, то небесно-голубым цветом, и оранжево-желтыми брюшными, заднепроходным и хвостовым плавниками. Второй, которого пока нашли только в озерах, отличается от всех других родичей своим сильно вытянутым в длину, почти цилиндрическим телом[121]. Дунайская плотва может достигать 40 см длины и весит 1 кг, вырезуб — 55 см длины и 5 кг веса. Мясо обоих считается очень вкусным.
Во всех почти странах Европы, от Лапландии до южной Италии и от Ирландии до Урала, а также в бассейне реки Оби живет краснопёрка (Scardinius erythrophthalmus) — рыба длиной 25–30 см и 0,5–0,8 кг весом, окраска которой также меняется различным образом. Спина обыкновенно буровато-зеленая, бока блестящего медно-желтого, брюхо серебристо-белого цвета, а брюшные и заднепроходный плавники, реже спинной, большей же частью хвостовой плавник окрашены в яркий кроваво-красный цвет. Существуют, однако, также экземпляры светлого цвета, у которых характерная красная окраска плавников более или менее бледнеет или темнеет, а также экземпляры, у которых как тело, так и плавники окрашены сплошным темным черно-синим цветом и т. д.
Воды с медленным течением или озера и пруды, лежащие на высоте до 1600 метров над уровнем моря, краснопёрка предпочитает всяким другим водам, так как не только ведет образ жизни, сходный с образом жизни карасей и линей, но также охотно живет в обществе этих рыб[122]. Она отличается быстрыми движениями, осторожна и пуглива, питается водными растениями, насекомыми и червями, которых достает преимущественно из ила. Во время метания икры окраска этих рыб темнеет, причем у самцов затылок и спинные чешуи покрываются множеством маленьких, очень густо стоящих зернышек. Икру краснопёрка мечет с расстановками в апреле, мае и июне; молодые вылупляются уже через несколько дней.
Полное костей мясо этой рыбы едят только люди мало разборчивые, в общем же к нему относятся с пренебрежением, и даже многие птицы, питающиеся рыбой, не употребляют его в пищу. Краснопёрку отдельно не ловят нигде; тем не менее при случае иногда попадается такая масса этой рыбы, что ее употребляют для удобрения полей или на корм свиньям.
Сыртью, или рыбцом (Vimba vimba), рыбаки называют леща, распространенного далеко по всей Европе, встречающегося преимущественно на севере и живущего не только в пресной, но также и в полусоленой и соленой воде. В некоторых пресных водах сырть, по-видимому, не совершает путешествий, но из морей весной поднимается для метания икры в реки, проводит в них лето и возвращается затем снова в глубокие воды, где и зимует. В озерах сырть обыкновенно держится на глубине от 11 до 20 саженей и всегда выбирает места с глинистым дном, так как, подобно родичам своим, она также роется на дне, ища пищу, и до того мутит воду, что выдает этим свое местопребывание. Во время метания икры сырть соединяется в очень большие стаи, что дает возможность производить богатый улов этой рыбы. Так, по словам Палласа, во всех русских реках, впадающих в Черное море, сырть ловят ежегодно в несметном количестве, солят, сушат и возами отправляют в отдаленные края государства. Иногда улов бывает так велик, что купцы, занимающиеся солением и пересылкой этой рыбы, вынуждены бывают заключать с рыбаками условие, обязывающее их, купцов, принимать не более 70 тысяч штук от каждого лова. Мясо их считается равным по качеству мясу леща[123]. По словам Блоха, каждая самка кладет около 300 тысяч яиц, выбирая для этого мелкие места рек с каменистым или покрытым голышами дном. Это бывает почти всегда в мае и июне, и возбужденные рыбы ведут себя при этом совершенно так же, как и лещи: оживленно двигаются и шумно плещутся в воде.
Сырть легко узнается по утолщенному и удлиненному, далеко выступающему вперед носу, по рту, расположенному снизу рыла, и по заднепроходному плавнику, отодвинутому далеко назад. Цвет затылка и спины грязно-бурый или синий; бока светлые; нижние части их блестят серебром, спинной и хвостовой плавники синеватые, брюшные и заднепроходный плавники желтовато-белые, грудные плавники у основания красно-желтые. Совершенно иначе выглядит эта рыба в брачном наряде, в который она облачается в конце мая или в начале июня, с наступлением времени метания икры.
В это время, по словам Зибольда, морда, голова, спина и бока значительно ниже обеих боковых линий становятся совершенно черного цвета, а обе более темные стороны живота принимают своеобразный шелковистый, блестящий оттенок. Из этой темной окраски резко выделяются оранжево-желтого цвета губы, глотка, грудь, края живота, узкая полоса под хвостом, а также и парные плавники. «Изменение окраски сырти происходит одновременно с развитием половых органов и нисколько не зависит от перемены их местопребывания, происходящей во время метания икры». Во время размножения оба пола имеют одну и ту же окраску, у самцов же, кроме того, появляется зернистая сыпь, состоящая из множества крошечных бугорков, которые видны главным образом на темени, на жабрах, на краях чешуек и на лучах внутренней поверхности парных плавников. Величиной сырть значительно уступает лещу, ибо только в исключительных случаях она достигает в длину 40 см; вес ее редко бывает более 0,65 кг.
Немногие из наших речных рыб могут сравняться изяществом формы тела и красотой окраски с обыкновенным горчаком (Rhodeus sericeus); можно даже, почти не преувеличивая, сказать, что этот малорослый карп, достигающий всего около 5 см длины, великолепием своим превосходит знаменитую золотую рыбку. Формой тела горчак напоминает карася. Окраска разнообразна, смотря по полу и времени года. «За исключением времени метания икры, — говорит Зибольд, описавший эту рыбку самым подробным образом, — оба пола окрашены одинаково, а именно спина у них серовато-зеленого, а бока блестящего серебристого цвета. Весьма характерна для них также зеленая блестящая продольная полоса, которая проходит по обеим сторонам тела и тянется от середины его до хвоста. Плавники окрашены в бледно-красный цвет, а весь спинной плавник и основание хвостового плавника покрыты черноватыми пигментными отложениями. Во время размножения у горчака-самца эта простая окраска исчезает совершенно и заменяется великолепным брачным нарядом, блестящим цветам которого трудно дать точное описание. Вся поверхность тела самца отливает тогда всеми цветами радуги, причем особенно бросаются в глаза стале-синий и фиолетовый цвета, а смарагдо-зеленая боковая полоса блестит и выступает с еще большей ясностью; грудь и брюхо блестят красивым оранжево-желтым цветом; спинной и заднепроходный плавники также окрашены в ярко-красный цвет и снабжены черной каймой.
С развитием этого великолепия окраски появляется еще другое половое отличие, заключающееся в изменении кожи непосредственно над верхней губой. Здесь на обоих внешних концах верхней челюсти образуется мало-помалу кругловатое возвышение, состоящее из кучки различной величины белых как мел бородавок числом от 8 до 13; 2–3 подобные бородавки появляются также на верхнем крае обеих глазных впадин. Каждая бородавка в отдельности представляет собой не что иное, как скопление плотно друг над другом скученных клеточек надкожицы. По окончании времени размножения они исчезают и оставляют после себя углубления, из которых при следующем наступлении брачного времени снова вырастают эти бородавчатые образования.
Хотя самки горчаков и во время метания икры остаются бесцветными и, таким образом, резко отличаются от своих великолепно разукрашенных самцов, тем не менее у них замечается в этот период своеобразный орган, который, несмотря на свою очевидность, был замечен Краусом лишь недавно (1857). Это длинный красноватый яйцеклад, который развивается у самки горчака ко времени метания икры. Как только созреют яйца в яичниках, он свободно свешивается на заднем конце тела перед заднепроходным плавником, достигая 19 мм у особей длиной 5 см. У более крупных горчаков я видел яйцеклад длиной от 40 до 55 мм. В таких случаях этот орган выступает за конец хвостового плавника и придает странный вид этой рыбке: когда она плавает, можно подумать, что у нее из заднего прохода торчит проглоченный дождевой червяк или ее собственная кишка». Своеобразное значение и употребление этого яйцеклада впервые открыл Нолль.
«В течение этого лета (1869) я с начала апреля до середины июля регулярно каждую неделю исследовал некоторое количество раковин из Майна и перебрал их, в общем, несколько сотен. При этом оказалось, что рыбьими яйцами были заняты преимущественно перловицы (Unio), в тонкостенных же беззубках (Anodonta) эти яйца находились в значительно меньшем количестве. Кроме того, в раковинах, взятых из середины Майна, рыбьих яиц было гораздо меньше, чем в тех, которые были выловлены из глубоких прибрежных болот этой реки. Последние представляют собой тихие воды, отрезанные от реки каменными плотинами, возведенными для выпрямления речного русла, поросшие богатой растительностью и представляющие собой прекраснейшее местопребывание для всякого рода раковин. Как перловицы, так и беззубки встречаются здесь в таком значительном количестве, что летом во многих местах Майна мальчики вылавливают их для откармливания свиней. В этих местах я находил в соответствующее время лишь малое количество перловиц, как полувзрослых, так и совершенно взрослых, в которых не заключалось бы рыбьих яиц, причем все четыре вида перловиц, водящиеся в Майне, одинаковым образом были наполнены ими. Что касается времени нахождения, то первые рыбьи яйца я нашел 14 апреля, и притом лишь в малом количестве. С каждой неделей число ясно заметных желтых, как желток, яиц возрастало в раковинах, и уже 8 мая часть яиц развилась в маленьких рыбок, которые, вытянувшись в длину, торчали в жаберных полостях и своими толстыми головками и черными глазами, всегда обращенными к свободному жаберному краю, ясно выделялись под жаберной кожицей. При осторожном взрезывании жабр, оттуда совершенно невредимыми вылезали хорошенькие рыбки с продолговатым желтым желточным пузырем с пищевым запасом на брюхе, отличавшиеся ярким серебристым блеском. Рыбки, заключающиеся в одной и той же раковине, находятся, однако, на различных стадиях развития, начиная от яйца и до состояния полной зрелости, откуда с уверенностью можно заключить, что яйца попадают в одну и ту же раковину в различное время.
15 мая я нашел первых зрелых рыбок длиной 11 мм в проходе, остающемся на дне раковины между обеими жаберными пластинками, т. е. в так называемой клоаке, а также частью уже у выхода ее, поблизости заднепроходного отверстия перловицы. Когда, таким образом, эти маленькие животные, до сих пор спокойно торчавшие в своих жаберных полостях, стали производить более оживленные движения и толстой головой своей не могли проникнуть вперед, они были оттиснуты назад в жаберной полости, которая к свободному концу суживается и кончается глухо, и попали в клоаку, где еще некоторое время их можно было находить бьющимися о ее стенки. Не подлежит никакому сомнению, что оттуда они выходят на волю через заднепроходное отверстие, и я встречал их уже 20 мая стаями в воде болот, так как в то же время в жабрах раковин рядом с более или менее развившимися рыбками можно было встретить только что отложенные яйца, хотя и в менее значительном количестве.
Следует заметить при этом, что нахождение рыбьих яиц и развитие их в жаберных полостях, где они находят защиту и, прежде всего, получают необходимую им всегда свежую воду, не приносит раковине, по-видимому, ни малейшего вреда. В это время жаберные полости, правда, несколько расширяются рыбьими яйцами, но этим, по-видимому, и ограничивается все влияние последних на раковину, которое, может быть, и несколько неудобно для нее, однако не мешает ей продолжать так же спокойно жить с этой странной ношей, как и без нее».
Произведенные затем Ноллем опыты подтвердили предположение относительно того, что яйцеклад служит орудием, при помощи которого мечущая икру рыба в состоянии ввести свои яйца внутрь раковинных складок. Перловицы, заключавшие рыбьи яйца, содержались в устроенных для наблюдения аквариумах и, по истечении продолжительного времени, наполнили сосуд молодыми горчаками, которые вывелись внутри их жабр, где до тех пор они были защищены от всякого рода вредных влияний. Пойманным горчакам, достигшим половой зрелости, в надлежащий момент предоставляли в распоряжение перловиц, а также наблюдали их нравы и привычки, их жизнь и поведение до времени метания икры, пока наконец не исчезло всякое сомнение в справедливости вышеупомянутого вывода и вопрос не был разрешен окончательно.
По произведенным Ноллем превосходным исследованиям, горчак очень скоро привыкает к жизни в аквариуме, устроенном надлежащим образом. Самцы и самки, играя, гоняются друг за другом и весело выпрыгивают из воды, причем в неприкрытом сосуде прыжки эти, конечно, иногда могут стать опасными для них. С наступлением времени размножения у них начинается оживление, причем приближение этого времени сказывается, с одной стороны, появлением вышеописанной окраски у самцов, а с другой — утолщением боков и вырастанием яйцеклада у самок. Яйцеклад удлиняется сначала очень медленно, потом быстрее и наконец растет необыкновенно быстро, а после кладки яиц укорачивается в течение нескольких часов до весьма незначительной части своей наибольшей длины. Для самца период наибольшего и быстрого роста яйцеклада самки всегда служит поводом к сильному возбуждению, которое у него, как и у других рыб, выражается появлением более яркой окраски и оживленным беспокойством — очевидным результатом ревности. Злобно преследует он других самцов, но так же ревностно гоняется и за избранной самкой, пока, свойственное обыкновенно последней, равнодушное спокойствие не сменится оживленным возбуждением и она наконец не отправится к избранной самцом раковине, чтобы положить в нее свои яйца. Как только яйцо входит в яйцеклад, последний напрягается и сохраняет это состояние до тех пор, пока яйцо не будет вытолкнуто. Перед метанием икры самка становится вертикально, головой вниз над раковиной, осматривает ее довольно долгое время. В то самое мгновение, когда яйцо вступает в яйцеклад и, таким образом, напрягает его, самка быстро спускается на избранного в кормильцы моллюска, всовывает конец яйцеклада в его жаберную щель, выпускает яйцо и немедленно вытягивает яйцеклад обратно. Не всегда удается этой рыбке ввести свой яйцеклад и положить яйцо; в таких случаях яйцо возвращается в тело рыбки, и часто проходит долгое время, пока опять наступит возбуждение и то же явление повторится снова. Самец внимательно наблюдает за этим, спускается на раковину сейчас же вслед за тем, как самка оставит ее, на мгновение останавливается над ней, трепеща всем телом, и, растопырив все плавники, выпускает наконец свое семя над ее жаберной щелью, чтобы таким образом оплодотворить яйцо. Окончив метание икры, оба пола, утомленные, удаляются в чащу растений и ведут себя пугливо и трусливо; самец теряет свою великолепную окраску, а у самки съеживается яйцеклад; по истечении нескольких дней, однако, тот же процесс повторяется снова, и так дело продолжается до тех пор, пока не пройдет время метания икры[124]. На воле оно продолжается от апреля до июня, в неволе же оно обычно раньше начинается и скорее оканчивается.
Насколько известно, область распространения горчака занимает всю среднюю и восточную Европу, а также часть Азии. В Дунае и его притоках, в Рейне, в бассейнах Эльбы и Вислы он местами попадается в большом количестве; часто встречается он также в Крыму, в тех местах, где находятся воды, которые он любит[125]. Он предпочитает чистую, проточную воду с каменистым дном и, по наблюдениям Зибольда, особенно любит так называемые мертвые рукава рек и ручьев. Из равнин он поднимается в холмистые местности и даже в горы средней высоты.
Благодаря горькому вкусу, который делает мясо этой рыбки почти или даже совершенно непригодным в пищу, ее ловят мало и употребляют обыкновенно только для приманки. О том, насколько она заслуживает внимания любителей в качестве рыбки, употребляемой для украшения, распространяться было бы излишним после того, что уже сказано о ее красоте.
Пескари (Gobio) отличаются от усачей длинными усами, помещающимися в углах рта, высоко стоящими глазами, отсутствием шипа в спинном плавнике, более крупными чешуями и глоточными зубами, имеющими крючковидную форму и расположенными в два ряда по 3 или по 2 и по 5 в ряд с каждой стороны.
Обыкновенный пескарь (Gobio gobio) достигает 12–15, самое большее 18 см длины; сверху он покрыт по черновато-серому полю темно-зелеными или черновато-синими пятнами, которые особенно ясно выступают на боках, образуя продольную полосу; снизу он блестящего серебристого цвета с более или менее ясным красноватым отливом; спинной и хвостовой плавники покрыты черно-бурыми пятнами по желтоватому полю; остальные плавники сплошного бледно-желтого или красного цвета.
Будучи распространен в большой части Европы и западной Азии, пескарь живет преимущественно в озерах[126], реках и ручьях, но также встречается в подземных водах, как, например, в Адельсбергском гроте. В германских реках он принадлежит к числу обыкновенных рыб; в Великобритании и Ирландии попадается так же часто, как и на материке, в России и Монголии, также не редок, по моим наблюдениям, например, в Алтайских горах это чрезвычайно обыкновенная рыба. Чистую воду с песчаным или каменистым дном он предпочитает всякой другой и, естественно, поэтому в одних местах встречается редко, в других же — в необыкновенно большом количестве. Пескарь почти всегда встречается многочисленными, густо скученными стаями, так как, по-видимому, ощущает потребность в обществе. Пища его состоит из молодых рыб, червей, гнилого мяса и растительных веществ. За то решительное предпочтение, которое он оказывает падали, его называют могильщиком. Когда после осады Вены в 1683 году убитых турок вместе с убитыми лошадьми, чтобы избавиться от них, побросали в Дунай, то спустя некоторое время, как рассказывает Марсильи, вблизи этой падали или в полостях этих тел нашли множество пескарей, причем было замечено, что людей они решительно предпочитали лошадям.
Весной пескари в громадном количестве поднимаются из озер в реки для метания икры. В период размножения окраска их темнеет и вместе с тем у самцов на затылке, чешуях спины и боков и на лучах грудных плавников развивается мелкозернистая сыпь, а кроме того, появляются особые наросты на коже. Метание икры начинается с мая и продолжается с перерывами около четырех недель. «Когда я был в Дезио, — говорит Рускони, — я гулял в один из самых чудных июльских дней рано утром по берегу маленького озера виллы Траверзи. Вдруг слух мой был поражен каким-то шумом. Я думал сначала, что кто-нибудь ударяет по воде палкой или широкой поверхностью весла, оглядел берег и вскоре заметил место, откуда доносился шум, и вместе с тем открыл причину его: это были рыбы, метавшие икру. Желая насладиться этим зрелищем вблизи, я осторожно, под защитой кустов и поросли, растущих по берегам озера, подошел к ним так близко, что удобно мог наблюдать их, не будучи ими замечен. Они находились в устье одного ручейка с холодной и чистой водой, которая, однако, была так мелка, что маленькие камешки на дне ручья были почти обнажены. Это были пескари. Они приблизились к устью ручья; затем, сообщив своему телу сильный толчок, они вдруг поплыли быстро и поднялись по ручью приблизительно на один метр, не делая при этом прыжков, а как бы скользя по голышам. После этого первого быстрого движения они остановились, стали изгибать туловище и хвост попеременно направо и налево и тереться таким образом брюшной поверхностью о камни. При этом все тело их, за исключением брюха и нижней части головы, находилось вне воды. В этом положении они оставались в продолжение 7–8 секунд; потом стали сильно бить хвостом по дну ручья, так что брызги воды летели во все стороны, повернули обратно и скользнули снова в близко находившееся от них озеро; вскоре после того они повторили тот же маневр. Один естествоиспытатель утверждает, что эти рыбы во время метания икры ложатся на бок, так что брюхо самца непосредственно прилегает к брюху самки или же по крайней мере находится близко около него. Я не хочу оспаривать этого факта, но могу лишь утверждать, что рыбы, которых я наблюдал здесь, ни разу не производили подобных движений. Самцы и самки вышеописанным способом поднимаются вверх по течению ручья; первые выпускают молоки, вторые мечут икру»[127].
Маленькие яйца синего цвета и скоро созревают, будучи подвержены оживляющему действию солнечных лучей. Молодых рыбок, длиной 2 см, можно встретить в начале августа иногда невероятно густыми стаями. По окончании времени размножения пескари снова уходят в глубокую, а также в стоячую воду, возвращаясь в озера, в которых живут обыкновенно.
В северо-восточной Германии эта рыба ловится обычно в значительном количестве. Летом ее ловят преимущественно на удочку, так как пескарь принадлежит к числу рыб, вознаграждающих труды даже не искусного удильщика. Англичане перед началом лова обыкновенно разрывают дно железной киркой, так как пескарь, проплывая мимо подобных мест, останавливается на некоторое время, чтобы поискать мелких животных. При некоторой ловкости нетрудно в течение короткого времени наловить несколько дюжин этих хорошеньких рыбок[128].
За вкусное мясо, которое мало ценят в северной, но зато по справедливости отдают должное в южной Германии, пескаря, несмотря на его незначительную величину, любят везде.
Усачи (Barbus) распространены в теплых и умеренных водах Старого Света; четыре уса помещаются у них на верхней челюсти рта, расположенного снизу рыла, спинной и заднепроходный плавники коротки, в первом из них находится довольно крепкий костяной луч, а глоточные зубы расположены в три ряда с каждой стороны, по 2, по 3 и по 5 в одном ряду, и имеют ложкообразную форму, т. е. вид конусов, крючкообразно загнутых назад и ложкообразно выдолбленных на задней стороне.
Наш обыкновенный усач, или марена (Barbus barbus), может достигать 60–70 см длины и весит 4–5, а в исключительных случаях даже 9–12 кг[129]. Тело у него продолговатое, спина оливково-зеленого, бока и брюхо более светлого, а именно зеленовато-белого цвета, глотка белая, спинной плавник синеватого цвета, заднепроходный плавник имеет ту же окраску, но окружен черноватой каймой; остальные плавники окрашены в красноватый цвет.
Усач населяет все германские реки и может считаться исключительно речной рыбой, потому что избегает стоячей воды. Особенно любят они реки с песчаным, кремнистым дном. Летом они охотно держатся между различными водяными растениями, но как только к осени последние завянут, они отправляются в более глубокие места рек, где и отыскивают себе убежище под камнями и около камней, в норах и т. п., а также зарываются в мягкие берега, так как эти рыбы, по словам старого Геснера, «роются как свиньи». При этом случается, что в особенно удобных и укромных местах они иногда собираются целыми стаями, буквально ложатся друг на друга и впадают в некоторого рода зимнюю спячку. В 1811 году, по словам Шинца, в помосте водяного колеса у моста в Цюрихе нашли такую массу усачей, которыми он был наполнен, что в течение немногих часов их наловили более 10 центнеров, не считая мелких, которых бросали опять в воду, они лежали друг на друге на несколько метров в тине.
1 — Сазан (Cyprinus carpio) 2 — Зеркальный карп (Cyprinus specularis) 3 — Обыкновенный карась (Carassius carassius) 4 — Обыкновенный усач (Barbus barbus)
Среди германских рыб семейства карповых усачи принадлежат к самым живым и подвижным, хотя и у них нельзя отрицать еще изрядного количества лености. Днем усач обыкновенно лежит спокойно, зато ночью находится в усиленном движении в поисках корма. Последний состоит из маленьких рыб, червей, ила и животных отбросов.
Время размножения бывает в мае и июне; некоторые, однако, мечут икру уже в марте и апреле, а также, может быть вторично, в июле и августе. Около этого времени усачи собираются в стаи, по 100 штук и более в каждой, которые плывут длинной вереницей друг за другом, притом так, что во главе шествия находятся старые самки, за ними следуют старые самцы, к которым примыкают менее старые, а молодые замыкают шествие. Размножение, по-видимому, незначительно: в яичнике одной самки Блох насчитал лишь около 80 тысяч яиц.
Мясо усачей не всякому приходится по вкусу и очень костляво, поэтому оно идет иногда на корм для скота или же на удобрение. Замечателен и до сих пор еще не объяснен тот факт, почему икра усачей отличается ядовитыми свойствами.
Один из самых больших, если не самый большой, из всех видов усачей это — хорошо знакомый индийским рыбакам-любителям усач-тор, или махсир (Tor tor), называемый туземцами бурапатра, петиа, кукхиа, нахарм и т. д. Эта огромная рыба достигает 1,5 м, а по некоторым свидетельствам даже 2 м длины и веса 30–45 кг. Чешуи махсира бывают иногда величиной с ладонь взрослого человека. Окраска и форма тела этой рыбы представляет многочисленные изменения, в зависимости от местности, где она живет[130]. Верхняя сторона бывает обыкновенно зеленовато-серебристого, нижняя золотисто-серебряного цвета; брюшные плавники красноватого цвета. Махсир распространен по всей Индии и Цейлону, но наибольшей величины он достигает в горных реках. Англичане охотятся за ним, как в других местностях за лососем, и ловят его по всем правилам искусства на удочку[131].
По точным исследованиям и сравнениям знатоков рыб, оказалось, что на карася, которого Блох считал за самостоятельный вид и описал под именем серебряного карася (Carassius auratus), следует смотреть лишь как на разновидность, так как караси в качестве рыб, разводимых человеком, претерпевают замечательные изменения в форме тела; равным образом никто не сомневается больше в том, что карась-межняк представляет собой помесь карпа с карасем.
Карась распространен в средней, северной и восточной Европе, а также в северной Азии. Он в большом количестве живет в реках, прудах и озерах Рейнского и Дунайского бассейнов, восточной и западной Пруссии, всей России, любит стоячую воду, а именно озера с болотистыми берегами или так называемые мертвые рукава больших рек, однако встречается также в маленьких прудах, ямах, глубоких и мелких болотах и торфяниках, обладает вообще способностью жить в самых разнообразных и нечистых водах и процветать при самой грязной илистой пище. Он также питается главным образом червями, личинками, гниющими растительными веществами и илом и, собственно, поэтому проводит большую часть жизни на дне, где остается также в течение холодного времени года в оцепенелом состоянии, а, по словам Палласа, может даже замерзать во льду и потом все-таки оживать снова. Только во время метания икры, которое в южной Европе бывает в июне, а в северной Европе — в июле, караси часто появляются на поверхности воды, в особенности в мелких местах, поросших растениями, где они резвятся целыми стаями, пускают пузыри, чавкая губами, гоняются друг за другом и играют, пока не начнется метание икры[132].
По произведенным исследованиям, самка кладет около 100 тысяч яиц, следовательно, относительно небольшое количество; тем не менее карась размножается очень значительно, а также постоянно производит ублюдков с карпами.
Караси очень ценятся в России, где они во множестве населяют все степные воды. В окрестностях Якутска их ловят преимущественно зимой сетями в прорубях, отбирают самых больших карасей, а остальных бросают обратно в воду, чтобы дать им возможность расплодиться снова.
Золотая рыбка (Carassius auratus) формой тела похожа приблизительно на карпа, достигает в длину 25–30, самое большее 40 см и отличается великолепным золотистым блеском по киноварно-красному полю. «Эта рыбка, — говорит Гюнтер, — в диком состоянии весьма обыкновенна в Китае и в более теплых частях Японии и окраской своей очень похожа на карася. В ручном состоянии она утрачивает черную или коричневую окраску, получая взамен ее золотисто-желтую; совершенно светлые экземпляры попадаются сравнительно реже». Существует очень много разновидностей, между которыми попадаются также уроды вроде рыбы-телескопа; при продолжительном разведении этих рыб можно создавать более или менее постоянные породы, как это делают уже в течение целых столетий китайцы — мастера этого дела.
Старый Кемпфер впервые упоминает о красной с красивым золотисто-желтым хвостом рыбе кинг-йо, которую в Японии и Китае держат в прудах для украшения и считают до некоторой степени домашним животным. Позже Дю-Гальд в своей истории Китая сообщает подробные сведения о той же рыбе. Князья и вельможи Небесной империи выкапывают для них особые пруды в своих садах или держат их в роскошных фарфоровых вазах, в которых вода меняется два или три раза в неделю. В созерцании изящных движений, кормлении и приручении этих рыб эти длиннокосые господа проводят очень много времени самым приятным образом, так как китайцы вообще большие любители животных.
Кинг-йо, наша золотая рыбка, была вывезена из Китая сначала, вероятно, в Португалию и, водворившись там, мало-помалу распространилась далее по Европе. Год привоза ее определяется различно. По одним свидетельствам, это был 1611, по другим — 1691, а по третьим — 1728 год. Достоверно известно, что во время знаменитой графини Помпадур эта рыбка уже была во Франции, так как существуют указания на то, что ей приносили в дар золотых рыбок как нечто необыкновенное. В Англию золотая рыбка была, говорят, ввезена в 1728 году Филиппом Уортом, а, по словам других, еще раньше, а именно в 1691 году. В настоящее время она распространилась по всему земному шару, где только живут цивилизованные народы, а в теплых частях умеренного климата она акклиматизировалась совершенно. Золотых рыбок разводят, в общем, так же, как и карпов, только разведение их требует большого количества прудов меньших размеров, а также более строгого надзора. При умелом обращении с золотыми рыбками можно достигнуть того, что они будут метать икру три и даже четыре раза в лето, очень рано принимать свою окраску и менять ее в течение определенных промежутков времени. Удачное разведение их приносит, во всяком случае, больше прибыли, чем разведение карпов. Вместе с распространением золотых рыбок возрастает также число охотников держать их, и хотя макроподы и могут, по-видимому, отбить у них расположение этих любителей, но, благодаря красоте своей, они приобретают новых друзей, так что разведение их, вероятно, останется прибыльным также и в будущем.
Обыкновенный, или золотой, карась (Carassius carassius)[133] имеет очень тупое рыло с узким ртом, окруженным тонкими губами, очень широкий лоб и слабовырезанный хвостовой плавник. Окраска, представляющая многочисленные уклонения, более или менее темного латунно-желтого цвета, который на спине переходит в стале-синий, а на плавниках имеет красноватый налет. Обыкновенный карась не достигает значительной величины, так как лишь в редких случаях бывает длиннее 20 см и весит более 0,7 кг. Экштрем получил карася, весившего 1 кг, а Яррель имел карася, весившего еще немного более при длине в 25 см и 11 см наибольшей вышины.
Известный и разводимый с незапамятных времен, наш сазан (Cyprinus carpio) достигает около 1 м длины при весе в 15–20 кг, не говоря о некоторых великанах, достигавших, по рассказам, 1,5 м длины, 60 см ширины и весивших 35 кг. По словам Блоха, самый большой сазан, о котором когда-либо сообщали, был пойман около Франкфурта-на-Одере, в длину он имел более 2,5 м и весил около 35 кг, хотя, конечно, в справедливости этого показания может возникнуть сомнение[134]. Рот у сазана широкий, окруженный толстыми губами и крепкими длинными усами, хвостовой плавник глубоко вырезан в форме полумесяца, крепкие костяные лучи спинного и заднепроходного плавников зазубрены, окраска, как и форма тела, очень разнообразна и отливает золотисто-желтым и зеленым цветом. Спина и плавники обыкновенно серого, губы и брюхо желтоватого цвета; плавники имеют красноватый налет; на чешуях часто имеется темное пятно посередине, а также нередко черноватая кайма на заднем крае.
Многих ублюдков и выродков карпа[135] считали до новейшего времени настоящими видами; руководствуясь, однако, доставляемыми нам тщательными исследованиями Зибольда, можно утверждать наверное, что такого рода взгляд неверен. «Что карпов, представляющих отклонения в чешуе, — говорит вышеупомянутый исследователь, — а именно зеркального карпа (Cyprinus specularis, или Cyprinus rex cyprinorym), покрытого немногими несоразмерно большими чешуями, а также лишенного чешуи голого карпа (Cyprinus nidis), следует считать лишь разновидностями, а не особыми видами, как думали прежде, к этой мысли привыкли уже давно, но, чтобы разновидности карпов могли различаться также очертаниями тела, с этим, пожалуй, не согласятся даже многие знатоки рыб, хотя наши домашние теплокровные животные и представляют часто удивительные примеры подобных отклонений. Тело карпов, в первоначальной своей форме удлиненное и несколько сжатое с боков, под влиянием известных условий может больше вытягиваться в длину и округляться по бокам спины, ставшей более низкой, при других же условиях оно может укоротиться и приобрести более сдавленную с боков спину. Одну из этих пород, которая представляет собой резкий пример первого из упомянутых изменений, Геккель считал особым видом и назвал венгерским карпом (Cyprinus hungaricus). Эту рыбу очень часто можно встретить на рыбном рынке в Вене; но и на мюнхенском рыбном рынке время от времени продаются карпы, которых привозят из Швабии и которые ничем не отличаются от венгерского карпа. Почти цилиндрическое тело, длинная, почти совершенно прямая спина, высшая точка которой лежит далеко от начала спинного плавника, тупое рыло с ротовой щелью, только немного приподнятой кверху, и совершенно прямое брюхо — все эти признаки, на которые Геккель указывает как на главные отличительные признаки венгерского карпа, принадлежат в полной мере упомянутому выше карпу, встречающемуся на мюнхенском рыбном рынке. Промежуточную форму между менее вытянутым в длину карпом и сильно вытянутым в длину венгерским карпом представляет собой разновидность, которую принц Люсиен Бонапарт счел за особый вид и назвал королевским карпом (Cyprinus regina). Я и эту породу также с легкостью различу среди многочисленных пород, разводимых в прудах карпов, которых привозят на здешний рынок из различных прудов Баварии, Швабии, Верхнего Пфальца, Франконии и Богемии. Другой ряд разновидностей, в которые может выродиться карп при развитии его в противоположном направлении, объединяет короткотелые формы с высокой спиной, между которыми самым коротким телом и наиболее высокой спиной отличается разновидность, описанная и изображенная Геккелем и Кнэром под именем горбатого карпа (Cyprinus acuminatus). Порода эта живет в Дунае, Нейзидлерском и Платтенском озерах. Между различными короткотелыми карпами с высокой спиной, которых вместе с зеркальными карпами в большом количестве привозят сюда для продажи из окрестностей Динкельсбюля, я часто мог различать формы, к которым описание горбатого карпа подходит вполне». Совершенно то же самое, по словам Штейндахнера, можно сказать о многочисленных так называемых видах, установленных другими естествоиспытателями: они также представляют собой нечто иное, как разновидности. Распространение этих различных пород карпов, как в южных, так и в северных, как в западных, так и в восточных местностях, объясняется той легкостью, с которой именно эта рыба пересылается и размножается, а также предположением, что одинаковые условия и причины воспроизводят те же самые явления и следствия.
Сазаны были известны уже древним грекам и римлянам, которые, однако, менее ценили их, чем мы. Некоторые естествоиспытатели вывели отсюда заключение, что сазан переселился в Германию и Францию из южной Европы; можно также предположить, что наши большие реки, по крайней мере Дунай, он населял уже издавна. По словам Палласа, он в значительном количестве встречается в Каспийском море и его притоках, так как может жить в самых соленых водах; не менее часто попадается он также в реках, впадающих в Черное море, в самом же море встречается реже. Летом он держится в громадном количестве в мелких водах между бродами; осенью же он поднимается из морей в реки, где и зимует. Говорят, что в России он населяет бассейн реки Оби, главным образом Иртыш, а также встречается в сибирских реках, текущих на восток и впадающих в Тихий океан. Не подлежит никакому сомнению, что в северную Европу он был ввезен и там распространен далее. В Старой Пруссии он, говорят, поселился около 1769 года, а в прибалтийские районы России привезен еще позже. Из Германии и Дании его ввезли также в Англию и Швецию, в первое королевство около 1496 года, или, как утверждают другие, в 1521 году, или даже, по словам Гюнтера, только в 1614 году. По словам того же естествоиспытателя, первоначальная родина сазана на востоке, и в Китае он встречается в диком состоянии в громадном количестве; там он был приручен много столетий тому назад. Оттуда он был перевезен на запад, а из Европы его перевезли в новейшее время также в Соединенные Штаты Северной Америки. В настоящее время он водится едва ли не во всех наших среднеевропейских озерах и реках; настоящее значение его, однако, заключается в том, что разводится он так же легко, если не легче всякой другой рыбы.
Сазан больше всего любит мелкие, илистые, возможно, менее оттененные, местами густо поросшие водяными растениями пруды и озера; не менее успешно размножается он в речных заливах или в самых реках, если они текут спокойно и имеют илистое дно; быстро текучих, светлых вод он совершенно избегает. Для прокормления ему нужно илистое дно, и размножается он успешно только тогда, когда воды, обитаемые им, на возможно большем протяжении находятся под лучами солнца и имеют приток мягкой воды. Летом и после времени размножения он отъедается на зиму и ходит для этой цели обыкновенно большими стаями по более мелким местам вод, обитаемых им, высматривая между водяными растениями насекомых и червей, а также различного рода растительные вещества или же разрывая для той же цели ил. Главнейшую пищу его составляют мелкие животные, а именно черви, личинки насекомых или даже земноводные и тому подобные обитатели вод; он, однако, совсем не ограничивается этой пищей, но также очень охотно ест растительные вещества, даже прогнившие части водяных растений, гнилые плоды, вареный картофель или хлеб и т. п. В прудах, где разводят карпов, их кормят овечьим пометом, который, строго говоря, имеет только то значение, что служит приманкой для насекомых и червей; они-то и доставляют карпам надлежащие питательные вещества, а не сам помет, который, конечно, также проглатывается вместе с ними. Роясь в иле, они глотают также землистые частички, которые, по-видимому, составляют даже необходимое условие для их пищеварения. В море они, вероятно, питаются преимущественно червями и небольшими моллюсками.
При достаточном количестве пищи карп уже на третьем году своей жизни делается способным к размножению. По исследованиям Блоха, самка на пятом году жизни кладет уже около 300 тысяч яиц; число это, однако, может увеличиться потом более чем вдвое[136]. Во время метания икры у самца в слизистой оболочке кожи на затылке, щеках и жаберных крышках развивается много маленьких, неправильно рассеянных, беловатых бородавок, которые обыкновенно появляются также на внутренней и передней сторонах грудных плавников. Как только карп облачится в это свадебное одеяние, им овладевает страсть к странствованию, и он пытается проникнуть как можно дальше вверх по течению реки, причем часто преодолевает значительные препятствия. Для метания икры самка выбирает мелкие места, густо поросшие водяными растениями, и только в том случае, когда она находит такие места, размножение увенчивается желанным для хозяина успехом. Однако не все карпы обнаруживают ту удивительную плодовитость, благодаря которой в прежние времена их считали достойными быть посвященными богине любви; многие остаются неплодородными и притом, как полагают, на всю жизнь. Уже Аристотель знал этот факт, а также и то, что эти неплодородные карпы жирностью и доброкачественностью своего мяса превосходят всех остальных. Писатели средних веков называют их «тунеядцами» и особенно напирают на то, что они лучше прочих. В Англии у карпов разрушают семенные железы и яичники для того, чтобы искусственным путем создавать таких неплодородных рыб и достигнуть более нежного мяса.
В озерах и реках сазанов ловят неводами, сетями и приманивают их иногда предварительно вареным горохом, который кладут в известных местах, или закидывают донные удочки с приманкой из червей, маленьких кусочков мяса или сухих плодов. В Каспийском море их обыкновенно колют. Но эта свободная ловля нигде не имеет настоящего значения, менее же всего в наших странах, где карпа следует считать самой важной рыбой для прудового хозяйства[137].
В настоящее время в Калифорнии при разведении ввезенных туда карпов неожиданно достигли блестящих результатов, причем, с одной стороны, вероятно, благодаря влиянию мягкого климата, с другой — обильной пище, они росли несравненно быстрее, а соответственно этому также приступали к размножению раньше, чем в наших странах. В начале восьмидесятых годов уже в большинстве округов Соединенных Штатов были экземплярами карпов из прудов в Вашингтоне для разведения этих рыб[138].
Из врагов карпов самыми опасными считаются выдры, орланы и различного вида цапли; также вредят им куторы и водяные крысы, черные аисты, утки, нырки, даже лягушки и т. д., не говоря уже, конечно, о различных хищных рыбах. В большую часть прудов пускают одну или нескольких щук, назначение которых — принуждать к подвижности ленивых карпов и тем способствовать успешному развитию их. При выборе этих возбудителей следует, однако, быть очень осторожным, так как щука, находящая в пруду обильную пищу, в короткое время вырастает до таких размеров, что может произвести среди карпов большие опустошения. Многие хозяева строго наблюдают за тем, чтобы в пруду кроме карпов не было других рыб, потому что, как они совершенно справедливо утверждают, последние всегда отнимают у карпов часть пищи; по той же причине они ведут борьбу также с прудовыми лягушками и по мере сил заботятся об уменьшении их числа, выбрасывая из прудов икру этого земноводного. Карпы, которых держат в парках в маленьких прудах и правильно кормят, скоро привыкают к местам своего кормления и к своему сторожу, научаются приплывать по данному зову или знаку, например по звону маленького колокольчика или по известному свистку, и окружают место кормления в ожидании обычной пищи.
Лини (Tinca) — мелкочешуйчатые сазаны со ртом, расположенным на конце рыла, двумя усами в углах рта и булавовидными глоточными зубами, расположенными в один ряд по 4 с одной и по 5 с другой стороны; кроме того, они отличаются еще очень толстым, прозрачным верхним слоем кожи.
Линь (Tinca tinca) достигает в длину самое большее 70 см и весит 3–4 кг, а в редких случаях даже 5–6 кг. Окраска меняется чаще, чем у сазана, смотря по местожительству. Лини обыкновенно темного масляно-зеленого цвета, с золотистым отливом; на боках этот цвет переходит в светло-серый или красновато-серый с фиолетовым отливом. Нередко встречаются также более светлые экземпляры со слабым золотым отливом; но в некоторых местностях, в особенности в Богемии и Верхней Силезии, разводят великолепную разновидность, которую, несомненно, следует отнести к числу самых красивых из всех европейских рыб, а именно золотистого линя. У него чешуя крупнее, чем у прудового линя, тонкая и прозрачная, плавники покрыты нежной тонкой кожей; губы розовые; остальная окраска золотисто-желтая или красная; рисунок состоит из более или менее густо скученных темных пятен, которыми покрыты также плавники. У многих носовая область карминно-красного, лоб черноватого, щеки желтого цвета, спина перед спинным плавником черная, а позади него желто-бурая, бока золотисто-желтого или медно-желтого цвета и, как уже упомянуто, покрыты пятнами. Самцы и самки различаются образованием плавников и окраской. Первые обыкновенно светлее, вторые отличаются более сильным развитием брюшных плавников, в которых второй луч толще и шире остальных.
Из европейских карпов линь — самый распространенный. Он населяет большую часть Европы, от южной Италии до южной и средней Швеции, в России принадлежит также к числу самых обыкновенных прудовых рыб, по некоторым наблюдениям, в Западной Сибири, а именно в реке Оби, встречаются великолепные экземпляры[139]. В горах он поднимается на высоту до 1000 метров, однако, несмотря на это, может быть назван рыбой, принадлежащей равнине. Реки он любит меньше, чем стоячие воды, между которыми отдает предпочтение озерам, прудам и болотам с илистым или глинистым дном, поросшим тростником, но не сплошь покрытым им. В реках он постоянно уходит в такие места, где вода течет спокойно, и осаждает достаточное количество ила, так как лишь в нем отыскивает себе пищу. Это ленивая и скучная рыба, которая почти всегда держится на дне, зимой зарывается в ил и на поверхность воды выходит лишь при очень хорошей погоде или во время размножения. Подобно вьюну, он хорошо чувствует себя даже в таких водах, в которых умирают другие рыбы, даже сазаны, так как количество кислорода, потребляемое им, крайне незначительно.
Зимой лини, как и другие члены их семейства, зарываются в ил и проводят, таким образом, холодное время года, находясь в полусознательном состоянии. Нечто подобное случается с ним также и летом. Зибольд наблюдал, как несколько линей среди бела дня прятались, глубоко зарывшись в ил, на дне пруда и лежали совершенно без движения, когда их вырывали палкой из их убежища. Попав на дневной свет, они, как мертвые, лежали на боку, пока несколько невежливых ударов палки не выводили их наконец из оцепенения, после чего они уплывали, чтобы снова спрятаться в глубь ила. «Нельзя ли назвать такого рода поведение линей, — спрашивает Зибольд, — своего рода дневной или летней спячкой?»
Относительно пищи линь, вероятно, во всех отношениях сходен с сазаном: он ест различного рода червей, а также гниющие растительные вещества в иле.
Время метания икры бывает в промежутке между мартом и июлем; обыкновенно оно совпадает со временем цветения пшеницы и, в зависимости от погоды, наступает несколько раньше или позже. Около этого времени можно видеть, как самка, преследуемая обыкновенно двумя самцами, переплывает от одного кустика осоки или тростника к другому, чтобы положить там икру. Оба пола до того находятся под влиянием страсти и так заняты ею, что забывают всякий страх и часто могут быть выловлены обыкновенным сачком. По оценке Блоха, самка, весом 2 кг, кладет около 300 тысяч яиц; размножение, следовательно, очень сильно. Молодые подрастают довольно быстро, тем не менее проходит около 4 лет, прежде чем они станут способными к размножению. Продолжительность их жизни, говорят, 6–10 лет, но цифры эти, конечно, слишком малы.
«Мясо линей очень дурно, нездорово и отличается неприятным вкусом, отдает пометом и глиной, сухо и слизисто, потому что эти рыбы живут в илистых местах; оно легко причиняет простуду, озноб и лихорадку. Оно служит пищей простому народу, хотя некоторые обжоры и очень любят его». К этим обжорам принадлежат, между прочим, англичане, несмотря на то что им часто попадаются и лучшие рыбы. Яррель ценит линя очень высоко; Экштрем разделяет его мнение. Сознаюсь, что я скорее готов согласиться с мнением Геснера и признаю мясо линя вкусным только тогда, когда эта рыба прожила довольно долгое время в чистой, проточной воде и, таким образом, как бы промылась; мясо тех линей, которые жили в реках, отличается превосходным вкусом.
