Русские исследователи дополняют описание бобрового строительства.
А. В. Федюшин, долго наблюдавший жизнь бобров, сообщает, что в Белоруссии, на реке Березине, бобру негде рыть нор, потому что эта река и ее притоки текут среди заболоченных долин и имеют низкие берега. Для постройки хаток бобрам приходится выбирать большие кочки, образовавшиеся под кустами лозы или ольхи. Во время половодья такая кочка вместе с хаткой возвышается над водой, как остров. В других местах они строят хатки на более прочном основании — на корнях ольхи. В этом случае бобры выкапывают вокруг хатки глубокий канал, и она тоже оказывается как бы на островке. От этого обводного канала звери проводят боковые каналы, так что вешние воды, стекая по ним, не повышают уровня обводного канала и не заливают ни островка, ни хатки.
На реке Соже бобровые хатки встречаются в глухих затонах или на лесных озерах с низкими, болотистыми берегами. Такая хатка обычно стоит у самой воды и всегда бывает отрезана от берега глубокой канавкой, идущей вокруг нее в виде кольца. Бобровая хатка так прочно построена, что выдерживает тяжесть нескольких человек, вставших на нее. Разрушить хатку без помощи топора и пилы очень трудно. Прутья в 3 сантиметра толщиной и даже толще бывают прочно переплетены между собой и сцементированы песком, илом, корнями водяных трав и прочими материалами, так что представляют одно целое. Свод хатки бывает 35 сантиметров толщиной, высота внутри от «пола» до «потолка» — полметра и больше, а поперечник основания — от 1½ до 2 метров. Дно хатки является как бы круглым островком, со всех сторон окруженным водой. Выход и вход устроены под землей и ведут в воду. Чтобы войти в хатку или выйти из нее, животное должно нырнуть под воду.
В хатках, обследованных А. В. Федюшиным, полы были сделаны из ряда толстых перекладин, покрытых плотным настилом из мелких прутьев и веточек, которые скреплены илом и массой, похожей на торф. Сверху этот пол еще устилается мелко изгрызенными прутиками, а также слоем мелких щепок и стружек, которые в изобилии накопляются, когда бобр грызет дерево. Все это покрыто толстым слоем сухих листьев. В хатке совершенно темно, и только отраженные лучи едва проникают туда через входы сквозь слои воды. В стенах и крыше постройки, повидимому, есть щели, сквозь которые внутрь проходит свежий воздух.
Жилища бобров строятся по-разному, в зависимости от природных условий. Бобры в Воронежском заповеднике строят свои жилища иначе, чем в Белорусском.
«На крутом высоком берегу, — рассказывает В. Хлебович, — бобры роют норы, имеющие отверстие большей частью под водой, если только оно не осыпается. Затем нора идет неглубоко от поверхности земли. Длина ее колеблется от нескольких метров до 25 метров. Нора образует разветвления. Кроме хода, в ней есть еще камеры для лежки и у входа — углубления с водой. Такие норы в Воронежском заповеднике редко служат бобру постоянным жилищем. Кроме них, бобры устраивают норы под корнями ольх. Бобры выгрызают корни ольхи внутри кочки и живут в образовавшемся помещении. Вход в него тоже скрыт в воде на глубине около метра».
В Воронежском заповеднике встречаются очень большие бобровые хатки. В. Хлебович описывает такую хатку у речки Ивницы, высотой в 2½ метра. Основание хатки имело наибольший диаметр в 12 метров. Хатка была построена в пять этажей; два этажа — под водой и три этажа, с ходами и расширенными камерами, — над поверхностью воды. При высоком уровне речки бобры могли переселяться в верхние этажи, а при сильном наводнении отдыхать на крыше хатки, так как она значительно возвышается над долиной.
Тот же автор сообщает об устройстве бобровых плотин и каналов. Сооружение плотин требует много усилий и строительных материалов. Строятся плотины обыкновенно летом в более узких местах ручьев. Сюда бобры сплавляют древесные обрубки и ветви и выкапывают землю со дна ручья. Сначала они делают небольшой земляной вал, прибавляя к нему палки и ветви, уложенные в разных направлениях. Укрепляя землю палками и сучьями, бобры продолжают земляные работы изо дня в день, пока не нарастят плотину до нужной высоты. Эта постройка получается настолько прочной, что по ней можно ходить. Ширина плотины над водой достигает полуметра, имея основание в 1 метр. Высота такой плотины обычно бывает тоже в 1 метр.
«Если нет пищи поблизости от жилья, — говорит В. Хлебович, — бобры роют длинные каналы до полуметра шириной и до одного метра глубиной, заполняемые водой реки и озера. По каналам бобры безопасно могут уходить за пищей, сплавлять ветви и стволы деревьев, перетаскивая их в зубах. Если канал очень велик, а иногда он достигает 200 метров и более, и с большим наклоном, бобры перепружают канал небольшими плотниками. Получается ступенчатый уровень воды. Там, где канал заканчивается, бобры прокладывают тропу к кормовым растениям, а вдоль канала иногда устраивают площадки для выхода на берег. На этих площадках они тщательно вырывают траву в том месте, где выходят на сушу».
