Исполняя данное обещание, Уошен и Дью стали на колени в зарослях кустарника, не обращая внимания на шипение тысяч жучков.
Ничего не происходило.
Из чащи показалось еще несколько детей, начался тихий разговор, а Тилл, не обращая ни на кого внимания, продолжал все так же мерить шагами ствол. Может быть, в этом все и заключалось. Очень хотелось на это надеяться.
Но Тилл остановился.
Мгновенно всякий шепот смолк.
- Чего мы хотим? - едва слышным голосом спросил он.
- Того, что лучше для Корабля, - тихим, но дружным хором ответили дети. И дальше, одним дыханием: - Всегда.
- Но каково это всегда?
- Дольше, чем мы можем сосчитать.
- Как далеко это всегда?
- До бескрайних краев.
- И все-таки мы живы…
- Всего мгновенье! Если оно длится!
Слова были абсурдными, но почему-то вызывали озноб. Их нелепость была очевидна, но для сотни голосов, кричавших одновременно, хором, ритмично подчеркивая окончания слов, требовалась физическая подготовка, чтобы произнести их.
- А что хорошо для Корабля? - снова начал Тилл, и его узкое привлекательное лицо стало полно любопытства и ожидания. - Знаете ли вы ответ? - допытывался он.
- Нет, - ответили дети.
- Может, знаю я ответ?
- Нет, - прозвучало с явным уважением.
- Это правда, - провозгласил юный лидер. - Но проснувшись, отыщу лучший из ответов. Сны, пока я не проснулся, сами ищут это. Лучшее для Корабля - лучшее всегда.
- Да,- воодушевлено запели его последователи. «Нет, это и не песня, - подумала Уошен. - Это звучит слишком гордо и слишком безумно для простой речевки; каждый чересчур много себя вкладывает в этот крик». Наступила короткая пауза.
- Есть ли у нас дела на сегодня? - поинтересовался Тилл уже более спокойным тоном.
- У нас есть новенькие! - крикнул кто-то.
На какое-то мгновение Уошен подумала, что речь идет о них с Дью, и обернулась. Он казался совершенно спокойным в этой взвинченной, накаленной атмосфере и при крике Тилла: «Приведите их сюда» - быстро взял ее за руку.
Но новенькими оказались дети, семилетние близнецы. Мальчик и девочка медленно вскарабкались на гнилой ствол, дрожащими ручками хватаясь за черный бархат коры.
- Вы наши братья и сестры, - несколько раз внушал им Тилл, и когда они начали улыбаться, уточнил: - Знаете ли вы о Корабле?
- Он очень старый, - глядя в небо, пропищал мальчик.
- Нет ничего старее, - важно подтвердил Тилл.
- И огромный.
- Ничто не может быть больше. Да.
Девочка водила пальцем по пупку в ожидании своей очереди и, когда Тилл посмотрел на нее, подняла глаза и Твердо сказала:
- Это место, откуда мы все пришли. Вот что такое Корабль.
Но публика рассмеялась.
Тилл поднял руку, призывая к тишине.
Мальчик покраснел за сестру и с тихой злобой поправил:
- Оттуда пришли капитаны, а не мы. Тилл кивнул, ожидая продолжения.
- Но мы поможем им, - добавил ободренный малыш. - Мы поможем капитанам вернуться обратно на Корабль. Скоро.
Наступило долгое ледяное молчание. Тилл позволил себе улыбку и, возложив руки на головы обоих близнецов, оглядел остальных.
- Он прав?
- Нет! - взревела толпа.
Близнецы скорчились и попытались исчезнуть. Но Тилл встал между ними на колени, повторяя твердо и уверенно:
- Капитаны - это просто капитаны. Но вы, и я, и все мы здесь… мы плоть от плоти этого мира, этого железа, этой воды» этого воздуха… мы живые души Строителей…
Уошец не слышала этой чепухи уже четверть века и теперь не знала, смеяться ей или взорваться негодованием.
- Мы - возрожденные Строители, - вещал Тилл и, поднявшись с колен, обнял близнецов за плечи. - И наша цель - не помощь капитанам. Все, что угодно, только не это - ив этом я вам ручаюсь. - Он вгляделся в тенистые джунгли. - Капитанам только кажется, что они владеют Кораблем. Но, друзья… подумайте о том, что сможет произойти в один прекрасный день…
Миоцен наотрез отказалась верить во все ей рассказанное.
- Во-первых, я знаю собственного сына, - сказала она Уошен и отчасти себе. - То, что ты описываешь, смешно и нелепо. И, честно говоря, тупо. Во-вторых, судя по твоим рассказам, это безумие охватило больше половины наших детей…
- Большая часть из них практически взрослые, - перебил ее Дью. - Они живут своими собственными домами.
Затем добавил требующееся по этикету «мадам» и быстро поклонился.
Воздух все больше накалялся гневом.
- Я посчитала. Несколько десятков детей ускользнуло из детских прошлой ночью… - поспешила прервать молчание Уошен.
- А я не знаю зачем. И не уверена, что именно для того, что вы тут описывали. - Лицо Миоцен исказилось злобой. - Слышите вы, оба? Дадите ли вы мне подлинные доказательства!?
- Разумеется, мадам, - спокойно ответил Дью.