С давних времен существует несколько странных сказаний, которым верят еще и в нынешнее время. «Лини и щуки питают друг к другу странную дружбу, так как щука обыкновенно ест всяких рыб, кроме линей; они и ловятся вместе; говорят также, что щука, будучи ранена, трется ранами о тело линей и их слизью залечивает раны; оттого у фрисландцев и сложилась пословица, что линь — лекарь всех рыб». Это воззрение разделяют еще многие рыболовы, даже те, которые уже давно отрешились от всяких других суеверий[140].
Усатый голец (Barbatula barbatula) достигает в длину 10, самое большее 15 см; спина его темно-зеленого, с боков желтоватого цвета, брюхо светло-серого. Голова, спина бока покрыты неправильными точками, пятнами и полосками буро-черного цвета; спинной, хвостовой и грудной плавники покрыты пятнами, заднепроходный и брюшной плавники желтовато-белого цвета и без пятен. Рот окружен шестью усиками.
Голец, подобно родичам своим, распространен на значительном пространстве Европы. По ту сторону Альп он, по словам Геккеля и Кнэра, уже не встречается; на востоке его можно найти почти до самого Урала; в Швецию, по словам Линнея, он был ввезен из Германии Фридрихом I[141]. Он отличается от вьюна тем, что преимущественно, хотя и не исключительно, водится в реках, охотнее всего в неглубоких ручейках с каменистым или песчаным дном и быстрым течением[142]. Здесь он днем скрывается для отдыха в норах, под камнями, потому что только в исключительных случаях добровольно решается покинуть верное убежище для того, чтобы схватить намеченную добычу. Где-то на закате солнца для него наступает время охоты; по всей вероятности, с этого момента он гуляет всю ночь. Благодаря своему большому хвостовому плавнику, плавает он очень хорошо, хотя всегда только порывисто и неохотно проплывает значительные расстояния. Если осторожно приподнять камень, под которым он скрывается, то он еще несколько мгновений остается неподвижным, затем стремглав уплывает, делает внезапный поворот или сразу погружается на дно и тотчас же снова проскальзывает в подобную же защищенную пещерку. При наступлении грозы он беспокоится, как будто бы электрическое напряжение причиняет ему неприятность[143]. От обыкновенного вьюна он отличается тем, что легко погибает: он умирает уже через несколько минут после того, как его вытащат из воды; стало быть, он не переносит долгой пересылки. Пища его состоит из водяных червей, личинок, насекомых, рыбьей икры и, вероятно, также из растительных веществ; по крайней мере в особых прудах, где содержатся гольцы, их кормят выжимками льняного семени и маком. Время метания икры бывает в первых весенних месяцах: в марте и в апреле яичники их переполняются бесчисленным множеством маленьких яиц; с мая до июля некоторые места воды кишат молодыми выводками. По словам Лейниса, самец выкапывает в песке дыру, в которую самка кладет яйца, оплодотворяет их и затем сторожит гнездо до тех пор, пока не появятся на свет молодые.
«Мясо этих рыб, — говорит Геснер, — более всех остальных рыб заслуживает похвалы, потому что оно вкусно, так как не особенно сильно отзывается рыбой, здорово, очищает кровь и легко переваривается; его также разрешают есть при многих болезнях; наиболее вкусными считаются эти рыбы от Рождества до Пасхи, хотя и в другое время ими также не пренебрегают». Говорят, что мясо вкуснее всего бывает тогда, когда гольцов усыпляют в вине или молоке. Приготовляют их смотря по вкусу любителя. В некоторых местах особенно ценят вареных гольцов, приправленных винным уксусом; в других — предпочитают жареных; их также маринуют, как миног, для того чтобы дольше сохранить.
Кроме людей гольца преследуют также кутора и водяные крысы, утки и многие болотные птицы, в особенности же зимородок, который, вероятно, видит в них свою главную добычу. Среди рыб опасными для него являются те виды, которые, так же как и он, живут на дне.
Самый мелкий вид наших вьюнов, обыкновенная щиповка (Cobitis taenia)[144], достигает в длину самое большее 10 см и очень красиво разрисована. На оранжево-желтом фоне она покрыта правильными рядами кругловатых черных пятен; один ряд, состоящий из более крупных пятен, тянется посередине тела, другой, более мелкий ряд, находится между первым и серединой спины; кроме того, маленькими неправильными пятнами и точками украшены бока и хвост; горло, грудь и живот без пятен; над глазами, по направлению к верхней губе, тянется буро-черная линия, которая продолжается до кончика жаберной крышки; вторая линия, параллельная первой, переходит на щеки. У большинства экземпляров около основания верхней части хвостового плавника находится темное, ярко-черного цвета, резко ограниченное пятно. Спинной плавник покрыт правильными продольными рядами темных точек, хвостовой — поперечными. Грудной, брюшной и заднепроходный плавники бледно-желтого цвета.
По словам Геккеля и Кнэра, щиповка — единственный вид этого рода, который встречается также и по южную сторону Альп и распространен вплоть до Далмации. На север область ее распространения простирается до морского берега, на восток — до России, на запад — до Великобритании; как в Германии, так и в Англии она повсюду встречается реже усатого гольца. Ее образ жизни, нрав и привычки еще мало известны, по крайней мере в этом отношении не нашли еще достаточного различия между ней и гольцом[145]. Местом пребывания щиповки являются реки, ручьи, канавы, пруды и озера, местами отдыха служат углубления между камнями; пищу ее составляют личинки насекомых, черви и прочее. Время метания икры бывает с апреля до июня; размножение ее незначительно. Мясо ее мало ценится, так как оно нежирно и жестко, тем не менее до времени метания икры ее в некоторых местах едят; однако нигде не производят регулярную ловлю этой мелкой рыбы.
У обыкновенного вьюна (Misgurnus fossilis) рот окружен 10 усиками, из коих 4 находятся на верхней, а 6 на нижней губе; его тело покрыто на черноватом фоне пятью желтыми и бурыми продольными полосами, а брюхо на светлом фоне черными крапинками. В длину он достигает около 30 см.
Вьюн распространен на большом пространстве северной и восточной Европы, водится, впрочем, только в реках и озерах с илистым дном и, собственно говоря, нигде не встречается в большом количестве. Зимой он зарывается в ил и поступает таким же образом, если во время жаркого лета вода в его водоеме высохнет. В этом положении он без всякого вреда может провести несколько месяцев и ни в коем случае не впадает в спячку, напротив, как только его перенесешь в воду, он начинает шевелиться и двигаться, выглядит весьма бодрым и довольным и этим доказывает, что его вынужденное пребывание в таком, по-видимому, несвойственном ему убежище, нисколько его не беспокоит. Летом в болотистых местах, где эти рыбы встречаются, можно добывать их, разрывая ил, совершенно таким же образом, как поступают сингалезцы со своими ошибневыми рыбами. Свиньи, которых выгоняют пастись на болота, часто прекрасно завтракают ими.
1 — Усатый голец (Barbatula barbatula) 2 — Обыкновенный вьюн (Misgurnus fossilis) 3 — Обыкновенная щиповка (Cobitis taenia)
При известных условиях вьюны могут вместо жабр пользоваться как органом дыхания кишкой. Для этой цели они, по словам Зибольда, поднимаются на поверхность воды, высовывая из воды морду, проглатывают известное количество воздуха, который сильным сжиманием жаберных крышек прогоняют в короткую прямую кишку и одновременно с шумом выпускают из заднего прохода некоторое количество воздушных пузырей. Что это способ дыхания, впервые узнал Эрман; более старинные знатоки рыб просто сообщали, что вьюны, над которыми Эрман производил свои наблюдения, издают свистящий звук. Блох рассказывает, что ему часто приходилось видеть, как у вьюна из заднего прохода выделялись воздушные пузыри; Шнейдер опровергал это показание и говорил, что ему приходилось только наблюдать, как эта рыба с шумом извергала воздушные пузыри из ротового отверстия. Исследование воздуха, прошедшего через кишечник вьюна, произведенное Эрманом, показало, что этот воздух претерпел такие же изменения, как если бы он находился в соприкосновении с настоящими дыхательными органами[146]. После того как Бишоф повторил эти исследования и пришел к тому же заключению, начали производить дальнейшие исследования этого факта, и показания Эрмана и Бишофа вполне подтвердились. По наблюдениям Зибольда, и прочие вьюны, подобно обыкновенному, также могут пользоваться пищеварительными органами для дыхания. В свежей, богатой кислородом воде они редко прибегают к этому способу; именно, на воле этого за ними никогда еще не замечалось, между тем как в неволе, напротив, если им часто не менять воду, они вскоре вынуждены прибегнуть к нему. Полагали, что они в своем естественном местопребывании прибегают к дыханию кишечником лишь в том случае, если вокруг них исчезает вода и они вынуждены зарываться в ил и тину.
Вьюн, по-видимому, весьма чувствителен к действию электричества. Если надвигается гроза, то он начинает сильно беспокоиться, поднимается с илистого дна на поверхность воды и здесь, как бы испугавшись, плавает взад и вперед, беспрестанно хватая воздух. Он начинает беспокоиться таким образом уже за 24 часа до наступления грозы, следовательно, вполне справедливо заслуживает свое немецкое название Wetterfisch[147].
Пища его состоит из маленьких, всевозможного рода водяных животных и рыбьей икры, а также из сгнивших растительных остатков, следовательно, до некоторой степени действительно из ила, вследствие чего его немецкое прозвище Schlammbeisser имеет свое основание.
Несмотря на то что эта хорошенькая рыбка в апреле и в мае кладет около берегов до 140 тысяч яиц, она размножается все-таки не сильно, вероятно, потому, что служит пищей большинству других речных рыб. Люди ее не особенно беспокоят, потому что вследствие слизи и гнилого вкуса ее мясо не любят.
Неволю в самом тесном сосуде вьюн переносит лучше всякой другой рыбы. Для него совершенно достаточно склянки, на дне которой находится слой песка в дюйм толщиной и воду в которой переменяют два раза и даже раз в неделю, и нескольких крошек хлеба. Если его желают переслать, то сажают в наполненный мокрым мхом сосуд, внутренность которого сообщается с воздухом; таким способом он вернее достигнет места назначения, чем если его пересылать в воде. В прежние времена вьюном пользовались фокусники для того, чтобы обманывать зрителей. «Этими рыбами производят странный обман, — говорит старый Геснер, — а именно бродяги едят их из больших склянок, выдавая за ужей, так как на маленьких ужей они довольно похожи».
Отряд сомообразные(Siluriformes)
Обыкновенный, или европейский, сом (Silurus glanis). Как и некоторые азиатские сородичи, он имеет следующие признаки: туловище голое, спинной плавник короткий, без колючих лучей, заднепроходной плавник очень длинный, пасть широкая, зубы гребенчатые, расположенные рядами на нижней челюсти, межчелюстной кости и сошнике.
«Это противное животное, — говорит Геснер, — по своей форме может быть названо немецким китом. Это очень крупная и опасная рыба, имеющая страшно широкую пасть и глотку, большую голову, вместо зубов шероховатые челюсти, а по общей форме тела она похожа на налима: она не покрыта чешуей, но имеет гладкую, скользкую кожу». Действительно, красивым или статным сома назвать нельзя, и название «немецкий кит» дано ему довольно удачно, так как сом поистине является самой крупной из всех европейских речных рыб и, как таковая, привлекал общее внимание задолго до Геснера; о нем мы находим даже у поэтов. Так, римский поэт Авзаний воспевает его следующим образом:
Ныне тебя, о сом, воспеваю, могучую рыбу,
Ту, чья спина, словно Аттика, маслом покрыта!
Кажешься ты мне дельфином речным, когда мощно,
То снизу воды проникая, свое грузное тело
Еле влачишь и о дно и речную траву задеваешь.
Путь же когда свой ускоришь, мощно плывя, там
Берег зеленый и синие волны дивятся,
Шумно плескаясь: ложе свое покидают валы
И высокие волны гребни роняют, катяся.
Так из Атлантики бурной, ветром гонимый
Или свободно плывя, близится к берегу кит,
С силой валы рассекая; вздымаются волны,
Ближние скалы залить угрожая паденьем!
Ты же, Мозеллы кит, незлобливый и мирный,
Ты не грозишь сокрушеньем: ты краса наших вод!
Величиной с сомом из наших речных европейских рыб может соперничать только белуга. В Дунае сом при толщине, которую едва обхватят двое людей, достигает, по Гекелю и Кнэру, нередко длины 3 м и веса 200–250 кг[148]. Темя, спина и края плавников сома сине-черного цвета, бока зеленовато-черные, около брюха по более светлому фону имеется оливково-зеленый пятнистый рисунок; нижняя часть тела красноватая или желтовато-белая с синевато-черным мраморным рисунком; брюшные и заднепроходной плавники посередине снабжены более светлой желтоватой полосой; оба уса на верхней челюсти беловатые, четыре на нижней челюсти — красноватые.
Начиная от южной Швеции сом распространен по всей средней и восточной Европе, а равно и в известной части западной Азии. Но в этих районах он местами отсутствует: так, в бассейне Рейна и Везера его почти нет, вообще он главным образом водится только в водах, лежащих восточнее Рейна, поэтому его нет во Франции, Испании и Португалии, а равно и в Италии; в Великобритании же сом, говорят, был пойман только один раз. Однако мнение, что сом ранее водился в Шотландии, может считаться спорным. Особенно обыкновенна эта рыба в нижнем Дунае, но водится также и в верхнем течении этой реки, в ее притоках и в озерах, находящихся с ними в соединении. В Рейне она принадлежит к числу редких явлений, а в Боденском озере ловится. Моря германского побережья, насколько известно, она не посещает, избегает даже слабосоленые гафы Балтийского моря; напротив, в Черном и Каспийском морях сом водится и как в том, так и в другом составляет даже один из важных объектов рыболовства[149]. Местопребыванием сома служат тихие глубины с илистым дном. Здесь он лениво высматривает добычу из-под камней, из-под потонувших стволов деревьев и обломков судов и т. п., играя, поводит усами и ловит обманутую им рыбу; кроме этого сом ест раков, лягушек, птиц, вообще все, что он может схватить и проглотить[150]. «По виду этого животного, — продолжает далее Геснер, — уже можно судить об его свирепом, злобном характере и прожорливости. Так, однажды в желудке одного сома были найдены: человеческая голова и правая рука с двумя золотыми кольцами, так как эти рыбы едят все, что только могут добыть: гусей, уток, не дают пощады даже скотине, которую гонят на пастбище или водопой, не щадят даже человека, как мы видели выше, если только могут схватить его». Последнее вовсе не преувеличение, так как известны многие случаи, которые подтверждают данные Геснера. В желудке одного сома, пойманного у Пресбурга, по Гекелю и Кнэру, нашли останки одного мальчика, в другом соме — пуделя, в третьем — гуся, которого рыба утопила и проглотила. «Жители Дуная, а равно и других областей, — говорят упомянутые натуралисты, — боятся его, и прежде среди рыбаков существовало поверье, что рыбак, поймавший сома, непременно должен скоро умереть». В других местах о соме судят несколько благосклоннее, видя в нем предсказателя погоды, потому что в непогоду он покидает глубокие места и поднимается наверх.
Пора метания икры у сомов приходится на время с мая по июль. Пока она длится, сомов обыкновенно находят парами. В эту пору они приближаются к берегу, чтобы отложить икру в камыше или тростнике, причем в течение дня остаются лежать на мелких местах, чего обыкновенно не делают в другое время. По сделанным вычислениям, самка откладывает всего около 17 000 яиц, из которых, по прошествии 7–9 дней, вылупляется молодь — весьма своеобразно устроенные создания, имеющие действительно необыкновенное сходство с головастиками[151]. В высокую воду они уже в первый год достигают 0,7 кг веса, во второй — 1,5 кг; при низкой воде, напротив, в первый год они достигают всего только 0,3 кг, во второй — самое большее 1 кг. Опытные венгерские рыбаки, по Гекелю и Кнэру, считают, что сомы живут 10–12 лет. Это, без сомнения, неверно, так как, по сведениям Бальднера, одного футового сома, пойманного в Илле у Страсбура, держали живым в пруду с 1569 по 1620 год, и было заметно, что за этот период рыба достигла длины 1,5 м. Если также принять во внимание, что пойманный или содержащийся в тесном помещении сом будет расти гораздо медленнее, чем тот, который может в волю охотиться, свободно двигаться и кормиться в Дунае или какой-либо другой большой реке, то все же можно думать, что 3-метровые гиганты должны быть гораздо старше вышеуказанного возраста. Быть может, к счастью для наших вод, лишь немногие сомы достигают глубокой старости. Большая часть молоди, вылупившейся из оставшихся нетронутыми яиц, уже в первое время своей жизни делается добычей налимов и других хищных рыб; более крупные сомята попадают, пожалуй, на зубы своих же родителей; кроме того, многие сомы в расцвете лет вылавливаются рыбаками.
Несмотря на не особенно ценимое мясо, которое, пока рыба молода, бывает жирно, крепко, а также и вкусно, в старости же делается вязким и неприятным, сомы являются предметом лова, так как из мяса их добывается жир, кожа обрабатывается, плавательный же пузырь сбывается за плохой сорт белужьего пузыря или перерабатывается в клей. Молодых сомов ловят большей частью на крючок, старых же чаще всего ловят в пору икрометания ночью и обыкновенно острогой. Очень крупные экземпляры причиняют рыбакам много забот. Рихтер уверяет, что видел сам, как один крупный, попавший на крюк сом ударами хвоста опрокинул лодку[152].
Как и большинство других сомов, европейский вид может долгое время оставаться вне воды без вреда для себя, почему их легко пересылать и заселять ими воды, где они не водятся; так, сомов не раз пересылали из Пруссии во Францию.
Нильский кларий, или шармут (Clarias anguilaris), достигает длины 60 см. Верхняя часть его синевато-черная, нижняя белая; в молодости он по светлому фону имеет черные пятна.
Из рыб, живущих в Ниле, шармут наиболее обыкновенный; он очень часто ловится, так как он столь же ленив, как и жаден. В мелководных каналах, при разливе наполняющихся водой, шармут очень обыкновенен, особенно в большом количестве он водится в дельте и в болотах, окружающих нижнеегипетские прибрежные озера, а равно и сами озера служат обителью невероятно большому числу этих рыб. При высыхании каналов и болот шармут откочевывает из них, переползая по сырому илу с помощью своих плавников и змеевидно извивая туловище[153]. Таким способом он ползет до тех пор, пока не отыщет воду. Во время таких кочевок многие из них делаются добычей окрестных жителей. Иногда для их ловли бродят по мелким местам и вытаскивают рыб прямо руками; на глубоких же местах бросают уды с крючками, что почти никогда не бывает безуспешным. Мясо шармута похоже на мясо других видов семейства; оно жирно и мягковато, хотя по близости прибрежных озер, богатых рыбой, оно употребляется в пищу только самыми бедными жителями.
Нильский кларий, или шармут (Clarias anguilaris)
Электрический сом (Malapterurus electricus), или рааш арабов, характеризуется способностью производить электрические удары. По наружному виду электрический сом отличается от других сомов только отсутствием спинного плавника, наличием словно замещающего предыдущий маленького жирового плавника и лишенными лучей грудными плавниками[154]. По внутренней организации этот сом характеризуется следующими признаками: под всей кожей тела и в мускулах пролегает тонкая, похожая на жировую ткань, состоящая из шести и более лежащих друг возле друга пленок, а между ними находится полость, заключающая в себе студенистую массу; ткань эта питается особыми артериями и венами, а также пронизана разнообразно ветвящимися нервными сплетениями[155]. Окраска гладкой, весьма слизистой кожи серая, оттенок которой передать словами довольно трудно; рисунок состоит из неравномерных черных пятен, скопляющихся вдоль боковой линии и находящихся также и на плавниках. Длина рыбы в среднем 30–50 см, но может превышает и 1 м.
Название «рааш» значит приблизительно то же, что и немецкое Zitterwels (вздрагивающий сом), но не одного корня с арабским словом «раад», что значит гром. Этот сом, если его тронуть рукой, производит настоящий электрический удар, похожий на удар от гальванической батареи; удары бывают весьма различной силы[156]. В то время как в одних случаях рыбу можно взять и не получить удара, в других уже при малейшем прикосновении вы чувствуете проявление ее недовольства. Иногда в руках одного человека электрический сом может оставаться спокойным в течение более продолжительного времени, а другому прикоснувшемуся к нему лицу уже тотчас же наносит удар. Последний не особенно болезнен и, конечно, может быть опасен только для мелких животных.
Электрический сом (Malapterurus electricus)
Форскаль открыл этого сома в Ниле, Адансон нашел его в Сенегале, Гюссфельд — в Ньянга и Нижней Гвинее, Пехуэль-Леше — в Конго. В некоторых местах области своего распространения рыба эта не редка; в водах с песчаным грунтом она, по-видимому, отсутствует. Мясо ее употребляют в пищу, хотя оно не очень вкусно; напротив, клеточной ткани его, которая порождает электрическую силу, приписывают целительные свойства; ее сжигают на угольях и выделяющимися газами окуривают больных. «Электрический сом, живущий в нижнем течении Конго, — сообщает Пехуэль-Леше, — представляет собой большую рыбу, которая может достигать 1 м длины; она жадно хватает за наживку удочки, но из-за производимых ею при случае очень сильных электрических ударов лов ее делается весьма неприятным, хотя мясо очень ценится. Рыбаку она доставляет большие затруднения, так как он ловит ее без удилища и не любит отпускать лесу, потому что при этом он может потерять столь ценный для него крючок. Линдер в своей фактории убедился, что, видимо, даже заснувшая крупная рыба этого вида силой своего удара может свалить на землю неосторожного рыбака, и наблюдал, как один неопытный европеец был проучен рыбой минут через десять как раз таким образом. Разумеется, с крупными рыбами проделывать опыты на себе самом решаются немногие; удары более мелких экземпляров, около фута величиной, можно легко выносить, иной раз выдерживая до 15–20 ударов подряд. Тогда они становятся такими слабыми, что ощущение, производимое ими, похоже на легкие судороги в мускулах».
Обыкновенная лорикария (Loricaria cataphracta) достигает длины 20–25 см. Спинная часть ее однообразного бурого цвета, иногда разрисованная сливающимися, расплывчатыми темными поперечными полосами. Брюхо светлее. В каменистых горных ручьях рыба эта, по-видимому, нигде не бывает редкой. Шомбургк находил ее часто в Рупунуни на песчаных отмелях, часто на расстоянии метра от воды; здесь она лежала спокойно на влажном песке и легко делалась добычей нашего натуралиста. Последний поэтому думает также, что лорикария, как и описанные выше сомы, иногда покидает воду и предпринимает путешествия по суше.
Обыкновенная лорикария (Loricaria cataphracta)
Отряд карпозубообразные(Cyprinodontiformes)
Четырехглазка колонистов (Anableps tetraphthalmus), представитель семейства четырехглазковых, по строению сходна с гольцом. Тело вытянуто в длину, веретенообразно, голова плоская, морда тупая, поперечный рот окружен выдающимися губами и не может выдвигаться вперед, спинной плавник очень мал и находится позади заднепроходного, хвостовой плавник не разделен, грудной отчасти покрыт чешуей, тело одето расположенными в виде продольных рядов неправильными, круглыми чешуями, которые покрыты полосками, лучеобразно расходящимися из центра; наружный ряд зубов подвижный и состоит из бархатистых зубов, между тем как на глоточных костях находятся остроконечные гребенчатые зубы. Гораздо более, чем все эти признаки, бросается в глаза строение глаз. Они выдаются под сводом, поднимающимся с каждой стороны от нижней лобной кости, и каждый из них разделен пополам проходящей почти горизонтально полоской, образованной соединительной оболочкой глазного яблока; роговая и радужная оболочки разделены на две почти совершенно равные половины, зрачок двойной, но имеется лишь один хрусталик и лишь одно стекловидное тело. Такое строение не встречается ни у какого другого животного[157].
Четырехглазка (Anableps tetraphthalmus),
Основной цвет четырехглазки грязный зеленовато-желтый, по которому пробегают с каждой стороны пять узких черно-бурых полосок. Длина колеблется, по Шомбургку, между 15 и 20 см.
Четырехглазка стала известной вскоре после открытия Америки, но об ее образе жизни имеется еще мало сведений. Она населяет Гвиану и северную Бразилию, по словам Шомбургка, главным образом илистые отмели морского берега и устья впадающих в море рек; местами она встречается бесчисленными стаями; охотнее всего она держится по возможности ближе к берегу, «так что обыкновенно большое число их, захваченное наступающим отливом, остается на плоском берегу и вынуждено догонять все более и более отступающий край воды, делая сильные прыжки; значительную часть схватывают при этом стаи пернатых хищников». В деревнях и городах, расположенных на побережье, четырехглазок очень часто приносят на рынок, хотя их мясо не считается вкусным. От прежних исследователей мы знаем, что самка рождает живых детенышей величиной 5 см, которые вполне развиты, исключая органы размножения. Этим исчерпывается все, что я мог узнать об образе жизни четырехглазки.
Знаменитая пещерная слепоглазка (Amblyopsis spelaea) из Мамонтовой пещеры в Кентукки имеет неокрашенное тело.
Наружных глаз нет, зрительный нерв недоразвит, однако зрительные лопасти мозга развиты вполне хорошо. Тонкий слух и большое число осязательных бородавок на голове заменяют этой рыбе зрение[158]. Достигает в длину 13 см, живородяща и, по-видимому, встречается во всех подземных реках, которые текут в большом слое известняков под породами, изобилующими каменным углем, в середине Соединенных Штатов Северной Америки[159].
Пещерная слепоглазка (Amblyopsis spelaea)
Отряд сарганообразные(Beloniformes)
Летучие рыбы, которых путешественнику приходится видеть в открытом океане, принадлежат почти исключительно к одному роду, которому дали название двукрылы (Exocoetus)[160]. Главные признаки их составляют чрезвычайно развитые плавники, особенно замечательны заостренные грудные плавники, длина которых равняется приблизительно двум третям, а ширина — одной трети всей длины тела и которые движутся свободнее, чем у других рыб, на очень крепком костяном поясе, лежащем под толстыми мускулами. Против широкого спинного плавника находится заднепроходной; брюшные плавники прикреплены под грудными; хвостовой глубоко раздвоен, и нижняя лопасть его больше верхней. Челюсти вооружены очень мелкими зубами. По своему виду двукрылы, оставляя в стороне плавники, представляют известное сходство с сельдями, и название «летучая сельдь» выбрано поэтому довольно удачно. Однако они более плотного сложения, сильнее закруглены на спине и в области груди, имеют толстую и тупую морду и вообще более коренасты, а также сильно отличаются очень большими глазами и значительной преджаберной и жаберной крышкой и, наконец, тонкими, легко отпадающими чешуйками, один ряд которых, проходящий воль боков, снабжен сильно развитыми гребнями.
Из внутренних органов бросается в глаза, как указал впервые Гумбольдт, громадная величина плавательного пузыря, который у одной рыбы длиной 16 см, исследованной этим натуралистом, имел длину 9 см и ширину 2,5 см, а следовательно, содержал около 44 куб. см воздуха. «Пузырь занимает половину объема тела и тем способствует, вероятно, легкости рыбы. Можно сказать, что этот воздушный резервуар служит ей больше для летания, чем для плавания, так как опыты, произведенные Провенцалем и мной, доказывают, что этот орган даже у видов, снабженных им, не безусловно необходим для движения вверх, к поверхности воды».
Различные виды двукрылов в такой степени сходны между собой, что до новейшего времени их различали с трудом. Все ведут, по-видимому, более или менее одинаковый образ жизни. Они населяют моря, лежащие между тропиками или, по крайней мере, в умеренном поясе, и особенно океаны в неизмеримом количестве и не только прибрежные воды, а буквально все части морей; они встречаются, даже в большем количестве, вдали от берегов, чем около них. Об их жизни в воде, о способе их плавания, о размножении мы не знаем еще ничего; наблюдения ограничиваются, строго говоря, их жизнью в воздухе, их «летанием», как его называют, их охотой и бегством от врагов.
Обыкновенный двукрыл (Exocoetus volitans)
Появление их над водой своеобразно. Лишь только попадаешь в их область, как замечаешь, что судно со всех сторон окружено ими, т. е., насколько хватает глаз, отдельные экземпляры поднимаются и снова погружаются в море. Киттлиц сравнивает их стаи со стаями овсянок и вьюрков в суровую осеннюю погоду, когда они опускаются на поля для добывания скудного корма. Гумбольдт говорит, что движения их совершенно правильно сравнивали с движением плоского камня, который, падая и снова отскакивая от воды, скачет, поднимаясь на несколько метров над волнами. Двукрылы обыкновенно и, пока не имеют особенной причины торопиться, выскакивают лишь на 1,5–2 метра вверх над поверхностью воды и не пролетают сразу большое расстояние, а скоро падают обратно в воду; но один следует за другим так быстро, что кажется, как будто бы первый постоянно только касается воды, снова отталкивается и делает второй прыжок, между тем как в действительности они перепрыгивают друг через друга. Нередко случается также, что из воды поднимается сразу многочисленная стая, состоящая из сотен и тысяч рыб. В таком случае можно заметить, что значительная часть поднявшихся после короткого прыжка падает в воду, между тем как остальные продолжают свой путь и снова касаются волн лишь на гораздо большем расстоянии. Пространство, которое пролетают двукрылы, таким образом, может быть очень различно. При спокойном полете наши рыбы поднимаются на высоту около метра над уровнем моря, так что скользят над самыми гребнями волн, и снова падают в море, пролетев короткое расстояние; при большом напряжении сил крупные экземпляры поднимаются в исключительных случаях сразу на высоту 4–5 или даже 6 метров, и тогда пролетают, описывая плоскую дугу, расстояние в 100–150 метров, а в редких случаях и вдвое большее. По ветру или против ветра, а также в штиль они летят обычно по прямому направлению, если же они летят под углом к ветру, то всегда делают дугу в сторону.
Поворот в воздухе производится лишь в случае крайней необходимости, чтобы, например, избежать столкновения с каким-нибудь предметом или уклониться от какого-нибудь хищного летуна, так как нужное для этого напряжение хвостового плавника выводит прыгающую рыбу из равновесия и заставляет ее падать вниз, в воду. Кривые линии двукрыл описывает другим способом, именно делая много мелких прыжков, быстро следующих друг за другом, и изменяя, после каждого погружения в воду, соответственным образом направление. Пока двукрылу не угрожает опасность, так называемый полет его бывает очень уверенным, действительно похожим на полет птицы, но если его преследуют враги или испугает судно, то прыжок его становится каким-то тревожным, неправильным, неуклюжим и неловким, как будто трепещущим; рыба часто падает в воду, но лишь затем, чтобы в следующее мгновение снова подняться и таким же трепещущим полетом устремиться дальше.
С приведенным выше описанием не вполне согласен Агассис. «Я часто имел случай, — замечает он, — внимательно наблюдать летучих рыб и пришел к убеждению, что они не только могут произвольно изменять направление полета, но даже, не касаясь воды, подниматься и опускаться. Все движения казались мне произвольными. Рыбы поднимаются над водой с помощью нескольких быстро повторяемых ударов хвостовым плавником; но я не раз видел, как они опускались до поверхности воды, чтобы повторить те же движения, следовательно, давали себе новый толчок и получали возможность продолжать свое воздушное путешествие. Изменения в направлении полета вправо или влево, вверх или вниз происходят не благодаря ударам грудными плавниками, а просто вследствие того или другого влияния движущих этими плавниками мускулов на всю их поверхность, то есть направление определяется давлением воздуха на плавники. Летучие рыбы поистине представляют собой живые воланы и могут, поворачивая плавники, изменять направление. Вероятно, они держатся над водой до тех пор, пока потребность дыхания не заставит их погрузиться. Ничто не может яснее доказать полную свободу их движений, чем тот факт, что при волнении они самым точным образом приноравливаются к волнам, а не летят через них, описывая правильную дугу. Кроме того, они не просто падают в воду, когда истратится сила толчка, а, напротив, по-видимому, добровольно ныряют, иногда после очень короткого, иногда после очень длинного полета, в течение которого они много раз изменяли направление. Изучив их движение, я могу теперь понимать своеобразное строение и особенно неодинаковость обеих лопастей хвостового плавника. Мне совершенно ясно, что большая длина нижней лопасти этого плавника облегчает им те движения, с помощью которых тело устремляется над поверхностью воды и по воздуху, и что, напротив, расширение грудных плавников во время движения в более легкой среде может служить им лишь опорой».
«Двукрылы, — продолжает Гумбольдт, — проводят большую часть своей жизни в воздухе, но их жалкое существование не становится от того легче. Если они покидают море, чтобы уйти от прожорливых пеламид, то встречают в воздухе фрегатов, альбатросов и других морских летунов, которые хватают их на лету». Киттлиц тоже согласен с этим.
Беннет решается возражать Гумбольдту и Киттлицу и вообще всем, кто говорит об этих преследованиях. «Я со своей стороны, — говорит он, — склонен сомневаться в этом; если такая охота иногда и наблюдается, то я видел, что большие стаи двукрылов выскакивали из воды, причем их не преследовала ни одна рыба, а в воздухе ни одна птица, между тем как они, несомненно, были заняты охотой и, следовательно, являлись нападающими, а не жертвами. Исследуя содержимое желудка пойманных двукрылов, я находил остатки более мелких рыб, ракообразных и моллюсков. Не раз мы видели, как летучие рыбы и тунцы кишели вокруг нашего судна в бесчисленном множестве, но когда нам удавалось поймать одного из этих тунцов, то мы никогда не находили в его желудке летучей рыбы, а всегда лишь различных головоногих и т. д.; это доказывает, что двукрылы достаточно ловки, чтобы уходить от прожорливых врагов.
Насколько двукрылы днем тщательно уклоняются от судна, настолько же часто ночью они падают на палубу. В пользу старого мнения, что их привлекают судовые огни и что они падают на суда и при совершенно тихой погоде, хотя не так часто, как при сильном ветре, высказываются в новейшее время Краузе и Зейтц на основании своих наблюдений[161]. Точно так же и Финш говорит о летучих рыбах, «которые так охотно следуют ночью за светом и потому нередко попадают на борт судна». Мебиус, который первый произвел подробные наблюдения относительно способа движения летучих рыб и подтвердил результаты их анатомическими изысканиями, приходит к заключению, что эти животные попадают на суда невольно, занесенные ветром. «Так как летучие рыбы, — говорит Мебиус, — обыкновенно уклоняются днем от судов, а ночью многие из них находят там смерть, то мы должны принять, что темнота служит причиной, почему они не придают своему полету должного направления. Судно, проходящее через их стаю, не может пугать их ночью иначе, чем днем, но при дневном свете они видят киль судна и уклоняются от него. В темноте же они, плохо видя, бесцельно бросаются из воды.
Те, которые поднимаются с подветренной стороны, не могут упасть на судно, так как ветер относит их от него; другие, поднимающиеся с наветренной стороны от судна, спасены, если они, как обыкновенно днем, вспархивают против ветра. Но все те, которые, находясь на наветренной стороне, поворачиваются при взлете головой к судну, могут разбить себе голову о борт судна или быть унесенными на палубу. Действительно, при наступлении дня на наружной наветренной стороне высокобортных судов нередко находят кровавые пятна с приставшими к ним чешуйками летучих рыб; а на низких парусных судах после хорошего ночного перехода матросы собирают часто во время чистки палубы множество летучих рыб для кухни».
Результаты наблюдений над движениями летучих рыб Мебиус резюмирует следующим образом: «Летучие рыбы бросаются из воды с большой быстротой, не обращая внимания на направление ветра и волн. Во время полета они не делают грудными и брюшными плавниками никаких правильных летательных движений, а спокойно растопыривают их[162]. В расширенных грудных плавниках могут происходить очень быстрые колебания. Во время полета задняя часть тела рыбы висит несколько ниже передней. Именно против ветра они летят обыкновенно дальше, чем по ветру или под углом к нему. Большинство летучих рыб, движущихся против ветра или по ветру, сохраняют в течение всего перелета то направление, в котором они поднялись из воды; ветры, дующие сбоку, отклоняют первоначальный путь рыб по своему направлению.
Разногласие мнений относительно того, ударяют ли летучие рыбы по воздуху своими плавниками во время полета или нет, доказывает, до какой степени трудно заметить с уверенностью движения летучих рыб во время полета по воздуху».
«Новейшие путешествия по Атлантическому океану, Красному морю, Индийскому океану и Китайскому морю позволяют мне, — пишет Зейтц, — во многих отношениях дополнить сообщенные выше наблюдения. Быстрота полета стоит в прямом отношении к величине рыбы. У экземпляров длиной около 10 см она равнялась довольно точно 7,2 метра в секунду, так как животным, взлетавшим перед носом моего парохода, шедшего со скоростью 14 узлов, не удавалось удалиться от судна, но и судно не догоняло их. Большие экземпляры могут двигаться, пожалуй, со скоростью вдвое большей, между тем как рыбы величиной приблизительно с саранчу должны были поворачивать в сторону, чтобы судно их не переехало. Продолжительность воздушного пути была чрезвычайно разнообразна. Из 36 точно замеченных наблюдений самая большая продолжительность полета равнялась 18, самая малая — одной четвертой секунды; в последнем случае происходил, следовательно, короткий прыжок. Но эти числа относятся лишь к тем случаям, когда животное летело сбоку от пути судна; если рыбы хотели уйти вперед от него, то они держались в воздухе перед преследовавшим их пароходом более минуты, так что крупные животные пролетали более четверти морской мили».
На основании своих новейших наблюдений Даль придает особое значение одному обстоятельству, на которое, как сообщено выше, усиленно указывал уже Агассис: «Я пришел к убеждению, что хвост при продолжительном пребывании рыбы над водой имеет вовсе не такое ничтожное значение, какое обыкновенно ему приписывали[163]. Когда рыба поднимается из воды, то хвост волочится еще большее или меньшее расстояние по воде; с этим согласны все наблюдатели. Я видел отчетливо, когда рыба появлялась близко перед судном, или я сидел в лодке и мелкие рыбки поднимались из совершенно гладкой поверхности воды, часто на расстоянии менее одного метра от меня, что хвост не просто волочился по воде, но производил крайне быстрые боковые движения. Брандт и Крюммель, которые часто по целым часам принимали участие в наблюдениях с передней части судна, тоже убедились, что хвост, пока он касается воды, находится в сильном движении. Пролетев известное расстояние над поверхностью воды, рыба начинает погружаться. При этом погружается сначала хвост. Лишь только он коснулся воды, как он снова приводится в движение, плавники опять начинают совершать дрожательные движения, и рыба вновь поднимается. Это происходит особенно на гребнях волн. Часто попытка эта, правда, и не удается; тогда рыба или падает тотчас же в воду, или делает еще короткий прыжок, по большей части более или менее в сторону, чтобы исчезнуть затем в воде. В этих фактах опять согласны между собой все наблюдатели. Разногласие заключается лишь в истолковании видимого».
Наш автор указывает затем на то, что летучие рыбы отличаются от других рыб формой хвоста, нижняя часть которого гораздо больше верхней, и что в воде всегда может оставаться какое-то время часть хвоста, достаточная для движения, когда тело уже свободно держится над поверхностью воды. Действительно, наблюдавшиеся сильные движения хвоста потрясают все тело, а вместе с тем и большие грудные плавники, колебания которых замечаются всегда явственнее на концах. Чтобы решить, встречаются ли кроме этих сотрясений, вызванных деятельностью хвоста, и другие движения плавников, были произведены особые наблюдения, которые показали, что дрожание или колебание плавников наступало всегда лишь в то время, когда хвост касался воды[164]. Относительно вопроса, помогает ли вообще какое-нибудь движение плавников летучим рыбам скользить по воздуху, Даль высказывается следующим образом: «Я должен прежде всего указать здесь на один факт, который уже Мебиус приводил против существования настоящего полета. Насколько простираются и мои наблюдения, рыбы на судне никогда не делали попытки лететь. Из сотен животных, пойманных нами, у меня, наверное, раз 50 одно из них выскакивало из руки или сетки, отталкиваясь хвостом, и падало на палубу. Ради опыта я нарочно держал руку очень высоко, так что рыбе приходилось при падении пролететь значительное расстояние. Но ни одна из них не полетела, как можно наблюдать в подобных случаях у насекомых». В заключение Даль приходит к выводу, что летающие рыбы при своем движении по воздуху не делают летательных движений.
После всего сказанного все еще нельзя прийти к окончательному решению вопроса, поддерживаются ли летающие рыбы только растопыренными грудными плавниками и скользят по воздуху, как бы делая длинный прыжок, причем деятельность хвоста может увеличивать длину перелета и обусловливать дрожание плавников, или же они, кроме того, по крайней мере отчасти и при известных обстоятельствах, помогают этому парению вперед и удлиняют его летательными движениями.
Мясо летучих рыб считается всюду, и, конечно, не без оснований, прекрасной пищей; так как, по словам Гюнтера, они в известное время и на известных местах встречаются в громадном количестве, то подчас много лодок, как, например, у острова Барбадос, занято их ловлей.
Самый известный вид семейства — обыкновенный двукрыл (Exocoetus volitans), живущий в Средиземном море. Длина его равна приблизительно 30 см.
Обыкновенный сарган (Belone belone), распространенный по всем европейским и другим морям, достигает в длину 1 м и более, причем вес редко превышает 1 кг. Признаки заключаются в очень вытянутом, угревидном теле, вытянутых в виде длинного клюва межчелюстных костях, которые вооружены с каждой стороны остроконечными зубами. Верхняя сторона рыб голубовато-зеленая, нижняя серебристо-белая.
У европейских берегов сарган появляется обычно вместе с макрелями и считается поэтому их предводителем[165]. По Каучу, он обыкновенно приближается к берегу многочисленными стаями, быстро плавает близко от поверхности воды, делая змеевидные движения, и забавляется сильными прыжками, которые повторяет иногда очень часто. Способ прыганья, как указывает Балль, у него очень странный. Рыба бросается вертикально из воды и падает обратно в воду хвостом вперед. Плавающие предметы, которые попадаются саргану, возбуждают его внимание или гнев. Кауч говорит, что он иногда долго играет с плавающим прутиком или соломинкой, а Слоан рассказывает об одном, который так глубоко вонзил свою острую морду в рыбачью лодку, что убился.
Яррель тщетно старался выяснить путем собственных наблюдений, чем питается сарган, но узнал от Кауча, что эти рыбы не щадят ничего, что живо и может быть, хотя бы с трудом, проглочено. Редко хищник проглатывает пойманную добычу тотчас, а обыкновенно крепко держит ее и старается постепенно овладеть ею. Хотя сарган не в состоянии откусить кусок, ему удается, однако, разделить его; наблюдали, что он совершенно разрывал на клочки приманку. При усилиях освободиться от крючка он всегда выбрасывает содержимое желудка, и таким образом могли убедиться, что он чаще всего проглатывает мелких рыб, например морских колюшек. О размножении его, которое приходится на последние месяцы весны, нет точных данных.
Хотя сарган, вынутый из воды, издает очень неприятный запах и имеет сухое и вязкое мясо, которое охотнее всего употребляется в качестве наживки для удочек, его ловят в большом количестве. На Лондонском рыбном рынке появляются иногда значительные партии этой рыбы и находят покупателей, так как ее берут частью из любопытства, частью из-за незначительной цены и во время еды особенно интересуются ее костями, которые становятся при варке зелеными. Попавшие на крючок сарганы, как говорят, вовсе не покоряются без сопротивления своей судьбе, а беснуются и делают величайшие усилия, чтобы освободиться от неприятного и опасного крючка. Если это им удается, то они часто в течение нескольких минут самым странным образом кружатся около поверхности воды, точно желая по-своему выразить радость, что избежали угрожавшей им опасности.
Скумбрещука (Scomberesox saurus) — рыба длиной 30–40 см и соответственной толщины; ее щеки и жаберные крышки блестящего серебристо-белого цвета, верхняя сторона темно-голубая, бока светлее, с зеленым отблеском, нижняя сторона серебристо-белая, между тем как плавники бледно-бурые.
Признано, что скумбрещука встречается лишь в Атлантическом океане, так как рыбу того же рода, водящуюся в Средиземном море, считают за особый вид; однако возможно, что тут мы имеем дело с двумя разновидностями. В британских водах она в известные времена не редка и иногда массами выбрасывается на берег бурями. По Каучу, ее скорее можно назвать странствующей рыбой, чем саргана. В Ла-Манше ее редко можно увидеть раньше июля, напротив, начиная с этого месяца и до осени она ловится тысячами. Она плавает в более глубокой воде и напоминает в некоторой степени летучих рыб как по своей безобидности, так и по усилиям спастись бегством от прожорливых обитателей моря[166]. Она всегда общительна, но иногда собирается в очень многочисленные стаи и показывается тогда и около поверхности или, строго говоря, на самой поверхности моря. Она доставляет очень привлекательное зрелище, когда ее преследуют морские свиньи или охотящиеся тоже стаями тунцы и пеламиды. При таких обстоятельствах она развивает всю свою подвижность. Массами появляются тогда скумбрещуки на поверхности воды и, боясь двинуться вперед, теснятся друг к другу. Если преследователь приближается, то они, одна за другой, выскакивают из воды, перескакивают через плывущих под ними, погружаются между ними, снова поднимаются и так далее. Так как все общество, охваченное одинаковым страхом, старается спастись одним и тем же способом, то получается оживленная толкотня, особенно при величайшей опасности, когда все более прыгают над поверхностью воды, чем плавают. Наконец преследователь настигает убегающую стаю, стараясь перерезать ей дорогу, и она мгновенно исчезает в глубине. Но при большом множестве их некоторые все-таки становятся жертвой врагов, тем более что последние охотятся обыкновенно обществом. Если рассматривать скумбрещуку и обратить внимание на строение ее хотя и многочисленных, но мелких плавников, то трудно поверить, что она может так двигаться; однако сила ее широкого хвостового плавника, главного органа движения, все же очень значительна.