Пищу бобров составляет кора различных прибрежных кустов и деревьев, стебли и листья многих водяных и прибрежных трав. А. В. Федюшин указывает, что бобры чаще всего грызут лозу и другие породы ивы, а также многие травянистые растения, растущие у воды. Второе место занимают осина и тополь. Реже грызут они ольху, орешник и дуб, еще реже — ильм и березу. Других деревьев, за редким исключением, они не едят. Из кустарников они совсем не трогают крушины.
Грызут бобры очень быстро. Ветви толщиной в 2–3 сантиметра перекусывают сразу. Деревья валят, подгрызая ствол со всех сторон и в особенности со стороны, обращенной к реке. Подгрызенное дерево наклоняется к воде и падает в нее. Следы зубов бобра остаются на дереве в виде плоских раковинообразных надрезов, которые так гладки и так резко очерчены, что кажется, будто их выдолбили слегка изогнутым долотом. Бобры нередко валят большие деревья, толщиной с человеческое туловище; однажды была найдена верба 106 сантиметров в поперечнике, сваленная бобрами.
Бобры ведут ночной образ жизни. «Вскоре после заката солнца, — рассказывает Мейеринк, — они покидают свои норы, издают громкий свист и с шумом падают в воду. Некоторое время плавают вблизи хаток, причем движутся с одинаковой скоростью как вверх, так и вниз по течению; из-под воды выставляют только нос и лоб или всю голову и спину, смотря по тому, есть ли опасность. Убедившись в том, что им ничто не грозит, они вылезают на берег и удаляются от реки шагов на пять-десять и даже дальше, для того чтобы нарезать деревьев для корма и для построек. Они уплывают по реке довольно далеко от своих жилищ, но всегда в ту же ночь возвращаются. Зимой они тоже по ночам отправляются на поиски пищи, но иногда по восьми и даже четырнадцати дней не выходят из домиков и питаются корою тех ивовых сучьев, которые с осени натаскивают в норы и которыми заделывают выходные отверстия на берегу».
Другой наблюдатель, Дитрих, описывает выход на кормежку самки бобра с детенышами. «В сумерки, — рассказывает он, — семейство бобров, быстро двигаясь в воде, подплыло к месту, где было удобно выйти на берег. Первой стала вылезать на сушу мать. Когда задняя часть ее тела и хвост еще были в воде, она задержалась ненадолго, прислушалась и, убедившись в безопасности, отправилась в чащу прибрежных зарослей. За ней быстро последовали три детеныша величиной с небольшую кошку. Не успели все они скрыться в кустах, как послышались громкие, похожие на скрип звуки. Это бобры подгрызали дерево, которое через несколько минут упало, как подпиленное. После этого скрипящие звуки стали еще громче и поспешнее раздаваться в тишине вечера, так как все семейство принялось очищать ствол от ветвей, а может быть, тут же на месте поедать кору. Через некоторое время появилась мать, держа зубами конец ивового сучка. Позади нее, по обе стороны сучка, разместились все детеныши и усердно помогали тащить его в воду. Покончив с этим, бобры после краткого отдыха снова всем семейством ухватились зубами за сучок и быстро, не отдыхая, поплыли со своей добычей обратно той же дорогой, как приплыли к берегу».
Голос бобра похож на слабый стон и слышен тогда, когда животное взволновано. Иногда бобры, как сообщает Мейеринк, свистят. Из пяти чувств наиболее развиты у них слух и обоняние. Самка мечет в конце апреля от двух до четырех детенышей, реже — одного, а еще реже — пять-шесть штук. Детеныши рождаются покрытыми шерстью, но слепыми. На восьмой или десятый день у них открываются глаза, и мать ведет их в воду.
Прекрасный мех бобров очень высоко ценится, что привело почти к полному истреблению этого животного. Около пятидесяти лет назад из Америки еще ежегодно вывозили в Европу около ста пятидесяти тысяч шкурок; но когда бобры стали заметно исчезать, их взяли под охрану государства. Теперь благодаря заповедникам бобры в Америке вновь размножились, и там опять ежегодно добывают до пятидесяти тысяч шкурок бобра. Европейские страны тоже пытаются восстановить бобровое хозяйство, но в этом отношении преуспевает только Норвегия. У нас в СССР число бобров превосходит количество этих животных в других европейских странах, кроме Норвегии. В Германии насчитывается 263 бобра, в Польше — 235, во Франции — 120. У нас в СССР их насчитывают больше: на Украине — около 100, в Западной области — 20, в Белоруссии — 170, в бассейне Оби — 300, в Воронежском заповеднике — около 400 и за пределами заповедников — около 300. Всего в СССР находится под охраной до 1300 бобров.
Заповедники, основанные после Октябрьской революции, обеспечивают существование и размножение бобров в нашей стране.
Врагами бобра, кроме человека, нужно считать главным образом волков. Бобровому молодняку постоянно угрожают лисицы и горностаи, а из пернатых хищников — орлы, ястребы и филины. Совсем маленьких бобрят хватают иногда крупные щуки.
В степях СССР, начиная от Украины и Заволжья и кончая Казахстаном и южной Сибирью, живут байбаки — неуклюжие, короткохвостые зверьки. Длина их тела 35 сантиметров, хвоста — 9 сантиметров. Их довольно густой мех окрашен в желтовато-ржавый цвет, на спине переходит в более темный. Байбак — это один из многих видов сурков, живущих в Европе, в горах Средней Азии, на Камчатке и даже на крайнем севере Восточной Сибири. Сурков, как и байбаков, промышляют для получения шкурок.