- Я знаю, что возможно, а что нет. Я знаю, как вырос мой ребенок, знаю его характер. И до тех пор, пока вы не представите мне разумные мотивации этой басни… этой дряни, будем считать, что ничего не происходило, и вы ничего не видели и не слышали.
- А что касается моей мотивации? - поинтересовалась Уошен. - Зачем мне-то надо было все это рассказывать?
- Зависть, - процедила Миоцен.
- К кому?
- Поверь, уж я знаю, к кому. - Угрюмые глаза сузились, сверкнув серебром в уголках. - Если Тилл безумен, его место занимает ваш сын. Сначала положение среди сверстников, а потом постепенно власть над всеми. Уошен переглянулась с Дью.
Они никак не упомянули о Локи как об осведомителе и скрывали эту тайну по разным причинам, большей частью, конечно, эгоистическим.
Они сидели в доме Вице-премьера, состоявшем всего из одной комнаты. От нервного возбуждения, витавшего в жарком воздухе, помещение казалось еще меньше. На всем лежала печать какой-то изношенности, хотя Миоцен и старалась поддерживать идеальную чистоту. Да, здесь царила изношенность, глубокая усталость, а по углам жался живой холодный страх. Уошен почти видела этот страх, смотревший на нее своими мутными красными глазами.
- Спросите Тилла о Строителях сами, - не сдавалась она. - Спросите, во что он верит.
- Не буду.
- Но почему?
Миоцен замолчала, тщетно обирая со своей постоянно мокрой от пота формы споры и крылатые семена, пытавшиеся укрепиться на ней своими корешками. Затем с железной логикой отрубила:
- Если ваша история ложь, то и он скажет, что это ложь. А если она правдива и лжет он, то он просто скажет, чтобы я вам не верила.
- Но если он признается?
- Значит, он захочет, чтобы я знала это. - Миоцен перестала обирать семена и злым холодным тоном закончила разговор: - Если он признается, значит, он хочет, чтобы я знала. Вот так, дорогая Уошен. А вы просто служите его посланцами.
Уошен набрала в легкие побольше воздуха и задержала его.
- И даже при таком признании я не буду уверена в его искренности, - сухо добавила Миоцен, глядя через раскрытую дверь на пустую площадь перед домом.
А предупреждения были.
Были замечены начинающиеся волны микросотрясений. Штормы, поднимавшими тучи спор, напомнили капитанам о буранах в холодных мирах. С полдюжины источников поменяли цвет воды, и по земле потекли подвижные ядовитые синие потоки. И, наконец, поникло единственное дерево Хазза, выпустив свой накопленный жир и воды глубоко под землю.
Но эти признаки были все же столь незначительными, что капитаны высших рангов, будучи заняты множеством других дел, не обращали на них внимания.
Три дня спустя по корабельному времени, когда лагерь спал, огромная невидимая рука приподняла слой в несколько метров земли, затем, словно устав, помедлила и снова бросила вниз. Капитаны и дети столпились на площадях. В мгновение ока воздух оказался наполнен золотыми шариками и миллиардами летающих насекомых. Опыт подсказывал, что в ближайшие двенадцать часов, а, может быть, и меньше, земля начнет пузыриться, взрываться и умирать. Шатаясь, как пьяная, Уошен побежала вперед, с трудом добравшись до отдаленного крошечного домика.
- Локи! - крикнула мать в пустоту комнаты. Где ее сын?
Она пошла по краю площади, но видела лишь пустые дома, пока из дома Тилла не появилась высокая фигура и не спросила, видела ли она сына.
Уошен покачала головой.
- А моего?
- Нет.
Тогда Миоцен пошла вслед за ней, повторяя:
- А ты знаешь, где он? Дью стоял в центре площади.
- Помогите мне, - неожиданно попросила Миоцен. - Ведь таким образом вы поможете и своему ребенку.
Дью коротко кивнул.
С десяток капитанов ринулись в джунгли. Оставшись дома, Уошен заставляла себя собирать самые необходимые домашние вещи и помогать в этом другим обезумевшим родителям. Через три, а затем четыре часа прошли новые толчки. Время шло в хорошо отрепетированном хаосе. Земля под ногами содрогалась, трещины открывались, и непереносимый жар вырывался на поверхность. Золотые шарики исчезли, сменившись клубами ржавчины и жирной вонью горящих джунглей. Капитаны и младшие дети продолжали стоять на площадях в нервном ожидании. Сани и грузовые воздушные шары были уже нагружены, но соответствующий Вице-премьер, легкомысленный старый Даен, все не давал приказа к отправлению. «Еще минуту», - повторял он и все засовывал в карман свои неуклюжие часы, борясь с необходимостью постоянно видеть, как движутся их маленькие стрелки.
Наконец на площади появился Тилл, и все, включая Даена и Уошен, облегченно вздохнули. Может быть, преждевременно.
Облегчение тут же обернулось шоком и ужасом. Грудь молодого человека была располосована ножом. Первая горизонтальная рана уже подживала, но поверх нее была нанесена новая, вертикальная, еще более глубокая и страшная. Обескровленная, изнемогающая плоть старалась воссоединить себя. В ране отчетливо виднелись мучительно белые ребра. Тилл, конечно, не находился в смертельной опасности, но явно находилась в шоке. Со сдавленным стоном он покачнулся, постарался удержаться на месте, но в конце концов рухнул на голое железо именно в тот момент, когда из джунглей