Мясо жирное и похоже на мясо макрелей; все рыбаки рады поэтому скумбрещуке и ревностно преследуют ее. Для ловли пользуются мережами, так как она редко попадается на удочку.
Отряд атеринообразные(Atheriniformes)
Рыба, известная уже древним, короткорылая, или атлантическая, атерина (Atherina hepsetus) достигает не более 15 см длины; она удивительно прозрачна, сверху светло-желтовато-бурая с черными крапинками, снизу красновато-белая со слабым серебряным отблеском; сверкающая серебристая полоска, покрывающая весь пятый ряд чешуек и половину четвертого и шестого рядов, окаймлена сверху голубым цветом.
Образ жизни и нравы всех видов атерин до того между собою схожи в главных чертах, что жизнеописание одной атерины годится для всех известных нам видов семейства, и, наоборот, описание нравов всех видов вообще также относится к каждому виду отдельно. Во всех тщательно исследованных морях — в Атлантическом океане, Средиземном, Черном и Каспийском морях — рыбы эти водятся в неисчислимом количестве. У всех берегов, во всех бухтах, заливах и приморских болотах они появляются несметными стаями. Никогда не плывут они в одиночку, а постоянно тесной толпой, буквально наполняющей широкие пространства. Целые миллиарды этих рыбок становятся добычей людей, чаек и других морских птиц, уток, нырков и хищных рыб. Они появляются в таком большом количестве, что древние думали, будто они родятся без оплодотворения[167]; ими кормят свиней или попросту черпают ковшом из воды только что вылезших из яйца детенышей и приготовляют из них особенное, любимое жителями прибрежьев Средиземного моря кушанье. Взрослые служат самой удобной приманкой для других рыб, а сваренные, посоленные и положенные в коробки, они употребляются в пищу береговыми жителями, так как считаются отличнейшим кушаньем. «У них должно быть очень хорошее, сухое, здоровое и приятное на вкус мясо, — говорит нам старый Геснер, — только в нем находится огромное количество маленьких костей, вследствие чего рыбку эту обыкновенно пекут. Многие хвалят этих рыбок как полезную пищу для больных, потому что ее мясо легко переваривается и не вызывает газов.
1 — Кювьеров алет (Tetragonurus cuvieri) 2 — Короткорылая, или атлантическая, атерина (Atherina hepsetus)
Отряд трескообразные(Gadiformes)
Лабиринт островков и шхер, густым сомкнутым венком тянущихся вдоль норвежских берегов, представляет направляющемуся с юга на север путешественнику совершенно иную картину, когда он достигнет тех высоких широт, где летом по ночам горы освещаются лучами полуночного солнца, а зимой о наступившем дне свидетельствует лишь сумеречный полусвет в южной части горизонта. Вместо более крупных островов, редко возвышающихся более чем на 100 м над уровнем моря, путешественник встречает там острова более незначительной площади, но поднимающиеся над поверхностью воды на высоту до 1 000 м и выше. Эти острова еще издали показывают перед вами свои снежные, ярко выделяющиеся на темном фоне скалистой почвы вершины, с которых сползают широкие, серебристые ленты ниспадающих в глубину глетчеров. Морской рукав, шириной немного более мили, отделяет цепь Лофотенских островов от материка, и, несмотря на господствующее в нем сильное течение, этот рукав представляет собой как бы обширнейшее материковое озеро в сравнении с почти непрерывно волнующимся Ледовитым океаном. Еще с парохода, который то приближается к материку, то уходит в открытое море, совершая свою верную почтовую службу в малонаселенной Норвегии, путешественнику становится ясным, что он находится в архипелаге, где каждый крупный остров является как бы матерью, окруженной бесчисленной толпой детей — островков и шхер, как было замечено выше.
Этому морю, как и его бесчисленным островам, недостает богатств юга. Но и оно отнюдь не лишено всех красот, и такой архипелаг представляет собой дивное зрелище, особенно в полуночные часы, когда большой кроваво-красный диск солнца стоит низко над горизонтом и его лучи играют, отражаясь от моря и словно заледеневших гор. Со всем этим гармонируют разбросанные повсюду поселения — Gehöfte, как их зовет норвежец, сложенные из бревен, облицованные досками и покрытые дерном. Они выкрашены в кроваво-красную краску и резко выделяются на темном фоне стены гор и между голубых ледяных тонов глетчеров. Не без изумления узнает южанин, впервые видящий эти картины, что все эти «дворы» больше, вместительнее, изящнее таких же жилищ в благословенных долинах южной Скандинавии, хотя они только в редких случаях бывают окружены полями, на которых даже посевы ячменя не всегда дозревают под лучами солнца, греющего землю лишь всего 4 месяца в году. Самые красивые и обширные «дворы» помещаются часто на сравнительно маленьких островах, где один только торф покрывает скалы и где можно найти лишь незначительный клочок, достаточный разве только для разведения небольшого садика.
Кажущаяся загадка скоро разрешается, когда узнаешь, что плодоносным полем здесь служит не земля, а море, что здесь не летом сеют и собирают жатву, но работа идет в середине зимы, как раз в те месяцы, когда господствует долгая зима и вместо солнца светит луна, а вместо вечернего багрянца и утренней зари играет только северное сияние. Между вышеупомянутыми островами и находятся самые благословенные рыбные места Скандинавии, а «дворы» служат амбарами, куда складывается слоями жатва моря.
В самый разгар лета здесь безлюдно; зимой же острова и море кишат разным рабочим людом и промысловыми судами. Летом миллионы птичьих глаз смотрят в воду с нависших утесов; зимой днем и ночью, по крайней мере у оснований тех же утесов, безустанно движутся рабочие руки рыбаков. Около Рождества сюда стекается рыбачье население всего побережья, и, как ни просторны «дворы», они не в состоянии вместить в себя всех гостей. Известная часть пришельцев вынуждена жить на шхунах или в небольших, грубо сложенных хижинках на берегу, хотя вообще в жилищах всегда остается только часть мужчин, главная же масса рыбаков, напротив, находится в море и на рыбной ловле.
Целые месяцы длится эта кипучая работа, и целыми месяцами совершается непрерывный торг. Вместе с рыбаками являются сюда покупатели и торговцы, так как специально предназначенные суда привозят сюда произведения юга и увозят дары моря. Житель Лофотенских островов выменивает свои сокровища на сокровища южных стран. Поселившийся здесь купец делает запас товаров на весь остальной год. Местность стихает только тогда, когда на юге снова появляется солнце, принося с собою весну и в эту страну. Нагруженные от киля до палубы суда одно за другим снимаются с якорей, распускают паруса и плывут на юг, и ко времени прилета морских птиц местность уже становится безлюдной.
Около этого времени по ту сторону моря, на Ньюфаундлендских отмелях, начинается почти такая же жизнь, с той только разницей, что туда приплывают рыбаки всех народностей севера, тогда как на Лофотенских островах собираются главным образом скандинавы. К отмелям Ньюфаундленда ежегодно приплывают многие тысячи всевозможных флотилий из Великобритании, Франции, Бельгии, Голландии, Северной Америки и т. д., и число мужчин далеко превышает цифру 100 000.
Подобная же рыбная ловля, с тем же рвением, но уже не ограниченная двумя-тремя месяцами, производится на западном берегу Франции, на бельгийских и голландских берегах, на побережье Германии и Ютландии, около Великобритании, на севере Атлантического океана, западнее Гебридских островов, на мелях вокруг скал Рокаль. Всюду, где только можно рассчитывать на поживу, в разных местах, с разным успехом, встретишь загрубелых от труда людей, работающих в море и подвергающихся самым разнообразным опасностям и лишениям ради одной рыбы.
Эта рыба — треска, одна из самых важных промысловых рыб на земном шаре, лов которой неустанно ведется вот уже несколько столетий. Из-за этой рыбы происходили кровопролитные войны; она ловится ежегодно в количестве нескольких сотен миллионов экземпляров, и, несмотря на подобное истребление, она все еще изобилует, по крайней мере до сих пор, благодаря невероятной плодовитости[168].
Характерными признаками трески (Gadus morhua), называемой португальцами бакалао, голландцами, шведами, норвежцами и датчанами — бабелау, датчанами, кроме того, — торск, итальянцами — баккаларе, а англичанами и американцами — код, служат: присутствие трех спинных и двух заднепроходных плавников, хвостовой плавник, ясно отграниченный от последнего спинного и второго заднепроходного, и один ус на конце нижней половинки рта. Рыба эта достигает 1–1,5 м длины и 40 кг веса; по серому фону она покрыта маленькими желтоватыми пятнышками, вдоль боковой линии имеет белую полоску и на светлом брюхе лишена пятен.
Треска живет в северной части Атлантического и прилежащих областях Ледовитого океана, массами водится главным образом между 50 и 75 градусами северной широты, а самая южная граница распространения ее проходит ниже 40 градуса северной широты; таким образом, в Средиземном море она совсем не водится. В вышеприведенном районе настоящим местожительством трески, по Гюнтеру, нужно считать нижние слои до 120 саженей глубиной; переселение ее в более мелкие бухты или скопление в местах относительно плоских мелей совершается исключительно в целях размножения. Но и тогда она избегает мелких мест моря, но избирает для метания икры преимущественно глубину 25–40 или 50 саженей[169]. Плодовитостью треска едва ли уступает какой-либо другой рыбе: Левенгук утверждает, что в одной икряной самке он нашел около 9 миллионов яиц; Бредлей считает минимальное число яиц — 4 миллиона. Время метания икры в восточной части области распространения трески проходит очень рано, именно в феврале, и в начале января рыбы эти уже начинают приближаться к берегам. В западной части области распространения, напротив, время кладки наступает позднее — в мае и июне; без сомнения, причиной в этом случае служит Гольфстрим, который на те места не распространяет своей животворной и оживляющей теплоты. Полгода спустя молодые рыбешки достигают около 20 см длины[170]; на третьем году они становятся половозрелыми. Мечущие икру трески появляются в неисчислимых количествах, «горами», как характерно выражаются норвежцы, называя так сплоченные стада этой рыбы, плывущие толщиной в несколько метров и занимающие пространство в 1 морскую милю. Такие стада направляются к берегам или мелям, несколько дней остаются в этих местах и беспрерывно пополняются новыми пришельцами; затем они постепенно исчезают. У североамериканских берегов на ход трески оказывают влияние рыба мойва и один вид каракатиц. Первая появляется в тех же местах для откладывания икры и служит тогда почти исключительной пищей необыкновенно прожорливой трески; вторая появляется тогда, когда первая уже удаляется, словно она судьбой предназначена занять место предыдущей и прокармливать собой стада мечущей икру трески.
Во время метания икры и совершается лов рыбы, а прожорливость трески в высшей степени облегчает его. Эта рыба, пища которой состоит из других рыб, раков и моллюсков, ест все, чем только может завладеть, по крайней мере хватает все, даже вполне несъедобные предметы, если только они блестят или как-либо иначе останавливают на себе ее внимание. В Балтийском море треска появляется всегда там, где водится сельдь, но в случае нужды наполняет свой вечно алчущий желудок колюшками, хватает как голых, так и раковинных моллюсков и раков, проглатывает даже морскую траву и водоросли, а равно и не щадит подчас свою собственную же молодь[171].
Для ловли трески у норвежских берегов употребляются сети; во всех остальных местах, напротив, в дело идут только ярусы и удочки; впрочем, то и другое играет весьма важную роль и у Лофотенских островов. Ярус представляет собой крепкую бечеву метров 2000 длиной, на которой укреплено до 1200 небольших лес с крючками. Этот ярус выбрасывается в море и через 6 часов вытаскивается обратно; с него снимают пойманную рыбу, наживляют лишившиеся наживки крючки и забрасывают вновь. Рыбаки, ловящие на удочки, держат одну из них в руке и, почувствовав, что рыба поймана, быстро вытаскивают лесу из воды, снимают рыбу и забрасывают удочку вновь. При необычайной массе рыбы нередко случается, что один человек ежедневно налавливает целую лодку трески, штук 300–400. Попутно совершается лов мойвы и каракатиц, в других же местах и лов сельдей, так как мясо их идет на наживку. При недостатке мелких рыб той же цели служат внутренности пойманной трески.
Тотчас после лова начинается обработка добычи. Прежде всего у рыб отрезают головы и бросают в особые бочки или чаны, затем рыбу потрошат и быстрым, ловко направленным движением ножа распластовывают вплоть до хвоста на две половины; более крупные экземпляры рассекают и на четыре части. Печенка поступает в особые бочки, икра также собирается отдельно. Остальные внутренности тотчас же разрезаются и употребляются как наживка тут же или по мере надобности. Зимой, по крайней мере на Лофотенских островах, вначале приготавливают только «штокфиш», т. е. добытую рыбу высушивают. Каждое более или менее крупное судно привозит с собой значительное число распорок и жердей и тем самым дополняет такого рода снасти, уже имеющиеся на берегу. К ним и подвешиваются для сушки выполосканные в морской воде и распластанные до хвоста рыбы. На большинстве островов сушка ведется под открытым небом, местами же она совершается под навесами, не препятствующими свободной циркуляции воздуха. На подобных снастях рыба постепенно высушивается; при неблагоприятной погоде можно в июле встретить жерди с еще не высушенной рыбой. Только тогда, когда «штокфиш» станет твердым как дерево, его складывают в амбары связанным в пучки, как хворост; ряды таких пучков, положенных один на другой, и сохраняются здесь до отъезда[172]. В особенно счастливые годы, когда все сушильни быстро покрываются распластанной рыбой, из остальной трески приготовляется уже «клипфиш». Для этого рыбу разделяют вдоль позвоночника и в одних случаях, дав ей вылежаться посоленной несколько дней в крупных кадках, раскладывают для сушки по скалам (Klippe), в других случаях солят ее непосредственно. Если сосудов достаточно, то значительную часть улова приготовляют в виде лабардана, т. е. рядами складывают распластанную рыбу в бочки, посыпают каждый ряд солью и по мере наполнения заколачивают бочки. В северную Норвегию на время лова регулярно приплывают русские из Архангельска, которые, пренебрегая всякими бочками, складывают всю купленную ими треску вместе с прочей рыбой в свободные части своих судов, тут же ее солят, утаптывая ряды сапогами.
Головы трески у норвежцев идут исключительно на корм скоту; печенку, по окончании лова, укладывают в крупные чаны, которые, к великому неудовольствию чувствительных южан, часто выставляются в центрах городов и при загнивании их содержимого распространяют вокруг себя невыносимый смрад. Отделяющийся в таких чанах маслянистый жир (рыбий жир) время от времени вычерпывается, процеживается и очищается сквозь сита и, смотря по качеству, сливается в различные сосуды. Самым лучшим сортом жира, само собой разумеется, будет тот, который добыт несколько дней спустя после загнивания печени, самым худшим — остатки, полученные уже вываркой.
По рассказам Ярреля, в различных частях Шотландии пойманную треску пробовали долгое время держать в прудах с соленой водой, причем получались хорошие результаты. Во время лова время от времени пойманную и не сильно раненную рыбу бросали в соответствующие водоемы, кормили ее всевозможными моллюсками и ракушками. Здесь треска вскоре настолько свыкалась с тесным помещением, что, по-видимому, чувствовала себя очень хорошо; рыбы научались распознавать время и час корма и при приближении сторожа высовывали из воды свои голодные морды. Одна треска, говорят, прожила в подобном пруду 12 лет. На основании личных исследований, произведенных над жившими у меня тресками, я считаю это в высшей степени вероятным. Ни одна морская рыба не свыкается так с подневольной жизнью в тесном помещении, ни одна не привыкает так легко к корму, не ест так много и не растет так быстро, как треска. Если вода в бассейне содержится в достаточной свежести, а пища в достаточном количестве, то рыбы эти не только чувствуют себя превосходно, но и выживают многие годы даже в помещениях, совсем для них тесных[173].
Пикша (Melanogrammus aeglefinus), гэддок англичан, отличается от обыкновенной трески меньшей величиной, удлиненной формой тела и более острым передним спинным плавником, а равно и окраской. Спина пикши буроватого цвета, бока серебристо-серые, боковая линия и пятна между брюшным плавником и первым спинным выглядят черными. Длина этого вида достигает в наших широтах 50–60 см, а вес может доходить до 6–8 кг. Экземпляры, живущие в северных областях, могут быть крупнее.
Область распространения пикши в общем та же, что и обыкновенной трески[174]. Рыбы этого вида также собираются бесчисленными стадами, которые, по-видимому, постоянно кочуют с места на место, так как пикши, подобно тому как сухопутные животные делают набеги на некоторые области суши, совершенно опустошают известные районы морского дна, т. е. уничтожают всех сидящих там ракушек и мягкотелых и разгоняют мелкую рыбу, которая служит им пищей.
Мясо пикши белое, плотное, вкусное и легкоперевариваемое, почему всюду предпочитается мясу трески, но в сухом виде, как «штокфиш», она приготовляется реже.
Представителем мерлангов, или безусых тресковых рыб, служит мерланг (Merlangius merlangus) — рыба длиной около 30–40 см, вес которой лишь в редких случаях достигает 3 кг. Окраска мерланга бледная красновато-бурая, отливающая пепельно-серым цветом и на боках и брюхе переходящая в серебристо-белый. Он характеризуется также темными пятнами у оснований грудных плавников.
В западноевропейских морях мерланг нигде не бывает редок[175]; в Северном и Балтийском морях он менее обыкновенен, да и вообще в склонности к стадной жизни он сильно уступает вышеописанным сородичам. На севере границей его распространения, по-видимому, служат Оркнейские острова, на юге он встречается вплоть до берегов Португалии. В британских водах он иногда попадается в значительных количествах, хотя разрозненными экземплярами. В пору размножения, которая приходится на январь и февраль, он также соединяется в многочисленные стада и тогда приближается к берегам почти на пол морской мили. Пища его состоит из ракообразных, червей и мелких рыб величиной до размеров сардинки; ради последней он покидает даже свое любимое местопребывание — покрытое песком дно. Ловля мерлангов совершается также главным образом с помощью ярусов, реже сетями; она считается очень прибыльной, так как мясо этих рыб высоко ценится, весьма вкусно, легко переваривается и в этом отношении превосходит мясо других тресковых рыб.
1 — Пикша (Melanogrammus aeglefinus) 2 — Мерланг (Merlangius merlangus) 3 — Треска (Gadus morhua)
Родственный предыдущему вид, достигающий более значительной величины, носит на западе благодаря своей темной окраске название угольщика, а в северной России называется сайда (Pollachius virens); он более свойствен северным морям, хотя ловится и в Атлантическом океане, и в Северном и Балтийском морях. Около Исландии, Гренландии и Финляндии он не редок, а у Шпицбергена является если не единственной, то одной из преобладающих и самых обыкновенных рыб[176]. В западном направлении он распространяется до берегов Соединенных Штатов. Местами своего пребывания сайда избирает, по словам Кауча, скалистое дно на не особенно большой глубине, а также скалы, захлестываемые волнами, так как, подобно другим хищным рыбам, она обыкновенно прячется в какое-либо защищенное местечко, откуда зорко следит за течением воды и бросается на всякий приглянувшийся ей предмет — одинаково на живой или мертвый. В желудках сайды Томсон находил главным образом ракообразных, при случае также моллюсков, в пору метания икры — более мелких рыбешек, в особенности и почти исключительно селедок. Метание икры у сайды проходит от декабря до февраля; вылупившуюся молодь можно видеть в мае и июне.
Из рыб, свойственных преимущественно северным частям Тихого океана, замечательны разночешуйчатые, некоторые виды которых встречаются как у американских, так и у азиатских берегов. Они принадлежат разным родам и имеют продолговатое, сжатое с боков, чешуйчатое тело и расположенные по бокам головы глаза; заднепроходный и спинной плавники очень длинны. Особенно замечательны многими боковыми линиями виды хира (Chirus). Изображенный на рисунке шестигранный хир (Chirus hexagrammus) живет у берегов Японии[177].
Шестигранный хир (Chirus hexagrammus)
Из тресковых рыб только одна водится в пресных водах — это обыкновенный налим (Lota lota)[178], характерными признаками которого служат: удлиненное, покрытое весьма мелкими чешуйками тело, маленькая голова, два плавника на спине, из которых второй весьма длинен, умеренной длины заднепроходный плавник, закругленный или заостренный хвостовой плавник, усы на подбородке и, наконец, зубы на обеих челюстях, расположенные простым рядом. Спина, бока и плавники налима окрашены в оливково-зеленый цвет, то светлее, то темнее; они при этом украшены волнистым мраморным рисунком; горло и брюшные плавники беловатые. Длина рыбы может достигать 60 см, вес — 8 кг; однако столь крупные экземпляры водятся только в глубоких озерах.
Мало пресноводных рыб так широко распространены, как налимы. Рыбы эти нередко встречаются даже в море, например в Северном, однако Гюнтер решительно отрицает эти данные и говорит, что налим никогда не посещает мест с соленой водой. Рыба эта живет в текучих и стоячих водах всей средней Европы и Северной Америки, а равно и в несоленых водах Средней Азии, встречается, говорят, даже в Индии, хотя у Дэя на это указаний нет. Любимое местопребывание налима — глубокие воды, поэтому в более мелких речках он обыкновенно живет только тогда, когда русла их заключают в себе много глубоких мест; в озерах он охотно уходит на самую глубину, туда, где дно лежит на 40, 60 и более метров от поверхности. Вторым необходимым условием для пребывания налима является чистота воды, поэтому в гористых областях он водится в большем количестве, нежели в равнинных. В Великобритании он не принадлежит к числу обыкновенных рыб, в верхнем Рейне и в бассейне Дуная в соответствующих местах он встречается повсюду. В Швейцарии, по сообщению Чуди, он водится на высоте свыше 700 м над уровнем моря, в Тироле — даже на высоте 1200 м. Днем налим прячется под камни и другие лежащие в воде предметы. «Если камень быстро поднять вверх, — говорит Шниц, — рыба еще некоторое время остается покойной, но затем с быстротой молнии уплывает и прячется под другой камень или в ил. Старые рыбы держатся на глубине, молодые же близко от берега и поверхности воды. Ночью налим оставляет место своего отдыха и плавает повсюду». Это один из самых ревностных водяных хищников, наводящий ужас на более мелких рыб, не исключая и маленьких налимов. В садках пойманные налимы в случае недостатка корма поедают друг друга, и самые сильнейшие из них уничтожают всех других, которых только могут одолеть[179].
Обыкновенный налим (Lota lota)
Налимы мечут икру от ноября до марта; таким образом, размножение этих рыб, вероятно, совершается в различное время года в зависимости от местности и климата. Как ни необщительны обычно налимы, но ко времени метания икры они собираются в стаи, часто штук по сто, причем, угревидно свившись друг с другом, образуют один общий клубок, как это делают спаривающиеся змеи.
Хотя в икряной самке насчитывают около 130 тысяч яиц, тем не менее размножение налимов не очень значительно, так как большая часть вылупившейся молоди бывает съедена старыми налимами или другими хищными рыбами. Рост налимов, по-видимому, происходит очень медленно, половозрелость же наступает только на четвертом году.
Наиболее удачный лов налимов происходит в пору метания ими икры; ловят налимов сетями, на лесу со дна и в вершники. Для наживки употребляют мелких рыбешек и мясо раков. Относительно вкуса налимьего мяса существуют весьма разноречивые мнения. В Германии в одних местах его хвалят, в других не едят; взгляды, следовательно, совершенно неодинаковые; в Англии оно, в общем, не особенно ценится; в Швейцарии его предпочитают мясу большинства других пресноводных рыб. «Налимы, пойманные в текучих водах, — говорит старый Геснер, — имеют мясо белое и здоровое. Печенка их представляет изысканное блюдо, высоко ценимое самыми завзятыми аристократами; до Рождества, т. е. пока налимы еще не метали икру, она вкуснее, нежели после этого времени, в пору же икрометания рыбы печенка, говорят, иногда покрывается пятнами, каковые следует рассматривать как болезненные признаки рыбы. Желудок налима имеет лекарственную силу против всех болезней матки у женщин, особенно принятый в питье, он способствует быстрому разрешению от родов; он снимает также рези в желудке. Печень подвешивают обыкновенно в каком-нибудь стеклянном сосуде, ставят последний в теплую печь или на солнце; тогда она выпускает из себя масло красивого желтого цвета, которое бывает целительно против слепоты, бельма и при потерях зрения вообще». Верит ли еще теперь известный класс населения в подобную чудодейственную силу, с определенностью сказать нельзя, но, во всяком случае, это не невероятно. Из печени налимов добывается превосходный печеночный жир, употребляющийся как лечебное средство. Весьма интересное употребление некоторых частей налимов изучал Эрман в Сибири. У бурят кожа этих рыб заменяет наши оконные стекла, а некоторые инородцы шьют из налимьей кожи куртки, штаны и обувь.
Европейская мерлуза, или обыкновенный хек (Merluccius merluccius), достигает около 120 см, вес — 16 кг. Буро-серая спина на боках и брюхе отсвечивает серебристо-белым блеском; верхние плавники темного цвета, нижние бледно-бурого.
Мерлуза, описанная еще Ронделетом, принадлежит к числу самых обыкновенных и самых ценных рыб Средиземного моря, но распространена также по всей северной части Атлантического океана и обыкновенно водится вдоль европейских берегов, в особенности в британских и скандинавских водах. Начиная с января и до апреля (время ее размножения) она держится у самого дна моря и почти или совсем не проявляет своей необыкновенной прожорливости, по крайней мере не часто попадается на крючок, почему ее и ловят тогда неводами[180]. Но в пору появления у берегов сардинок она идет следом за ними и уничтожает этих рыбок в несметном количестве. Редко случается, чтобы рыбак при ловле сардинок не вытаскивал и мерлуз. Если случится, что сеть пробудет в воде несколько дней, то мерлузам предоставляется прекрасная возможность вдоволь насытиться; подобным счастливым случаем они пользуются так основательно, что теряют подвижность и становятся почти беспомощными. Из желудка одной мерлузы средней величины Кауч вынул 17 сардинок. Скорость пищеварения и прожорливость этой рыбы находятся в совершенном соответствии.
Отряд бериксообразные(Beryciformes)
У слизеглавов тело продолговатое или же высокое и сжатое. Для них характерны большие слизистые полости на голове, прикрытые тонкой кожицей.
Все виды живут в море, большинство на значительной глубине, и, сообразно этому, они имеют то очень маленькие, то очень крупные глаза. Подобно другим глубоководным рыбам, слизеглавы распространены очень широко, и многие виды известны как с Мадеры, так и из Японии.
Наш рисунок изображает новозеландского слизеглава (Trachichthys traillii). Наибольшие экземпляры его достигают 20 см в длину.
Новозеландский слизеглав (Trachichthys traillii)
Отряд солнечникообразные(Zeiformes)
Благочестивое предание у католиков повествует, что однажды апостол Петр должен был заплатить подать и, чтобы исполнить это, он взялся не за кошелек, а сунул руку в воду, извлек оттуда рыбу и взял из пасти животного необходимые деньги на подать. Говорят, что это произошло в открытом море и апостол так сильно ухватил рыбу руками, что на ней осталось с каждой стороны два черных круглых пятна, которые, по преданию, представляют собой отпечатки пальцев апостола и которые дали повод на западе называть и ныне это животное рыбой Св. Петра. Конечно, она не всюду носит это название: у греков она называется Христовой рыбой, у испанцев — рыбой Св. Мартина, у северогерманцев, наконец, — сельдяным королем. Вообще это рыба необыкновенная, и уже древние считали ее удивительным созданием.
Обыкновенный солнечник (Zeus faber) имеет два отдельных спинных плавника, из которых передний отличается удлиненными лучами, вытянутыми в нити; два несколько отстоящих один от другого заднепроходных плавника, которые до известной степени повторяют строение спинных плавников, так как лучи переднего из них также несколько удлинены; длинные брюшные плавники расположены под маленькими кругловатыми грудными плавниками. Верхушка спины и острие брюха покрыты вилообразными колючками, а остальное туловище — очень мелкими чешуйками. Окраска меняется в зависимости от времени года и места обитания. В Средиземном море солнечник бывает часто окрашен в чистый золотистый цвет, на севере же — в серо-желтый. Характерным для него является круглое, совершенно темное пятно на каждом боку. Плавники имеют черноватую окраску. В длину рыба бывает более 1 м, а по весу достигает 15–20 кг.
Из Средиземного моря солнечник распространяется по части Атлантического океана, а к северу — вплоть до берегов Великобритании, где его постоянно наблюдают, а иногда даже вылавливают в значительном количестве[181]. Он предпочитает открытое море берегам и держится поодиночке. Судя по форме тела, можно было бы признать их медленными пловцами; на самом же деле это не так, ибо они двигаются очень живо и проворно. Солнечник не отстает от стад сардинок и схватывает обыкновенную каракатицу, очень внимательное и проворное животное. Каракатица вместе с мелкими и молодыми рыбами и ракообразными представляет самую любимую его пищу.
Монтэгю рассказывает, что известный актер Кин был первым, кто, несмотря на избалованный вкус, оценил мясо солнечника и обратил внимание своих сограждан на рыбу, признаваемую ныне всеми гастрономами лакомством. Благодаря англичанам о ней узнали также французы, а позже и итальянцы; но ее древнелатинское название указывает на то, что жители берегов Средиземного моря уже задолго до Кина знали о превосходных качествах ее мяса, и Павел Иовий называет рыбу Св. Петра самой вкусной из средиземноморских рыб.
Отряд опахообразные(Lampridiformes)
Опах (Lampris regius) достигает 2 м длины и весит около 100 кг, следовательно, это очень крупная рыба. Красотой окраски он может поспорить с рыбами южных морей. Верхняя сторона блестящего стале-синего цвета, который на боках переходит в фиолетовый и на брюхе становится розово-красным. Плавники чудного кораллово-красного цвета[182].
Мортимер, доставивший Королевскому обществу опаха, пойманного в 1750 году в Лейте, сообщает, что в это время в Англии находился принц из Анамабу, страны, расположенной на западном берегу Африки, и он сразу сказал, что эта рыба принадлежит к очень обыкновенным рыбам его отечества, которую туземцы хорошо знают под названием «опа».
Мясо их считается очень вкусным, ценится наравне с мясом лосося и, по мнению исландцев, предохраняет от всевозможных болезней.
Опах (Lampris regius)
23 февраля 1788 года на берег Великобритании была выброшена одна рыба 2,5 м длиной, 24 см высотой, 6 см толщиной, весившая 20 кг. До тех пор такую рыбу не видал еще ни один рыбак. За ее сходство с ремнем ей дали название «ремень-рыба». 18 марта 1796 года женщины нашли второй экземпляр того же вида, но более крупных размеров: длина его была 4 м, высота 30 см, толщина 8 см. Начиная с этого времени случалось несколько раз, что ремень-рыб выбрасывало на берег, и среди них бывали экземпляры длиной почти 6 м.
Сельдяной король, или ремнетел (Regalecus banksii)[183], имеет голову длиной в 1/16 всей длины тела, высота же тела равна 1/13 его длины. Морда этой рыбы срезанная, беззубое рыло имеет вертикальную щель рта, верхняя челюсть сдвинута. Большие глаза помещаются по бокам впереди и в верху головы, занимая не менее 1/6 длины последней. Вдоль брюха тянется кожистая оторочка. В спинном плавнике, идущем по всему телу, 12–15 лучей длиннее остальных, число которых бывает 264–290; у конца длинные лучи слегка загнуты назад и отчасти расширяются здесь до двойной толщины, некоторые из них связаны перепонкой до самого конца, остальные свободны; низкие лучи все одной длины и образуют ровный плавник. Тело покрыто многочисленными костными щитками, из которых наиболее крупные помещаются на четырех сходящихся под углом и тянущихся вдоль боков тела рядах; все остальные щитки разбросаны неравномерно. Цвет этой рыбы нежно-белый с серебристым блеском. Рисунок состоит из прерывистых полос более темного цвета. Плавники выглядят оранжево-желтыми.
Сельдяной король, или ремнетел (Regalecus banksii)
Наблюдений над образом жизни этих рыб, само собой разумеется, сделано быть не могло. О родственных им видах рыб, живущих в Средиземном море, есть сведения, что они двигаются очень оживленно и могут долгое время прожить вне воды. Писатели, сообщающие об этих средиземноморских рыбах, не находят слов, чтобы описать красоту их. Приближаясь при спокойной воде к берегам, они бороздят волны, словно серебристые ленты, отороченные красной бахромой или драгоценными камнями.
Лентовидное тело с заднепроходным отверстием почти на конце его, короткий заднепроходный и равный длине тела спинной плавники составляют отличительные признаки лофота (Lophotes cepedianus) более 1,6 м длиной. Живет он, вероятно, в глубоких морях и потому широко распространен по океанам, так как был найден не только в Средиземном море и около Мадейры, но и в Японском море. Высокий гребень на голове и необыкновенно длинный и толстый шип на переднем конце спинного плавника придают этой рыбе своеобразный облик.
Лофот (Lophotes cepedianus)
Отряд колюшкообразные(Gasterosteiformes)
Трёхиглая колюшка (Gasterosteus aculeatus) характеризуется тремя иглистыми лучами в передней части спины, из которых второй самый длинный, первый же приходится над грудными плавниками. Вид этот, по-видимому, встречается в нескольких постоянных разновидностях. В длину эта колюшка имеет 7–8, самое большее 9 см; верхняя часть ее зеленовато-бурая или черно-голубая; бока и брюхо серебристые, горло и грудь бледного розово- или кроваво-красного цвета. Однако окраска колюшек бывает весьма изменчивой, причем в пору метания икры она гораздо ярче, чем в другое время.
Область распространения этой рыбешки простирается по большей части Европы, за исключением бассейна Дуная, где она до сих пор не была найдена. Во всех остальных местах она обычна и при известных условиях так же обыкновенна в пресных водах, как и в море[184].
Девятииглая колюшка (Pungitius pungitius) — одна из самых маленьких пресноводных рыб, достигающая только 6 см в длину; от предыдущей она отличается 9–11 почти равными по длине иглистыми лучами на передней части спины и несколько более вытянутым телом. Верхняя часть ее зеленоватая, нижняя блестящая, серебристая; как та, так и другая часто бывают неравномерно покрыты расплывшимися пятнами поперечных полос.
Девятииглые колюшки в большом количестве водятся в Северном и Балтийском морях; они также часто заходят в реки, поднимаются высоко вверх и в пресных водах, по-видимому, так же уживаются, как и другие родственные им формы[185].
Морская пятиадцатииглая колюшка (Spinachia spinachia) — самый крупный вид всего рода. Она имеет весьма удлиненную форму тела, сравнительно острое рыло и 15 игл в передней части спины. Спина и верхняя часть тела выглядят зеленовато-бурыми, бока желтоватые; щеки, жаберные крышки, горло и брюхо серебристо-белые; второй спинной и заднепроходный плавники впереди имеют темное пятно. Избегает пресной воды.
Немногие рыбы соединяют в себе столько привлекательных качеств, как колюшки. Они оживленны и подвижны, проворны, хищны и драчливы, смелы, полагаясь на свое страшное для других рыб оружие, задорны по той же причине, но зато нежны в своих заботах о потомстве. Благодаря всем этим качествам их охотно держат в аквариумах, и это объясняет, почему мы довольно хорошо познакомились с этими рыбами[186].
По моим исследованиям, приучить этих рыб жить в обширных аквариумах и при хорошо устроенной проточной воде удается всегда; напротив, в мелких, узких бассейнах, как в этом, к своему сожалению, убедился Звере, многие колюшки гибнут. Главным образом это происходит с тоски о потере своей свободы, или рыбы просто не выносят перемены в условиях жизни, так как они, весьма верно замечает этот превосходный наблюдатель, оказываются весьма впечатлительными и пылкими.
«Только что пойманные колюшки, — сообщает Звере, — почти все без исключения ведут себя вначале совершенно безумно и яростно. По целым часам эти неразумные твари метались то вверх, то вниз, тыкаясь все время в стекло своей мордой, и никакие старания мои, никакой лакомый кусок не могли образумить их: каждое движение с моей стороны лишь усиливало в рыбешках страх. Для меня несомненно, что причиной смерти многих из них было единственно это взволнованное состояние и рыбы в полном смысле умирали со страху. Случалось также, что некоторые особенно сердитые колюшки с такой силой бросались на мой палец, приставленный к наружной стенке аквариума, или на свое собственное отражение, что разбивали свое рыло в кровь!» В обширных аквариумах я такого поведения никогда не замечал. Здесь только что пойманные колюшки с самого начала обществом плавали кругом, словно желая освоиться, и обыскивали каждый угол, каждую впадину, каждое местечко. Затем, если какая-нибудь из них займет угол или любое другое место в аквариуме, начинается яростная борьба между ней и всякой колюшкой, которая осмелится помешать ей. Оба бойца с большой поспешностью плавают друг около друга или оплывают один другого, кусаются и пытаются вонзить свои ужасные иглы в тело противника. Часто бой длится несколько минут, пока один из бойцов не отступит, и раз это случилось, победитель, по-видимому весьма раздраженный, плывет за побежденным и гоняет его из одного места аквариума в другое, пока последний не выбьется из сил. При таких схватках дело часто доходит до того, что одному из бойцов удается пронзить иглой другого, отчего последний опускается на дно мертвым.
Большей частью дело кончается, как у турухтанов, без серьезных последствий: слабая сторона скоро обращается в бегство, преследуемая раздраженным победителем, пока не перейдет за границы его владений и не шмыгнет в какой-нибудь безопасный уголок. Я много раз видел, как преследуемый, находясь в критическом положении, внезапно останавливался, ложился на бок и угрожал преследующему своей брюшной иглой. В большинстве случаев победитель тогда прекращал преследование и возвращался обратно.
Вместе с другими наблюдателями я был того мнения, что сражаются друг с другом только самцы-колюшки, самки же, напротив, живут между собой мирно. Эверс считает этот взгляд ошибочным. Две жившие у Эверса особенно крупные и длинноиглые самки были склонны к единовластию, признавали только друг друга, на всех же остальных сородичей нападали и сумели привести их в такой страх, что остальные самки даже во время кормлений прятались до тех пор, пока воинственная пара не съедала свою львиную долю. Даже самцам приходилось плохо от этих Ксантипп. Эверс, в конце концов, вынужден был удалить обеих мегер[187].
1 — Морская пятнадцатииглая колюшка (Spinachia spinachia) 2 — Девятииглая колюшка (Pungitius pungitius) 3 — Трёхиглая колюшка (Gasterosteus aculeatus)
Внутреннее возбуждение у колюшек имеет большое влияние на окраску, которая в буквальном смысле слова изменяется в зависимости от настроения рыбы. Гнев и возбуждение победы превращают зеленоватую, испещренную серебристыми пятнами окраску рыбок в красивейшие и яркие цвета: брюхо и нижняя челюсть принимают темно-красную окраску, спина изменяется до красновато-желтого и зеленого цвета, беловатая в другое время радужина теперь обретает темно-зеленый блеск. Обратное изменение цвета наступает столь же быстро. На этот счет у Эверса также имеются состоятельные наблюдения. Изменение цвета у его питомиц всегда настолько зависело от душевного настроения, что по цвету всегда можно было узнать, спокойны рыбки или нет. Всякий самец, завоевавший себе определенное местечко, был окрашен в яркие цвета, тогда как самцы, которые все еще отыскивали себе пристанище и должны были держаться около самок, были так же бесцветны, как и последние. Если у того или другого самца появлялся розово-красный цвет, наблюдатель мог смело рассчитывать, что данный экземпляр сделает какую-нибудь хищническую вылазку. В таких случаях окраска все время сгущалась, но, лишь только отвага исчезала, эта новая окраска тоже пропадала. У властвовавших самцов сгущение цвета также всякий раз было предвестником какого-либо предприятия. Если Эверс перемещал такую изукрасившуюся колюшку в другой аквариум, ее роскошная окраска быстро исчезала и, пока рыба оставалась спокойной, более уже не возобновлялась. Но и переселенцы много раз имели ту же интенсивную окраску, и тогда иной раз было трудно догадаться о причине их возбужденного состояния. Одна колюшка приходила в раздражение при виде сломанного и движимого ветром листа тростника, другую сердил камешек на дне, по ее мнению лежавший неправильно, третья негодовала на тень наблюдателя.
В очень большом аквариуме или на свободе колюшки плавают быстро и ловко, часто высоко выпрыгивают из воды, вообще забавляются различными играми, но при этом следят за всем, что происходит вокруг них, в особенности же за молодыми рыбками, которые и составляют главную их пищу. На сильных хищных рыб они, в общем, мало обращают внимания, конечно, благодаря сознанию своей безопасности; если же наблюдать внимательнее, то можно убедиться, что даже самые прожорливые хищники и те избегают колюшек. Даже щука, которой все кажется съедобным, и та боится их игол, и только более крупные морские рыбы, например треска и семга, безнаказанно пожирают их. Несмотря на свое вооружение и видимую беспечность, колюшки узнают врагов очень хорошо, по крайней мере тотчас же расправляют свое оружие, как завидят рыб, кажущихся им опасными. Когда Эверс посадил в свой аквариум одного окуня, ни золотые рыбки, ни гольяны, жившие в этом аквариуме, почти не обеспокоились и продолжали свои обычные занятия; но совершенно иначе посмотрели на это дело колюшки. Как только окунь с подозрительным спокойствием, со сверкающими красными глазами и алчной пастью, выражавшей жажду крови, начинал плавать кругами, колюшки сбивались в кучу, положительно загорались темным цветом гнева и, расправив свои шипы, зорко следили за противником. Теперь вся междоусобная рознь была забыта: пока окунь жил в этом аквариуме, Эверс ни разу не видел, чтобы одна колюшка гонялась за другой. Большей частью они держались вместе в верхних слоях воды, особенно среди ветвистых стеблей водяных растений; самцы составляли как бы наружную оборонительную цепь, и то один, то другой из этих смелых созданий иногда бросался на врага и прогонял его на некоторое расстояние. «Что колюшки, — резонно замечает Эверс, — на грозящую опасность направляют все свое внимание, по моему мнению, является немаловажным доказательством их понятливости».
Самое интересное в образе жизни колюшек, без сомнения, их отношение к делу размножения.
Постройка гнезда и нежная забота рыбы о своих детенышах, правда, не являются чем-либо необыкновенным, о чем уже сказано во введении к этому тому, однако все-таки это настолько интересно, что с размножением колюшек стоит познакомиться поближе. Я сам наблюдал этих рыб во время постройки ими гнезда, так как в неволе они занимаются этим с таким же усердием, как и на свободе, но в нижеследующем описании я не желаю посягать на права прежних наблюдателей и просто сопоставляю все ими открытое.
Когда приближается пора метания икры, каждый самец выбирает определенное место и защищает его со свойственными ему упрямством и драчливостью от всякой другой рыбы его вида и пола, которая осмелится нападать на него. Избранное место может быть различно. Колюшки, мечущие икру в пресных водах, отыскивают для этого обыкновенно мелкие места с каменистым или песчаным дном, по которым вода или быстро течет или, по крайней мере, часто бывает в движении. Здесь гнездо устраивается или на дне, полузарытое в песке, или свободно положенное между водяными растениями[188].
Самец, носящий в пору метания икры роскошный цветной наряд, а также и иным способом проявляющий свою высокую деятельность и оживленность, сначала натаскивает, иногда издалека, несколько корешков или других частей различных водяных растений, нередко превосходящих размерами его самого. Он даже отрывает для этого с усилиями большие куски живых растений, пробует их вес, давая падать, и употребляет в дело те из них, которые быстро идут ко дну, найденные же им легкими бросает прочь. Материал им всегда выбирается тщательно, затем укладывается, вновь перекладывается, пока маленький строитель не пристроит каждый кусочек по своему вкусу. Для укрепления гнезда на дне служат песок или камешки. Для внутреннего округления и вообще для придания гнезду формы и устойчивости колюшка медленно плавает около укрепленных частей и слепляет и склеивает их. Эверс ясно замечал, как этот маленький архитектор, пристроив новый кусок материала, тряс плавниками, поднимал голову, выгибал тело, проползал всей нижней частью тела по постройке и выпускал хорошо видную в воде каплю скрепляющей жидкости, действие которой тотчас же и сказывалось на склеившихся частях строительного материала[189]. Притаскивание различных строительных материалов продолжается около 4 часов; по истечении этого срока остов гнезда уже закончен. Но внутренняя отделка, уборка более легких частиц, приведение в порядок отдельных стеблей, сплетение их концов и мощение постройки камешками — все это требует многих дней. Во время постройки колюшка думает только о своей работе и об устранении всякой тому помехи. Она работает старательно, недоверчиво поглядывает на всякого пришельца, будь то другая колюшка, тритон, водяной жук или личинка, приблизится ли такой пришелец к гнезду со злым умыслом или совершенно нечаянно. Один водяной скорпион в аквариуме Эверса был трижды и более раз схвачен строившим гнездо самцом и отнесен им в другой конец аквариума. Величина гнезда бывает различной, так как она зависит как от места постройки, так и от строительного материала; в среднем гнездо бывает величиной с кулак. Обыкновенно оно имеет продолговато-округлую форму, сверху совершенно замкнуто, с боков же, напротив, снабжено входом и выходом.
Когда самец колюшки закончит постройку гнезда, он старается заманить в него самку. Найдя самку, самец выказывает явное удовольствие, оплывает ее со всех сторон, забирается в гнездо, выметает его, минуту спустя возвращается обратно и толчками рыла побуждает самку войти внутрь. Если она не хочет делать это добровольно, то, чтобы побудить непокорную, в дело пускается игла или, по крайней мере, хвостовой плавник, а иногда отыскивается и другая самка. Как только самцу удастся побудить самку войти в гнездо, она откладывает там несколько яиц, по Косту же — 2 или 3. В ближайший день самец снова вступает в брак, в благоприятном случае приводит новую самку, добром или силой заставляет и ее войти в гнездо и отложить яйца и таким образом старается до тех пор, пока число яиц не достигнет надлежащего количества. Во время кладки или непосредственно после нее самец отправляется в гнездо, начинает тереться своим телом о тело самки и оплодотворяет отложенную икру[190].
С этих пор он удваивает свое усердие и свою бдительность: нужно ведь охранять и защищать икру от всякого нападения. Теперь всякая приближающаяся колюшка с яростью преследуется и обращается в бегство, будь она мужского или женского пола, так как самки вредят яйцам не меньше, чем самцы; пожалуй, икра еще лакомее как для них, так и для только что вылупившейся малявки. До появления последней самец проявляет свою заботливость еще одним способом. Он улаживает мордой в гнезде случайный или произведенный наблюдателем беспорядок, неподвижно стоит часто около или внутри своего гнезда, трепеща своими грудными плавниками, возобновляет воду внутри гнезда, словно понимая, что яйцам необходим свежий прилив кислорода.
Наконец яйца начинают созревать, и появляются новые заботы. Нужно подумать, как охранить и уберечь беззащитных вылупившихся рыбешек. В аквариуме Уаррингтона ночью 8 мая одна самка положила икру, а на следующий день самец сердито гнал ее прочь. Последний сторожил гнездо до 18-го числа того же месяца и в этот день вдруг принялся его разрушать, за исключением нескольких основных стебельков. Весь ил и песок, лежавшие на яйцах, были заботливо унесены во рту на одно место около 8 см в поперечнике. Когда Уаррингтон, удивленный таким поведением столь заботливого отца, прибегнул к посредству увеличительного стекла, то заметил только что вылупившихся рыбешек. С этого момента самец неустанно плавал вокруг и поперек расчищенного места. Его бдительность удвоилась: он прогонял всякую другую рыбу, которая только приближалась на известное расстояние. Как только рыбешки окрепли и подросли, они, по-видимому, начали выказывать склонность разбрестись, но отец не желал допускать этого и каждого беглеца ловил ртом и осторожно выплевывал обратно в гнездо. Только впоследствии, когда рыбешка уже проявляла некоторое умение в плавании, их сторож мало-помалу уменьшил свою бдительность, а когда новое поколение стало уже в состоянии кормиться самостоятельно, отец и совсем перестал заботиться о нем.
Хотя колюшки откладывают всего около 60–80 яиц, т. е. относительно немного, и, несмотря на свое вооружение, терпят и страдают от разных врагов, особенно от очень крупных ленточных глистов, и, по данным Блоха, вероятно, живут не более трех лет, они все-таки размножаются в невероятном количестве[191].
В Голштинии и Шлезвиге, в Швеции и Англии колюшек ловят в иные годы такими массами, что употребляют их на корм свиньям, курам и уткам, вытапливают из них жир или обращают на удобрение.
Пятнистая свистулька (Fistularia tabaccaria) может достигать длины более 1 м, из которой половина приходится на хвост. Верхняя ее часть по бурому фону покрыта тремя рядами голубых пятен; нижняя — выглядит серебристо-белой.
Свистульки распространены во многих частях Атлантического, Индийского и Тихого океанов, лежащих в жарком поясе. Описанный вид живет у берегов восточной и западной Америки. Образ жизни ее мне неизвестен[192].
Пятнистая свистулька (Fistularia tabaccaria)
Морской бекас (Macrorhamphosus scolopax) — красивая сверху, бледно-красная, по бокам и на брюхе серебристая рыбка 15 см длиной.
Бекас живет в Атлантическом океане и Средиземном море и в этих водах, по-видимому, встречается на известных местах довольно часто. Образ жизни его пока мало изучен, хотя он был известен уже Ронделету. Риссо, писавший о рыбах Средиземного моря, говорит, что бекасы предпочитают илистое дно и умеренные глубины, икру же мечут весной. Молодую рыбешку видят поблизости от берега осенью иногда стадами, всегда вблизи того места, где она вывелась, так как это рыбы не кочевые. О пище этих рыб Риссо не дает никаких сведений; полагают, что эта рыбка питается различными ракушками и другими моллюсками, быть может, даже рыбьей икрой, которую она вылавливает среди морских растений. Мясо ее, по мнению Геснера, «очищает кровь, легко переваривается и здорово»; однако благодаря своим малым размерам бекас редко попадает на стол, а те, кто его ловит, теперь так же, как и во времена Геснера, большей частью «высушивают его и сохраняют, как другие редкости».
Морской бекас (Macrorhamphosus scolopax)
Обыкновенная морская игла (Syngnathus acus)[193] — крайне тощая рыбка, которая в длину может достигать 60 см и по бледно-бурому фону покрыта темно-бурыми полосками.
Область распространения морской иглы охватывает все восточные части Атлантического океана, начиная с северной Европы и до мыса Доброй Надежды, включая и связанные с океаном воды, особенно Средиземное, Черное, Северное и Балтийское моря. У южных берегов Европы эта рыба необыкновенно многочисленна в благоприятных для нее местах, в Балтийском же море она встречается очень редко. Любимым ее местопребыванием служат подводные луга — те плоские, неглубокие береговые озерки и болотца, которые роскошно поросли длиннолистыми водорослями. Здесь их зачастую можно видеть между водорослями, собравшихся массами, в различных положениях: некоторые обращены головой вверх, другие — вниз, одни в горизонтальном положении, другие — в наклонном, и все медленно двигаются вперед. При необыкновенной длине туловища и малой величине грудных и хвостового плавников органом движения может считаться только спинной плавник. Перемещение совершается вследствие непрерывных волнообразных движений этого плавника, которые постоянно и равномерно подвигают тело вперед.
У этой рыбы Экштрем исследовал способ размножения. Самец имеет начинающуюся на хвосте и продолжающуюся вдоль него до 2/3 его длины треугольную бороздку с чуть-чуть выгнутыми боковыми стенками, которые замыкаются тонкими клапанами, лежащими один за другим, причем края их почти сходятся. Осенью и зимой клапаны тонкие и западают в бороздку; в апреле же, когда приближается время метания икры, они распухают и бороздка наполняется слизью. Около мая самка кладет в эту бороздку яйца одно за другим в виде шнурка, края замыкаются, и зародыши до конца июля остаются в бороздке, а при опасности, бывает, и снова забираются туда. Очень странно, что самцов морской иглы гораздо меньше, чем самок, тогда как у остальных рыб, как и вообще у всех позвоночных животных, отмечается как раз противоположное. По словам Валькота, игла, имеющая в длину от 10 до 12 см, уже способна к размножению.
Европейский коротконосый морской конек, или морская гусеница (Hippocampus hippocampus), так характерно отличается своей головой, стоящей под прямым углом к сильно сжатому туловищу, и своим хватательным хвостом без плавников, что его нельзя не узнать сразу. Морда у него относительно короткая, маленький рот несколько открыт посредине, голова украшена бородатым хрящевидным отростком, а хвост усажен по краям иглами; туловище покрыто широкими щитками, а хвост — четырьмя плоскими кольцами и пучками нитей. Общая окраска бледная пепельно-бурая, которая при отражении света отливает синим и зеленоватым. Длина колеблется от 15 до 18 см.
1 — Обыкновенная морская игла (Syngnathus acus) 2 — Европейский коротконосый морской конек, или морская гусеница (Hippocampus hippocampus)
Из Средиземного моря, которое считают настоящим отечеством морского конька, он распространяется по Атлантическому океану до Бискайского залива и еще дальше на север; кроме того, отдельные экземпляры попадаются в водах Великобритании и в Северном море, а также и в Австралии[194]. Как и родственная ему морская игла, он держится только там, где роскошная растительность покрывает морское дно, так как между водорослями он отыскивает себе пищу. Здесь его можно видеть сидящим почти неподвижно на растениях или медленно плавающим вокруг. Его движения, образ жизни и привычки наглядно описаны Лукисом, который делал свои наблюдения над морскими коньками в неволе. «При плавании, — пишет он, — они держатся отвесно, а хвост занимает соответственное его деятельности положение; они быстро обматываются им вокруг водоросли и старательно высматривают в воде добычу, заметив которую с замечательным проворством бросаются на нее. Когда сойдутся два конька вместе, то зачастую они перевиваются друг с другом хвостами, после чего принимаются дергать и тянуть, чтобы снова распутаться, и при этом прикрепляются подбородком к водоросли, чтобы крепче держаться. Глаза их двигаются, как у хамелеона, независимо друг от друга, и эта их особенность, вместе с изменчивостью цвета, сильно привлекает к ним зрителей». В общем, соглашаясь с тем, что говорит Лукис, я все-таки не могу не возразить против того, что он утверждает далее, будто ни один обитатель морской глубины не проявляет столько игривости и ума, сколько морские коньки. Я наблюдал и ловил их целыми тысячами в лагунах около Венеции, сотнями воспитывал и изучал их по целым месяцам, но ни у одного из них не заметил ничего подобного: они нисколько даже не забавны и не понятливы, напротив, очень скучные и глупые создания; но их своеобразное строение, необыкновенная осанка, их медленные, беспрерывные, как бы торжественные движения, так же как и изменчивость в окраске, невольно привлекают зрителя и могут привести непривычного наблюдателя к подобному суждению. По моему мнению, лучше всего характеризовать морского конька, назвав его красивой рыбкой. Их пища состоит главным образом, если не исключительно, из очень маленьких, почти незаметных невооруженному глазу ракообразных, которых они собирают с листьев водорослей.
Размножение происходит таким же способом, как и у других игловых. Самка кладет яйца на брюхо самца; они здесь крепко прицепляются, самец оплодотворяет их и тогда, посредством отвисания верхней кожи, образуется мешок, в котором яйца развиваются и остаются до вылупления детенышей.
Для сведения интересующихся я сообщаю, что, по словам Геснера, «если повесить это животное на шею, то развивается похоть. Кроме того, высушенное и истолченное в порошок мясо удивительно помогает против укусов бешеной собаки. Пепел этого животного, смешанный с лежалым салом и селитрой или с крепким уксусом, составляет хорошую мазь для лысых или для тех, у кого лезут волосы. Порошком высушенного морского конька можно успокоить боль в боку, а употребление внутрь помогает тем, кто не может задерживать мочу».
В австралийских водах вместе с морскими коньками водится особенный род (Phyllopteryx), который мы называем коньки-тряпичники. Они соединяют в себе, так сказать, все особенности семейства и характеризуются главным образом необыкновенным обилием шиповидных отростков, лентообразных придатков и т. п., которые помещаются почти на всех щитках и болтаются по всем сторонам тела, подобно лоскутьям платья. Спинной плавник помещается исключительно на хвостовой части. Короткие шипы крепкие и острые; лентообразные отростки упруги, а прочие отвислости тонкие и гибкие. За исключением ясно заметного спинного и небольших грудных плавников, все прочие недоразвиты; болтающиеся ленты кожи делают этих животных как две капли воды похожими на морские растения. Яйца созревают в мягкой слизистой массе на нижней стороне хвоста; при этом не образуется мешка.
Конек-тряпичник (Phyllopteryx eques)
Изображенный на нашем рисунке в 2/3 натуральной величины конек-тряпичник (Phyllopteryx eques) имеет зеленовато-бурый цвет.
Об образе жизни этих рыб до сих пор ничего не известно. Во всяком случае, можно безошибочно сказать, что они, подобно морским конькам, обвиваются хвостом за водоросли, на которые походят и формой и окраской.
Представители рода трубкорылов отличаются длинной трубкообразной мордой, сжатым туловищем с очень коротким хвостом и накожным панцирем, состоящим из звездообразных косточек и лежащим под тонкой кожей. Самцы у них меньше самок, но окрашены красивее. В этом семействе потомство выводят самки. Из их грудных плавников образуется содержащий в себе яйца мешок, в котором вылупляются молодые рыбки[195]. Трубкорыл (Solenostomus cyanopterum) водится от Занзибара до Китая и Царема.
Трубкорыл (Solenostomus cyanopterum)
Отряд кефалеобразные(Mugiliformes)
В море около Антильских островов водится большая барракуда (Sphyraena barracuda), достигающая, как говорят, 3 м длины; верхняя часть ее тела — зеленовато-свинцового цвета, нижняя — серебристого, бока же испещрены буро-черными пятнами[196].
Если верить сообщениям местных писателей, рыбу эту боятся не менее, чем акулу, так как она нападает даже на людей; смело проникает она в гавани, схватывает купающихся людей и пожирает их.
Мясо ее несколько напоминает мясо нашей щуки, но бывает иногда ядовито. Какая причина ядовитости мяса — никому не известно; думают, однако, что барракуда поедает в Вест-Индии (где и бывали преимущественно случаи отравления) плоды манзаниллы, отчего ее мясо и делается ядовитым. Вернее будет предположить, что хищник поглощает ядовитых рыб[197]. «Многие люди, — говорит Кювье, передавая сообщения некоего Пли, — боятся есть мясо этой рыбы, потому что употребление его причиняет болезни, оканчивающиеся иногда даже смертью». Это свойство зависит от состояния рыбы и также от времени года. По уверению многих знатоков, есть, однако, очень верный признак ядовитости мяса: при вскрытии барракуды из нее, в случае ядовитости, вытекает белая, гноевидная жидкость. Дель Порте производил опыты с таким мясом над собаками, подтвердившие правильность этих показаний. Признаки отравления состоят в дрожании всего тела, тошноте, рвоте и сильных болях в суставах конечностей. К счастью, смертельные случаи бывают редко, но происходят очень странные припадки: боль в сочленениях усиливается, ногти рук и ног отпадают, и волосы начинают вылезать. Подобные явления повторяются несколько лет подряд. При употреблении соленого мяса этой рыбы не замечается дурных последствий, и потому многие люди постоянно солят барракуду перед приготовлением из нее пищи.
Кефаль (Mugil ramada), рамадо итальянцев, живет в Средиземном море и Атлантическом океане, встречается также в Северном море, а в исключительных случаях заходит и к берегам Балтийского. Вид этот достигает в длину 40–45, самое большее 50 см, на спине имеет простую темную голубо-серую окраску, на брюхе и на боках серебристо-белого цвета и повсюду покрыт продольными черными полосами.
Родственный предыдущему вид лобан, или черная кефаль (Mugil cephalus), живущий только в Средиземном и Черном морях, значительно крупнее, но имеет ту же окраску и рисунок; глаза его затянуты слизистой кожицей, грудные плавники у основания вооружены длинными, килеватыми чешуями[198].
Своеобразное устройство пищеварительного аппарата особенно заметно у этого вида. По середине нижней челюсти поднимается бугор, соответствующий выемке на верхней челюсти. Язык почти совершенно приросший. Желудок похож на птичий. Кишечник узкий и длинный.
Различные виды кефалей были установлены лишь после подробных исследований Кювье. Древние, хорошо знавшие этих рыб, объединяли все виды, встречающиеся в Средиземном море, под одним общем именем «mugil». Из дошедших до нас греческих и римских сочинений явствует, что рыбы эти ценились еще и в старые времена.
Кауч производил тщательные наблюдения над этими рыбами и дал нам описание их привычек и повадок, а также сообщил способ ловли их. «Никогда, — рассказывает Кауч, — эта рыба не удаляется от берега, но довольствуется мелкими водами, особенно в теплую и ясную погоду, когда ее можно видеть плавающей вблизи берега или заметить те ямки, которые она нарывает, обыскивая мягкое дно. В реках она иногда поднимается вверх по течению, но с отливом всегда возвращается в море». Кэрью, историк Корнваллиса, имел у себя один пруд, наполненный морской водой, в котором содержались кефали. Так как рыбы эти каждый вечер кормились на одном и том же месте, то они так привыкли к нему и ухаживавшему за ними человеку, что для вызова их достаточно было потрещать трещоткой. О понятливости их говорят также их осторожность и ловкость, с которой они умеют избегать опасностей. Лишь только они почувствуют, что окружены сетью, то спешат, с возможной поспешностью, назад и обыкновенно перепрыгивают через верхний край сети, причем, как только одна из них найдет дорогу, все остальные тотчас же следуют за ней. Этим, видимо, врожденным свойством обладают все кефали: даже молодые, незначительной величины, и те бросаются через сеть.
Главную пищу кефалей составляют мягкие и жирные вещества, в особенности те, которые начали уже загнивать[199]. Губы их, по-видимому, обладают чрезвычайно нежным осязанием, так как большую часть пищи они отыскивают на дне моря. Кауч полагает, что это единственные рыбы, которые обыкновенно питаются мертвыми животными, песчаных же червей едят только в исключительных случаях. Мясо кефалей благодаря своей нежности, жирности и вкусу повсюду очень ценится и употребляется в пищу как свежее, так и соленое. Кроме этого собирается и икра кефалей, прессуется и солится; из нее, особенно в Провансе, приготовляется одно весьма излюбленное блюдо.
Пальцепёрые характеризуются двумя короткими спинными плавниками, расположенными на некотором расстоянии друг от друга, а особенно характерно для них большое количество тонких нитей, прикрепленных под грудными плавниками к плечевому поясу.
Довольно многочисленные виды этого семейства живут по берегам морей тропического пояса, и большинство заходит в лиманы и даже в реки. Нити, расположенные под грудными плавниками, служат им для осязания и могут быть приведены в движение независимо от грудных плавников, хотя их нужно рассматривать как отделившуюся часть этих последних. Очевидно, они очень важны для рыбы, которая живет в мутной воде больших рек с илистым дном и имеет совершенно мутные глаза[200]. Пальцепёрые как полезные рыбы очень ценны, ибо они, достигая часто 1,2 м длины, не только имеют вкусное мясо, но и доставляют известный сорт рыбного клея, который делается из их плавательных пузырей и имеет значение даже для торговли Ост-Индии.
Обыкновенный пальцепёр (Polynemus plebeius) достигает 35 см длины и живет в Малайском архипелаге и в Индийском океане.
1 — Сиган, или пестряк (Siganus sp.) 2 — Тебарере (Pempheris mangula) 3 — Обыкновенный пальцепёр (Polynemus plebeius)
Отряд слитножаберникообразные, или ложноугреобразные(Synbranchiformes)
Ложноугрёвые отличаются вытянутым в длину туловищем с большим расстоянием между головой и задним проходом; они живут отчасти в пресных водах тропической Америки и Азии, но спускаются также и в полусоленые воды, отчасти же принадлежат к роду настоящих морских рыб Австралии. Представитель их — бенгальский слитножаберник (Synbranchus bengalensis) необыкновенно многочислен в пресных и стоячих водах Индии и на Малайских островах до Филиппинских; три же остальных вида рода, из которых один не менее многочислен, живут в тропической Америке[201].
Бенгальский слитножаберник (Synbranchus bengalensis)
Отряд окунеобразные(Perciformes)
Для полноты обзора мы приведем здесь плезиопса (Plesiops bleeker). Он достигает в длину 25 см и живет в коралловых рифах юго-западной части Тихого океана. Главное местопребывание его и образ жизни мало известны.
Плезиопса (Plesiops bleeker)
Общеизвестным видом является каменный окунь (Serranus scriba). Это действительно великолепная рыба, достигающая в длину 20–30 см и весящая от 300 до 500 г. Серран украшен по кирпично-красному фону, который в области спины темнее, широкими темно-голубыми поперечными полосами и лазурными кривыми линиями, похожими на буквы. На нижней стороне он желтоватого цвета, но по желтому фону, особенно на нижней челюсти, находятся красные точки, а на желтых плавниках — красно-голубые пятна.
Каменистые берега Средиземного моря, изобилующие мелкими рыбами и мелкими раками, именно креветками, и имеющие углубления для того, чтобы прятаться, — излюбленные места обитания каменного окуня. Его находят здесь из года в год на большой глубине, вылавливают и отвозят на рынок, так как мясо его по доброкачественности не уступает мясу родственных видов. Впрочем, нет удовлетворительных сведений относительно образа жизни этой рыбы, именно относительно ее размножения. Удивительно, что ее долгое время причисляли к гермафродитам, приняв белый железистый придаток яичников за семенную железу. Только более точные исследования опровергли это мнение[202]. Пойманный каменный окунь, которого я долго держал у себя, вел себя как наш речной окунь.
Американский полиприон (Polyprion americanus) — морская рыба длиной 2 м и более 50 кг весом[203].
Полиприон в 3 раза больше в длину, чем в ширину, и окрашен в один темно-серый цвет; в молодости он покрыт по бурому фону более темными пятнами, облачками и разрисован под мрамор; верхушка хвоста имеет беловатый край.
Древние, занимавшиеся обстоятельно рыбами и относительно многих из них знавшие столько же, сколько мы теперь знаем, не упоминают о полиприоне, хотя он вовсе не редко попадается у берегов Италии и южной Франции. Только Риссо, описавший его, сообщает, что он встречается в Италии преимущественно у скалистых берегов, но здесь пребывает на глубине 1000 м, питается мягкотелыми и маленькими рыбками, например сардинами; его мучат тонкие, длинные, красноватые черви-паразиты; мясо у него превосходно, и поэтому он принадлежит к очень ценным в тех областях рыбам. Благодаря новым исследованиям мы узнали, что он гораздо более распространен, чем раньше думали; между прочим, он нередко попадается у английских берегов. «Полиприон, — говорит Кауч, — приближается к берегам Корнваллиса при особенных обстоятельствах. Именно он сопровождает обломки корабля, разбитого в южных областях, пригоняемые течением. Можно видеть, с какой живостью они играют друг с другом вокруг подобных обломков, и иногда случается, что какой-нибудь из них, при преследовании другими, бросается на обломок дерева и лежит здесь вне воды, пока волна не сбросит его снова в воду. Так как полиприоны постоянно встречаются вблизи подобных обломков, покрытых обрастаниями, поэтому нужно думать, что их пища состоит преимущественно из мягкотелых и ракушек. Несмотря на это, внутри многих тел, которые были исследованы, находили только мелких рыб; возможно, что эти последние, собственно, поплыли за обломками, а первые преследовали их». Во всяком случае, несомненно, что полиприоны заслуживают свое немецкое название — Wrackfisch (wrack — обломки корабля, fisch — рыба), по крайней мере, те, которых находят у плывущих обломков дерева. Так, экипаж корабля «Providence» заметил большой ствол красного дерева, окруженный множеством этих рыб, и поймал из них 4 или 5 штук. Моряк Никольс также наблюдал во время штиля вблизи португальских берегов, что его старый корабль, густо покрытый обрастаниями, осаждался в течение двух недель полиприонами. Матросы в течение 12–14 дней питались преимущественно мясом выловленных ими рыб.
Речной окунь (Perca fluviatilis) характеризуется двумя спинными плавниками, более или менее сближенными между собой и даже связанными снизу кожей, зазубренной предкрышечкой и остистой жаберной крышкой, а также многочисленными маленькими щетинистыми зубами, сидящими во рту. Его туловище сжато с боков и отличается 5–9 поперечными полосами, проходящими по медно-желтому или зеленоватому основному фону, который на боках переходит в золотисто-желтый, на брюхе в беловатый, а на спине в темный цвет. Эти полосы проходят от спины к брюху, не одинаковы по длине и яркости и часто заменяются только черноватыми, сливающимися пятнами. Передний спинной плавник голубовато-красно-серый и имеет между двумя последними лучами более темное глазчатое пятно[204]; задний спинной плавник зеленовато-желтого цвета; грудные плавники желто-красные; брюшные и заднепроходный плавники суриково- или киноварно-красные. Самца и самку нельзя с уверенностью отличить; первый, по-видимому, длиннее. Длина окуней в Германии редко превышает 25 см, а вес — 1 кг, но в некоторых озерах встречаются экземпляры от 1,5 до 2 кг; так, в Целлерском озере, около Линца, и, по Яррелю, во многих водах Англии попадаются еще более тяжеловесные. По словам Пеннента, однажды был пойман окунь весом 4 кг.
Область распространения речного окуня тянется по всей Европе и большей части северной Азии и Северной Америки. По словам Ярреля, он редок в Шотландии и его вовсе нет на Оркнейских и Шетландских островах; в Скандинавии же, напротив, он населяет все пресные воды, даже такие, которые лежат значительно севернее вышеупомянутых островов. В Германии он встречается во всех реках и озерах, за исключением горных, расположенных высоко, а также некоторых низменных местностей. В Альпах он отсутствует только в водах, лежащих на высоте более 1000 м над уровнем моря. Любимое местопребывание окуней — озера с чистой водой, и в них окунь чувствует себя лучше всего. Впрочем, его часто находят и в глубоких ручьях и прудах, лиманах и даже в малосоленых морях, например в Балтийском. По-видимому, в соленой воде он чувствует себя прекрасно; по крайней мере, он обыкновенно отличается там более значительной величиной и жирным, вкусным мясом сравнительно со своими пресноводными родичами.
В реках он предпочитает прибрежные места и воды со слабым течением и не любит средины реки и сильного течения. В озерах он по преимуществу держится в верхних слоях воды, но может опускаться и на большие глубины и даже оставаться здесь долгое время.
Окуней обыкновенно находят небольшими группами, которые плавают вместе и, по-видимому, совместно хищничают. В верхних слоях воды окунь плавает очень быстро, но только только толчками, вдруг останавливается и остается подолгу на одном и том же месте, чтобы оттуда снова умчаться. В выбоинах берега, под нависшими камнями или сходными убежищами можно иногда наблюдать, как он по несколько минут открыто лежит настороже, потревоженный же, тотчас возвращается в укромное место. Если приближается группа маленьких рыбок, тогда он быстро направляется в их среду и овладевает ими или сразу, или же после более продолжительного преследования. «Спокойно плывущие большими группами под поверхностью воды уклейки, — говорит Зибольд, — часто повергаются в ужас и замешательство при подобном нападении окуня. При этом многие стараются избежать жадной пасти хищника, выпрыгивая на воздух. Но прожорливость окуня иногда бывает наказана. При поспешном проглатывании добычи пойманная рыба может проползти из широко открытой пасти в одну из боковых жаберных щелей. Тогда она там остается и погибает вместе с хищником». Случается также, по словам Блоха, что окунь, по неосторожности, нападает на колюшку и она смертельно ранит его своими торчащими спинными иглами. Тем же способом, т. е. выпрямлением своих игл, окунь сам должен защищаться против нападения щуки и тем или совершенно отвращает от нападения эту самую прожорливую из всех наших пресноводных рыб, или борется с ней не на жизнь, а на смерть. Окунь кроме маленьких рыб питается всеми другими водными животными. В юности он питается червями или личинками насекомых, позже — ракообразными и головастиками, наконец, даже мелкими млекопитающими, например водяными крысами. Его хищничество и прожорливость так велики, что немцы ему дали прозвище «кусака» (Anbeiss), потому что он бросается на всякую приманку, даже если несколько его товарищей попались на удочку у него пред глазами. Пойманные и перенесенные в садки окуни уже через несколько дней берут червей из рук своего хозяина и скоро становятся в известной степени ручными.
На третьем году своей жизни окунь уже половозрелый[205]. В это время он достигает длины около 15 см. Время метания икры у него, правда, несколько колеблется в зависимости от расположения реки или озера, в которых он живет, от температуры воды и от погоды, но обыкновенно падает на март, апрель и май[206]. Некоторые окуни, быть может, мечут икру еще в феврале, другие же еще и в июне и июле. Икряные окуни выбирают для этого твердые предметы: камни, куски дерева или камыш, чтобы с их помощью выдавить икру из тела и прикрепить ее к ним. Икра выходит шнурами, переплетенными между собой и часто достигающими 1–2 м в длину[207]. Яйца имеют величину семян мака; несмотря на это, икра килограммовых самок весит 200 г и больше, и число яиц достигает тогда 300 тысяч. Гармерс насчитал или вычислил у одной полуфунтовой рыбы 200 тысяч яиц. Водяные птицы и рыбы поедают много яиц; кроме того, по согласным данным внимательных наблюдателей, число самцов в некоторых местностях значительно меньше самок. Поэтому только сравнительно незначительная часть яиц может быть оплодотворена. В этом нужно искать причины, почему окунь не слишком сильно размножается.
Кроме щуки опасными врагами окуня являются выдра, речная скопа, цапли и аисты, а также лососи и другие хищные рыбы[208]. Не меньше вреда приносит окуню маленький рак-паразит (Achteres), называемый окунеедом, который внедряется в твердые ткани жабр и совершенно их разрушает. Кроме того, в нем нашли семь различных видов глистов.
Окунь доставляет истинную радость всем начинающим удильщикам, потому что часто попадается на удочку, несмотря на неопытность рыболова. Там, где он попадается, зачастую, можно иметь хороший улов с помощью удочки; в более значительном количестве его вылавливают мережами или неводом. Так как он выживает довольно долго вне воды, то его можно посылать на большие расстояния, только время от времени смачивать; он выживает дни и недели в тесных садках и поэтому принадлежит к самым выгодным для рыбаков видам своего класса. Более молодые рыбы, которые для еды не годятся, находят другое применение: из их кожи приготовляют очень хороший клей, похожий на рыбий. Чешуйки молодых рыбок употребляются для украшения различных поделок. Более старые рыбы, напротив, считаются и в наше время очень вкусной пищей, хотя мы едва ли согласимся с Авзонием, воспевающим окуня следующим образом:
Тебя, о окунь, радость стола, хочу я прославить:
Ты между речными обитателями подобен морским рыбам;
Один ты только можешь поспорить с красными морскими барбунами[209].
Лаврак (Dicentrarchus labrax) — рыба длиной 0,5–1 м и до 10 кг весом, встречается в Средиземном море и Атлантическом океане, а также у берегов Англии и была хорошо известна уже древним[210]. Окраска ее прекрасная серебристо-серая, на спине переходит в голубоватую, на брюхе в беловатую. Плавники светло-бурые.
Аристотель приводит лаврака под именем Labrax, а Плиний — под именем Lupus. Оба исследователя совершенно справедливо восхваляют его за превосходное мясо. По Плинию, больше всего ценились лавраки, которые вылавливались в Тибре, особенно в самом Риме, потому что они питались отбросами и тучнели. Вообще, и притом справедливо, предпочитали лавраков, выловленных в пресной воде, тем, которых ловили в море. Древние утверждали, что лавраки живут поодиночке, вследствие сильной прожорливости держат постоянно пасть открытой и поэтому названы волками, истребляют не только мясо, но и морские растения, даже отбросы, и для этого подплывают к Риму[211]. Они утверждали, что лавраки умнее других рыб и умеют избегать преследований; бодрствуя, очень хорошо слышат, но часто предаются сну, и тогда их закалывают копьями; если же они попадутся на крючок, то тогда так сильно бьются, что увеличивают рану и поэтому могут сняться с крючка; они также умеют уплывать из сети и т. д. Новейшие наблюдатели некоторые из этих данных подтвердили.
1 — Лаврак (Dicentrarchus labrax) 2 — Каменный окунь (Serranus scriba) 3 — Обыкновенный полиприон (Polyprion americanus)
Лаврак обыкновенно держится вблизи берегов, предпочитая мелкую воду более глубокой, часто плавает также в устьях рек и тогда поднимается по ним на значительное расстояние. Раки, черви и маленькие рыбы служат ему добычей. Ради раков он при сильном прибое выплывает почти к самому берегу, потому что тогда много раков уносится катящимися волнами и делается его добычей. Время метания икры у лаврака совпадает с серединой лета.
Так как лаврак по прожорливости не уступает своим родичам, то он также легко попадается на удочку и действительно, как рассказывали римляне, употребляет все усилия для того, чтобы уйти: с поразительной силой плавает взад и вперед и заставляет ловца приложить всю ловкость для того, чтобы овладеть им.
Ёрш обыкновенный (Gymnocephalus cernuus) достигает в длину 20–25 см и весит 120–150 г. Он имеет короткое сжатое туловище, тупое рыло; на спине и на боках он окрашен в оливково-зеленый цвет, испещренный неправильно рассеянными темными пятнами и точками; на спинном и хвостовом плавниках точки расположены рядами.
Обыкновенный ёрш распространен в средней, западной и северной Европе, но встречается также, и довольно часто, в Сибири[212]. В Германии вообще он обитает во всех больших реках или пресных водоемах; он не живет только в верхнем Рейне, потому что ему служит преградой Рейнский водопад; в других альпийских реках он также редко встречается. Он предпочитает прозрачные, глубокие озера[213] проточным мелким водам, но последние он посещает в апреле и мае во время метания икры и перекочевывает тогда группами, а обыкновенно держится поодиночке. Его образ жизни сходен с образом жизни окуня. В реках и ручьях он пребывает вплоть до осени; к началу зимы он избирает более глубокие бассейны и поэтому обыкновенно возвращается в свои озера. Пища его состоит из маленьких рыбок, червей и ракообразных. Икру он откладывает на камнях.
Лов его производят с помощью крючка, на котором наживлен дождевой червяк, и сетями с густыми петлями. Ловят его обыкновенно летом, а в некоторых озерах, наоборот, преимущественно зимой. Так, Клейн рассказывает, что однажды в Фриш-Гафе поймали подо льдом необычайно много ершей и маленьких лососей и наполнили ими 780 бочек. В северной Померании и на острове Рюген, где они употребляются и как приманка, вследствие беспощадного преследования ерши почти исчезли. В других частях Германии они сделались также редкостью. Напротив, они чрезмерно часто попадаются еще и теперь в реках Западной Сибири. Мясо ерша ценится, так как оно вкусно и здорово.
Обыкновенный судак (Stizostedion lucioperca) достигает длины 100–130 см, весит 12–15 кг. На спине он зеленовато-серого цвета, по направлению к брюху серебристо-белого, на верхней стороне, от спины к бокам, он исчерчен бурыми полосами, по бокам головы окрашен в бурый цвет под мрамор, на перепонках, соединяющих лучи плавников, покрыт черноватыми пятнами.
Судак живет в больших и малых реках северо-восточной и средней Европы. В северной Германии он живет в области Эльбы, Одера и Вислы и в соседних озерах, в южной Германии — в области Дуная, но его нет в Рейне, Везере и во всей западной Европе. В области своего распространения он избегает всегда речек с быстрым течением. В южнорусских реках, именно в Волге и Днестре, он заменяется родственным, быть может, отличающимся от него видом. Русские называют его бёрш, или волжский судак (Stizostedion volgensis)[214]. Он любит глубокую, чистую, проточную воду, держится большей частью в нижних слоях воды и только во время метания икры, между апрелем и июнем, он появляется на более мелких береговых местах, поросших водяными растениями. Здесь он откладывает свою икру. Будучи необычайно хищной рыбой, губящей всех мелких рыбок и не щадящей даже собственной детворы, он растет необыкновенно быстро. Плодовитость его значительна.
1 — Обыкновенный судак (Stizostedion lucioperca) 2 — Речной окунь (Perca fluviatilis)
Хотя Блох в одной икряной рыбе, весившей 1,5 кг, насчитал около 40 тысяч яиц, однако размножение нашего судака скуднее, чем можно было бы пожелать. Это потому, что взрослые судаки с таким же жаром преследуют молодь, с каким щуки, окуни, сомы и другие хищные рыбы преследуют их самих. Зибольд справедливо указывает на то, что напрасно до сего времени еще не занялись искусственным разведением судака, потому что без искусственного разведения с трудом удастся распространить эту вкусную хищную рыбу.
Мясо вкуснее и жирнее перед метанием икры, т. е. весной и зимой, но его нужно употреблять свежим, так как, копченое и соленое, оно сильно теряет во вкусе. В Германии приходится редко его есть; даже у нижней Эльбы он ценится наравне с лососем, потому что ловят судаков сравнительно немного. Совсем иначе обстоит дело в Фриш- и Куриш-гаффе, но особенно в области южнорусских рек. Здесь иногда вылавливается такая масса судаков, т. е. бёрша, что даже простой народ пренебрегает ими и употребляет их преимущественно для вываривания жира. В Астрахани мясо бёрша считают нездоровой пищей.
Обыкновенный чоп (Zingel zingel) достигает в длину 30 см и весит до 1 кг. Окраска на спине и боках темно-желтая, на брюхе беловатая. Рисунок состоит из 4 коричнево-черных лент, проходящих по бокам косо сверху вниз и вперед.
Малый чоп (Zingel streber) имеет в длину только 15 см и весит от 60 до 100 г. Малый чоп отличается от предыдущего вида очень сильным хвостом. Сходство же их выражается в окраске, которая у малого чопа на спине темно-желтая или красноватая, на боках светло-желтая и исчерчена 4–5 широкими черноватыми лентами, проходящими по бокам.
Обыкновенного и малого чопов до сего времени находили только в области Дуная, и они никоим образом не принадлежат даже здесь, т. е. в Дунае и его притоках, к часто попадающимся рыбам, по крайней мере к таким, которые постоянно попадаются в сети. Они любят чистую, проточную воду, живут на значительной глубине, питаются мелкими рыбами и червями и мечут икру в апреле. Мясо обоих вкусно и удобоваримо. Но улов их все же не вознаграждает затраченных трудов, а потому их ловом нигде регулярно не занимаются.
Малакант (Malacanthus hoedtii)[215], по-видимому, местами распространен по Индийскому и Тихому океанам от острова Св. Маврикия до Гавайских островов. Длинное, низкое тело у него и его родичей покрыто очень мелкими чешуйками; рот окружен толстыми губами. Другой вид, кажется, обитает там же, где и описанный; третий же встречается по берегам Атлантического океана в тропической Америке.
Малакант (Malacanthus hoedtii)
Пагр обыкновенный (Pagrus pagrus) отличается от пагра красного более тупой мордой и меньшим количеством более тонких зубов в челюстях, а также иной окраской. Спина серовато-бурая, переходящая в красноватую, голова темно-бурая, бока серебристо-серые; у начала боковой линии находится одно или несколько черно-бурых пятен.
Обыкновенный пагр очень многочисленная рыба в Средиземном море, часто встречается также у западных и северных берегов Франции, у берегов Голландии, Англии, Германии и острова Ютландия. Пища их, впрочем, не ограничивается только животными, они проглатывают также зеленые водоросли, которые легко срывают с помощью своего своеобразного зубного аппарата. Вообще можно бы считать обыкновенного пагра одиночной рыбой, но рыбаки уверяют, что иногда наблюдают огромные полчища их, которые медленно движутся вблизи поверхности воды, как бы выполняя важную миссию. Подобные стаи пагров встречают на глубоких местах над каменистым дном.
Обыкновенный пагр не особенно пригоден для стола, а также для соления. По Яррелю, неблагоприятное мнение относительно доброкачественности его мяса объясняется неумелым приготовлением. Если рыбу очистить через рот, сварить цельной и подать в таком виде на стол, тогда находят, мышцы, легко очищающиеся от чешуек, имеют очень приятный вкус.
Пагр красный (Pagrus major), самый распространенный вид этого рода, живет в Средиземном море, достигает в длину почти 50 см; спина чудного карминно-красного цвета, а бока, брюхо и плавники розово-красного.
Ласкирь, или морской карась (Diplodus annularis), — один из мелких видов этого рода — медно-желтого цвета, а на спине, брюхе и боках серебристо-серого. Каждая чешуйка имеет поверх боковой линии буроватую кайму; хвост украшен темным полукругом. Спинной, грудной и хвостовой плавники серого цвета, брюшной и хвостовой — ярко-желтого цвета. Длина взрослой рыбы достигает 20 см[216].
Дорада (Sparus auratus), называвшаяся у древних Aurata, а у итальянцев Orada, имеет в длину 30–40, а иногда и 60 см и весит от 4 до 8 кг. Окраска ее великолепна, и рисунок красив. Серебристо-серый основной цвет, отливающий зеленоватым, темнеет на спине, а на брюшной стороне переходит в блестящий серебристый. Жаберная крышка украшена продолговатым, округленным золотым пятном, расположенным отвесно, на лобной области между глазами проходит золотисто-желтая полоса; бока украшены 18–20 продольными полосами такого же цвета. Спинной плавник синеватый, а сверху, вблизи верхушек лучей, покрыт бурыми полосками. Заднепроходный плавник синеватый, хвостовой — черный; грудные и брюшные плавники фиолетового цвета.
1 — Морской карась, или ласкирь (Diplodus annularis) 2 — Аурата, или дорада (Sparus auratus)
Дорада принадлежит к заурядным рыбам у всех берегов Средиземного моря и у африканского берега Атлантического океана, от Гибралтара до мыса Доброй Надежды[217]. Дальше к северу она попадается реже, хотя известно несколько случаев, когда она заходила в Англию. По Ронделету, она не удаляется от берегов, напротив, заходит в соляные озера, связанные с морским берегом, и в них быстро тучнеет. Дюгамель рассказывает, что она на мелких местах поднимает хвостом песок, чтобы вырыть скрытые в нем ракушки. Она необычайно любит ракушки и производит, разбивая раковины, шум, знакомый рыбакам. Дорады, жившие у меня несколько лет, ежедневно подтверждали справедливость вышеприведенных данных. Правда, они ели также червей и других беспозвоночных животных, но все же отдавали предпочтение ракушкам, именно мидиям. Они ловко подбирают со дна их и других мягкотелых, с не меньшей ловкостью они отрывают их и от скал. Производя жевательные движения, они переносят добычу, обхваченную краями рта, в пасть, удобно располагают ее здесь, одним укусом раздробляют раковину, выбрасывают быстро обломки ее, проглатывают животное, снова отправляются на поиски, чтобы со второй, третьей, десятой ракушкой поступить так же, как с первой.
Суровый холод губителен для дорады; при наступлении зимы она удаляется на глубину и боязливо избегает мелких мест. Поэтому если она и бывает застигнута рано наступившей холодной погодой, то всегда погибает от холода.
Мясо их, хотя несколько суховатое, очень вкусно при всяком способе приготовления и поэтому чрезвычайно ценно. В Венеции, по словам Мартенса, заботливо разводят дорад в глубоких прудах, как это делали еще римляне.
На Мальте золотых дел мастера вытравляют азотной кислотой середину более крупных зубов дорад, затем оправляют их в кольца и продают легковерным людям под именем змеиных зубов, которым люди приписывают или от которых ожидают чудодейственной силы.
Большеглазый бопс, или полосатик (Boops boops), которого провансальцы называют «бога», достигает в длину 40 см и разрисован по зеленовато-желтому, снизу серебристому фону 3 или 4 золотистыми продольными полосами. Под грудным плавником находится обыкновенно черно-бурое пятно. Спинной, брюшной и заднепроходный плавники желтого цвета, грудной и хвостовой — зеленоватого; последние обыкновенно с желтоватым ободком.
Бопс принадлежит к самым обыкновенным рыбам Средиземного моря. Он встречается также у западных берегов Португалии и северо-западных берегов Испании и отсюда иногда, впрочем редко, доходит до Великобритании. У южных берегов Франции он появляется для метания икры два раза в год и тогда доставляет громадный улов рыбакам, хотя его мясо не особенно в цене[218]. Красота рыбы не осталась незамеченной, и французские рыбаки украшают свои лодки серебряными изображениями бопса. По исследованиям натуралистов, в желудке этой рыбы находят только остатки растений.
Обыкновенная ставрида (Trachurus trachurus) имеет веретенообразное туловище, заостренную голову и тонкий хвост с сильным плавником. Длина ее доходит до 30 см. Сверху она голубовато-серая, снизу серебристого цвета; плавники сероватые[219].
Она встречается как в Средиземном море, так и в Атлантическом океане, включая и Северное море, а в Балтийском встречается очень редко. Любимое местопребывание ставриды — вода непосредственно у берега, иногда же она подходит так близко к земле, что ее можно ловить руками. В течение одного августовского вечера было поймано при помощи сачка около 10 тысяч штук. На следующий день появилось у берега новое стадо, и мужчины и женщины, стар и млад, — все отправились вброд в воду для ловли рыбы, а другие остались на берегу, занятые сохранением выловленной добычи. В 1834 году, по словам Бихено, к ирландскому берегу приблизилось несметное количество ставрид. Насколько можно было окинуть взором, всюду море казалось как бы находящимся в состоянии кипения. Стадо также подошло непосредственно к берегу, и люди, стоящие на несколько выдающейся скале, могли ловить рыбу, лишь бы они держали руки в воде; каждый раз даже хватали не одну, а 3–4 рыбы. Ставриды беспокоили купающихся во всех местах их тела, ибо поверхность моря казалась состоящей скорее из рыб, чем из воды. Видно было, что темная масса рыб наполняет на большом пространстве верхние слои морской воды. Все сорта сетей были испробованы и находили применение; но только немногие из них можно было вытащить, потому что тяжесть пойманной рыбы была слишком велика для того, чтобы можно было справиться с сетью. Некоторые сети нужно было тащить вплоть до берега для того, чтобы здесь их опорожнить. Наиболее пригодной оказалась сеть с крупными петлями, употребляемая для лова сельдей. В каждой петле находился экземпляр ставриды, так что возникла настоящая стена, которую нужно было тащить вплоть до берега. Нечего было и думать считать и оценивать пойманных ставрид: их определяли по числу телег. Это обильное появление ставрид продолжалось в течение недели, причем обнаружилось, что они едят в утренние и вечерние часы, потому что как раз в это время они появлялись, преследуя молодых сельдей и набивая ими свой желудок. Имеет ли связь подобное странствование ставрид с периодом метания икры, я не могу сказать, так как не нахожу никаких данных относительно их размножения[220]. Но в пользу приведенного предположения говорит наблюдение, что ставриды обыкновенно держатся вблизи дна на более глубоких местах и только временами появляются такими массами.
К сожалению, не может быть сравнения между мясом ставриды и мясом макрели — ее родича. Англичане и американцы называют ставриду «конской макрелью», желая этим указать на непригодность в пищу или худое качество ее мяса.
Древние рассказывают о рыбе «помпилусе», которая следует за кораблями и, как говорит Геснер, «имеет удивительное свойство жить одиночно на глубинах и никогда не появляться у берега, точно она ненавидит сушу. Рыбы эти имеют также удивительное пристрастие к кораблям, которые плывут по морю. Именно они беспрерывно плавают возле них и вокруг них, пока не почуят сушу и берег. Это хорошо известно морякам, и поэтому, когда они видят, что эта рыба медлит и не хочет сопровождать далее корабль, тогда они понимают, что приближаются к берегу или мелкому месту, хотя бы его еще вовсе не было видно. Видимо, эти рыбы имеют сердечную привязанность и любовь к кораблям и отвращение к суше. Моряки хорошо предугадывают из подобного путеводительства рыб бурю, штиль и благополучное путешествие». Нет ничего невероятного в том, что древние разумели под своим помпилусом лоцмана, который действительно следует за кораблями, а еще чаще за акулами и справедливо носит свое название.
Лоцман (Naucrates ductor) сходен с макрелями по красоте своего чешуйчатого покрова. Основная окраска — синеватая серебристо-серая, которая на спине становится более темной и к брюшной стороне переходит в чисто-серебристую. Рисунок состоит из пяти темно-синих широких полос, которые опоясывают туловище и продолжаются также на спинной и заднепроходный плавники. Грудные плавники черно-синие, брюшные белые; хвостовой плавник у основания синий, а к концу окружен более темной каймой. Длина его достигает 20–30 см.
«Я всегда считал басней, — говорит Коммерсон, — рассказ о лоцмане акулы, но теперь я в этом убедился собственными глазами, так что я не могу более сомневаться в его правдивости. Понятно, что эти лоцманы пожирают куски, которые акула роняет; но непонятно, почему она не проглатывает их, когда они плавают у нее возле носа. Если поймают акулу, то лоцманы следуют за ней, пока ее не начнут поднимать; тогда только они уплывают. Если они не находят другую акулу, то держатся около корабля и часто следуют за ним в течение нескольких дней, пока снова не встретят акулу». Эти данные подтверждаются всеми наблюдателями, упоминающими об этой рыбе, и только Беннет дополняет, что лоцманами всегда окружена одиночная акула, а если несколько акул плывут вместе, то лоцманы всегда отсутствуют.
Лоцман (Naucrates ductor)
Причина дружбы между этими рыбами объясняется различно. Некоторые думают, что лоцман ведет свою акулу на хищничество, быть может в надежде получить что-либо и на свою долю; другие же с большим правом полагают, что лоцман чувствует себя в обществе страшного хищника безопаснее от преследований злейших врагов своих, проворных хищных рыб, а от акулы он может легко уйти благодаря быстроте своего плаванья[221]. По-видимому, между обеими рыбами существует известная симпатия, и не только лоцман заботится об акуле, но и она заботится о своем вожаке. «По пути в Египет, — рассказывает Жоффруа Сент-Илер, — к кораблю подплыла во время штиля акула, возле нее два лоцмана, которые держались на известном расстоянии; по прибытии они два раза осмотрели корабль с одного конца до другого и, так как ничего не нашли съедобного, то уплыли и увели с собою и свою акулу. В это время один матрос насадил сало на крючок и бросил в море. Рыбы уже уплыли довольно далеко, но все же услышали плеск, возвратились и, разведавши сало, отправились снова к своему повелителю, который в это время забавлялся на поверхности воды кувырканием и тому подобным. Тотчас акула повернула, сопровождаемая по бокам своими маленькими друзьями, и была буквально натолкнута ими на сало, так как она, по-видимому, не чуяла его. Сначала она откусила кусок приманки, захватила еще раз, повисла на крючке и была вытащена на корабль. Два часа спустя поймали одного из лоцманов, которые еще не оставили корабль». Другие наблюдатели рассказывают почти то же самое. Мейен сообщает, что лоцман обыкновенно плывет впереди акулы, вертится около ее пасти или же прячется под один из ее грудных плавников, иногда же бросается вправо и влево, как бы выходя на разведку, и затем снова, как верный раб, возвращается к акуле. Однажды с корабля, на котором находился ваш путешественник, бросили крючок с приманкой, так как на расстоянии около 40 м плыла акула. С быстротой молнии лоцман бросился на приманку, казалось, даже исследовал ее, затем возвратился к акуле, покружился вокруг нее несколько раз, ударил хвостом по воде и продолжал это делать, пока под его управлением акула не пришла в движение и не стала через несколько минут жертвой своей прожорливости.
Большинство мореплавателей думают, что лоцман питается пометом акулы, но Беннет утверждает, что находил в желудке пойманного лоцмана только маленьких рыбок. Возможно, что лоцман ест как то, так и другое.
Мясо лоцмана, по единодушному показанию всех, кому выпало редкое удовольствие отведать его, похоже по доброкачественности на мясо макрелей.
Большая корифена (Coryphaena hippurus) достигает в длину более 1 м и весит от 15 до 20 кг[222]. Окраска ее в зависимости от освещения бывает различной. «Во время штиля, — говорит Беннет, — большая корифена, плывущая по поверхности воды, отливает чудным блестящим синим или пурпуровым цветом с сильно изменяющимся металлическим блеском, смотря по тому, находится ли она на освещенном месте или в тени; только хвост сохраняет постоянно свою золотисто-желтую окраску. Будучи вытащены из воды и положены на палубу, они меняют краски на другие, столь же красивые: яркий пурпур и золотисто-желтая краска переходят в блестящий серебристый цвет, на котором сверху остаются первоначальные пурпуровые и золотистые тона. Изменение окраски продолжается долго, мало-помалу усиливается и, наконец, переходит в темно-серый цвет».
Большая корифена (Coryphaena hippurus)
Большая корифена живет в более теплых частях океана, главным образом в водах жаркого пояса, но распространяется и дальше к северу и югу, насколько теплые морские течения оказываются для нее удобными. Во время метания икры или следуя за стадами рыб корифены встречаются вблизи берегов; в другое же время они пребывают на достаточном расстоянии от суши и в открытом море. По словам Пехуэль-Леше, они иногда плывут за досками и обломками корабля, быть может, только для того, чтобы охотиться за собирающимися там многочисленными рыбами. Так как многие моряки держатся неправильного взгляда, что корифены появляются преимущественно в волнующемся море, то между ними существует поверье, что в случае появления их вблизи корабля должен быть шторм. Пища их состоит из всевозможных мелких рыб, особенно из обитающих в верхних слоях воды, именно из различных видов летучих рыб. Беннет нашел в их желудках также головоногих, именно каракатиц и аргонавтов. Благодаря большой корифене, хотя и не всегда, поднимаются над водой летающие рыбы. «Крупная корифена, — так рассказывает Галль, — плывшая долгое время за кораблем и неоднократно показывавшая нам удивительный блеск своей окраски, заметила вдруг впереди себя стадо летающих рыб, повернула к ним голову, выплыла на поверхность и с такой быстротой выскочила из воды, что казалось, как будто по воздуху летит пущенное ядро. Длина этого прыжка достигала более 6 м, но, однако, не была достаточна, чтобы схватить добычу. Тотчас за падением хищная рыба начала с быстротой молнии скользить по волнам, и скоро можно было заметить, что она после каждого прыжка увеличивала скорость движения. Море было гладко, как зеркало; поэтому можно было следить за каждым ее движением и наблюдать издали поле брани. Летающие рыбы, хорошо сознававшие, с каким жаром их преследуют, не плыли уже, а почти непрерывно летели, т. е. падали и мгновенно снова поднимались. Они возбуждали участие зрителей тем, что каждый раз меняли направление своего прыжка, надеясь уйти от своего алчного врага; но последний следовал за ними неукоснительно и, в свою очередь, поворачивал, как только замечал, что не идет по следам преследуемых им рыб. Это продолжалось недолго, пространство между ними уменьшалось все более и более; полеты летучих рыб становились короче, неправильнее и неувереннее, а необычайные прыжки большой корифены, по-видимому, доказывали, что скорость и сила их все еще продолжают увеличиваться. Наконец, можно было видеть или предположить, что опытный морской хищник направлял свои прыжки с такой уверенностью в успехе, что бросался в воду именно там, где должны были упасть и летающие рыбы. Иногда охота велась на слишком большом расстоянии от корабля, так что нельзя было ясно видеть, что происходило, но, если поднимались на снасти, тогда можно было заметить, как жертвы проглатывались одна за другой». Об удивительной силе мускулов большой корифены Ботелер рассказывает случай, повергший в изумление его и всех остальных офицеров, находившихся на военном корабле, которым он командовал. Одна из этих рыб поднялась с наветренной стороны близко перед носом корабля, прыгнула по воздуху вдоль его боковой стороны и с такой силой ударилась о борт, что, наверно, сильно ранила бы стоящего недалеко от того места человека. Сначала, ошеломленная ударом, она обессиленная упала к ногам рулевого, но скоро оправилась и начала так сильно прыгать и барахтаться, что нужно было нанести ей несколько ударов топором по голове, ранее чем можно было безопасно поднять ее. Вышина, на которую она поднялась во время этого прыжка над водой, достигала 6 м, и длина прыжка, если бы не была уменьшена ударом, должна была бы составить 50 м.
К осени корифены приближаются для метания икры к берегам. В Средиземном море наблюдали, что они избирают только скалистые берега, а пологих избегают.
«В апреле 1860 года, — так рассказывает Прэгер, — мы находились на Капуасе, самой крупной реке острова Калимантан. Здесь во время прилива мы услышали совершенно отчетливо музыку, раздававшуюся то сильнее, то тише, то вдали, то вблизи. Из глубины раздавалось как будто пение сирены: то как бы полные, сильные звуки органа, то как бы нежные звуки эоловой арфы. Яснее всего было слышно, если погрузить голову в воду, тогда легко различаются разнообразные составные звуки. Эта музыка, как рассказывают туземцы и подтверждают точные исследователи, производится рыбами».
Действительно, виртуозами, производящими эти звуки, являются рыбы, так называемые барабанщики, встречающиеся в различных морях, особенно же в Атлантическом и Индийском океанах. Они производят очень ясные звуки. «Около 7 часов вечера 20 февраля 1803 года, — повествует А. Гумбольдт, — весь экипаж корабля был испуган необычайным шумом, который был похож на барабанный бой на открытом воздухе. Сначала подумали, что шум происходит от порыва ветра, но скоро ясно различили этот шум на корабле, особенно в носовой части. Он был похож на шум, происходящий при кипении воды, если пузырьки разбрызгиваются. Тогда высказали опасение, не произошла ли где-нибудь течь, но скоро, около 9 часов вечера, во всех частях корабля услыхали, что шум прекратился». Джон Уайт во время своей поездки в Китай слышал подобные же звуки и сравнивает их со звуками органа, звоном колоколов, гулом сильной арфы и кваканьем лягушек, так как эти звуки были сходны то с одним, то с другим. Они были так громки, что думали, что корабль дрожит, постепенно усиливались и, наконец, распространялись по всему дну и бокам судна. Как производятся звуки, еще неизвестно, но утверждают, что крупные глоточные зубы, которые у них существуют, участвуют в этой музыке. Так как отмечают также дрожательное движение корабля, то Гюнтер считает возможным, что рыбы могут воспроизводить шум тем, что они, желая освободиться от паразитов, бьют хвостами об остов корабля[223].
«В течение трех тихих ночей, — так рассказывает Пехуэль-Леше о береге Лоанго, — я слышал так называемых барабанщиков (в марте и апреле) в области Гвинейского течения, вдали от берега и от шумящей реки Калемы. Если желают различать их совершенно отчетливо, тогда нужно приложить ухо вплотную к борту корабля. Еще лучше — опустить с лодки широкое весло в воду и схватиться зубами за свободный конец; самое же лучшее — погрузить с лодки голову в море вплоть до ушей, конечно затылочную часть, чтобы иметь возможность дышать. Тогда различают в темных волнах идущее со всех сторон и смешанное мурлыканье и хрюканье, перемешанное с легким скрежетом и треском, наподобие звука, издаваемого лангустами. Своеобразность шума невозможно описать и трудно с чем-либо сравнить; больше всего он походит на ржание лошади перед наполненными яслями. Отдельные звуки можно, конечно, недослышать, бесконечное же количество звуков очень ясно. Беспрерывные, глухие, почти неприятные звуки поднимаются отовсюду из глубины и продолжаются по целым часам, в течение целой ночи».
Морской барабанщик, или бородатый темный горбыль (Pogonias cromis), достигает в длину 1–1,5 м и весит от 40 до 60 кг. Окраска его красновато-свинцово-серая с черным отливом на верхней стороне и с темными пятнами в плечевой области. Плавники красноватые.
Этот барабанщик преимущественно встречается в западной части Атлантического океана.
Морской барабанщик, или бородатый темный горбыль (Pogonias cromis)
Красивая и вкусная рыба светлый горбыль (Umbrina cirrosa) имеет на нижней челюсти бородавку и поэтому является представителем особого рода (Umbrina). Основной цвет ее приятный светло-желтый; рисунок состоит из косых продольных линий, идущих снизу и спереди кверху и сзади имеющих серебристо-белую, а на спине голубую окраску. Брюшная сторона белого цвета, передний спинной плавник коричневый, задний спинной плавник по коричневому фону окаймлен одной белой лентой и белой оторочкой; грудные, брюшные и хвостовой плавники черного цвета; заднепроходный плавник красный. В длину горбыль достигает 66 см и более и весит 10–15 кг и более[224].
Эта превосходная рыба очень ценится во всех странах Средиземноморья не столько за свою красивую окраску, сколько за свое превосходное, белое и весьма вкусное мясо. Светлый горбыль живет на умеренной глубине, предпочитает илистое дно, очень красиво плавает, питается мелкими рыбками и мягкотелыми, червями и, как уверяют, водорослями; мечет икру в июне и июле. Ловят его в течение целого года вблизи устьев рек, чаще, когда ветер волнует воду в реке. Геснер уверяет, что горбыль очень труслив: «В испуге они так глупы, что, спрятавши голову в щель или трещину между камнями или под траву, думают, что они совершенно скрылись. По этой причине рыбаки ловят их без труда руками». Наш натуралист относит к горбылю нижеследующий рассказ.
В эпоху папы Сикста IV жил, как рассказывает Павел Иовий, в Риме блюдолиз по имени Тамизио. Главнейшим его занятием было заботиться с надлежащей обдуманностью о питании и нужде своего тела, не слишком затрачивая средства своего собственного кошелька. Его сообразительная голова пришла к мысли, что очень полезно наблюдать с раннего утра за приготовлением обедов у друзей. Для этого он ежедневно посылал своего слугу на рынок для того, чтобы знать, в какие дома покупаются самые лучшие кушанья. После получения доклада Тамизио хлопотал о том, чтобы быть приглашенным в гости к тому из своих друзей, у которого в кухне лучшие блюда. Однажды он услыхал, что на рынке была сциена-орел необыкновенной величины и, как редкость, передана сенаторам. Поспешно отправился он засвидетельствовать им свое почтение в надежде принять участие в последующем отведывании рыбы. К сожалению, надежда его была тщетной: при своем удалении он увидел голову, самую лакомую часть рыбы, в руках слуги, который получил приказание отнести ее кардиналу Рикарио. Обрадовавшись, что счастливчиком является его хороший знакомый епископ, он решил последовать за слугой. К его несчастью, кардинал послал рыбу своему сослуживцу Северину, и Тамизио должен был снова собираться свидетельствовать почтение из-за рыбы. Северин должен был меняле Чиги значительную сумму денег и послал ему лакомство. Чиги же тотчас по получении послал его своей любовнице. Таким образом, Тамизио, старый и тучный мужчина, во время сильного солнцепека бегал по всему Риму, и только за столом любовницы удалось ему немного отведать страстно желанного лакомства.
Рассказ этот указывает на то, как дорого ценилась в прежние времена сциена-орел. Еще удивительнее, чем рассказ, тот факт, что эту рыбу в течение длинного промежутка времени совершенно забыли или, по крайней мере, смешивали ее с другими, хотя прежние знатоки рыб тщательно ее описывали и восхваляли. Еще и в настоящее время ее ловят повсюду у берегов Италии, южной Франции, Испании и Португалии, иногда даже в британских морях, и все, кто ее отведывал, хвалят.
Относительно их образа жизни некоторые сведения сообщает принц Люсьен Бонапарт. По его словам, рыба нередко появляется у берегов Италии, именно на илистом дне и особенно вблизи устьев рек. Обыкновенно она ходит стаями, и если подобное общество подвигается вплавь вперед, то слышен громкий шум, который можно бы назвать родом мычанья, потому что он сильнее, чем хрюканье бычка и может быть слышен даже тогда, когда сциена-орел находится на глубине 10–12 м под водой. Шум служит путеводной нитью для рыбаков; чтобы услышать его, они прикладывают уши к борту корабля. Большие сциены-орлы обладают значительной силой и в состоянии опрокинуть человека ударом хвоста. Поэтому пойманные тотчас же умерщвляются, чтобы избежать несчастных случаев. Один экземпляр, застрявший в сети, бился так сильно, что стоявший вблизи сети рыбак опрокинулся в воду и должен был позвать на помощь своих товарищей, чтобы овладеть рыбой.
Орлиный горбыль, или сциена-орел (Sciaena aquila), достигает в длину 2 м и более и, если данные Ярреля справедливы, весит до 20 кг. Такая громадная рыба была поймана, по словам Кауча, осенью 1843 года в Мевагиссей в Великобритании. Окраска этой рыбы блестящая серебристо-белая, переходящая на спине слегка в бурую; она бледнее всего на брюхе. Плавники красно-бурого цвета.
Рыба эта живет в Средиземном море и Атлантическом океане, за исключением северных частей, встречается у мыса Доброй Надежды и даже у южного берега Австралии.
Орлиный горбыль, или сциена-орел (Sciaena aquila)
Темный горбыль (Sciaena umbra) достигает 50 см длины и весит до 3 кг. Цвет его своеобразный темно-бурый, переходящий к брюху, как обыкновенно, в более бледный или серебристый. При вынимании из воды он приближается к золотистому и отливает пурпуровым. Отдельные чешуйки покрыты множеством мелких темных пятен, которые и определяют общую окраску. Плавники бурые, заднепроходный и хвостовой плавники черные с более светлой оторочкой.
Относительно образа жизни этой рыбы нет подробных сведений, хотя она часто встречается по всему Средиземному морю, часто вылавливается, несмотря на то что мясо ее не всегда вкусно, и выносится на рынок[225]. Геснер повторяет рассказы древних, что она заходит в лиманы или в реки и что самые вкусные экземпляры те, которые выловлены «в реке Ниле и других пресных водах; те же, которые пойманы в море, имеют жесткое мясо». Марциал дает такую оценку горбылю: «О тебе много спорят, ты — князь Нильского рынка, для греческого вкуса нет лучшего кушанья».
1 — Темный горбыль (Sciaena umbra) 2 — Светлый горбыль (Umbrina cirrosa)
Крупные ушные камни темного горбыля прежде дорого ценились и вставлялись в серебро и золото: «Они полезны против колик в боку; дотронувшись ими до уха, успокаиваешь резь в животе и боль в матке; рост почечных камней задерживается, и выросшие камни изгоняются, если принять ушные камни в порошке»[226].
Еще менее мы знаем относительно жизни обисп (Equetus), о которых я упоминаю только ради их своеобразного строения. Они отличаются вытянутым телом, сжатым с боков, приподнятым в плечах и заостренным к хвосту; бархатистыми зубами, высоким, саблеобразным спинным плавником и ромбоидальным хвостовым. Кроме того, они характеризуются тем, что их плавники отчасти покрыты чешуйками и их окраска яркая.
Полосатая обиспа (Equetus lanceolatus) разрисована по серожелтому фону тремя широкими черно-бурыми продольными полосами с грязно-белой оторочкой.
Во всех морях жаркого и умеренного поясов обоих полушарий живут рыбы с красивой внешностью, которые называются султанковые. Туловище их, немного сплюснутое, вытянуто в длину. Рыло вытянуто, рот, помещающийся далеко внизу, мал, вооружение зубами разнообразно, но обыкновенно зубов мало; на подбородке находятся два более или менее длинных усика, сидящих на переднем конце подъязычной кости. Передняя часть головы и горло не покрыты чешуей; остальная же часть головы и все туловище покрыты крупными, мелко зазубренными чешуйками. Преобладающая окраска — красивая матовая карминно-красная.
Султанковые рыбы живут большими обществами и появляются всегда многочисленной толпой в несколько тысяч, мало кочуют, но в середине лета посещают, часто в бесчисленном количестве, отлогие песчаные прибрежные места и здесь мечут икру. Они добывают себе пищу, состоящую, по-видимому, из мелких ракообразных и мягкотелых, а также из гниющих растительных и животных организмов, роясь в песке. При этом они принимают горизонтальное положение, часто зарываются глубоко и на большом пространстве мутят воду на мелких местах. Многие хищные рыбы опасны для этих сравнительно мелких рыб и преследуют по неделям их стада. Человек также всюду преследует их и вылавливает их массами с помощью сетей с узкими петлями. Мясо их очень ценится, но спустя некоторое время после метания икры оно менее вкусно.
Султанковые были в большом почете у древних римлян не только из-за ценного мяса, но и из-за превосходной окраски. «Мясо этих животных, — говорит Геснер, передающий древние рассказы, — в большой цене, так что в старину оплачивалось равным по весу количеством чистого серебра. Но тогда они ценились так дорого не только из-за мяса, но и ради доставления наслаждения взорам. Для последней цели их помещали живыми в прозрачные стеклянные сосуды и плотно закрывали, чтобы наблюдать их смерть, чудное обесцвечивание — переход красивых цветов чешуек один в другой и постепенное ослабление». Для доставления удовольствия приглашенным гостям приносили в столовую большие сосуды с султанковыми и передавали их затем женщинам, которые умерщвляли их собственноручно, чтобы тешиться вышеупомянутой игрой цвета. Сначала наблюдали их движения в сосудах и громко выражали изумление; позже обращали внимание то на яркий блеск чешуек, то на блеск жабр. При наступлении смерти рыб очень поспешно отправляли на кухню, чтобы приготовить, так как султанка, пойманная и околевшая утром, считалась несвежей: она должна была быть показана гостям живой. «Нет ничего красивее, — восклицает Сенека, — умирающей султанки! Она борется с приближающейся смертью, и эти усилия распространяют по ее туловищу блестящую пурпурово-красную окраску, которая позже переходит в общую бледность, принимающую во время умирания удивительнейшие оттенки»[227]. Цицерон упрекает римлян за то, что они занимаются такой детской забавой, и говорит, «что богачи воображали себя на небе, если владели в своих прудах султанками, которые плыли за их рукой». Вследствие такого пристрастия цена на султанок достигла невероятной величины. Султанка в 1 кг весом стоила очень много денег; султанка в 1,5 кг весом привлекала всеобщее внимание; экземпляр же в 2 кг почти не знал себе цены. Относительно цены существуют точные данные. Так, Сенека рассказывает, что Тиберий из скупости послал на рынок подаренную ему султанку в 2 кг весом, вызывая купцов. И действительно, Апиций и Октавий, названные им лакомками, начали торговаться, и последний приобрел необыкновенную славу тем, что купил рыбу, проданную императором, за которую Апиций не мог заплатить 5000 сестерций. Ювенал, впрочем, говорит об одной султанке, весившей почти 3 кг, за которую было заплачено около 6000 сестерций. Во время царствования Калигулы Азинус Целер купил, по словам Плиния, одну из этих рыб за 8000 сестерций. Цена на них стала еще больше возрастать, так что Тиберий был вынужден определить особыми законами цену жизненных продуктов на рынках. По мнению римлян, султанка считалась самой лучшей из всех рыб, а ее голова и печень — самыми тонкими лакомствами. Но это воззрение впоследствии совершенно изменилось.
Барабуля, или султанка (Mullus barbatus), отличается почти отвесно ниспадающим лбом и сравнительно мелкими чешуйками. Она достигает в длину 30–40 см и однообразно окрашена в карминно-красный цвет, всюду на нижней стороне с серебристым отливом; плавники желтые[228].
Полосатая барабуля, или средиземноморская султанка (Mullus surmuletus), приблизительно такой же величины, покрыта крупными чешуйками и разрисована по красивому бледно-красному фону тремя золотистыми полосами, особенно заметными в период метания икры. Плавники красные, брюшные и хвостовой красно-желтые; на них обыкновенно находятся две желтые или бурые полоски.
Полосатая барабуля, или средиземноморская султанка (Mullus surmuletus)
Барабуля живет в Средиземном море во всех местах с глинистым или илистым дном. Ее находят также вдоль французского берега Атлантического океана, а вблизи Великобритании ее вылавливают только в редких случаях. Напротив, полосатая барабуля, обитающая также в Средиземном море и местами даже чаще попадающаяся, распространена к северу вплоть до Великобритании и попадается в значительном количестве у берегов Англии. Период метания икры приходится у них на весну; а молодь, 12 см длины, встречается в конце октября. Пищу их, по-видимому, составляют мягкие раки и разнообразные мягкотелые, при отыскивании которых усики, вероятно, играют не последнюю роль. «Барабуля, — уверяет Оппиан, — охотно поедает все, что гниет и разлагается в море, а также, конечно, и трупы людей, погибших при кораблекрушениях. Поэтому ее ловят на гнилую приманку и справедливо сравнивают со свиньей, которая, подобно ей, питается отвратительными веществами и все же доставляет превосходное мясо».
В Италии оба вида барабуль ловят в течение целого года сетями, вершами, а также крючками, на которые насажены рачьи хвосты. Так как после лова барабули скоро портятся, то их, тотчас после улова отваривают в морской воде, обсыпают мукой и помещают в тесто, в котором и пересылают. Точно так поступали еще сотни лет тому назад. Их внутренности сгнивают за очень небольшой промежуток времени; поэтому их нельзя ни сохранять долго, ни пересылать далеко от моря, а потому стараются запечь их с приправой в паштеты или пирожки и тогда пересылать в отдаленные большие города. Впрочем, в Италии и по сию пору существует поговорка: «Тот, кто ловит рыбу, не видит ее у себя на столе».
Брызгун (Toxotex jaculator), самый распространенный вид этого рода, известен уж с давних пор, потому что туземцы острова Ява, его родины, держат брызгуна в комнате для украшения. Его длина достигает 20 см; сверху он окрашен в темный зеленовато-серый цвет, переходящий внизу в серебристый, и украшен четырьмя более темными пятнами, имеющими форму полос. Образ жизни брызгуна иной, чем у видов, живущих между кораллами. Он уж издавна прославился способом добывания себе пищи, обратил на себя внимание туземцев и до такой степени понравился им, что его держат в домах вместе с домашними животными. Гоммель, бывший начальник госпиталя в Батавии, дал первые сведения об образе жизни брызгуна; Мютцель и другие вполне подтвердили его данные.
Брызгун (Toxotex jaculator)
Когда брызгун заметит на плавающем по поверхности воды растении муху или другое насекомое, он тотчас же приближается на расстояние от 1 до 1,5 м, выбрасывает из трубчатого носа несколько капель воды с такой силой и так метко, что редко дает промах. Эти рыбы доставляют особое наслаждение жителям Явы. Их помещают в небольшой бассейн, в середине которого возвышается над водой палка примерно на 60 см. В палку вставляют деревянные гвозди, на которые сажают насекомых, употребляемых брызгунами в пищу. После того как все готово, появляются рыбки, сначала плывут вокруг палки, затем показываются на поверхности воды, останавливаются на одном месте, направляют в течение некоторого времени взоры на насекомое, выбрасывают вдруг на него несколько капель воды, сбрасывают его, если выстрел был удачен, и проглатывают. Если же они не попадут в цель, то плывут еще раз вокруг палки, снова останавливаются и поступают так, как только что описано. При выбрызгивании воды слышен шум, производимый как бы маленьким насосом. Поистине удивительна та меткость, с которой они выбрасывают в жертву струю воды[229]. Чтобы наблюдать эту меткость, Гоммель прикалывал к палке муху с помощью иглы и тогда наблюдал, как все рыбы наперебой старались сбросить муху и беспрерывно выбрасывали в нее с необычайной быстротой водяные струи, ни разу не сделав промаха. В желудке брызгунов находили массами маленьких мокрицеобразных животных. Из этого, по-видимому, можно заключить, что насекомые представляют природную и излюбленную пищу этих рыб.
Волосохвостами (Trichiurus) называются виды, у которых хвост вытянут в длинное острие. Они отличаются отсутствием брюшных, заднепроходного и хвостового плавников.
Сабля-рыба (Trichiurus lepturus) достигает в длину 1 м. Окраска кожи — блестящая, серебристо-белая, окраска плавников — серовато-желтая; между первыми лучами находятся темные пятна. Относительно образа жизни сабли-рыбы мы знаем очень мало. Чаще их встречают в тропических морях, нередко и в Средиземном море, а дальше к северу они практически не встречаются; например, у берегов Великобритании отдельные экземпляры находили после сильных бурь мертвыми на берегу. О сабле-рыбе рассказывают, что она всегда движется очень быстро, иногда выпрыгивает высоко над водой и случайно при этом падает в рыбачьи лодки. На хищнические наклонности указывает сильное вооружение ее рта, и можно допустить, что она в состоянии нападать на довольно крупную добычу. Она же, в свою очередь, имеет в лице ленточных и других глистов если и не опасных, то все же неприятных врагов. Мясо сабли-рыбы признается всеми, кто его отведал, белым, плотным и вкусным. Этим и ограничиваются наши современные сведения об этих замечательных созданиях.
Сабля-рыба (Trichiurus lepturus)
Тридцать видов растительноядных рыб, живущих в Индийском и Тихом океанах и достигающих в длину 40 см, образуют это семейство[230].
Представителем одного из двух родов этого семейства является пестряк, или сиган (Siganus sp.). Эта рыба похожа на своих родичей продолговатым, сильно сжатым телом, покрытым очень мелкими чешуйками. Пестряк, называемый на островах Товарищества мараватиаму, буровато-оливкового цвета и разрисован на голове и туловище многочисленными червеобразными голубовато-белыми линиями. Он имеет в длину 25 см и известен из морей, омывающих острова Новые Гебриды, Соломоновы, Самоа, Тонга, Товарищества.
Гастерохизма (Gasterochisma melampus) — редкая новозеландская рыба, принадлежит к роду, отличающемуся необыкновенно широкими и длинными грудными плавниками, которые могут совершенно прятаться в складке кожи на брюшке[231].
Гастерохизма (Gasterochisma melampus)
Скумбрия, или обыкновенная макрель (Scomber scomber). Эта рыба столь же красивой формы, как и окраски, достигает 40–45 см длины, самое большее 50 см и весит в среднем 1 кг. Сверху она покрыта по ярко-синему фону с золотистым блеском темными поперечными полосками, а снизу серебристо-белого цвета. Кроме того, между вторым заднепроходным плавником и хвостовым помещаются с каждой стороны по 5 свободных добавочных плавников. У этой макрели нет плавательного пузыря. Благодаря ошибочному рассказу рыбаков и других наблюдателей раньше был распространен взгляд, что настоящей родиной макрели нужно считать Ледовитый океан и что она предпринимает оттуда ежегодно далекие путешествия в более южные местности. Адмирал Плевил, проведший на море 50 лет своей жизни, уверял, что он нашел место зимовки макрелей. Это, по его словам, маленькие скалистые бухты у берегов Гренландии со спокойной и тихой водой и с илистым дном. В течение холодного времени года он видел миллиарды макрелей, зарывшихся до половины в ил с опущенной туда головой. Они зарылись так близко друг возле друга, что казалось, будто воткнуты сваи. Матросы сначала отказывались посетить на лодке одну из этих бухт, боясь, что, быть может, макрели представляют особый род подводных скал, которые могут испортить лодку. Что рассказ старого моряка целиком выдуман, о том едва ли нужно упоминать; но относительно так называемого путешествия макрелей еще и в настоящее время существуют различные воззрения. Макрелей ловят постоянно на значительных глубинах, и притом как в Северном и Балтийском морях, так и в Атлантическом океане и Средиземном море. Впрочем, нельзя не заметить, что по направлению к востоку они встречаются все реже и реже и уже у острова Рюген не попадаются постоянно; они появляются одновременно у северных и у южных берегов[232]. Появление их у берегов повсюду приветствуется ликованием, потому что макрель принадлежит к превосходнейшим и важнейшим морским рыбам и ее лов, как и в древности, имеет в настоящее время громадное значение. В рыбачьих городах и селах появление макрелей призывает к деятельности все население; сотни и тысячи лодок тотчас снаряжаются на ловлю ценной рыбы, и вдоль всего берега во всех бухтах и губах начинается деятельная жизнь и движение. Каждая крупная рыбачья лодка сопровождается несколькими мелкими лодками, на которых лежит обязанность отвозить улов как можно скорее на рынок; нанимают даже быстроходные пароходы, которые быстро нагружаются и уже через 5–6 часов доставляют на рынок свежих макрелей.
1 — Скумбрия, или обыкновенная макрель (Scomber scomber) 2 — Обыкновенная ставрида (Trachurus trachurus)
У берегов Англии макрель появляется уже в марте, иногда даже в феврале; но, собственно, период лова начинается только в мае или в июне, а дальше к северу даже месяцем позже. Метание икры в южных местностях бывает в июне. Число яиц одной икряной макрели достигает полумиллиона. Главной пищей служит им молодь других рыб.
По нашему мнению, нужно как можно скорее съедать ценное мясо макрелей, а римляне, смешав его с кровью и внутренностями, оставляли гнить и таким образом приготовляли свой любимый соус «гарум». Самым лучшим считался испанский черный, или благородный, гарум; две кружки его благодаря примешанным к нему индийским пряным кореньям стоили очень дорого: ни одна жидкость, кроме благовоний, не оплачивалась на римском рынке так дорого, как этот соус. Готовым соусом обливали всевозможные мясные кушанья или же пили его за столом с водой и вином; запах его, говорят, был отвратителен.
Атлантическая пеламида, или атлантический бонито (Sarda sarda), хорошо известна всем морякам и путешественникам. По своему очертанию она похожа на тунца, но значительно меньше и редко достигает более 80 см длины. Спина и бока отливают из стале-синего цвета зеленым и красным; брюхо серебристого цвета и покрыто бурыми полосками; вдоль каждой стороны по четыре полоски, проходящих от горла вплоть до хвостового плавника. Удивительный блеск красок и красота рыбы, говорят, не поддаются никакому описанию.
Точно неизвестно, встречается ли бонито также и в Средиземном море; в Атлантическом океане пеламида попадается очень часто[233]. По словам барона Киттлица, она часто, в обществе тунцов, следует довольно продолжительное время за кораблем, считая, по-видимому, его своим путеводителем по океану; или же она весело играет на воде, подобно дельфинам, как часто наблюдал Пехуэль-Леше, впереди корабля, по обе стороны носа. Она также плавает обществами, но всегда в правильных стаях и рядах и становится очень заметной, так как принадлежит к самым ревностным преследователям летучих рыб. Кроме этих последних она питается также другими мелкими рыбами, каракатицами, ракообразными и даже растительными веществами; но главнейшая охота ее все-таки на летучих рыб. «Тунцовые рыбы, — говорит Киттлиц, — тунец и бонито, с большой поспешностью бросаются на летучих рыб; они вместо полета последних делают высокие прыжки, причем им нередко удается поймать добычу еще в воздухе. Брызги волн, шум при поднятии и падении, движение воды, обусловленное ветром, представляют при огромном количестве преследующих и преследуемых рыб оригинальное зрелище, при котором немало летучих рыб попадает в пасть хищников». Матросы пользуются этим для вылавливания бонито: они держат над водой на веревке приманку в виде мелкой рыбки, светлого лоскутка или же куска пробки, утыканного перьями. За этой приманкой бонито при быстром ходе корабля прыгает на высоту 1 м и обыкновенно попадается на крючок.
Синий, или обыкновенный, тунец (Thunnus thynnus) — одна из самых крупных рыб, вылавливаемая из-за вкусного мяса, представляет гигантскую макрель 2–3 м длиной и 150–300 кг веса. Иногда, говорят, тунец достигает более 4 м длины и весит до 600 кг. Спина его черно-синеватая, грудной панцирь голубого цвета; бока и брюхо по сероватому фону покрыты серебристо-белыми пятнами, которые сливаются в полосы. Передний спинной и заднепроходный плавники телесного цвета, ложные плавники серно-желтые с черной оторочкой.
Истинной родиной тунца считается Средиземное море; в Атлантическом океане он, по-видимому, встречается в малом количестве и заменяется родственными видами. Нельзя, однако, не упомянуть, что тунцы действительно идут из Атлантического океана в Средиземное море или же из последнего в Черное море, но нужно отметить, что в Средиземном море находят тунцов из года в год и даже чаще, чем в каком-либо другом месте. У берегов Атлантического океана эта ценная рыба встречается везде, но все же реже, чем у берегов Средиземного моря. Тунец только в виде исключения заходит в более северные местности, особенно к Великобритании, где его чаще всего наблюдают[234].
При всеобщем участии, которого тунец заслуживает и которое возбуждает во всех странах, лежащих по берегам Средиземного моря, всегда обращают внимание на его временное появление и хорошо изучили время его хода, но, несмотря на это, еще и ныне сведения об образе жизни тунца во многих отношениях недостаточны. Наблюдая странствующих тунцов, заметили, что они очень быстро и довольно ловко движутся более или менее многочисленными обществами, иногда тысячными стаями[235], преследуют преимущественно килек, сардинок и других мелких рыб, а в исключительных случаях — макрелей и летающих рыб, но также едят и ракушки.
Довольно подробно известно их размножение, известно, что на крупных и на мелких тунцов охотятся акулы и дельфины и вредят им, что они живут в мире и согласии с меченосами и поэтому часто плавают в их обществе. Этим и ограничиваются наши сведения.
Конечно, не подлежит никакому сомнению, что тунцы появляются у берегов только для метания икры. Во время их появления икра еще слабо развита; но ее развитие идет чрезвычайно быстро. Яичник тунцов, пойманных в апреле, весит около 500 г, а у пойманных в мае — уже более 6 кг. Число яиц часто бывает очень значительным. «Когда я увидел огромную величину их яичников и изобилие в них икры, — говорит Четти, которому мы обязаны первым подробным описанием рыбы и ее лова, — я перестал сомневаться, что Левенгук мог найти в них такое же громадное количество яиц, какое он нашел у трески». Другими словами, каждая рыба откладывает несколько сот тысяч яиц. В июле вылупляются мальки, несколько дней спустя они весят 40–50 г, а уже в августе — 100 г и более, а в октябре вес их достигает почти 1 кг. Насколько быстро идет рост с этого времени, неизвестно, но предполагают, что в первый год продолжается такое же быстрое увеличение их размеров. Продолжительность их роста неизвестна; по-видимому, половозрелыми они становятся очень рано, потому что вместе со старыми и крупными вылавливаются также более молодые и мелкие, которые, конечно, не плыли бы вместе с первыми, если бы они не были половозрелы.
Синий, или обыкновенный, тунец (Thunnus thynnus)
Описание способа улова тунца есть в то же время описание его образа жизни, потому что наши сведения относительно образа жизни тунца основываются на произведенных во время лова наблюдениях.
Лов производится различно в зависимости от местности и времени года. У берегов Лангедока, как в Истрии, выставляют перед наступлением хода тунцов на возвышенных местах сторожевые посты, которые извещают о появлении тунцов и указывают место, с которого они приближаются. По первому знаку часового в море направляется масса лодок, бывших наготове. Эти лодки по приказанию вожака образуют длинную дугу, выбрасывают свои сети и запирают рыб; затем суживают круг все более и принуждают тунцов плыть по направлению к берегу. Когда же приблизятся к земле и достигнут мелководья, тогда растягивают сеть и тащат ее вместе со всеми находящимися внутри тунцами на сушу, где начинается страшное избиение пленников.
В гораздо большем масштабе ведется ловля тунцов у берегов Италии. Здесь преграждают излюбленную дорогу тунцов многочисленными сетями и при благоприятном случае вылавливают за один раз тысячи. Аббат Четти описывает этот лов очень живо, и его описание годно даже в настоящее время и не заменено лучшим. В последующем изложении в основание ляжет описание Четти.
Предварительные работы для лова занимают апрель месяц. В начале мая проводится в море линия, которая должна указывать направление во время выбрасывания сети. Это совершается с помощью длинных веревок, которые раскладываются параллельно друг другу на поверхности воды. На следующий день после выставления отвозят сеть, заранее торжественно освященную духовенством, в море на нескольких судах и со всех сторон укрепляют ее якорями.
Тунец идет очень правильно, хотя и не всегда, как думали древние, обращен к берегу правой стороной. Он идет, по словам Элиана, «то по способу волков, то по способу коз», т. е. или группами в 2 или 3 экземпляра, или же большими стадами. При тихой погоде он не двигается вперед, а чаще всего ищет себе пищу, а как только море начнет волноваться от ветра, он пускается в путь и держится большей частью направления ветра. Поэтому при ловле тунцов с неудовольствием встречают как бури, так и штиль: каждый желает ветра, и притом такого, который был бы выгоден для его тоннары[236].
Рыба, ударившись о стенку сети, попадает сначала в большую камеру, вход которой остается открытым. Никогда или чрезвычайно редко догадается она возвратиться, чаще же она старается пройти сквозь сеть и при этом запутывается в соседних камерах, где или уже находятся рыбы, или где они скоро набираются.
Если сеть достаточно наполнилась и наступает штиль, появления которого ждут с тысячами желаний и молитв, тогда начинается бойня. Окрестная местность разделяет напряжение и волнение рыбаков; из отдаленных частей страны собираются знатные лица для того, чтобы присутствовать при возбуждающем зрелище. У всех тоннар существует обычай, что иностранец, пришедший сюда, радушно принимается, с ним обращаются самым дружественным образом и при отъезде наделяют его подарками. В ночь, предшествующую бойне, реис[237] перегоняет всех тунцов, обреченных на смерть, в переднюю, или «золотую камеру», настоящую предсмертную тюрьму, названную золотой потому, что в этой части сети тунец оказывается для рыбака столь же ценным, как золото в мешке. Теперь предстоит важная задача, именно избрать святого, который должен быть покровителем следующего дня. С этой целью бросают имена нескольких святых в урну и вытягивают один билетик. К одному лишь этому святому и обращаются с молитвами весь следующий день.
В день боя реис перед восходом солнца отправляется к середине сети, чтобы перегнать тунцов в мертвую камеру. Когда он все приведет в порядок, то поднимает флаг, появление которого приводит берег в возбуждение и движение. Лодки, на которых сидят рыбаки и зрители, отчаливают от берега; на берегу все от волнения бегают взад и вперед.
Сначала, при невероятных криках всех рыбаков, вытягивают мертвую камеру, притом чрезвычайно медленно, но по возможности равномерно. Реис присутствует повсюду: впереди и позади, на этой, на той стороне, здесь побранит одного, там пожурит другого, этому сделает выговор, тому бросит в голову кусок пробки. Чем ближе к поверхности подходит мертвая камера, тем более сходятся лодки. Постепенно усиливающееся клокотание воды извещает о приближении рыб. Тогда рыбаки, играющие роль палачей, вооруженные тяжелыми дубинами, на верхушке которых укреплен железный крючок, отправляются к двум главным лодкам, с которых происходит нападение на тунцов. Еще раньше, чем они начнут свою работу, можно заметить у них величайшее волнение.
Наконец реис отдает приказание к бойне. В воде начинается страшное волнение, происходящее от быстрого движения лодок и барахтанья огромных рыб, которые видят себя окруженными, преследуемыми и на волос от смерти. Пенящаяся вода заливает лодки. Палачи работают с истинным ожесточением, так как они получают известную часть добычи, и поэтому стараются умертвить как можно больше и притом самых крупных тунцов. В эту минуту, наверно, не пришли бы на помощь человеку, упавшему в воду или подвергающемуся опасности, а на раненных во время боя не обращают никакого внимания. Бьют, кричат, неистовствуют и вытаскивают как можно скорее тунцов из воды. После того как рыбы несколько уменьшились в числе, прекращают бой, снова подтягивают кверху сеть, в которой находится остальная часть улова. Начинается новый приступ, новая бойня. Так чередуются бой и притягивание сети, пока наконец не дойдут до дна мертвой камеры и не останется только незначительная часть тунцов. Кровь рыб обагряет значительную часть моря.
По истечении часа бойня окончена. Лодки идут под парусами и на веслах к берегу. Пальба мортир, расставленных на берегу, приветствует их. Еще до выгрузки каждый рыбак получает свою долю; затем патрон приносит дар святому, который был покровителем.
При каждой бойне, если она не последняя, никогда не опоражнивают сеть совершенно, но оставляют для приманки следующего лова около 100 тунцов и более. По истечении некоторого промежутка времени снова повторяется избрание святого и бойня тунцов, и так это идет, пока продолжается ход рыбы.
Добычу в свежем виде часто уступают иностранцам, явившимся в качестве покупателей, которые по своему способу солят их и маринуют. Тунцов переносят в тенистое место для того, чтобы разделить на части. Таким образом получают куски мяса, которые имеют различную ценность. «невероятно, — говорит Четти, — как много разнообразных сортов мяса находят у этой рыбы: на различной глубине, где исследуют ножом, наталкиваются то на жесткое, то на более мягкое мясо; в одном месте оно похоже на телятину, в другом — на свинину».
Так как образ жизни всех меченосов, по-видимому, одинаков, то мы опишем его, говоря о самом обычном виде.
Меч-рыба (Xiphias gladius). Эта рыба покрыта не чешуйками, а шероховатой кожей. Окраска спинной поверхности яркого пурпурово-голубого цвета с буроватым или красноватым отливом и по направлению к брюху переходит в нечистый, часто даже матово-синевато-белый цвет, который имеет красивый серебристый блеск. Плавники аспидно-синего цвета с серебристым отливом; хвост окрашен в сине-черный цвет; глаза темно-синие. Тело удлиненное, с боков немного сжатое, сзади почти круглое, передняя часть спины от переднего спинного плавника к голове постепенно углубляется, верхняя челюсть вытянута в мечевидный отросток. Этот отросток состоит из широкой пластинки, постепенно утончающейся и переходящей на конце в тупое острие; края у пластинки режущие и тонко зазубрены. Пластинка эта, сначала выпуклая, к корню плоская и даже вогнутая, вверху покрыта полосками, а снизу — одной бороздой. В образовании этой пластинки принимают участие передние лобные кости, решетчатая кость и сошник. Собственно же она образована удлиненными и превращенными челюстями. Масса меча ячеистая и состоит из ряда пустот, связанных и покрытых очень плотной костной массой и пронизанных четырьмя трубками — каналами, по которым проходят питательные сосуды. Нижняя часть пасти не удлинена; отверстие рта простирается далеко за крупные глаза. В строении жабр наблюдается нечто странное, так как их листки не только лежат друг подле друга, но и связаны друг с другом поперечными листочками, так что цельная поверхность жабр скорее похожа на сеть, чем на гребень. Средняя величина меч-рыбы достигает 2,5–3 м, и весит она 150–200 кг. Впрочем, встречаются экземпляры и 4 м длины, и в очень редких случаях почти 5 м, вес которых может достигать 350 кг[238]. Рассказы об исполинах еще большей длины и большего веса нужно принимать с осторожностью. Четверть или треть всей длины занимает меч, который представляет собой опасное оружие, употребляемое рыбой с большой ловкостью.
Область распространения меч-рыбы до сих пор еще точно не определена, во всяком случае она очень велика. В Атлантическом океане она доходит приблизительно от Шетландских островов и южного берега Ньюфаундленда до мыса Горн и, по Люткену, даже до мыса Доброй Надежды; в Тихом океане она встречается от западного берега Южной Америки и Нижней Калифорнии по крайней мере до Новой Зеландии и, быть может, переходя по Индийскому океану, до острова св. Маврикия, где меч-рыба была, во всяком случае, наблюдаема. Далее она постоянно встречается в Средиземном море и иногда заходит к востоку вплоть до Константинополя. По Элиану, она нередко заходит даже в Черное море, а иногда и в Дунай[239]. Летом она посещает также Балтийское море и случайно заходит вдоль западного берега Скандинавии до мыса Нордкап. Ежегодно повторяющееся летнее появление многочисленных меч-рыб у берегов Ново-Английских Штатов Броун Гуде объясняет тем, что они идут туда, следуя за стадами рыб, которыми питаются. Предположение же, что они предпринимают эти летние кочевки для метания икры, должно быть отброшено.
Меч-рыба принадлежит к самым быстрым и самым выносливым рыбам, принимая во внимание ее величину[240]. Поэтому она в состоянии побеждать более мелких рыб, которые вместе с каракатицами служат ее излюбленной, если не единственной пищей. В общем, она может считаться безвредной и трусливой, но очень раздражительна, и с нею иногда без всякого повода случаются внезапные припадки опасной ярости и жажды разрушения, во время которых она производит бесчинства. Это можно было бы считать выдумкой, если бы в том многократно не ручались правдивые путешественники. У рыбаков и приморских жителей, которые знают меч-рыбу, она за свою готовность к борьбе и часто безрассудную смелость вошла в поговорку. Обыкновенно она появляется на поверхности моря в безветренные и теплые дни и плавает спокойно, причем выставляет из воды часть своего спинного и хвостового плавников. Иногда она движется быстрее, ныряет по поверхности туда-сюда и забавляется большими прыжками, во время которых выскакивает целиком из воды и снова ныряет, причем плеск слышен далеко. В европейских водах, особенно в Средиземном море, можно наблюдать меч-рыб, попарно плывущих друг подле друга. Часто можно увидеть даже их спаривание. Опытные же рыбаки Новой Англии никогда не видели этого, и капитан Асиби уверяет, что он никогда не видел двух меченосов ближе чем на 10–12 м друг от друга. С мачты корабля можно при благоприятных условиях видеть 10–15 и даже 20 особей этих рыб. Когда поднимается ветер или наступает прохлада, меченосы уходят на глубину. По словам опытных рыбаков, они выходят на поверхность, когда выплывают макрели, и также следуют за ними на глубину. По данным Томсона и Асиби, которые наблюдали меченоса во время его охоты, хищник бросается стремглав в густое стадо рыб, с быстротой молнии наносит своим опасным оружием удары направо и налево, пока не умертвит достаточное для него количество, и тогда съедает плавающую вокруг него добычу. Многие рыбы при таких нападениях разрезываются пополам. Асиби однажды собрал на том месте, где меч-рыба на его глазах свирепствовала в стаде сельдей, еще около четверика мертвой рыбы[241].
Относительно размножения меченосов мы очень мало знаем.
Когда читаешь описания меченоса, которые оставили нам древние, то по привычке относишь их рассказы исключительно к области фантазии. Но ни об одном животном рассказы древних исследователей не оказались столь верными, как о меченосе. Я далек от того, чтобы считать все повествования новых наблюдателей правдивыми. Но не подлежит никакому сомнению, что они подтвердили почти все без исключения данные древних. Необходимо сначала вспомнить об этих последних, и поэтому мы приведем их из сочинения превосходного переводчика Геснера:
«Это очень красивая, веселая, сильная и благородная рыба. Эта рыба иногда называется другими нациями на их языке воином, или капитаном, или морским царем благодаря ее очень большому мечу, ее силе, большому вреду и могуществу. Киты боятся морских меченосов как смертельных врагов, хотя и последние боятся кита, называемого Balena, так что от страха погружают свой клюв, или меч, в ил и стоят неподвижно. Balena, заметив такой неподвижный чурбан, плывет, не трогая его, мимо.
В Индийском океане этот меченос так велик, что пробивает своим острием, или клювом, стенки португальских кораблей толщиной полторы ладони. Правдивые ученые и известные люди говорили, что подобная рыба иногда разрезает своим мечом пополам человека, плавающего около корабля. Несомненно, что у этого животного острый, твердый и крепкий меч, обладающий большой силой.
Эти рыбы так понятливы, что в состоянии отличить одно от другого различные наречия. Так, на Локридском берегу однажды при ловле этого животного присутствовало несколько итальянцев, и они заметили, что меченосы имеют пристрастие к греческому языку и вовсе его не боятся, а перед итальянским, наоборот, чувствуют страх и уплывают оттуда.
Рыбаки очень боятся этих рыб, так как они заходят в невод и своим большим и сильным мечом разрывают невод на части. Впрочем, иногда, особенно молодые экземпляры, вылавливаются неводом».
При описании тунца старый Геснер упоминает, что он очень боится меченоса. Это первое свидетельство, которое мы хотим рассмотреть. Четти решительным образом отрицает справедливость его. Павел Иовий, говорит он, приписывает причину перекочевываний тунца из Атлантического океана в Средиземное море боязни. По его словам, это море служит тунцу убежищем, куда он спасается от преследований своего страшного врага. Этот враг — меч-рыба — является в океане столь опасным для тунцов, что их стада без оглядки спасаются в Средиземном море. Иовий, думает он, приводит подобный рассказ, будучи, вероятно, введен в заблуждение Страбоном; но откуда бы он ни взял это сведение, оно, во всяком случае, совершенно неверно.
Меч-рыба (Xiphias gladius)
Утверждение, что меч-рыба нападает также на китов, несколько раз подтверждалось. Но все же нужно с осмотрительностью принимать данные наблюдателя Крауа, одного английского морехода, так как очень вероятно, что он говорит не о меч-рыбе, а о единороге. «Однажды утром, — рассказывает Крауа, — во время штиля, захватившего наш корабль вблизи Гебридских островов, собрался весь экипаж смотреть битву между акулами вместе с несколькими меченосами с одной стороны и гигантским китом с другой. Дело было в самом разгаре лета, погода была ясная, и кит был вблизи корабля; таким образом, мы имели наилучший случай для наблюдения. Как только спина кита показалась над водой, акулы выпрыгнули на несколько метров из воды, со страшной силой бросились на предмет их ненависти и наносили ему сильные удары своими длинными хвостами; удары были такой силы, что производили звук, как будто в некотором отдалении стреляли из орудий. Меченосы, в свою очередь, нападали на несчастного кита сзади, окружив его со всех сторон и всюду поранив, так что бедное животное не имело возможности спастись. Когда мы потеряли его из виду, то вода была кругом покрыта кровью, а пытка еще продолжалась. Мы не сомневались в безусловной гибели кита». Хотя, конечно, при этом и подобных ему наблюдениях возможна ошибка, тем не менее нельзя оспаривать возможность или даже вероятность того, что иногда меч-рыба нападает на гигантских морских млекопитающих животных и вымещает на них свою ярость. Почему, в самом деле, столь хорошо вооруженная рыба, которая при необъяснимых порывах гнева нападает не только на суда своих преследователей, но и на спокойно идущие своей дорогой корабли, не может иногда напасть на громадного кита? Эти данные подкрепляются лучше, чем рассказами Крауа и других мореходов, наблюдениями старого и опытного морского офицера. Барон Лагонтан в течение двух часов наблюдал с палубы своего фрегата, как вблизи один меченос нападал на кита, тщетно нырявшего в воду. Когда кит выходил на поверхность, чтобы дышать, тотчас появлялся возле него меченос «и выпрыгивал из воды, чтобы таким способом вонзить свой меч в тело кита». Так как Лагонтан говорит не о массовой борьбе, происходившей вдали, что могло бы затруднить наблюдение, а о единоборстве двух животных, борьбе, происходившей вблизи, то его простой и безыскусный рассказ заслуживает полного доверия. Нужно упомянуть как о достоверном факте, что меч-рыба нападала и на других крупных животных, не служащих ей пищей, и прокалывала их. Так, Даниель рассказывает, что в реке Северн, недалеко от Ворчестера, меченос проколол купающегося человека и сам был пойман.
Конечно, несчастья, произведенные меченосами, должны быть более часты, чем принято думать, так как большинство несчастных случаев остаются неизвестными. Многие путешественники едва ли имеют понятие об образе жизни этих воинственных животных или же не обращали на него внимания. Об акулах каждый пересказывает всевозможные ужасы, хотя очень трудно быть очевидцами или же найти фактические примеры этого. «Меч-рыба, — так повествует Уайт Джиль из Южного океана, — наводит панику на наших рыбаков. Я узнал о многочисленных несчастных случаях, причиненных молодыми меченосами. В одном случае у туземца меченос проколол ладонь; рана была круглая. Нападающая рыба вынула свой меч и продолжала безнаказанно свой путь. В другой раз пришел поздно вечером туземец с просьбой дать арники для молодого человека, пораненного крупным меченосом. Меченос, спешивший за мчавшимися рыбами, в пылу попал в большую лодку, в которой сидел этот юноша. Обе стенки лодки были пробиты меченосом, и так как колено юноши приходилось как раз по линии удара, то меченос проткнул и его недалеко от сочленения. Меч имел в длину, по крайней мере, два фута. Несколько секунд бедный парень был без чувств вследствие боли и потери крови; он и по сию пору хромает. В двух других случаях была проколота седалищная кость, причем бедренная артерия почти совершенно разорвана. Оба раненых наконец совершенно выздоровели. Самый печальный случай произошел с девушкой, пораненной этой страшной рыбой в бедро, — едва-едва она избежала смерти: страшная рана закрылась только после месячного заботливого лечения».
Меченосы довольно часто пробивают суда[242]. Доски, в которых находится обломавшийся меч или кусок меча, выставлены в различных коллекциях. Когда начали переделывать в 1725 году британский военный корабль «Леопард», то в носовой части, недалеко от киля, нашли торчащим сломанный меч нашей рыбы. Этот меч пробил наружную обшивку 2,5 см толщиной и доску 7,5 см толщиной и, сверх того, погрузился еще на 11 см в глубь бревна. Точно так же при переделке китобойного судна «Фортуна», возвратившегося из Южного океана, нашли сломанное оружие меченоса, которое пробило не только медную обшивку 2,5 см толщиной, затем твердую доску 7,5 см толщиной и крепкое дубовое бревно в 30 см, но также и дно бочки с ворванью, помещавшейся на корабле. В деревянный остов корабля «Присцилла» сломавшийся меч погрузился на глубину 45 см. Рыба ударила в судно ночью недалеко от Азорских островов, в то время как командир, капитан Тэйлор, находился на палубе. Сотрясение, обусловленное ударом, не только перепугало бодрствующих матросов, но и разбудило спящих, которые поспешно вышли на палубу. На основании этих достоверных случаев, которые при желании можно привести в большом числе, понятно, какой необычайной силы достигает удар, с какими проворством и силой нападает вовсе не рассерженный умышленно меченос в избранный им предмет.
К счастью, разъяренная рыба, стараясь освободиться, обламывает свое оружие, застрявшее в плотном дереве, и, вероятно, погибает. В противном случае она могла бы причинить гораздо больше бед. Все же меченос сделал уже немало пробоин в суднах, а некоторые и совершенно потопил. Такой случай, как сообщает Бэрд, произошел в 1871 году с маленькой яхтой «Редгот», на которой одна компания отправилась у берегов Массачусетса охотиться на меченосов. То же случилось в тех же водах с лодкой, на которой охотился Пехуэль-Леше: меченос, имевший в длину около 3 м, будучи ранен, с такой силой ударил, подойдя снизу, в лодку, что в образовавшуюся брешь прошел не только меч, но и голова. Образовавшуюся благодаря этому большую дыру заткнули с грехом пополам сюртуком, и человек должен был постоянно вычерпывать воду, чтобы лодка держалась на воде, пока не высадились на ближайший берег. Но и более крупные суда подобным же образом подвергались сильному повреждению. Бриг «Тинкер» с капитаном Бернардом во время возвращения из Рио-де-Жанейро в Ричмонд подвергся 23 декабря 1875 года такому нападению меченоса, что команда ясно почувствовала толчок. Несколько часов спустя убедились, что вода проникла внутрь и что бриг получил пробоину. Экипажу пришлось все время работать помпами, пока бриг не достиг гавани. При исправлении выяснилось, что было повреждено дно корабля в носовой части.
После вышесказанного мы не станем удивляться, что меченос играл уже и на суде значительную роль. Так, 11 декабря 1868 года в Лондоне судьи и эксперты разбирали случай аварии, произошедшей благодаря нашей рыбе и приведшей к процессу. Великолепный корабль «Dreadnought», предназначенный для торговли с Индией, был застрахован от всевозможных опасностей на море. 10 марта 1864 года он вышел из Коломбо в Лондон; спустя три дня экипажу посчастливилось поймать на крючок меченоса. Но последний, к сожалению, порвал веревку, сделал прыжок, точно хотел лучше осмотреть корабль, и вскоре после этого ударил в него снизу. На следующее утро в трюме оказалась вода: корабль получил пробоину. Возвратились в Коломбо и для поправки судно отвели в Котчин. Там нашли в дне сравнительно небольшое отверстие. Владельцы «Dreadnought» требовали от страхового общества возмещения убытков и предъявили иск, так как общество отказывалось платить под тем предлогом, что меченос не мог нанести такого повреждения. К разбору дела в качестве экспертов были приглашены Овен и Буклэнд. Приговор суда был такой: общество страхования должно заплатить около 12 000 марок вознаграждения за сумасбродное нападение меченоса.
Лов меченосов существует в виде промысла преимущественно в южной Италии и в восточных Соединенных Штатах. Относительно рыболовства у итальянских берегов Линдеман сообщает: «Лов меченосов производится частью в тоннарах, больших неводах, приспособленных для лова тунцов, частью большими мережами с крупными петлями, частью крючками и, наконец, гарпуном. Последнее орудие, очень похожее на китовый гарпун, употребляется преимущественно в Мессинском проливе. Палка у гарпуна длиной от 3 до 4 м, собственно гарпун сделан из железа и имеет в длину 20 см, проникновение его в тело рыбы облегчается подвижными крючками. Лодка остается соединенной с пойманной рыбой при помощи бечевки 200 м длиной, прикрепленной к гарпуну». Применяемый там же невод, по словам Тоцетти, имеет в длину от 600 до 800 м, а в ширину — 16 м. На каждом конце находится крупный пробковый поплавок, к которому прикреплен колокол, издающий звон при всяком движении сети. Когда крупная рыба запутается в петлях и, пытаясь освободиться, приводит невод в сильное движение, тогда рыбаки извещаются об этом звоном колокола и спешат, чтобы овладеть добычей.
Парусник (Istiophorus platypterus) может достигать, по данным Теннента, в длину 6 м. Он сохраняет, как это утверждает вышеназванный натуралист, в течение всей своей жизни огромный спинной плавник 1,5 м вышиной. Окраска его такая же, как у только что описанных меченосов, только более темная и блестящая.
Парусник преимущественно живет в тропических морях, особенно в Индийском океане, и очень редко заходит далеко на север. По своему характеру и привычкам он, сколько мы знаем, сходен с меченосом, но все же менее воинствен и не так безрассудно любит нападать; пища его также схожа с пищей меченосов. По Тенненту, парусники действительно пользуются своим спинным плавником как парусом[243].
Парусник (Istiophorus platypterus)
Арабские рыбаки Красного моря называют щетинозуба пятнистого (Chaetodon setifer) рыбой-знаменщиком (Fahnenfisch). Он распространен во всем Индийском и в западной части Тихого океана и отличается значительно удлиненным пятым лучом в спинном плавнике. По матово-белому фону этой рыбы проходят в разных направлениях более темные полосы. Одна черная полоса с белой каймой на заднем конце расширяется книзу и проходит от затылка через глаз к горлу; 5–6 черноватых идут косо спереди вверх и назад; 8–10, пересекающиеся с остальными почти под прямым углом, проходят также спереди вверх и назад. Надглазничную область, кроме того, украшают четыре оранжево-желтые поперечные линии. Задняя часть спинного плавника, на которой часто находится черное, с белой каймой пятно, лимонно-желтого цвета, кверху огненно-красного и окружена черной каймой. Хвостовой плавник лимонно-желтого цвета, сзади украшен полулунным бледно-желтым пояском с белой каймой, а далее веретеновидным темно-коричневым пояском с черной каймой вокруг красновато-светло-серого края. Заднепроходный плавник оранжевого цвета с черным краем и белой каймой. Грудь и брюшной плавник красновато-светло-серого цвета. Длина пятнистого щетинозуба достигает 20 см.
Щетинозуб коралловый (Chaetodon fasciatus) достигает в длину 16 см. Голова разрисована по белому фону широкой черной глазной полосой, проходящей от темени к предкрышечке, туловище по ярко-желтому фону испещрено 9–12 темно-коричневыми полосами, проходящими косо спереди вверх и назад и продолжающимися до желтых плавников. Губы алого цвета; у мягких плавников — спинного и заднепроходного — черный край, а у первого над основанием темно-коричневая полоса в форме дуги. На хвостовом плавнике, недалеко от конца его, находится черное чечевицеобразное пятно с белой оторочкой. Область распространения тянется от Красного моря вплоть до Китая.
Рыбы-бабочки (Chaetodon)
Щетинозуб полосатый (Chaetodon vittatus) имеет в длину 11 см. Он разрисован по лимонно-желтому фону приблизительно 13 черноватыми продольными полосками, на голове — широкой дугообразной глазной полосой и узкой полосой, расположенной позади, на лбу — 3–4 поперечными линиями, которые, подобно головным полосам и окружности рта, черного цвета. Мягкая часть желтого спинного плавника окаймлена черной полосой и оранжевой каемкой. Совсем черный заднепроходный плавник исчерчен вдоль края светло-желтыми полосами и ограничен оранжевой каймой; черный хвостовой плавник имеет широкий алый край.
Эта красивая рыба распространена от восточной Африки вплоть до архипелага Таити[244].
Вымпельная рыба-бабочка, или белоперая кабуба (Heniochus acuminatus), имеет 20 см длины[245]. Преобладающая серо-желтая окраска переходит на груди и горле в серебристо-белую. Голова отчасти или вся черного цвета, бока рыла светлые, щеки темные. Две очень широкие, черные, косые полосы проходят по всему туловищу и плавникам. Первая идет от затылка к брюху, а вторая почти параллельно первой идет далее назад от 5–8-го спинного луча вплоть до заднего конца заднепроходного плавника. Плавники в тех местах, где они не покрыты полосами, лимонно-желтого цвета. Рыба живет во всем Индийском океане.
Голакант (Holacanthus diacanthus) достигает в длину 20 см. По лимонно-желтому фону он разрисован 8–9 светло-голубыми, с широкой черной оторочкой, отчасти раздвоенными поперечными полосами. Черная верхняя часть головы разрисована чудно-голубыми продольными поперечными линиями; голубая полоска огибает глаз, другая проходит по краю предкрышечки. Грудные, брюшные и хвостовой плавники лимонно-желтого цвета; мягкая часть темно-коричневого спинного плавника по краям испещрена черными и голубыми крапинками, а на остальном протяжении синими. Коричневый заднепроходный плавник разделен 6–7 дугообразными светло-бурыми поперечными полосами.
Еще красивее императорская рыба-ангел (Pomacanthus imperator). Голова грязно-серного цвета украшена темно-коричневой лобной и глазной полосой, у которой спереди и сзади светло-голубая каемка; над грудным плавником находится большое продолговатое пятно совсем черного цвета с желтой каемкой вокруг. Это пятно так же чудно выделяется на синем, впадающем в фиалковый цвет туловище, как и дугообразные желтые линии, проходящие по бокам тела. Брюхо и грудь темно-зеленого цвета, плавники синеватые, их лучи светлее или темнее, от оранжево-желтых до черных; коричневый заднепроходный плавник исчерчен синими дугообразными продольными линиями; оранжево-желтый хвостовой плавник имеет светлые края[246].
Оба вида обитают в Индийском и Тихом океанах.
Маленькие рыбы, питающиеся ракообразными животными, образуют семейство нандовых. Они живут в реках тропических местностей Америки, впадающих в Атлантический океан.
В Эссеквибо живет южноамериканский многоколючник, или рыба-обрубок (Polycentrus schomburgkii), имеющий в длину 9 см и называвшийся ранее по имени нашедшего его Шомбургка — шомбургков многошип[247].
Наш рисунок изображает капского ножезуба, или южноафриканского оплегната (Oplegnathus conwayi), — рыбу с высоким сжатым телом, покрытым очень мелкими гребенчатыми чешуйками, и с непрерывной боковой линией. Достигает 90 см длины. Челюстные кости имеют острый край, на котором находятся незаметные зубы, сросшиеся с костями; нёбо лишено зубов. Передняя часть спинного плавника, вооруженная твердыми лучами, подлине превышает заднюю мягкую часть; заднепроходный плавник имеет три шипа; брюшные плавники, расположенные на груди, имеют по одному твердому и по пять мягких лучей. Достоверных сведений относительно его образа жизни нет[248].
Капский ножезуб, или южноафриканский оплегнат (Oplegnathus conwayi)
Хромис (Chromis tristrami) живет в соленых озерах восточной Сахары и земли Ашантиев.
Рифовый окунь (Pomacentrus scolopsis) из южных морей и Малайского архипелага живет преимущественно среди коралловых рифов. Подобно щетинозубам (Chaetodon), он бывает роскошно окрашен и разрисован. Отдельные экземпляры вида, достигающие около 12 см длины, часто очень сильно различаются между собой.
Следует упомянуть семейство живородковых. Рыбы, при-_ надлежащие к нему, сходны с представителем одного из родов семейства — серебристой дитремой (Ditrema argenteum). Самки этих рыб живородящи. Половой зрелости эти рыбы достигают рано, уже в возрасте 1 года.
Длиннопалый циррит (Chilodactylus macropterus) принадлежит к важнейшим съедобным рыбам южных морей. Другим представителем этого семейства является пятнистый циррит (Cirrhitus maculosus), представленный на рисунке.
Длина пятнистого циррита достигает 25 см. Он распространен от Красного моря и восточной Африки до Гавайских островов. Характерной особенностью цирритов являются свободные и утолщенные концы нижних лучей грудного плавника.
Многие из этих рыб ярко окрашены. Несмотря на небольшие размеры (20–25 см), это прожорливые хищники, стремительно атакующие своих жертв из засады.
Пятнистый циррит (Cirrhitus maculosus)
«Подобно тому как у нас в широкой степи охотятся на зайцев с помощью охотничьих собак и на птиц — с помощью сокола или другой хищной птицы, так некоторые народы на далеких островах охотятся на морских рыб с помощью другой рыбы, приспособленной самой природой для этой работы и приученной к ней человеком».
Прилипало, о котором упоминают Геснер и его единомышленники, был известен уже древним, и его способность прикрепляться к кораблям или крупным морским рыбам послужила, несомненно, причиной его названия и рассказов, основанных на этом названии. Уайт Джиль рассказывает, как туземцы некоторых островов Торресова пролива умеют ловить в воде плавающих черепах, и продолжает: «Другой способ ловли состоит в том, что пользуются помощью присасывающейся рыбы, имеющей около трех футов длины, которую легко поймать веревкой. У пойманной рыбы жители Торресова пролива прокалывают хвост, продевают сквозь него крепкую веревку и для полной уверенности обматывают ее еще и вокруг хвоста. Несколько таких пойманных рыб оставляют плыть на веревке сзади лодки, пока не появится черепаха, затем бросают 3 или 4 рыбы как можно ближе к ней, спящей. Тотчас же рыбы присасываются к черепахе, которая, при пробуждении, оказывается в плену. Тогда туземцы осторожно вытягивают веревку, пока прилипалы и их добыча не окажутся вдоль борта судна. Этот хитрый способ применяется только для ловли черепах малого объема. Присасывающихся рыб держат иногда в течение двух или трех дней в лагуне или же в лодке, наполненной наполовину морской водой, пока не отыщут черепах».
Важнейшим характерным признаком прилипал (Echeneis) является плоская овальная пластинка, начинающаяся над ноздрями, тянущаяся по всей голове и захватывающая даже часть спины. Эта пластинка имеет гибкий край и 12–27 подвижных поперечных складок, усаженных на верхнем ребре тонкими зубчиками, и может служить для присасывания. Переднего спинного плавника нет, задний отодвинут далеко назад против заднепроходного плавника; грудные и брюшные плавники малы, хвостовой плавник сравнительно велик и либо вырезан, либо закруглен и изменяет, по Дэю, свою форму в зависимости от возраста. Челюсти, из которых нижняя более выдается вперед, нежели верхняя, усажены тонкими гребенчатыми зубами. Такие же зубы помещаются и на сошнике, а на языке расположены тонкие бархатистые зубы. Число лучей в жаберной перепонке достигает восьми. Желудок большой, кишка короткая и широкая; плавательного пузыря нет. Известно около десяти видов.
Наиболее известный вид этого рода, обитающий во всех тропических и не слишком холодных морях, по Дэю, самый распространенный из встречающихся в индийских водах, — обыкновенный прилипало (Echeneis naucrates) достигает длины 90 см и больше[249]. На спинной стороне он оливкового или буровато-серого цвета, на брюшной стороне — беловатого цвета; плавники, за исключением темно-бурых грудных, имеют на верхушках и на ребрах белую сторону; вдоль боков туловища у многих экземпляров тянется темная полоса. Присоска имеет 21–25 поперечных складок.
Родственный вид — акулья ремора (Remora remora), встречающаяся также и в Средиземном море. Она редко имеет более 20–25 см длины; окраска кожи, покрытой мелкими, липкими, блестящими чешуйками, переливает от буро-желтого до темно-бурого цвета. Присоска обыкновенно имеет 18 поперечных складок[250].
Образ жизни всех прилипал один и тот же. Подобно сростнопёрым, они прикрепляются к другим предметам — в исключительных случаях к скалам и камням, обыкновенно же к кораблям и акулам. Последних редко можно видеть без этих спутников, и иногда они сплошь бывают покрыты ими. Вероятно, шероховатая кожа акул предоставляет прилипалам надежную точку прикрепления, а их подвижность доставляет им возможность охотиться на рыб постоянно в новых слоях воды. Вместе с акулами и кораблями они проходят по морю значительные пространства и, подобно лоцманам, заходят в чуждые им части моря. Причина, по которой они прикрепляются к кораблям и акулам, еще не выяснена удовлетворительно. Что они присасываются, это понятно, так как все животные, как я неоднократно указывал, умеют наивыгоднейшим образом пользоваться своими органами, но почему они прикрепляются к подвижным предметам, трудно сказать. Предположение, что они делают это потому, что сами плохо умеют плавать, требует еще доказательства, однако оно довольно вероятно. «В то время как верхняя часть головы, — говорит Киттлиц, — прикреплена, челюсти имеют достаточно места для того, чтобы с успехом схватывать мелкие пищевые объекты, которые плывут мимо них. При этом им помогает само строение челюстей. Все тело рыбы как будто перевернуто: брюхо выглядит так, как спина у других рыб; оно не только выпукло, но и темнее окрашено, чем спина, которая всегда прижата к другим предметам. Эта склонность к присасыванию настолько сильна, что, пока рыба жива, нелегко удается увидеть ее спинную поверхность, потому что она всюду одинаково присасывается: так, например, на дне сосуда с морской водой, где она на гладкой поверхности все же достаточно сильно прикрепляется, и в таком положении, совершенно перевернутая, лежит спокойно. В этом положении прилипалы, по-видимому, может быть, с небольшими перерывами, проводят всю свою жизнь. Сила их присасывательного органа так велика, что даже мертвые рыбы еще довольно крепко висят на разнообразных предметах».
Акулья ремора (Remora remora)
Способ их прикрепления легко объясняется. Их присасывательный кружок действует подобно кровососной банке. Они придавливают многие листочки к краю, прижимают поверхность, сделавшуюся ровной, к тому, к чему прикрепляются, затем приподнимают снова некоторые поперечные листочки, и таким образом образуется безвоздушное пространство, которое позволяет действовать полному давлению воды. Их головная пластинка действует не так, как настоящая присоска, но довольно сходно. Они плавают вовсе не так плохо, как обычно думают, хотя их движения кажутся довольно неловкими и производятся исключительно хвостовым плавником. На пойманной акуле они обыкновенно держатся, пока часть, к которой они прикрепились, находится в воде, и, если рыбу вытащат, тогда они отделяются и пристают к кораблю. Киттлиц наблюдал также и обратное: он поймал нескольких из них, которые и на воздухе так плотно оставались на пойманной акуле, что их нужно было отрывать с силой.
Некрасивая внешность прилипал удерживает большинство путешественников от употребления их в пищу. По единодушному заявлению тех, которые не обращали внимания на предубеждение, мясо их вовсе не дурного вкуса, и некоторые моряки причисляют их к вкусным морским рыбам — взгляд, с которым вполне соглашается и Беннет.
Полосатый губан (Labrus mixtus). Характерные признаки его: толстые, мясистые двойные губы, конусовидные зубы на челюстях, лишенные игол или зубцов и покрытые чешуей жаберные крышки и предкрышки. Самец по буровато-красноватому основному фону покрыт роскошными синими продольными полосами, часто так, что цвет этих полос является господствующим. Самка же по светло-красному фону на задней части спины украшена тремя темными пятнами. Длина рыбы около 30 см; вес бывает 1 кг и больше.
Из Средиземного моря, которое и нужно, собственно, считать родиной полосатых губанов, эти рыбы распространяются через Атлантический океан и на север, идут до британских и норвежских берегов. Как и остальные виды, они выбирают место с подводными скалами и держатся там, преимущественно в трещинах и в углублениях, между морскими растениями. В зависимости от времени года они меняют свое местопребывание. Летом полосатый губан, по Каучу, входит часто в бухты и гавани и упорно держится здесь около прибрежных скал; осенью и зимой, напротив, он снова уходит на умеренную глубину. Около британских берегов он мечет икру в марте и апреле. Любимая пища этого губана — мелкие ракообразные; он охотно питается также рыбами и морскими червями[251]. Ловля его не представляет больших трудностей, так как вообще все губаны легко идут на крючок. Однако рыб этих нигде не ловят массами, так как мясо их не в большом почете и служит обыкновенно рыбакам наживкой для ловли более ценных рыб.
Полосатый губан (Labrus mixtus)
Благодаря роскошной окраске полосатого губана охотно держат в аквариумах. Рыбы эти в хорошо приспособленном морском аквариуме отлично выживают и вообще соединяют в себе столько подходящих для подневольной жизни качеств, как ни одна другая рыба. В высшей степени привлекательно поведение их в пору размножения. «Так как губан, — говорит Геснер, — имеет особую склонность обладать многими самками, то ему приходится об этом много хлопотать». Это совершенно верно: в делах любви губан великий труженик. Насколько миролюбиво живет он с подобными себе в другое время, настолько ревнив и неистов он в пору метания икры. Не без борьбы с другими губанами добывает себе самец право обладания одной самкой, после чего он делается ее верным спутником повсюду и является перед ней во всей роскоши своей красоты. Раз это случилось, он уже не терпит соперников, большей же частью злобно нападает на приближающихся самцов и дерется с ними не на жизнь, а на смерть. Но насколько украшает его любовь, настолько ревность делает дурным: при виде противника его тело становится почти однообразно серым. Сопоставляя, как и всегда, сведения древних натуралистов, Геснер пишет, что «губан проявляет также особую любовь к своему потомству, прежде чем оно вылупится из яиц: когда самка, или «икряница», начинает метать икру, то забирается в какое-нибудь углубление, перед дырой или входом в которое все время без пищи и питья остается самец, загораживая детей своим телом». Вполне вероятно, что эти сведения основаны на истине; наши наблюдения еще не настолько подробны, чтобы сказать что-либо определенное.
Зеленушка (Crenilabrus tinca), рыбка, имеющая в длину самое большее 18 см, по роскоши, а равно и по изменчивости своей окраски нисколько не уступает остальным сочленам своей группы. У рыб, только что вынутых из воды, господствующий цвет зеленый, переходящий на спине в голубой и отливающий золотистым блеском, который обусловливается светлыми краями чешуй. Желтоватая голова украшена косыми зелеными линиями. Позади каждого глаза находится черное пятно. Плавники желтые, покрытые зелеными и синими пятнами. Все цвета быстро тускнеют, переходя в неясный бурый или пепельно-серый цвет; только пятна позади глаз удерживают свою окраску.
Из Средиземного моря зеленушка распространяется вдоль европейских берегов Атлантического океана на север — до британских вод[252]. У южных берегов Англии и Уэльса, а равно и Ирландии она очень обыкновенна, встречается также местами и у шотландских берегов, но севернее попадается редко; на широте Оркнейскиих островов или вдоль норвежских берегов встречаются только одиночные экземпляры, выше же 62-го градуса эти губаны едва ли и водятся. В Средиземном море они живут как на песчаном, так и на скалистом дне. Пища их состоит исключительно из мелких ракообразных. У английских берегов зеленушки мечут икру в апреле, у норвежских — не ранее июля.
Большеротый губан (Epibulus insidiator) достигает в длину 25–30 см. Окраска его на спине красная, на боках желтая, отливающая здесь зеленоватым цветом, так как чешуи имеют зеленые края. Спинной и заднепроходный плавники желтые с зеленоватым отливом, остальные — желтоватые.
Большеротый губан (Epibulus insidiator)
Прежние натуралисты полагали и, говорят, наблюдали, что большеротый губан пользуется своим втяжным рылом, подобно брызгунам, сшибая струей воды свою маленькую добычу, сидящую на выступах камней и кустиках. Однако в настоящее время держатся другого мнения, утверждая, что рыба эта прячется между водяными растениями, подкарауливает подплывающих рыбешек и, когда те приблизятся на соответствующее расстояние, внезапно выбрасывает свою ротовую трубку и таким образом ловит их почти наверняка без промаха[253].
Морской юнкер, или радужник (Coris julis). «Из всех морских рыб, — говорит Геснер, — это самая красивая, а за вид и окраску она у всех народов носит название «юнкер». Ее спина изукрашена столь разнообразными цветами, что цветистостью она походит на радугу». Действительно, имя радужника присвоено этой рыбе совершенно заслуженно, так как трудно даже дать описание его цветов, тем более что они беспрестанно переходят один в другой или кажутся иными при различном освещении. Верхняя сторона его зеленовато-синяя; широкая продольная полоса оранжевого цвета; бока по серебристому фону покрыты фиолетовыми продольными полосами; голова буро-желтая с голубым и серебристым оттенками. Спинной плавник по мраморному фону покрыт пурпуровыми пятнами; остальные плавники играют самыми разнообразными цветами, так что их так же трудно разграничить, как и цвета радуги. Длина рыбы достигает более 18 см.
Морской юнкер (Coris julis)
Нам известно, что морской юнкер обыкновенен в Средиземном море и Атлантическом океане, иногда ловится и около британских берегов, что он всегда держится у поросших морской травой подводных скал, питается моллюсками, ракообразными и молодой рыбешкой, что он мечет икру весной и охотно идет на крючок; более никаких сведений о его образе жизни мы не имеем.
Туловище большого дракона (Trachinus draco) в длину в 6 раз больше, чем в вышину, на спине почти ровное, а на брюхе несколько округлено. Передний очень короткий спинной плавник состоит из 6 тонких, но твердых шипов, из которых первый и второй самые длинные. По окраске дракон может поспорить с любой рыбой. Его серо-красноватая основная окраска по направлению к спине переходит в коричневую, а к брюху — в беловатую; он всюду разрисован под мрамор черноватыми туманными пятнами, к которым в области глаза, на висках, жаберных крышках и на плечах присоединяются еще изогнутые полоски лазурного цвета, а на боках и брюхе — такие же полоски желтоватого цвета. Длина рыбы бывает 30 см и более.
Большой дракон, которого находят на ровных песчаных местах Атлантического океана, Средиземного, Северного и Балтийского морей, предпочитает глубокую воду мелким местам, живет так же, как и его родичи, на дне или, правильнее, в дне, зарывшись в песок вплоть до глаз. К июню он приближается для метания икры к плоским берегам, и в это время его иногда находят на берегу, с которого ушла вода во время отлива. Пища его состоит преимущественно из креветок, может быть и из мелких рыб, которых он подпускает очень близко к себе, прежде чем выйдет из песка. Последнее он совершает с поразительной быстротой, так что эта с виду столь ленивая рыба должна считаться очень подвижным животным. Не менее проворно зарывается он после лова снова в песок. Некоторые, которых я мог наблюдать довольно продолжительное время, в течение целого дня лежали в одном и том же месте, так глубоко зарывшись, что только после долгих поисков можно было найти их глаза. Если их трогали, тогда они очень быстро подымались, при этом производили движения, как будто желали своими колючими спинными плавниками напасть на нарушителя их покоя, несколько раз всплывали наверх и опускались вниз, наконец, снова зарывались в песок. При этом они прижимали грудные плавники и приводили в волнообразное движение свой длинный заднепроходный плавник, благодаря чему быстро вырывали необходимое им углубление.
«Эти рыбы из числа морских животных, которые наносят человеку раны опасным ядом», — говорит старый Геснер, и подобное мнение еще и ныне распространено между всеми рыбаками и не удивит того, кто знает, что причиненное драконовыми рыбами ранение вызывает тяжкие страдания и сильное воспаление. Не только поврежденная часть, но и вся конечность опухает, и только после продолжительного времени наступает облегчение страданий[254].
Мясо большого дракона охотно едят, потому что оно не только в высшей степени вкусно, но и считается очень здоровым.
Европейский звездочёт (Uranoscopus scaber) достигает 30 см длины, имеет два спинных плавника и нитевидную лопасть, находящуюся впереди языка, с помощью которой, говорят, он привлекает рыб. Основная окраска темная серовато-бурая, как бы посыпанная мукой. Вдоль боковой стороны проходит ряд неправильных белых пятен, брюхо белое; передний спинной плавник совершенно черный с одним белым пятном, задний покрыт серо-бурыми пятнами; брюшной плавник — серо-желтый.
1 — Европейский звездочёт (Uranoscopus scaber) 2 — Большой дракон (Trachinus draco)
«Эта рыба, — говорит Геснер, — получила свое название благодаря глазам, которые постоянно смотрят на небо и расположены на верхней части головы. Впрочем, звездочёта нужно считать некрасивой и гадкой рыбой… Эти рыбы живут в грязи, глине и помете, в котором пребывают и преследуют рыб; они, говорят, ненасытные, прожорливые рыбы, о чем можно судить по широкому рту, пасти и желудку; они так наедаются брошенной им пищей, что если их выловить, то пища снова выходит у них из желудка в пасть. Хотя эта рыба живет в грязи и помете и можно бы предположить, что она имеет невкусное мясо, с землистым запахом, все же, говорят, что она имеет чрезвычайно приятный вкус, что ее приятно кушать и что мясо ее вовсе не нездорово. Так, Гиппократ, знаменитейший врач, хвалит их в кушаньях и говорит, что они выпускают много белой слизи. Глаза древнего Товия, о котором упоминается в Ветхом Завете, говорят, были очищены с помощью желчи этой рыбы, ибо против болезней глаз и ушей она представляет самое употребительное лекарство».
В настоящее время мы знаем относительно образа жизни нашего звездочёта не более чем Геснер[255].
К представителям этого семейства относятся длинные, довольно большие рыбы, почти цилиндрической формы, кожа которых покрыта круглыми чешуйками. Глаза смотрят вверх; заднепроходный и спинной плавники очень длинны, последний не имеет жестких лучей.
В Новой Зеландии обычен хемероцет (Hemerocoetes acanthorhynchus), которого часто встречают в открытом море плавающим близ поверхности воды.
Хемероцет (Hemerocoetes acanthorhynchus)
В Средиземном море и близ британских берегов встречается морская собачка-бабочка (Blennius ocellaris). Тело ее вытянуто, живот вздут, кожа мягкая и слизистая, голова толстая, на щеках вздутая, спереди обрубленная и здесь снабжена обыкновенно двумя кожистыми отростками. Крепкие простые зубы стоят очень плотно друг к другу, а последний имеет вид сильного крючковатого клыка. Спинной плавник тянется по всей спине и поддерживается простыми гибкими лучами; брюшные плавники сокращены до двух лучей. Длина собачки-бабочки достигает 15 см. Светло-бурый цвет всего тела испещрен местами более темными пятнами; брюшные и грудные плавники темнее прочих. На передней части спинного плавника находится круглое темно-бурое пятно, окруженное более светлым полем, чем остальная кожа плавника. Спинной плавник отличается от плавников других ее сородичей тем, что первый луч длиннее прочих, а посредине, между десятым и одиннадцатым лучом, находится выемка.
Морская собачка-бабочка (Blennius ocellaris)
В Средиземном море собачка-бабочка попадается везде, где только есть скалистые берега, следовательно, принадлежит там к самым обыкновенным рыбам. В Атлантическом океане она, по-видимому, попадается уже реже, а у берегов Англии только по временам появляется в значительном количестве.
Полосатая, или обыкновенная, зубатка (Anarhichas lupus) достигает, как говорят, около 2 м длины, но в южных морях редко встречаются экземпляры более 1 м[256]. Верхняя часть головы, бока, спина и плавники желто-бурые, нижние части — беловато-серые; спинной и заднепроходный плавники покрыты 9–11 полосами и, кроме того, подобно всему остальному телу, еще черными точками.
У берегов Шотландии зубатка не принадлежит, собственно, к редким рыбам. Она встречается кое-где и в немецких, датских и норвежских водах, очень обыкновенна около Исландии и берегов Гренландии и Лапландии и распространяется отсюда через Берингов пролив до северных частей Тихого океана. Подобно своим сородичам, она держится на дне моря, преимущественно на скалистом грунте, подкарауливая добычу в расщелинах скал или срывая ее со скалы. Главная ее пища состоит из ракообразных и двухстворчатых моллюсков, панцирь или раковину которых она без труда раздробляет своими страшными зубами. Она, вероятно, преследует и рыб, потому что хотя и плавает, извиваясь всем телом, но все же довольно скоро, чтобы поймать ту или другую рыбу. Зимой она живет на самом дне моря; в мае и июне зубатка приближается к плоским берегам для метания икры[257]. Через несколько месяцев можно видеть среди водорослей довольно большое число ее зеленоватых детенышей.
Полосатая, или обыкновенная, зубатка (Anarhichas lupus)
Зубатку отличают не одни лишь страшные зубы, но и отчаянное бешенство, которое она обнаруживает при угрожающей опасности. В глазах выражается нечто коварное, и все ее поведение соответствует первому впечатлению. Будучи поймана, рыба эта бьется, мечется в сетях, стараясь разорвать их, и кусает с ловкостью змеи всякий предмет, который держат перед нею. Рыбаки остерегаются брать ее руками, но, заметя, что злобное животное попало в сеть, тотчас хватаются за весло или гарпун, чтобы поскорее заколотить его до смерти. В противном случае зубатка еще полдня бьется на дне лодки, так как она без особого вреда может долгое время жить вне воды и сохраняет свою свирепость до конца жизни.
По словам Нейля, маленьких зубаток часто привозят на эдинбургские рынки, где их покупают охотно, потому что те люди, которые раз преодолели отвращение, внушаемое безобразной рыбой, расхваливают ее мясо. Жители северных стран тоже едят зубаток, но предварительно очистив их от кожи. Запах этого мяса довольно противный, но пропадает мало-помалу при варке[258]. Из кожи выделывают кошели и клей.
Маслюк обыкновенный (Pholis gunnellus) — житель Ледовитого океана и морей, омывающих североевропейские берега. Он достигает, говорят, почти 25 см длины, но большая часть этих рыб не бывает длиннее 20 см. Основной цвет представляет смешение пурпурового с желто-бурым; на глотке и животе он бледнее; вдоль спины разрисован яркими, круглыми, окаймленными белыми пятнами, а на прочих частях тела неопределенными, как бы облачными пятнами.
Как и другие члены этого семейства, маслюк выбирает для своего местопребывания преимущественно скалистый грунт, но встречается иногда и на пространствах, где дно покрыто мягким илом[259]. Во время сильного отлива можно видеть, как они лежат в маленьких лужах, под камнями и между водорослями, в ожидании прилива. Маслюк обыкновенный легко переносит продолжительное отсутствие воды, однако не подвергает себя так охотно действию сухого воздуха, как некоторые его сородичи, а скорее старается в расщелинах скал и среди водорослей добыть себе необходимую влагу. Движения его в воде чрезвычайно ловки и быстры, поэтому поймать его очень трудно даже в мелкой луже. К его ловкости присоединяется еще необыкновенная гладкость тела, вследствие которой его очень трудно удержать в руках; кроме того, он достаточно смышлен, чтобы во время преследования скрыться как можно быстрее в расщелинах скал. Пища его состоит из мягкотелых, молодых рыб и икры; он, по-видимому, не так прожорлив, как его прочие сородичи. О размножении его я нигде не нашел определенных сведений[260].
Многие хищные рыбы и морские птицы преследуют маслюка: бакланы и нырки хватают его во время прилива; чайки и их сородичи — во время отлива. Человека ему нечего бояться: мясо его хотя и не дурно, но сама рыба слишком мала, чтобы ее лов оправдывал затраченный труд. Только одни гренландцы ловят маслюка иногда, чтобы сушить к зиме, а рыбаки пользуются им, когда не находят лучшей приманки для больших рыб.
Европейская бельдюга (Zoarces viviparus) принадлежит к немногим рыбам, родящим вполне развитых, способных к самостоятельной жизни детенышей. Особые признаки рода следующие: удлиненное, несколько сплюснутое тело, покрытое маленькими, отдельно стоящими, точкообразными подкожными чешуйками; спинной плавник занимает почти всю верхнюю часть тела; состоящий из 2–3 лучей брюшной плавник расположен у самой глотки; длинный и узкий грудной плавник и простирающийся по большей половине брюшка заднепроходный плавник, так же как и спинной, непосредственно переходят в хвостовой. Следует упомянуть еще о маленькой бородавке за задним проходом, в которой находятся отверстия обоих семенных протоков и яичников. Она распухает во время метания икры и, по-видимому, служит орудием совокупления, хотя на этот счет не сделано еще никаких определенных наблюдений. Длина живородящей бельдюги колеблется между 20 и 40 см; но, впрочем, экземпляры, достигающие максимальной величины, весьма редки. Основной цвет — светло-бурый, покрытый по спине и бокам темными пятнами и полосками, а на нижней части тела, напротив, одноцветный.
1 — Пинагор (Cyclopterus lumpus) 2 — Европейская бельдюга (Zoarces viviparus)
Живородящую бельдюгу до сих пор находили только в северных морях, а именно в Северном, Балтийском, и Ла-Манше. В Балтийском море она очень обыкновенная рыба[261]. Для своего местопребывания она выбирает также скалистый грунт и живет вообще подобно своим сородичам, с той лишь разницей, что она более их прячется среди водорослей. Для пищи она выбирает маленьких рыб, ракушек, червей и рыбью икру.
Ко времени весеннего равноденствия яйца у самки очень малы, в середине мая они гораздо больше, красноваты и мягки. В это время в яйцах можно заметить уже две точки — глаза развивающегося зародыша, который заключен в особую оболочку. Около осени зародыши вполне развились и родятся один за другим, т. е. выталкиваются в совершенно доношенном состоянии головой вперед из яйцевода. При рождении они бывают около 3 см, но иногда, по словам Нейля, достигают вдвое большей длины, если сама мать крупная. Несмотря на то что эти рыбки вполне способны к самостоятельной жизни, они еще так прозрачны, что можно внутри их наблюдать кровообращение с помощью слабо увеличивающего стекла. Одна самка может принести до 200 детенышей[262].
Для рыбной ловли бельдюги не имеют значения, хотя мясо их очень хвалят и время от времени этих рыб выносят на рынок. При варке кости принимают зеленоватый цвет.
Ликод (Lycodes muraena) принадлежит к рыбам северных морей. Экземпляры, по которым был установлен вид, добыты частью с мелей у острова Гельголанд, частью в открытом море у Медвежьих островов и Шпицбергена с глубины 350–658 саженей.
Песчанки — это удлиненные, угревидные рыбы, лишенные брюшных плавников и плавательного пузыря, снабжены весьма длинным спинным и средней длины заднепроходным плавниками, хорошо развитым хвостовым и небольшими грудными плавниками. Типичный представитель этих рыб — балтийская песчанка (Ammodytes tobianus), называемая также товиевой рыбой, так как ошибочно предполагали, что внутренности этой рыбы послужили для исцеления Товия. Чаще, чем эта названная в честь Товия рыба, встречается другой вид — морская песчанка (Ammodytes lanceolatus). Они различаются между собой тем, что у товиевой рыбы спинной плавник начинается позади грудных плавников, у морской же песчанки — впереди, причем первый вид крупнее второго. Верхняя часть тела их окрашена в буроватый цвет, нижняя же отливает серебром. Длина тела первого вида доходит до 40 см, второго — 26–31 см.
Балтийская песчанка (Ammodytes tobianus)
Оба вида песчанок живут в северных морях и именно у плоских песчаных берегов; во время прилива они часто в большом количестве быстро плавают повсюду, охотясь за всевозможными червяками и рыбешкой, особенно в теплые вечера, когда они, резвясь, часто выскакивают над поверхностью воды; при отливе же они зарываются в песок и здесь обыкновенно ожидают нового прилива. «Живут они, — пишет Гюнтер, — соединившись в большие стаи, то, словно по чьему-либо приказанию, сообща поднимаясь к поверхности воды, то вновь уходя на дно, где зарываются в песок с невероятной ловкостью. Рыбаки очень любят употреблять их для наживки и узнают о присутствии их близ поверхности воды, наблюдая за поведением дельфинов, питающихся песчанками. Эти китообразные, встретясь со стадом песчанок, умеют удержать его близ поверхности, ныряя под стадо и проглатывая большую массу шныряющих над ними рыбок». Размножение песчанок до сих пор еще недостаточно выяснено. Временем метания ими икры приводят май, август и декабрь; молодых рыбешек, длиною около 10 см, замечают в апреле; их считают пометом предыдущего года[263].
Полосатая пескарка, или рыба-лира (Callionymus lyra), достигает 30–35 см длины и по желтому, сверху более темному, снизу светлому фону покрыта сапфиро-голубыми полосами и пятнами; перепонка спинных плавников бледно-бурая, с темными долевыми полосками; брюшной, заднепроходный и хвостовой плавники синевато-черного цвета.
Прежним натуралистам рыба-лира была известна только как житель Средиземного моря, новейшие же ученые находили ее и в более северных морях. У английских рыбаков она носит разные названия, из которых одно, «жених», доказывает, что и простые люди сумели оценить красоту этой рыбы. Кауч и другие наблюдатели сообщают, что она живет в глубоких местах и держится обыкновенно над самым дном или на нем самом, преследуя там всевозможных мелких животных. Она редко покидает избранное ею раз место, но когда это случается, то исчезает с быстротой молнии; однако уплывает недалеко и, если найдет возможным, опять возвращается на прежнее место. Рыба-лира подстерегает свою добычу, подобно кошке: зоркими глазами осматривается она кругом и вдруг кидается на избранную жертву, отступая, тоже по-кошачьи, если нападение окажется неудачным. Двухстворчатые и другие мягкотелые, так же как и черви, составляют ее любимую, если не единственную пищу. Сама же она часто становится добычей больших рыб. О размножении ее мне ничего не известно.
Полосатая пескарка, самец (Callionymus lyra)
Бычок-песочник, или речной бычок (Neogobius fluviatilis), достигает не более 8 см длины и покрыт по бледно-изжелта-зеленому фону, более темному на верхней части спины, различными пятнами.
В морях, реках и каналах Италии бычок, которого там зовут «ботола», встречается весьма часто[264]. Никем не обеспокоенный, он держится среди камней и оттуда поджидает добычу, а самки тут же приклеивают яйца. Но, по-видимому, самец не защищает их; с течением времени яйца принимают веретенообразную форму и плавают на поверхности воды, образуя целые слои, а в июне из них вылупляются рыбки. Мясо их считается очень вкусным.
Бычок-песочник, или речной бычок (Neogobius fluviatilis)
Обыкновенный илистый прыгун (Periophthalmus koelreuteri) — рыбка, едва достигающая 15 см длины; цвет и рисунок ее не всегда одинаковы; по большей части светло-бурый или серо-зеленый фон разрисован серебристыми или голубыми и бурыми пятнами; кроме того, ее особенно украшает черная, окаймленная белым долевая полоса в верхней части заднего плавника, окрашенного, как и передний, прекрасным голубым цветом, и различные пятна и точки на грудных и брюшных плавниках; сильно выпуклые глаза — красные.
Обыкновенный илистый прыгун (Periophthalmus koelreuteri)
Рыба эта живет преимущественно у берегов западной Африки[265]. Если какая-нибудь рыба заслуживает название древолаза, то это, конечно, илистый прыгун, потому что его грудные плавники особенно приспособлены для лазания. Это скорее ноги, чем плавники, и употребляются в качестве таковых. Все илистые прыгуны охотятся за добычей чаще на земле, чем в воде. Они живут как земноводные, лежат в иле и бегают по илу и по берегу почти так же проворно, как ящерицы, и набрасываются на добычу с такой стремительностью, что редко дают промах. При преследовании прыгун несется по илу как стрела, просверливает его поверхность и таким образом скрывается. «Я видел, — говорит Пехуэль-Леше, — эту странную рыбу только в полусоленой воде в устьях рек и их рукавах; она никогда не встречается в отдаленных или чересчур соленых лагунах, а предпочитает, кажется, мангровые рощи. Чаще всего я наблюдал ее недалеко от устья Чилоанго и Киулу на берегу Лоанге. Именно во время отлива и тихой погоды она появляется там дюжинами на плоских, сырых береговых пространствах, обыкновенно на опушке и в тени мангровых чащ, посреди которых она постоянно ползает взад и вперед, избегая сухую или обросшую травой и злаками почву. Одинаковой величины рыбы держатся, по-видимому, отдельными, более или менее многочисленными группами. Если они чувствуют себя в безопасности, то скачут короткими прыжками по земле, изгибая и вытягивая туловище, причем опираются на хвост и плавники, и оставляют за собой мокрый след на мягкой тине. Иногда же они располагаются вразброд, по возможности удобно, по известному пространству; при этом случается, что то один прыгун, то другой шаловливо пробует подскакнуть, и тогда к нему часто присоединяются другие, как бы играя и догоняя друг друга. Случается иногда, что одна рыба выпрыгнет на корень мангрового дерева и, приподнявшись от земли на все протяжение своего туловища, обхватывает ствол своими плавниками. Каким образом илистые прыгуны поднимаются выше — я еще никогда не видел, но предполагаю, что так как они всегда сидят только на тонких корнях, то передвигаются, как и по земле, схватив ствол плавниками и подпихивая себя хвостом. Во всяком случае, я могу сказать, что сам наблюдал, как испуганные рыбы падали с мангровых корней на землю с высоты одного метра; кроме того, я пришел к убеждению, что илистый прыгун часами может жить вне воды[266]. Они, впрочем, очень пугливы и странным образом оглядывают приближающийся к ним подозрительный предмет, приподнимаясь на своих плавниках; если не двигаться и затем испугать их кашлем, свистом или стуком, они немедленно опускаются опять вниз и поспешными прыжками убегают в воду, где пропадают в то же мгновение[267]. Длина быстро следующих один за другим прыжков равняется двойной или тройной длине тела, а может и более. При очень поспешном бегстве они, несмотря на то, что прекрасно могут плавать, по воде движутся тоже прыжками, производя при этом странный плеск, особенно если их несется целая стая. Мы ни разу не получили их совершенно невредимыми, но так как туземные мальчики стреляли в них только легкими стрелами, то нам часто приносили легкораненых рыб, которые еще довольно весело скакали по нашему столу».
Пища илистых прыгунов состоит, как мы уже знаем и от других наблюдателей, из раков и насекомых. Способ размножения до сих пор еще не исследован.
Обыкновенная рыба-хирург (Acanthurus chirurgus) достигает в длину 20–30 см, окрашена в темно-бурый или желтоватый цвет и с каждой стороны разрисована несколькими темными полосами, идущими вертикально. Спинной плавник по более светлому фону исчерчен черноватыми линиями, брюшной плавник черный, хвостовой плавник желтоватый с более темной оторочкой. Очень сильно сжатый, режущий шип, у корня которого находится второе маленькое острие, помещается на сочленении, так что загибается спереди и вкладывается в бороздку или влагалище и может произвольно выпрямляться.
Область распространения не заходит далеко за Карибское море, но зато здесь хирург повсюду считается не редкой рыбой и хорошо известен всем рыбакам и прибрежным жителям. Это обычные рыбы океанических прибрежных вод в тропиках; чаще всего они живут среди коралловых рифов. Основной пищей для них служат водоросли. Хирурги, несмотря на свои небольшие размеры, очень плодовиты: мечут до 40–50 тысяч икринок. Уже через сутки из икринки вылупляется молодь, которая живет в открытых прибрежных водах и внешне совершенно не походит на взрослых рыб. Лишь спустя около двух месяцев полупрозрачные мальки подходят к берегам и в течение нескольких дней превращаются во взрослых рыб — у них появляется окраска и полосы на теле, в несколько раз удлиняется кишечник, что необходимо для переваривания растительной пищи, на питание которой они в это время переходят.
Обыкновенная рыба-хирург (Acanthurus chirurgus)
Хирурга едва ли менее боятся, чем ядовитой змеи, ибо раны, которые он производит своим шипом, не только причиняют сильную боль, но и излечиваются с большим трудом и очень медленно. За исключением барракуды, против ужасных зубов которой шип, конечно, не может защитить, все остальные хищные рыбы избегают хирурга или же благодаря шипу щадят его. Напротив, он сам, а также родственный ему вид, обитающий в Красном море, наносит нередко вред другим хирургам; по крайней мере, иногда рыбаки ловят двух хирургов, сцепившихся своими хвостовыми шипами. Впрочем, хирурга никогда нарочно не ловят. Он редко весит более 0,5 кг, и мясо его столь мало ценится, что никто не отваживается ради него подвергаться опасности быть пораненным.
В Средиземном море водится кювьеров алет (Tetragonurus cuvieri) — рыба около 25 см длиной; она окрашена в темный винно-красный цвет, книзу переходящий в более зеленоватый, имеет серебристый или золотистый отлив и золотисто-желтые или зеленоватые плавники с черными каймами. (Рисунок на стр. 224.)
По Риссо, который дал этой рыбе название и описал ее, алет обитает в Средиземном море, где живет на больших глубинах, осенью же поднимается для метания икры поблизости берега[268]. Движения его, по-видимому, должны быть медленными. Нашего внимания эта рыба заслуживает в особенности потому, что принадлежит к числу тех рыб, мясо которых, по крайней мере иногда, обладает ядовитыми свойствами. Риссо уверяет, что он, поев этой рыбы, несколько раз чувствовал сильные боли в желудке, особенно в области пупка. Нижние части тела вспухали; он ощущал нестерпимую жажду в горле и пищеводе, после чего следовало выделение слизи, начиналась рвота, одно временно с ней понос и расслабление конечностей. Все эти болезненные признаки пропадали через несколько дней. По мнению Риссо, причину таких недомоганий нужно искать в пище рыбы, состоящей из медуз, а в особенности из светильниковых (Physsophorida), так как известно, что последние животные обладают жгучими органами. Что такие животные не наносят вреда рыбам, этому удивляться нечего.
Неводом часто ловят мелких слабоокрашенных или полупрозрачных морских рыб из рода псенов (Psenes). Они мало известны, так как большей частью вылавливаются только очень молодые экземпляры; они встречаются в жарком поясе Атлантического, Индийского и Тихого океанов. Рыбы эти достаточно наглядно представлены на нашем рисунке, изображающем псена (Psenes guamensis) — рыбу из Индийского океана.
Псен (Psenes guamensis)
Аристотель говорит о рыбах вблизи Гераклеи Понтийской, которые в то время, когда пересыхают реки и озера, зарываются в ил, ища в нем влажности. Здесь, под высохшим поверхностным слоем ила, они остаются в состоянии, похожем на спячку, но, будучи потревожены, приходят в движение. В таком виде, как прибавляет Теофраст к сообщению своего учителя, они и размножаются. В глубине ила они выпускают свою икру, которая начинает развиваться, когда русла снова наполняются водой. Кроме того, эти древние писатели замечают, что в Индии есть еще рыбы, которые иногда оставляют реки и, подобно лягушкам, перекочевывают по суше, ища других водовместилищ.
Этим сведениям в древности одни поверили, но гораздо больше нашлось скептиков. Первые были преимущественно между греками, последние — между римлянами. Сенека, например, передавая сообщенное Теофрастом, смеется, говоря, что с тех пор, как эти факты были сообщены, на ловлю рыб нужно выходить не с сетями, а с баграми.
Данные Аристотеля и Теофраста доказывают, насколько тщательны и точны были в своих наблюдениях греки. Не подлежит, конечно, никакому сомнению, что эти сведения были приобретены во время военных походов Александра Великого.
Следует предположить, что рыбы эти должны обладать особым аппаратом, не свойственным другим рыбам. Легких у них, во всяком случае, нет, но зато имеются органы, по крайней мере заменяющие легкие. Рыбы, будучи лишены воды, умирают, так как жабры их высыхают, что влечет за собой прекращение кровообращения: они задыхаются, подобно высшим позвоночным, которых душат за горло. Одни рыбы умирают почти тотчас же, как их вынут из воды; другие могут целые часы оставаться вне воды. Наших карпов можно посылать сухопутным путем за несколько верст, если завернуть их во влажные тряпки. Вот как раз то, чем являются влажные тряпки для карпов, представляют собой своеобразные сильноветвистые полости с листовидными стенками у лабиринтовых рыб, о которых говорят Аристотель и Теофраст[269].
Анабас, или рыба-ползун (Anabas testudineus), достигает около 20 см и более длины, спину имеет буровато-зеленую, брюхо желтоватое, тогда как спинной и заднепроходный плавники выглядят фиолетовыми; брюшные и грудные плавники красноватого цвета, хвостовой же имеет окраску спины.
Область распространения анабаса простирается по Индии, Бирме, Цейлону, Малайским и Филиппинским островам. Он живет в текучих и стоячих водах этих областей, но по течению доходит и до устьев рек, находящихся уже в сфере влияния приливов. Следовательно, ползун не боится и полусоленой воды.
Анабас, или рыба-ползун (Anabas testudineus)
Два арабских путешественника, Солиман и другой, оставшийся неизвестным, посетившие в IX столетии Индию, узнали, что там водится одна рыба, которая вылезает из воды, направляется по суше к кокосовым пальмам, влезает на них, пьет пальмовое вино и затем возвращается обратно в озеро — трезвой или опьяневшей, о том не говорится. 900 лет спустя известный Дальдорф упоминает о той же рыбе, описывает ее, рассказывает, что он встретил ее в Транквебаре как раз в то время, когда рыба поднималась по трещине стоявшей неподалеку от пруда пальмы; анабас двигался, держась шипами растопыренной жаберной крышки за стенки трещины, двигая в стороны хвостом и упираясь иглами заднепроходного плавника в самую стенку. Таким образом он переносил выше свое тело, цеплялся вновь жаберной крышкой и этим способом продвигался вверх. После поимки он еще несколько часов ползал по песку сарая. Миссионер Джон, путешествовавший по Индии, добыл несколько штук таких рыб, почему и удостоился чести быть занесенным в научные летописи. Он послал Блоху пять таких «древолазов» с припиской, что выставленное имя есть перевод индийского названия, так как рыба на самом деле пробует лазать на прибрежные пальмы с помощью своих пилообразных жаберных крышек и острых плавников, когда по стволам этих деревьев стекают дождевые капли. Такой древолаз может много часов жить в сухом месте, двигаясь изумительными извивами своего тела. Обыкновенно он держится в прудовом иле, где его ловят, а затем готовят из него излюбленное блюдо.
По данным, сообщенным Теннентом, ползуны забираются на глубину 0,5 м и более, смотря по тому, из чего состоит дно. Верхний покров ила часто трескается и до того высыхает, что кусок, взятый в руки, рассыпается. Сами рыбы обычно лежат в слое, еще немного влажном; но и последний может высохнуть, что, по-видимому, на анабасах вредно не отзывается[270].
Туземцы очень хорошо знают эти свойства анабасов и в сухое время отправляются на высохшие пруды, отыскивают наиболее глубокие места и начинают их просто рыть, следовательно, и на самом деле употребляют лопаты вместо сетей. При этом часто получают обильную добычу. Окруженные со всех сторон илом, рыбы лежат совершенно без движения, но тотчас же начинают двигаться, когда их освободят из их полости.
Макропод (Macropodus viridiauratus), называемый также любителями райской рыбкой, имеет удлиненную и сжатую с боков форму. Вооружение ее рта ограничивается маленькими зубами на челюстях. Буроватая окраска верхней части тела внизу переходит в серо-зеленый цвет; рисунок состоит из перемежающихся желтовато-зеленых, синеватых и красноватых поперечных полос. Зеленая жаберная крышечка украшена желтым ободком. У самок плавники развиты меньше и цвета матовее. Длина рыбки достигает 8–9 см.
О жизни этих рыбок на свободе нет никаких сведений, почему особенного внимания заслуживает мнение некоторых натуралистов, видящих в макроподах лишь породу, выведенную продолжительным воспитанием. Насколько пока известно, эта красивая рыбка в Китае держится в аквариумах повсеместно, совершенно так же, как у нас золотые рыбки. Однако даже в тесных помещениях она размножается легче последних. Ее способность выживать в воде, бедной кислородом, и даже оставаться минут 20 и более вне воды без вреда для себя делает ее самой удобной комнатной рыбкой[271].
Макропод (Macropodus viridiauratus)
О жизни макроподов в неволе в настоящее время писано много и сделано также немало хороших наблюдений. Однако я опускаю все, что читал по поводу этих рыбок, и ограничусь описанием Бенеке, составленным специально для «Жизни животных», тем более что это в то же время будет и объяснением рисунка, сделанного со строго научной точностью и под руководством самого Бенеке.
«Скоро после того, как рыбки эти были посажены в аквариум, они начали свою привлекательную любовную игру; это происходило в утренние часы, когда в их аквариуме играли лучи раннего солнца. Как и у остальных рыб, красота и сила окраски макроподов были резче в то время, когда они играли, и, наоборот, тускнели, когда рыбки расплывались в разные стороны. Самец большей частью держится около одной определенной самки, но иногда плавает и со многими. Когда он приближается к самке, то распускает хвост и все плавники так, как это представлено на главной фигуре рисунка; при этом он становится темнее. Самка же в это время держится вертикально, по возможности складывает все плавники и медленно кружится или принимает позу, наглядно представленную на рисунке слева и наверху, и плывет параллельно самцу, но в обратном направлении. Если во время игры рыбки особенно возбуждены, то самец, распустив свои плавники и хвост, трясется, как петух, ступающий около курицы, чтобы показать свою любовь. Часто эти трепещущие движения перенимаются и самкой. Если последняя не желает больше такой игры, то, видя приближающегося к ней самца, принимает почти вертикальную позу и поворачивается несколько раз на одном месте. Самец же обыкновенно начинает плавать вокруг нее, а самка склоняется все более и более своим корпусом на один бок. Это может дойти до того, что она плывет, наконец, подобно камбале, совершенно на боку.
По прошествии примерно трех недель после прибытия рыб тело самки пополнело, и самец приступил к постройке гнезда. Для этой цели он всплывал на поверхность, набирал в рот воздух и затем выпускал его маленькими пузырьками слюны уже под водой. Так получался довольно компактный слой таких пузырей, которые часто дополнялись новыми. После этого самец помещался обыкновенно под этот воздушный пузырчатый слой в углу бассейна, самка же — против него; оба, однако, принимались играть в чистом пространстве между растениями.
После игр самка, приступающая к метанию икры, перевертывается косо на спину, самец же плывет над ней так, что они соприкасаются половыми отверстиями. Затем оба охватываются длинными хвостовыми плавниками, самец своеобразно долго трепещет над самкой, затем оставляет ее; самка же идет беспомощно ко дну, выпуская большое количество яиц. Последние, однако, только в исключительном случае падают на дно, обыкновенно же поднимаются вверх и остаются висеть или плавают с нижней стороны пенистого гнезда, под которым все описанное и происходит. Если яйца упадут на дно, самец поднимает их и относит в гнездо. По прошествии долгого времени все повторяется, и так несколько раз, по крайней мере раз десять в течение дня. В промежутке между кладками, а затем вплоть до вылупления мальков самец постоянно и усердно улучшает гнездо, поправляет и приводит в порядок яйца, так чтобы каждое лежало под пузырьком. Затем он сторожит гнездо и свое будущее поколение с самой нежной заботливостью. Уже через 24 часа после отложения икры на бледно-желтом желтке яиц замечаются темные зародышевые пятнышки; спустя день начинает уже биться сердце. Через 12–18 часов после этого из яиц вылупляются молодые, лишенные еще рта рыбешки, похожие на очень маленьких молодых головастиков. По истечении 5–6 дней они принимают форму родителей; в 8 месяцев они уже взрослые. Все время, пока они нуждаются в родительской помощи, отец относится к ним с самоотверженной заботливостью. Подобно колюшке, он держит в строгости и порядке свой юный выводок. Как только одна из рыбешек отдалится, самец уже спешит за ней, берет ее в рот и вновь водворяет в безопасное пенистое гнездо. Заботливость родителей простирается, говорят, и на больных и хилых детенышей; таких юнцов он укутывает в свои, заранее приготовленные пузырьки и доставляет им таким образом лучшие условия для дыхания. Как только подросшие рыбешки перестанут нуждаться в помощи родителя, последний покидает их и не только не принимает никакого участия в их дальнейшей судьбе, но и без малейшего раздумья, подобно самке, может даже позавтракать ими. Вначале юные рыбешки кормятся пеной гнезда, затем чрезвычайно мелкими инфузориями, впоследствии червячками, видимыми невооруженным глазом, и, наконец, уже такими же животными, как и их родители».
Гурами (Osphromenus goramy) — очень крупная рыба, которая может иногда достигать около 1 м длины и более 10 кг веса. Тело с боков весьма сжатое, нескладное, яйцевидное, на брюхе более выпяченное, чем на спине; рыло маленькое, вывороченное, нижняя челюсть немного выдается; на обеих челюстях бархатистые зубы; по краю жаберной предкрышечки и подглазничных косточек мелкие зазубринки; заднепроходный плавник величиной превышает спинной; наконец, в брюшном плавнике первый луч щетиновидный и весьма удлиненный. Спина ее буровато-красноватая с более темными поперечными полосками, брюхо покрыто по серебристому фону бурыми лунообразными пятнами, так как края светлых чешуй выглядят бурыми. Кроме этого гурами можно узнать по одному черному неправильному пятну у основан и я грудного плавника.
Гурами (Osphromenus goramy)
Коммерсон полагал, что родина гурами — Китай, отсюда же благодаря его превосходному мясу он был завезен на Яву, однако в этом отношении наш натуралист заблуждался, так как рыба эта водится в пресных водах Больших Зондских островов[272]. Там она живет, подобно нашим карпам, в спокойных, густо заросших растительностью водах, предпочитая те из них, в которых вода чиста, но заходит и в илистые пруды и лужи, где она охотно забирается в норы и питается растительной пищей. Ради ее мяса, которое, по мнению Коммерсона, достоинством превосходит мясо всех остальных пресноводных и морских рыб, голландцы в окрестностях Батавии содержат эту рыбу в прудах или огромных глиняных сосудах, в которых ежедневно меняется вода, и кормят своих пленниц пресноводным растением Pistia natans. Позднейшие наблюдения показали, что при недостатке привычной растительной пищи гурами едят капусту, салат, щавель, репу, отруби и хлеб, а равно и рис, маис, бобы и вареный картофель наряду с червяками, насекомыми, рыбешками и лягушками, сырым или вареным мясом.
Подобно колюшкам и бычкам, гурами отличаются заботливостью о своем молодом поколении. В каком-нибудь уголке или между плавучих водяных растений пруда такая рыба, вероятно самец, устраивает за 5–6 дней яйцевидное гнездо, в которое затем самка и откладывает свои 800–1000 яиц; материал гнезда служит также первой пищей выведшихся рыбешек.
Красивый щукоголов (Luciocephalus pulcher) — небольшая пресноводная рыба островов Малайского архипелага. Для полноты нашего очерка мы даем здесь рисунок этой рыбы, хотя об образе жизни ее сообщить ничего не можем.
Красивый щукоголов (Luciocephalus pulcher)
Полосатый змееголов (Ophiocephalus striatus) достигает 1 м и более. Окраска верхней части тела темная зеленовато-серая, нижней — желтовато-белая. Рисунок состоит из непрерывных полос, которые продолжаются и на плавниках в виде точек и пятен. Он был найден повсюду в низменностях Индии, в Бирме, Китае, на Цейлоне, на Филиппинских островах, а также на Сулавеси, притом даже на высотах до 600 м над уровнем моря.
В журнале Азиатского Бенгальского общества в 1839 году появилось описание, сделанное очевидцем одной рыбы, носящей у туземцев Бутана в самой юго-западной части Гималайских гор название «борачунг», а местными европейцами называемой донной, или земляной, рыбой. По рассказам бутанцев, эту рыбу находят не в реках, но на совершенно сухих местах, в чаще травянистой растительности, отдаленной от воды иногда на две и более английские мили. Здесь туземцы разыскивают норы в земле и, найдя таковые, принимаются рыть до тех пор, пока не дороются до воды, а затем и до борачунгов, так как этих рыб находят обыкновенно парочками. Если рыбу вытащить из норы и бросить на землю, она двигается змеевидно и с изумительной быстротой[273].
Полосатый змееголов (Ophiocephalus striatus)
Несколько лет спустя Кампбелль лично проверил эти сведения. По данным этого наблюдателя, борачунг живет всегда в норах, которые вырыты на берегу медленно текущей реки или озера. Обыкновенно норы бывают вырыты так, что вход помещается на несколько сантиметров ниже поверхности воды и рыба, следовательно, имеет возможность в случае чего без малейшего затруднения уползать в воду. Затем Кампбелль установил, что обыкновенно в одном месте находится пара борачунгов, свившихся друг с другом, как змеи. Впрочем, норы вырываются не самими рыбами, но известными наземными крабами, а борачунги лишь завладевают ими.
Не кажется невероятным сообщение бутанцев, что их борачунг живет в норах далеко от воды, так как его не раз наблюдали на суше, подобно змее, переползавшим из одного бассейна в другой. Возможно, что такие сухие места наполнялись водой в дождливую пору, и борачунгам не оставалось ничего другого, как спрятаться в норах, которые прежде были под водой, и дожидаться нового дождливого времени; во всяком случае, они в состоянии оставаться некоторое время на суше. Люди, встречающие этих рыб во время их кочевок, думают, что они упали с неба, а индийские фокусники пускают борачунгов ползать по земле на удивление горожан.
Отличительную принадлежность Индии составляют хоботнорылые — длинные угревидные пресноводные рыбы с очень маленькими чешуйками и удлиненной верхней челюстью. Копьерыл (Mastacembelus armatus) вместе с некоторыми другими видами встречается в Индии в большом количестве и достигает 60 см длины. Некоторые виды того же рода встречаются в Месопотамии, Сирии и западной Африке.
Отряд скорпенообразные(Scorpaeniformes)
Голова живущего в море вида этого семейства обыкновенно значительно больше в вышину, чем в ширину, и снабжена наверху двумя парами костяных наростов или шипов, к которым присоединяются еще другие на лицевой части и жаберных крышках; рот еще больше расщеплен, чем у обыкновенных подкаменщиков. Европейский керчак (Myoxocephalus scorpius) — очень безобразная рыба 15–25 см длины и красновато-бурого, более светлого внизу, цвета, разрисованная темными пятнами[274].
Европейский керчак (Myoxocephalus scorpius)
Европейский керчак почти так же часто встречается в Балтийском, как и в Северном море, и водится вообще от Бискайского залива до Лапландии во всех местах; в Атлантическом и в Ледовитом океанах и во всех их заливах и частях он живет в большом количестве.
Керчаки держатся преимущественно на каменистом грунте, часто на значительной глубине, но нередко и в более высоких слоях, где и лежат неподвижно на камнях или под ними, прижавшись к ним спиной и подкарауливая добычу. Когда добыча приблизится, они, быстро ударяя своими сильными плавниками, не слишком стремительно, но ловко подплывают к ней снизу и, открыв свою чудовищную пасть, погребают в ней животное почти такой же величины, как они сами. Прожорливость их удивительна; они проглатывают буквально все съедобное: рыб, раков и крабов, червей и т. п. и, кроме того, еще всякие отбросы с кораблей и лодок. Время размножения совпадает с самыми теплыми месяцами года; однако некоторые из них мечут икру еще поздней осенью, даже в ноябре[275]. Во время метания икры они появляются в огромном количестве во всех удобных местах у берегов; пустив икру, они удаляются опять на глубокое дно.
В неволе они долго могут прожить без воды. В наших морских аквариумах они принадлежат к самым обыкновенным и любимым рыбам и выживают долго в неволе, даже когда приходится довольствоваться очень небольшими резервуарами, так как самое главное для них вода, а не возможность двигаться в большом пространстве.
Обыкновенный подкаменщик (Cottus gobio) достигает 12–14 см длины и разрисован по сероватому фону бурыми точками и пятнами, которые нередко соединяются в поперечные полосы и видны иногда даже на беловатом брюшке; спинные, грудные и хвостовые плавники покрыты бурыми полосками вдоль лучей; брюшной плавник обыкновенно без пятен. Впрочем, цвет этой рыбы изменяется часто соответственно местности, виду дна и даже настроению рыбы.
Подкаменщик живет во всех пресных водах средней и северной Европы и встречается, за исключением некоторых ручьев, почти везде в большом количестве; поднимается также в горы до 1000 м над уровнем моря; его находили в озерах, на высоте до 2000 м, как, например, в Люнерзее (в Тироле), которое населено исключительно этими рыбками. Подкаменщик любит чистую воду, песчаное или каменистое дно, так как охотно живет под камнями, ради которых посещает даже самые маленькие, мелководные ручьи[276]. Движения его необыкновенно быстры. «Он переносится, — говорит Геснер, — с одного места на другое так быстро, что ни одна рыба не может с ним сравниться в этом отношении». В прожорливости он не уступает ни одной рыбе, питается преимущественно насекомыми, в особенности личинками стрекоз; не щадит ни одной рыбы, которую надеется одолеть, не исключая и собственного потомства. Подкаменщик в особенности ненавистен там, где разводят кумжей, потому что считается самым опасным истребителем икры этих благородных рыб.
Обыкновенный подкаменщик (Cottus gobio)
Что касается размножения, то подкаменщик отличается от других рыб тем, что заботу о потомстве берет на себя отец. Уже Линней сообщает, что подкаменщик строит гнездо и, рискуя жизнью, защищает положенные в гнезде яйца. Самка прячет икру под камень или в специально для этого выбранную ямку, после чего самец принимает на себя всю заботу о потомстве[277]. Опытные рыбаки рассказывали Геккеру и Кнеру следующее: «Во время метания икры самец забирается в нору между каменьями и защищает свое убежище от всякого, желающего в него проникнуть, причем действует со злобным упорством, которое, при случае, может перейти в продолжительный бой и даже стоить жизни одному из бойцов. Говорят, что во время таких боев часто ловят рыб, держащих в пасти голову противника, которого не в состоянии проглотить. Относительно самки подкаменщик ведет себя очень вежливо; он принимает ее без сопротивления, после чего она мечет икру в надлежащем месте и беспрепятственно продолжает свой путь. С той минуты самец заменяет мать и в продолжение 4–5 недель охраняет яйца и удаляется от них только разве для добывания необходимой пищи. Храбрость его при этом достойна такого же удивления, как и терпение. Он кусает палку и прут, которыми его хотят согнать с места, уступает только в крайнем случае и буквально дает себя убить из-за яиц».
Паллас сообщает еще, что простой народ в России употребляет этих рыбок как хорошее противоядие от укусов гадюки и носит как талисман на шее.
Скорпена, или морской ёрш (Scorpaena porcus), довольно обыкновенна в Средиземном море и Атлантическом океане и местами даже попадается очень часто. Она достигает в длину от 20 до 25 см и разрисована на спине по бурому, а на брюхе розово-красноватому фону многочисленными мраморными пятнами[278].
Древние считали всех скорпен, а особенно морского ерша, безусловно ядовитыми, и это мнение еще бытовало и во время Геснера. «Этих рыб нельзя поймать без риска, так как их укол или повреждение ядовиты[279]; против этого укола очень хорошо выпить полынного вина. Затем полезно также выпить смесь уксуса, серы и вина с тремя лавровыми ягодами или растертые в масле свинцовые белила; кроме того, мясо ее также годится в виде лекарства, если облить его мочой маленького мальчика. По Плинию, как противоядие прикладывали к ране печень скорпены. Геснер уверяет, что и желчь скорпен также превосходна, даже имеет «как лекарство преимущество пред желчью всех других рыб», так как она полезна против помутнения и потемнения глаз, против бельма и пятен на глазах, удаляет бородавки, от нее зарастают лысины или возобновляются выпавшие волосы; эта желчь, «завернутая в хлопчатую бумагу и принятая внутрь, вызывает у женщин менструацию»; даже мясо, которое в настоящее время регулярно доставляется в Италии на рынок и считается вкусным, хотя часто им пренебрегают вследствие вязкости, «съеденное или же пережженное в золу и принятое в вине, или их кость, истолченная и выпитая, — верное средство против мочевых камней и других болезней почек».
Скорпена, или морской ёрш (Scorpaena porcus)
Полосатая крылатка, или рыба-зебра (Pterois volitans), представляет наиболее известный вид этого рода. Длинна ее доходит до 20–30 см, а вес до 1 кг. Окраска крылатки прекрасна. По красно-бурому или темно-бурому фону проходят, по словам Клунцингера, около 22 розово-красных полос, причем они сближены по две, как бы парами. Местами эти полосы шире, чем фон, и принимают на голове косое направление. На подбородке и горле находятся коричневые волнистые линии на красноватом фоне. Над основанием грудных плавников расположено круглое белое пятно. Грудные плавники серо-черные с более светлым отливом, их лучи местами красноватые, их внутренняя поверхность черная с белыми пятнами. Брюшные плавники коричнево-черные и на обеих сторонах покрыты белыми пятнами. Лучи спинного плавника розово-красноватые и окружены черным кольцом, перепонка между ними покрыта по черному фону красноватыми полосками. Остальные плавники бледно-желтые с черными тигровыми пятнами. Придатки на голове черные с красными и белыми полосками и кольцами. От глаза проходят в виде спиц колеса светлые и коричневые полосы. В спинном плавнике насчитывают 13 необыкновенно длинных, заостренных, твердых лучей и 12 мягких; в каждом грудном плавнике 5 свободных, очень удлиненных лучей, серпообразно изогнутых на конце.
Полосатая крылатка, или рыба-зебра (Pterois volitans)
Полосатая крылатка распространена по Индийскому океану от африканского берега вплоть до Австралии и попадается всюду часто. Ее сначала считали за летающую рыбу, но скоро заметили ошибку; расщепленные плавники в действительности вовсе не пригодны для полета. Рыба эта не принадлежит даже к быстрым пловцам, она скорее охотно прячется, по наблюдениям Клунцингера, в расщелинах рифов и поэтому выбирает для местообитания подводные скалы и коралловые острова[280]. Плавая и приводя в медленное движение свои длинные, расширенные, пестрые плавники, она представляет картину, достойную удивления. Укол лучей ее плавников очень опасен. Эти лучи, особенно тонкие верхушки спинных лучей, легко отламываются и потому часто остаются в ране[281]. Мясо этой опасной рыбы необыкновенного строения не употребляется в пищу арабскими рыбаками, но должно быть хорошо.
Примером того, насколько отвратительны могут быть рыбы, служит крючкопалая бородавчатка (Scorpaena didactylum).
Эта скорпена ужасного вида, голова ее кпереди как бы вдавлена и поэтому имеет форму седла. Если захотеть перечислять все крючки, наросты, придатки, особенности и уродливости этой рыбы, то этому не будет конца. Морда похожа на морду гиппопотама; голова еще имеет отдаленное сходство с головой рыбы; глаза расположены как бы на стебельках, очень сближены друг с другом и повернуты кверху. Туловище удлинено, и брюхо вздуто, а спина гораздо выше, чем голова. На челюстях помещаются тонкие бархатистые зубы. Кожа мягкая и ноздреватая, местами имеет наросты и придает животному еще более отвратительный вид. По серому фону разбросаны бурые мраморные полосы и слившиеся пятна, белые точки и полосы, принимающие на голове разнообразные оттенки вплоть до розово-красного. Внутренняя сторона грудных плавников белая с розовым отливом и с черными пятнами по краям. Брюшные и заднепроходный плавники коричневого цвета; хвостовой плавни к украшен по светлому фону светлыми полосками.
До сего времени эту удивительную рыбу ловили только в восточной части Индийского океана. Об образе жизни ее мы ничего не знаем. При вскрытии в желудке находили мелких рачков.
Крючкопалая бородавчатка (Scorpaena didactylum)
Бородавчатка (Synanceia verrucosa) распространена от Красного моря до Индийского океана. Этой скорпене арабские рыбаки приписывают такие же качества, как и гадюке. «Эта рыба, — говорит Гюнтер, — одна из самых отвратительных. Покрытая мягкой бородавчатой кожей, настолько маскирующей части тела, что с первого взгляда едва можно их различить, эта рыба скорее напоминает тех голожаберных моллюсков, которые живут с ней в одних и тех же морях. Маленькие глаза и пасть обращены кверху, так как рыба пребывает всегда на дне и подстерегает добычу, зарывшись в песок или ил. Кроме глубоких ямок на черепе существует еще ямка внизу и сзади глаза, который может произвольно втягиваться в глазничную впадину или выходить из нее. Спинные шипы сильны, остры, как иголки, имеют на каждой стороне по глубокой ямке и покрыты толстой мягкой кожей, которая оканчивается на верхушке каждого шипа несколькими широкими бахромками. Очень крупные закругленные грудные плавники состоят из простых толстых твердых лучей и служат рыбе не только действительными органами движения по морскому дну, но также и родом лопат, с помощью которых она быстро зарывается в песок. Окраска этой рыбы необыкновенно изменчива: то она довольно однообразного грязно-бурого цвета, то очень яркого красноватого. Все же, как правило, цвета этой рыбы представляют собой смесь всех оттенков бурого, красного, серого, желтого и белого, короче говоря, рыба приспособляет окраску к окраске местности, в которой она живет, и эта окраска позволяет с трудом отличать ее от среды». Самый крупный экземпляр этого вида, который видел Гюнтер, имел в длину 40 см.
Бородавчатки сидят, спрятавшись между камнями и водорослями, неподвижно на дне и так точно приспосабливаются к среде, что вошедший в воду рыбак часто не замечает их, пока не наступит и прежде чем они, внезапно испуганные, не нанесут ему своими шипами чрезвычайно чувствительные раны[282]. «Укол их спинных шипов, — говорит Клунцингер, — производит боль в течение нескольких часов, которая сильнее, чем от укола скорпиона, что я знаю по собственному опыту. Некоторые особы после укола лишаются чувств; однажды даже, как рассказывают люди, произошел и смертельный случай, если и не непосредственно вследствие укола, то из-за воспаления полученной раны. Во всяком случае, эту рыбу, подобно скорпиону, нужно причислить к ядовитым животным. Один мой знакомый, правдивый рыбак, уверяет, что он ясно видел, как при выворачивании верхушек шипов, лежащих в кожной складке, вытекала из окружающей кожи молочная или гноевидная жидкость. Я, несмотря на частые наблюдения, не нашел этого; если же наблюдение рыбака подтвердится, тогда оказалось бы, что, кроме ядовитых зубов змей, есть и ядовитые шипы у рыб».
Оказывается, что предположение Клунцингера было верно. Ядовитые органы бородавчатки исследовал Ле-Жюж и нашел, что действительно существуют спинные шипы, которые на обеих сторонах имеют по глубокой борозде, через которую выходит яд, помещающийся в яйцевидном пузыре, если на шипы произведено извне давление. Яд представляет беловатую жидкость, от которой лакмусовая бумажка не краснеет и которая нерастворима в эфире. «Когда я, — говорит Мебиус, — осторожно снимал кожистый покров шипа и верхушка становилась свободной, то жидкость начинала бить струей на 2–3 см выше верхушки. Если бородавчатку раздражать на боках или спине, тогда она также выбрасывает молочную жидкость из верхушек накожных бородавок».
Поэтому бородавчатка является очень опасным животным, которого, по справедливости, боятся[283]. «Эта рыба, называемая здесь «но-у», — пишет Уайт Джиль из Индийского океана, — производит такое отвратительное впечатление, что не легко ее забудешь. Существует несколько видов, но все они одинаково опасны. У меня есть экземпляр, имеющий в длину 25 см и в толщину 7,5 см; изредка попадается «но-у» длиннее 38–40 см, и все же эта маленькая рыба в мелких водах приводит туземцев в трепет. Иногда она ложится на кучу пурпуровых кораллов, так что самый зоркий наблюдатель принимает ее за кусок коралла. Обман чаще усиливается, благодаря тому, что у взрослых экземпляров голова и спина обыкновенно покрыты водорослями. Самое осторожное прикосновение рукой, ощупывающей ракообразных, или же голой ногой, идущей за сетью, причиняет рыбакам ужаснейшую боль. «Но-у» любит также зарываться настолько в песок, что только глаза остаются непокрытыми и едва видны острые, тонкие спинные шипы. Как только вблизи появляется маленькая рыба, она бросается на свою добычу, которая лишь изредка ускользает от нее. Туземцы ловят «но-у» на крючок. Освобождая рыбу с крючка, они схватывают ее обычно за нижнюю челюсть, потому что это единственное безопасное место у нее. Три туземца из Айтутаки во время моего личного пребывания здесь поплатились своей жизнью из-за того, что случайно наступили на бородавчатку, несмотря на то что были испробованы все средства, чтобы сделать действие яда безвредным. Так как вся тяжесть тела наступивших нажала на шипы, яд проник так глубоко, что никакое противоядие не могло подействовать. Недавно я узнал о печальном случае. Девушка, всыпавшая в воду усыпительное средство для рыб, просунула свою руку в коралловую щель, в которую обыкновенно прячутся некоторые рыбы. К несчастью, она схватила «ноу». Так как она хорошо знала о грозящей опасности, то поспешила домой за помощью. Рука страшно распухла, и скоро боль распространилась вплоть до правой ноги. На следующий день боль и опухоль распространились также и на левую половину тела. Несмотря на все мои усилия спасти несчастную, она скончалась в столбняке спустя 30 часов после ранения. Удивительно, что «но-у», если осторожно снять с нее шипы и кожу, оказывается для кухни превосходной рыбой».
В Северном море живет тригла, или морской петух (Trigla hirundo), — самый большой европейский вид этого семейства, достигающий 50–60 см длины. Спина этой рыбы серовато-красная или бурая, брюшко светло-розоватое или белое; очень красивый вид придают этой рыбе красные спинные и хвостовые плавники, белые брюшные и заднепроходные, и черные, окаймленные голубым с внутренней стороны, грудные плавники. В первом плавнике насчитывают до 9, во втором до 16, в грудном до 3 свободных и до 11 связанных лучей[284].
Тригла, или морской петух (Trigla hirundo)
Триглы живут в Атлантическом океане, в Средиземном, Северном и Балтийском морях. Они держатся преимущественно на глубине, охотнее всего на песчаном дне, где отыскивают ракообразных, ракушек и других мягкотелых и также медуз. Триглы плавают чрезвычайно ловко и красиво, хотя не очень быстро, употребляя свои большие грудные плавники наподобие крыльев, попеременно то развертывая, то складывая их. Когда они ночью плавают на мелких местах, они светятся, «как сверкающие звезды», и испускают световые лучи, которые далеко тянутся как по поверхности воды, так и в глубине. Но гораздо своеобразнее, чем ее плавание, передвижение этой рыбы по морскому дну. Три свободных луча перед грудными плавниками, в сущности, не что иное, как ноги, на которых она может ходить. Для того чтобы передвигаться подобным образом, она приподнимает заднюю часть тела над землей, как это изображено на нашем рисунке, быстро двигает всеми тремя лучами попеременно и помогает себе слабыми боковыми движениями хвостового плавника. Так как плавниковые лучи очень коротки, то эта странная ходьба не слишком быстра, однако все же за нескольких минут животное может продвинуться на довольно значительное расстояние. Хотя не существует еще определенных наблюдений над этим передвижением, замеченным, по-видимому, только мной одним, однако нужно предположить, что эта ходьба помогает триглам добывать пищу и вообще им очень полезна. Метание икры происходит в мае и июне.
Двуносая панцирная тригла, или вооруженный морской петух (Peristedion cataphractum), — животное, носящее с полным правом имя панцирника, так как его можно назвать лучше всего защищенной рыбой европейских морей. Тело его, вытянутое в поперечном размере, представляет почти правильный восьмиугольник. Верхняя челюсть сильно выдается над нижней и рот открывается полукругом под костяной вилкой, которой оканчивается морда; от нижней челюсти свешиваются усики, из которых один образует как бы ветвь, откуда идут многие веточки. Костяной покров состоит из восьми рядов щитков, поднимающихся восемью гребенчатыми грядками. Вся верхняя часть тела превосходного красного цвета, который на боках переходит в золотистый, а на брюшке в серебристый цвет; брюшные плавники красные, спинные буровато-фиолетовые, заднепроходные и брюшные белые. Длина достигает 30 см.
Двуносая панцирная тригла, или вооруженный морской петух (Peristedion cataphractum)
В Средиземном море панцирная тригла не принадлежит к редким рыбам, ее ловят и в южном Атлантическом океане и в Адриатическом море и даже, случается, у берегов Англии. О ее образе жизни один только Риссо сообщает нам некоторые подробности. Эта странная рыба держится постоянно на глубине и подплывает к берегам только для метания икры, что совпадает с весенним равноденствием. В противоположность своим сородичам она живет одиноко, но плавает удивительно быстро, так, что, ударяясь о скалы, нередко повреждает свою вилообразную верхнюю челюсть. Пища ее состоит преимущественно из мягкотелых и медуз.
Наши предки, вероятно, не были знакомы с двуносой панцирной триглой, иначе они непременно где-нибудь да упомянули бы о ней. Теперешние прибрежные жители Средиземного моря, гораздо менее внимательные к природе и ее явлениям, смотрят на панцирную триглу как на редкость, которую сохраняют в сушеном виде или препарируют особенным образом. Говорят, что у берегов Испании и Прованса эту рыбу ловят круглый год и очень ценят из-за ее вкусного мяса. Приготовление ее совершенно особенное, так как панцирь ее не поддается никакому кухонному ножу; поэтому триглу прежде всего варят в воде, а потом уже чистят; если же хотят есть жареную, то очищают внутренности через рот, а потом наполняют ее маслом и уже тогда кладут на сковородку и жарят, пока не отпадут чешуйки.
Большая голомянка (Comephorus baikalensis) очень напоминающая макрель, возведена Гюнтером в представители особого семейства голомянковых. Своим мягким скелетом, числом позвонков (8 грудных и 35 хвостовых) рыба эта несколько уклоняется от общего типа отряда. В общем, она очень похожа на полосатых пескарок, но отличается от них сплюснутым с боков телом, большой головой, с широко расщепленной пастью и широкой, плоской мордой, удлинением некоторых лучей на втором спинном плавнике, очень большими грудными плавниками, отсутствием брюшного плавника и раздвоенным хвостовым плавником. Окраска одноцветная грязно-зеленоватая. Длина достигает около 30 см.
Большая голомянка водится, насколько до сих пор известно, исключительно в Байкальском озере[285], держится зимою в самых глубоких его местах, летом же подплывает большими стаями к берегам для метания икры[286]. Она чрезвычайно быстро плавает и, благодаря своим большим грудным плавникам, может совершать довольно значительные прыжки над поверхностью воды, так что в некотором отношении походит на летучих рыб[287]. Несмотря на это, она не в состоянии противостоять напору волн; во время бури находят большое количество голомянок выброшенными на берег, где их собирают для вытапливания жира[288].
Агонус, или европейская лисичка (Agonus cataphractus), — восьмиугольная рыба 15 см длины, бурого или светло-бурого и даже буровато-белого основного цвета, на котором выделяются на спине четыре темно-бурые полосы; светло-бурые спинные плавники покрыты темно-бурыми пятнами, по большим грудным плавникам проходят поперечные темные полоски.
Эта рыба водится в Северном и Балтийском морях, летом держится на умеренной глубине, охотнее всего близ устьев рек, а зимой удаляется на самую глубину моря. Самцы, по словам Экштрома, приближаются к берегам реже, чем самки, и, как кажется, только во время метания икры, т. е. в апреле и мае; но тогда они появляются иногда в очень значительном количестве. Размножение слабое: Кройер нашел в икряной самке только 300 яиц.
Агонус, или европейская лисичка (Agonus cataphractus)
Пинагор (Cyclopterus lumpus) достигает 60 см длины, 3–4, редко 6–7 кг веса; цвета он черно-серого, снизу желтоватого; в прочих местах цвет этот часто изменяется; первый спинной плавник весьма мало развит.
Во всех северных морях, и в особенности в Северном и Балтийском, водятся пинагоры, и, должно думать, в очень большом количестве, потому что размножение их необычайно быстрое. Однако, благодаря своему особенному образу жизни, пинагор ловится редко; пловец он плохой, редко и медленно передвигается с одного места на другое, причем безостановочно машет своим несоразмерно слабым хвостом. Чаще всего он прикрепляется к скале или к камню посредством своего брюшного плавника, который употребляет в виде присоски, и здесь ожидает свою добычу. Прикрепление его к предметам, к которым он присосался, чрезвычайно плотно. Ганнокс высчитал, что требуется сила в 39 кг, чтобы оторвать от скалы пинагора 20 см длины; Пеннант испытал, что можно приподнять ведро с водою, держась за рыбу, которая присосалась к его дну.
Пойманные пинагоры тотчас крепко присасываются к удобному месту бассейна, даже к самой гладкой стеклянной стенке, и остаются в таком положении целыми часами, пошевеливая разве только жабрами; однако они решаются иногда покинуть избранное место ради брошенной им в воду пищи.
Около марта изменяется цвет и весь образ жизни пинагора; цвет переходит в красноватый, и рыба срывается с места, чтобы отыскать близкие к берегам, удобные места для метания икры[289]. Фабрициус сообщает, что пинагор в конце апреля или в начале мая приплывает к скалистым бухтам Гренландии, что самки идут вперед, а самцы немедленно следуют за ними; первые мечут икру среди больших водорослей, в расщелинах скал, а вторые оплодотворяют ее и потом плотно присасываются вблизи яиц. Фабрициус упоминает, что самец бдительно сторожит яйца и действительно выказывает большое мужество, вступая в борьбу даже со страшной зубаткой, которой наносит иногда смертельные раны[290]. Ласепед считает себя вправе сомневаться в истине этого сообщения, но оно вполне подтверждается позднейшими наблюдениями. Так, Джонстон, передавая сообщения рыбаков, рассказывает, что самец своим телом закрывает яйца и остается в этом положении, пока молодые рыбки не вылупятся из икры. Вскоре после того рыбешки присасываются к бокам и спине самца и последний удаляется от берега вместе с дорогой ношей и уносит свое потомство на более безопасную морскую глубину.
Средиземноморский долгопёр (Dactylopterus volitans) живет в Средиземном море. Его родство с другими представителями семейства кажется гораздо незначительнее, чем оно есть на самом деле, потому что общее впечатление, получаемое от этих рыб, существенно отличается от впечатления, производимого их сородичами. Рыло короткое, очень круто спадающее книзу, верхняя часть черепа плоская, только часть щек покрыта чешуйками; жаберная крышка мала и округлена, отверстие рта небольшое, тело довольно вытянутое и одето жесткими, по краям зазубренными и частью килеватыми чешуйками. Спина этой рыбы красивого светло-бурого цвета с более темными крапинками и пятнами; бока головы и туловища светло-красные с серебристым налетом, нижняя часть тела розовато-красная; большие грудные плавники покрыты по темному фону голубоватыми пятнами, черточками и полосками, спинные плавники по серому фону — неясными бурыми пятнами, между тем как хвостовой плавник красно-бурый и разрисован пятнистыми полосками. Самые крупные экземпляры достигают 50 см длины.
Средиземноморский долгопёр (Dactylopterus volitans)
Все прежние писатели, занимавшиеся естествознанием, и все путешественники новейшего времени, проезжавшие по Средиземному морю, могут кое-что рассказать о долгопёре, потому что эти рыбы, кажется, всюду часто встречаются и умеют обратить на себя внимание самых равнодушных людей. Однако очень вероятно, что их часто путают с летучими рыбами.
В большем или меньшем расстоянии от борта корабля замечают целые стаи таких рыб, которые внезапно поднимаются из волн и со своеобразными свистящими ударами больших грудных плавников проносятся над водою, на высоте 4–5 м от поверхности; пролетевши таким образом 100–120 м, они опять исчезают в волнах[291]. Подобные зрелища повторяются довольно часто, одно за другим, причем одна стая поднимается, летит вперед и падает, а другая в свою очередь уже таким же образом проносится со свистом, и, раньше чем она опустится в воду, третья и четвертая принимаются за то же самое. Когда это выскакивание рыб происходит в известном направлении, можно предположить, что долгопёров преследуют хищные рыбы, от которых они стараются спастись вылетанием или, лучше сказать, перепрыгиванием через волны; но часто можно видеть, что они появляются то там, то сям, и не держатся, собственно, никакого направления, а скорее летают друг через друга без всякого порядка. Поэтому можно допустить, что долгопёры часто, просто играя, ради удовольствия, поднимаются из воды, как это делают и другие рыбы. Вблизи берегов такие стаи обращают на себя внимание чаек и буревестников, которые поспешно слетаются и принимаются за охоту. Тогда зрелище становится в высшей степени привлекательным, потому что при той быстроте, с которой перепархивают рыбы, птицы должны пустить в ход всю свою ловкость, чтобы завладеть намеченной добычей. Человек почти никогда не преследует долгопёров, потому что их сухое и жесткое мясо весьма мало привлекательно для прибрежных жителей столь богатого рыбой Средиземного моря. Пища долгопёра состоит из ракообразных и мягкотелых. О размножении их я нигде не нахожу никаких сведений, точно так же как и вообще очень мало известно о жизни этих хотя и обыкновенных, но все-таки удивительных рыб.
Отряд камбалообразные(Pleuronectiformes)
Особенно многочисленны виды и особи камбалообразных рыб, населяющие моря умеренного и тропического поясов; по направлению к северу число видов быстро падает; в британских водах, по Яррелю, найдено 16 видов этих рыб, в Каттегате — пока еще 13, у норвежских берегов — 10, у Исландии — 5, у Гренландии — 3. О камбалообразных рыбах чужеземных вод мы знаем пока еще слишком мало, чтобы иметь возможность дать подробный очерк их жизни. Поэтому заметим только, что богатство и красота форм тропиков отразились также и на рыбах этого семейства, а именно распределение окраски у многих видов совершенно разное, соответствующее пестрому фону морского дна.
За исключением палтусов, все камбалообразные рыбы любят мелкие места моря, лучше всего песчаные, но не совсем вязкие, т. е. не такие, которые покрыты мягким глубоким илом. Многие виды, в особенности речная камбала и морской язык, охотно держатся в устьях рек; первые иногда даже предпринимают кочевки вверх по рекам далеко в глубь материка. В английских реках, в нижних течениях Эльбы и Везера, а также в Рейне до голландской границы, речные камбалы появляются регулярно; не раз, впрочем, ловили их в верхних течениях тех же рек, например в Эльбе — еще выше Магдебурга, в Рейне — вблизи Майнца, а также в Мозеле и в Майне. Как ни вялы кажутся камбалообразные рыбы, однако они весьма охотно совершают кочевки. Благодаря заурядности большинства видов, на это явление обращено меньше внимания, нежели оно того заслуживает. Про палтуса, одну из весьма важных для норвежцев съедобных рыб, уже издавна известно, что во время зимы он удаляется в глубь моря, а около весны подходит к бухтам. Так, на юге и западе Исландии палтус, вместе с треской, появляется в марте, в апреле становится еще обыкновеннее и в течение всего лета держится вблизи берегов; на севере этого острова он, напротив, появляется только в мае, на востоке же — не ранее июля; возле Фарерских островов палтус посещает прибрежное дно также только в мае и июне, исчезая с наступлением сурового времени года; напротив, в Балтийском море, особенно в Кильской бухте, этих рыб в большом количестве ловят только в октябре, ноябре и декабре.
Совершенно так же, как палтусы, появляются и вновь исчезают все остальные камбалообразные рыбы, над которыми были произведены более внимательные наблюдения. Так, рыбакам известно, что тюрбо начинает идти с глубин моря к песчаным мелям в южных частях Северного моря около конца марта, в более северных частях того же моря — несколько позднее, а с наступлением жаркой поры вновь возвращается на глубокие места. Точно так же известно, что гладкий ромб наиболее обильно встречается на мелях побережья Эльбы начиная с апреля, на отмелях у устья Везера — с мая по июнь, около Грейфесвальда, напротив, с мая по август. Опытные рыбаки произвели дальнейшие наблюдения и узнали, что морская камбала, благодаря своим путешествиям называемая зимней и летней камбалой или просто камбалой и майской камбалой, не только появляется в определенное время на известных местах лова и затем вновь исчезает оттуда, но и во время своего пребывания предпринимает еще особые кочевки к вышележащим песчаным мелям. Я оставляю открытым вопрос, правильно ли сообщение одного старого моряка, переданное Хинкельману, будто бы этот моряк видел в течение целого дня ход палтусов, плывших такой густой массой, что за ними сквозь прозрачную воду совершенно не видно было дна. Однако я нахожу вполне достоверными наблюдения рыбаков над регулярным появлением и исчезновением речных камбал и в то же время не имею никакого повода сомневаться в данных противоположного характера, приводимых только что упомянутым ихтиологом, что палтусы и летом перекочевывают с одного места на другое. Бывает, что в каком-нибудь месте ловится лишь немного таких рыб, тогда как накануне здесь все сети вытаскивались переполненными. Какое влияние оказывает на эти путешествия размножение, мы еще не знаем; можно также предположить, что перемена местопребывания зависит только от стремления к отысканию области, более изобилующей пищей для камбалообразных рыб.
Повадками и привычками, в особенности способом передвижения, все камбалообразные чрезвычайно похожи друг на друга, по крайней мере, до сих пор противоречий этому не наблюдалось. Рыбы эти лежат без движения на дне, более или менее зарыв в песке все тело, кроме глаз, и так остаются, пока их не приманит к себе какая-либо добыча или не прогонит хищная рыба. Зарывание в песок совершается с удивительной быстротой с помощью волнообразных движений спинных и заднепроходного плавников, благодаря которым в песке весьма скоро вырывается плоское углубление, причем одновременно с этим как спинная, так и брюшная сторона легко покрываются песком. Затем рыбе достаточно одного только движения, чтобы стряхнуть с себя песчаную покрышку и всплыть наверх, после чего она непрерывными волнообразными движениями обоих главных плавников и мощными взмахами хвостового плавника двигает свое тело, плывя далее в таком положении, что слепая сторона ее обращена вниз, а спинная — наверх. Если рыба хочет сделать какой-либо крутой поворот, то в дело вновь пускается хвостовой плавник. Все пойманные камбалообразные рыбы, которых я только наблюдал, передвигались всегда вышеописанным образом, т. е. плашмя. При очень медленном плавании все тело рыб так же волнисто переливается, как и спинной и заднепроходный плавники; при более быстрых перемещениях видно одно только движение хвостового плавника.
В высшей степени интересно наблюдать полузарывшуюся в песок камбалу. Ее большей частью разнообразные, крупные, весьма ярко окрашенные глаза, в которых можно прочесть выражение ума и хитрости, не походят на глаза других рыб и находятся в беспрерывном движении. Действительно, они могут не только поворачиваться по желанию рыбы, но даже, как у лягушек, приподниматься, выпячиваться и снова втягиваться в глазничные впадины; вместе с тем они могут двигаться в самых различных направлениях и под самыми разнообразными углами по отношению к верхней поверхности тела. В этом случае весьма существенной защитой им служат настоящие веки и весьма развитая мигательная перепонка. Эти ярко окрашенные глаза, строго говоря, одни только и выдают зарывшуюся в песок рыбу. Окраска стороны, несущей глаза, подражает дну данного водного бассейна совершенно так же, как покров зайца походит на окраску поля или оперение альпийской куропатки — на окружающую обстановку альпийских стран; при этом, как последняя меняет свою окраску в зависимости от времени и места, такое же точно явление мы замечаем и у камбалообразных рыб, с той разницей, что смена окраски у них происходит не дважды в году, но при каждой перемене места. Все, что мы выдумываем про хамелеона, — все это у камбаловых рыб встречаем в действительности. Если какая-нибудь из них, например, лежит в песчаном дне, то через некоторое время как окраска ее, так и рисунок совершенно сольются с цветом окружающей почвы: выступает наружу желтоватый цвет, темный же исчезает. Если же, как это довольно часто бывает в небольших водовместилищах, эту же рыбу перенесут на другое дно, например на дно из гранитного гравия, то окраска стороны, несущей глаза, быстро принимает цвет этого гравия: прежние, казавшиеся желтыми морской язык, палтус или камбала становятся серыми. При этом свойственное каждому виду распределение цвета и рисунка не нарушается, однако значительно изменяется, что, конечно, убеждает каждого наблюдателя в том, что цвету этих рыб не должно придавать большого значения в систематическом отношении.
Этой удивительной способностью подражать окружающей обстановке дна лучше всего, конечно, и объясняется необыкновенная многочисленность камбалообразных. Они не плодовитее других рыб, даже по числу своих яиц не могут соперничать со многими родственными им рыбами, но молодь их более успешно, чем это бывает обыкновенно, избегает хищнических преследований и таким образом достигает такой величины, которая гарантирует им самозащиту. Камбалообразные рыбы сами являются хищниками; более крупные виды их решаются нападать даже на рыб величиной с треску, более же мелкие довольствуются различного рода раками, моллюсками и червями. По жажде уничтожения и хищничеству крупные и мелкие виды совершенно одинаковы. Они преследуют всякую добычу, которую только надеются осилить, и не боятся нападать на более слабых рыб их же вида: норвежские рыбаки считают достоверным, что ранения плоских частей тела и хвостовой области, столь часто наблюдаемые у этих рыб, наносятся более крупными экземплярами того же вида. Даже наиболее опасные враги для рыб этого семейства — зубатки и скаты встречают в крупных камбалообразных рыбах соперников и мстителей; особенно большие палтусы часто преследуют скатов, ведущих почти такой же образ 3 жизни, как и они.
1 — Большой ромб, или тюрбо (Psetta maxima) 2 — Морская камбала (Pleuronectes platessa) 3 — Европейский морской язык (Solea vulgaris)
Размножение камбалообразных приходится на различные месяцы, но в общем оно происходит в лучшую пору 2 года, именно весной и в начале лета. Для больших палтусов это время с мая по июль, для большого и гладкого ромбов — с марта по май, для морской и речной камбал — с января по июнь, а для морского языка — с мая по июль. В отмеченные периоды яичники беременных самок занимают большую часть полости тела, а молоки самцов переполняются семенем. Икра мечется на тот же грунт, который служит временным местопребыванием этих рыб, следовательно, преимущественно на песчаное дно; кроме того, икра откладывается между морской травой и другими растениями, а равно и в рыбачьи сети, долго остающиеся в воде. Вылупившуюся молодь замечают в начале лета, особенно во время отлива, так как она, как и взрослые, часто бывает слишком ленива, чтобы с наступающим отливом покинуть мелкие места и уйти в более глубокие; большей же частью она дожидается нового прилива, зарывшись в песок. Трудно представить себе нечто более нежное, чем эти молодые рыбешки. Кроме величины, они совершенно походят на взрослых рыб по окраске, рисунку и образу жизни, но кажутся более красивыми, более подвижными, а потому и более привлекательными. Они, более чем многие другие рыбы, годны для содержания в неволе, так как не только не требуют непременно морской воды, но легко уживаются в воде наших пресноводных прудов и рек и чувствуют себя здесь прекрасно, лишь бы не было недостатка в пище. Таких рыб, т. е. наших камбал, палтусов и морских языков, я могу смело рекомендовать нашим любителям.
Все виды камбалообразных имеют вкусное, многие изысканное мясо, заслужившее обширное потребление еще и тем, что оно днями сохраняется, не портясь, почему может посылаться на далекие расстояния. Большинство прибрежных жителей едят только свежепойманных рыб, но на далеком севере, где летняя ловля должна гарантировать запас на зиму, этих рыб, по крайней мере наиболее крупные экземпляры, приготовляют для более продолжительного сохранения; для этого их разрезают на полосы и или солят, или высушивают в виде штокфиша, или, наконец, коптят. Особенно ценятся морские камбалы, лиманда и большой ромб, однако и остальные виды нигде не считаются невкусными.
Самое жирное мясо камбалообразные рыбы имеют поздним летом, самое худшее, а местами даже и несъедобное — поздней осенью.
Первое место среди камбаловых у наших рыбаков справедливо занимает морская камбала (Pleuronectes platessa). Длина ее лишь в редких случаях превосходит 60 см, а вес лишь в исключительных доходит до 7 кг. Будучи, в зависимости от местообитания, различно окрашенной и испятнанной, в общем, она на стороне, несущей глаза, имеет бурый фон с серым мраморным рисунком и кругловатыми желтыми пятнами, которые продолжаются также и на спинной, заднепроходный и хвостовой плавники; слепая сторона, напротив, одноцветная — желтая или серовато-белая.
Область распространения морской камбалы охватывает большую часть Атлантического океана и Средиземного моря, а также Северное и Балтийское моря. В Северном море она водится повсюду, хотя и не везде в одинаковом количестве; в Балтийском ее встречают вплоть до берегов восточной Померании и до стокгольмских шхер[292].
Еще чаще, пожалуй, в соответствующих местах тех же морей и океана встречается другой вид — речная камбала (Platichthys flesus), одна из тех камбаловых, которые часто посещают пресные воды[293]. Длина ее редко достигает более 30 см, а вес лишь в исключительных случаях несколько превышает 3 кг. Окраска отливает от темно-бурого к светло-бурому цвету, рисунок состоит из более темных пятен; плавники обыкновенно бывают светлее тела, но точно так же покрыты более темными пятнами. Слепая сторона по светло-желтому и желтовато-белому фону покрыта нежными черными точками и крапинками. У большинства речных камбал глаза расположены на правой стороне, однако Виттмак среди 64, вытащенных за один раз, нашел не менее 7 камбал этого вида, у которых глаза были на левой стороне.
Третий вид — лиманда (Limanda limanda) отличается своей шероховатой, зубчатокрайней и неправильной чешуей; верхняя сторона этой рыбы однообразного бледно-бурого цвета, нижняя же белая. Длина тела достигает 25–30 см, вес 2–3 кг. Лиманда населяет воды датского, шведского, норвежского, британского и исландского побережий, водится между шлезвигскими отмелями, но в Балтийское море проникает нечасто и здесь не заходит так далеко на запад и север, как речная камбала.
Атлантический белокорый, или обыкновенный, палтус (Hippoglossus hippoglossus), носящий у англичан название «ха-либут», является гигантом, так как длина его колеблется между 1,5 и 2 м, а вес — между 100 и 200 кг[294] Понтоппидан упоминает об одной рыбе этого вида, которая занимала собой всю лодку, другие же наблюдатели не опровергают этого. Окраска верхней стороны бывает от светло-бурой до темно-бурой; слепая сторона чисто-белого цвета.
Истинной родиной обыкновенного палтуса справедливо считают Ледовитый океан, но рыба эта встречается повсеместно и вдоль северных берегов Европы, местами периодически, а в некоторых частях и обыкновенно. По Гютнеру, палтус этот водится также у берегов Камчатки и Калифорнии и предпочтительно посещает мели, находящиеся в некотором отдалении от материка и лежащие на глубине 50–120 саженей. У германских берегов он встречается редко, но в Северном море принадлежит к числу видов, известных местным рыбакам, а в Балтийском море ловится иногда, и только в Кильской бухте.
Большой ромб, или тюрбо (Psetta maxima), — самая ценная рыба всего рода. Сторона, несущая глаза, бугорчатая; окраска состоит из различных оттенков бурого цвета, более светлых на плавниках; рисунок состоит из расплывчатых мраморных и более отчетливых, крупных и мелких, светлых пятен. Слепая сторона однообразного белого цвета. Длина может достигать более 1 м, вес до 35 кг. Ронделет, однако, уверяет, что имел в руках одного ромба, имевшего в длину 3 м, в ширину 2 м и в толщину почти 1 м[295].
Кроме Северного и Балтийского морей большой ромб ловится и в Средиземном море. Чаще всего его ловят в Северном море и в Ла-Манше, а также у северо-западных берегов Франции.
Гладкий ромб, или бриль (Scophthalmus rhombus), отличается, что видно из его имени, гладкой кожей; по красновато-песчано-бурому фону он обыкновенно покрыт темно-бурым мраморным рисунком и украшен жемчужными, светлыми пятнами. Однако в молодости он бывает красновато-бурого и темно-бурого цвета с черными пятнами. По величине гладкий ромб значительно уступает своим сородичам: длина его редко превышает 40 см, а вес лишь в исключительных случаях равен 4 кг.
Область распространения гладкого ромба охватывает Средиземное море и Атлантический океан; у германских берегов он обыкновенен всюду, в Балтийском же море, напротив, встречается редко.
Отряд скалозубообразные, или иглобрюхообразные(Tetraodontiformes)
Европейский морской язык (Solea vulgaris) — соль англичан и французов, суэла испанцев, сола португальцев, соплиа итальянцев — рыба, достигающая в длину самое большее 60 см, а веса — до 4 кг; на наружной стороне и на конце грудных плавников имеет черную окраску, на слепой же стороне буроватого цвета.
Начиная от Средиземного моря и до Ледовитого океана, морской язык встречается у всех берегов Западной Европы. В Северном море эта рыба очень обыкновенна, причем отсюда она проникает также и во впадающие сюда реки; в Балтийское море, напротив, она не заходит далее Кильского побережья.
Кузовки (Ostracion) отличаются от всех прочих рыб четырехрогим безобразным туловищем, покрытым, вместо чешуи, панцирем, который состоит из правильных, большей частью шестиугольных костяных пластинок, так что подвижными остаются только хвост, плавники и губы. Хвост и плавники помещаются в отверстиях, образующихся в панцире, и кажутся как бы вставленными туда. Все кузовки обладают крепкими иглами, которые в основном лежат попарно и тем еще более способствуют оригинальному виду этих странных созданий. Маленький рот помещается на конце рыла; жаберное отверстие имеет вид щели, окаймленной кожистой лопастью; в жаберной перепонке насчитывают шесть лучей. Язык короткий и неподвижный; желудок перепончатый и большой. Над хорошо развитыми глазами, лежащими высоко над головой, зачастую находятся две иглы, служащие, очевидно, для их защиты.
Кузовок четырёхрогий (Acanthostracion quadricornis) имеет две иглы перед глазами и две позади на брюхе, заменяющие грудные плавники; длина его достигает 30–35 см. Туловище у него трехгранное; плавники маленькие, закругленные, хвост длинный и сильный, служащий главным органом движения, так как остальные плавники мало способствуют этому[296]. В верхней челюсти насчитывают 14, а в нижней 12 зубов. Основная окраска красивого бурого цвета с красноватым отливом; на этом фоне выделяются темные продолговатые пятна неправильной формы; хвост более желтовато-бурого цвета, и пятна на нем кругловатые; плавники желтоватые.
Об образе жизни этой рыбы мы ничего не знаем. Все кузовки принадлежат морям жаркого пояса, живут на каменистых или скалистых мелководных местах, плавают так плохо, что их можно поймать рукой, редко поднимаются в верхние водные слои и вне воды скоро умирают. Их пища состоит из ракообразных; об одном виде, живущем в Красном море, рыбаки рассказывают, что он охотно ест хлопчатую бумагу, которой шпаклюют пазы кораблей. Некоторые виды ловят ради их жирной печени; мясо иных ценится, тогда как у других считается ядовитым. В прежние времена собирали крепкие, несокрушимые панцири кузовков и как редкость привозили их в Европу.
Обыкновенная рыба-ёж (Diodon hystrix) достигает длины около 35 см и по ржаво-бурому фону покрыта бурыми пятнами. Круглые иглы имеют три корешка, из которых один составляет продолжение самой иглы; иглы расположены друг на друге в виде чешуи, и длина их может достигать 5 см. Как и у других видов этого рода, клювоподобная челюсть не имеет средней разделительной бороздки[297].
Обыкновенная рыба-ёж (Diodon hystrix)
Иглобрюхами (Tetraodon) называют виды другого рода, у которых челюсти разделены посередине продольной бороздкой, или швом. Вследствие этого в каждой челюсти образуются как бы по два зуба, в обеих, следовательно, четыре. Кожа усажена небольшими иглами. У некоторых видов нос переходит в высокую выгнутую бородавку.
Один из известнейших видов — фахак (Tetraodon fahaka) арабов, иглобрюх, длиной почти 25 см, с толстой широколобой головой, с высоко наверху расположенными глазами, перед которыми находятся бугорок и два усика; брюхо его покрыто тонкими, острыми иглами, остальное же тело почти голое и слизистое и, как у других родичей, имеет красивую яркую окраску. Спина черновато-синяя, по бокам проходят ярко-желтые полоски, брюхо желтоватое, горло белоснежное, хвостовой плавник ярко-желтый.
Фахак (Tetraodon fahaka)
Фахак по временам поднимается из Средиземного моря в Нил, где его часто замечают, но ловят редко. Гассельквист первый дает о нем сведения. Жоффруа Сент-Илер позднее наблюдал его во время разлития Нила и высказал мнение, что фахак спускается из верхней части реки и во время разлива заходит в искусственные разветвления[298]. При высыхании его находят здесь зачастую целыми массами, лежащими на иле или на песке. «И старый, и малый, — говорит Жоффруа Сент-Илер, — радуются их появлению; дети забавляются с ними, как у нас с майскими жуками, гоняются по воде за этими вздутыми и опрокинутыми навзничь шарами, надувают их и, когда они высохнут, играют ими, как мячиками». В настоящее время дело обстоит иначе, так как фахак принадлежит к таким рыбам, которые охотно покупаются путешественниками по Нилу и как редкость берутся на память о стране фараонов.
По своему образу жизни и поведению иглобрюхи во всех отношениях походят на двузубов. В глубокой воде они плавают хотя и не особенно проворно, но все же не хуже других рыб; но, заметив опасность, они быстро устремляются к поверхности, глотают воздух и надуваются до такой степени, что прежде морщинистое тело их становится совершенно гладким; после этого они переворачиваются на спину и превращаются в настоящий шар, со всех сторон усаженный иглами[299]. В этом состоянии они не могут плавать и, без сомнения, сделались бы жертвой всех хищных рыб, если бы последние могли проглотить этот шар; но так как это им не удается, то они ограничиваются тем, что только гоняются по воде за нашим иглобрюхом, не будучи в состоянии схватить его, и наконец оставляют его, исколовшись об иглы. Если человек схватывает надувшегося иглобрюха, то замечает, что тот в испуге старается как можно больше набрать в себя воздуха: доказательство, что в этом он видит средство к спасению. Убедившись, что опасность счастливо миновала, иглобрюх выпускает часть набранного воздуха, чем производит шипящие звуки; после этого он принимает вид других рыб и становится способным снова употреблять в дело свои плавники. Кроме этого своеобразного способа защиты иглобрюх энергично пользуется также своей зубной системой: он злобно кусает все, что попадется ему под зубы. Иглобрюх отличается живучестью и может долгое время обходиться без воды. Его мясо едят только самые бедные жители Нильского побережья; икра же его считается ядовитой.
Почти на всех языках носит одно и то же название весьма странная луна-рыба, или «плавающая голова», причем выраженные этими названиями сравнения говорят сами за себя. Луна-рыба (Mola mola) имеет необыкновенно короткое, сжатое туловище и замечательно высокие и острые спинной и заднепроходные плавники, соединяющиеся с коротким широким хвостовым плавником и вовсе не соответствующие небольшим круглым грудным плавникам. Зубная система такая же, как у рыбы-ежа, так как у луны-рыбы тоже нет бороздки в эмали, покрывающей зубную челюсть. Относительно внутреннего строения надо заметить, что известные виды этого рода имеют маленький желудок, непосредственно прилегающий к пищеводу, но у них нет переднего желудка, приспособленного к вздутию, а также и плавательного пузыря. Форма луны-рыбы короткая, овальная, а в молодости почти круглая; кожа толстая и шероховатая, окраска обыкновенно грязно-серо-бурая, которая к брюху становится светлее. По величине эта рыба превосходит всех своих родичей, так как попадались экземпляры в 2–2,5 м длиной и более 300 кг весом[300].
В Средиземном море чаще всего наблюдали луну-рыбу, живущую, впрочем, также в морях жаркого и умеренного пояса. «В хорошую погоду, — говорит Яррель, — матросы нередко замечают этих рыб как бы спящими на поверхности моря, лежащими всегда на одной стороне, так что несведущий человек думает, что они мертвые».
«Вареное мясо луны-рыбы, — сообщает Геснер, — представляет собой не что иное, как клей, который вываривается из кожи или мяса соленой каракатицы; оно имеет отвратительный запах, вследствие чего его никто не ест. Печень, сваренная в вине, представляет собой отличное кушанье».
Отряд пегасообразные(Pegasiformes)
Пегасы — обитатели тропического прибрежья Индийского и Тихого океанов. Название этим рыбам дал еще Карл Линней, которому они своими большими расправленными грудными плавниками напомнили Пегаса — мифического летающего коня. В странах Юго-Восточной Азии засушенных рыбок продают местные торговцы, их используют в качестве амулетов или сувениров.
На песчаном грунте мелкого морского прибрежья проживают, вероятно, все четыре вида пегасов; это очень странно сложенные маленькие рыбки, тело которых покрыто со всех сторон костяными пластинками. На туловище эти пластинки срослись между собой, а на хвосте — подвижны. Особенно бросаются в глаза длинные, широкие, горизонтально стоящие грудные плавники и далеко выдающаяся вперед верхняя часть рыльца. Длиннохвостого пегаса (Pegasus natans) мы изобразили на нашем рисунке. Все виды очень мелкие.
Длиннохвостый пегас (Pegasus natans)
Отряд батрахообразные, или жабообразные рыбы(Batrachoidiformes)
Жабун урчащий (Batrachus grunniens) имеет длину 30 см; голова и спина бурого цвета, а бока разрисованы под мрамор белым и бурым цветом; грудные плавники по красноватому фону покрыты бурыми пятнами, а остальные плавники покрыты такими же пятнами по серому фону.
Жабун урчащий обычен в водах Индии вплоть до Малайских островов и, по Дэю, необыкновенно часто встречается на Малабарском берегу. Он получил свое название потому, что, когда его трогают, издает своеобразный квакающий звук, производимый трением жаберных крышек[301]. Кроме этого мы ничего не знаем относительно его образа жизни и временно должны признавать, что он мало отличается по образу жизни от других родичей по семейству. Мясо его жирное и считается вкусным. Печень, говорят, ядовита.
Жабун урчащий (Batrachus grunniens)
Отряд присоскообразные(Gobiesociformes)
Пятнистая присоска (Diplecogaster bimaculata) бывает красивого карминно-красного цвета, который переходит в мясо-красный на нижней стороне. Между глазами имеются светлые, по всему телу — темные, неравномерно разбросанные пятна. Длина может достигать 8 см.
Присоски проявляют ту же вялость, что и круглопёры, но предпочитают мелкие места глубоким или, быть может, только любят держаться там, где отлив на далекое пространство обнажает песок, хотя в это время они и бывают вынуждены целыми часами лежать вне воды. Описанный вид водится в изобилии у английских берегов и частью в Северном море, держится также у скалистого дна, плотно присасывается к каменьям или старым раковинам моллюсков и выходит из этого положения только для того, чтобы схватить добычу или обезопасить себя от врага. Пища их состоит из мелких ракообразных и тому подобных морских животных, а также из маленьких рыбешек. Время размножения приходится на март; яйца откладываются в местах обыкновенного пребывания этих рыб, а иногда и внутри раковин[302].
Пятнистая присоска (Diplecogaster bimaculata)
Незначительная величина и трудность добывания присосок не вознаграждают затраченных на лов усилий. Однако рыбаки любят ловить их, так как эти рыбы их забавляют: всякий раз тотчас же снова пристают ко всякому предмету, даже к руке рыбака; присасывание их ко дну настолько значительно, что затрудняет содержание их в аквариумах. По наблюдениям Монтэгю, некоторые из этих рыб с момента своего помещения в аквариум и до самой смерти оставались приставшими на одном и том же месте, не шевелясь, и даже после смерти оставались все в том же положении. Если пробовали подсовывать им палец, то они тотчас же присасывались к нему и позволяли себя вынимать из воды, нисколько не изменяя своей позы.
Отряд удильщикообразные, или морские черти(Lophiiformes)
К самым некрасивым и безобразным рыбам принадлежат морские черти[303]. «Морские жабы, — рассказывает Геснер, — говорят, отвратительные и гадкие животные; в некоторых местах они имеют в длину три фута и столь широкую пасть, что могут проглотить обыкновенную охотничью собаку. Мясо их вязкое; они по форме плоские, окрашены в бурый или черный, как сажа, цвет, с очень крупной и широкой головой, так что даже вблизи ничто не указывает на рыбу. Нижняя челюсть выдвигается далеко за верхнюю, и потому их пасть постоянно открыта. На голове и вокруг глаз у нее много колючек и шипов; обе ее челюсти и язык полны зубов. Впереди на голове она имеет два хохолка и несколько меньших — сзади на спине, которые, говорят, очень худо пахнут. Если ту рыбу выловить и, сильно растянув, внутри ее поставить свечу, тогда получится отвратительный фонарь; но и без того эта рыба считалась отвратительной, и недаром некоторые народы называют ее морским чёртом. Эти рыбы, говорят, обитают у берегов, поросших травой, и очень прожорливы, преследуют человека, примечают плавающих, схватывают ослабевших, тащат на дно и наконец пожирают. Морская жаба так сильно наполняется другими рыбами, что прибрежные жители, поймавши крупный экземпляр, разрезают ее, чтобы взять из брюха свежих рыб. Существует много рыб, которые с особенным лукавством и обманом, так им определено природой, добывают себе пищу и кормятся. В этом, говорят, морская жаба превосходит других; ибо, как слышно, она имеет впереди у своей пасти рожки, которыми шевелит в иле или грязи, как будто это черви, на которых охотятся мелкие рыбы; рыбки приплывают на эту приманку и пожираются ею. Мясо этих животных, говорят, непригодно для пищи, ибо оно на вкус скверное и имеет отвратительный запах. Все же, говорят, наилучшая часть — брюхо». Это описание, в общем, правильно, ибо удильщикообразные, действительно, живут совершенно так, как это описывает Геснер, еще и теперь вызывают в каждом отвращение и, поистине, так прожорливы, что и в настоящее время английские рыбаки вырезывают у описанного Геснером вида брюхо, чтобы взять находящихся в нем рыб.
В северных морях живут немногие виды, ибо эти рыбы принадлежат преимущественно тропикам и здесь, собственно, проявляется их разнообразие.
Геснер назвал морским чёртом «необыкновенно отвратительную, безобразную рыбу», которую он и описал; название это осталось за ней и поныне. Голова морского чёрта, подобно голове его сородича, удильщика (Lophius), несоразмерно велика, широка, сплющена и колюча; пасть широко разрезана и вооружена множеством загнутых внутрь подвижных зубов, распределенных по челюстям, нёбу и сошнику. Первый плавник состоит только из трех соединенных лучей; однако к ним можно еще причислить несколько отдельно торчащих подвижных нитей, которые могут произвольно двигаться.
Цвет верхней части тела европейского удильщика, или европейского морского чёрта (Lophius piscatorius) равномерно бурый, более темный на плавниках; нижняя часть, не исключая брюшных и грудных плавников, беловатая; хвостовой плавник темно-бурый, почти черный. Длина этой рыбы достигает почти 2 м, однако такие большие экземпляры ловятся редко.
Европейский удильщик, или европейский морской чёрт (Lophius piscatorius)
У длиннорылого морского нетопыря (Ogcocephalus vespertilio) морда сравнительно мала, но плечевая часть грудных плавников длиннее, чем у удильщика; над каждой ноздрей видна роговая пуговка. Цвет верхней части тела красивый светло-серо-бурый, нижней — ярко-красный.
В отличие от морских чертей нетопыри значительно мельче: их длина не превышает 30–35 см. У них также очень крупная, но уплощенная голова, рот вооружен мелкими зубами. Это малоподвижные рыбы, медленно перемещающиеся по дну с помощью своих рукообразных грудных и брюшных плавников. Для привлечения жертв используют «удочку» — подвижный луч спинного плавника.
Длиннорылый морской нетопырь (Ogcocephalus vespertilio)