Но это ремесло ему так опротивело из-за срама, который ему причинило, что стало для него невыносимым, и, отбросив всякую робость, он занялся скульптурой. Этим делом он занимался и раньше, в Лорето, где он, когда был там со своим дядей Джулиано, сделал для ризницы рукомойник с несколькими мраморными ангелами[1422]. И до отъезда еще из Венгрии он этим искусством доказал тамошнему королю, что если и осрамился сначала, то виной этому было низменное дело, которым он занимался, а не талант его, который был высоким и редкостным. Итак, сделав в тех краях кое-что из мрамора и глины — вещи, королю весьма понравившиеся, — он возвратился во Флоренцию. Не успел он туда приехать, как получил заказ от членов Синьории на мраморное оформление дверей Приемной залы их дворца и прекрасно выполнил там мальчиков, несущих гирлянды. Но прекраснее всех была стоящая в середине фигура св. Иоанна в юном возрасте, высотой в два локтя, признанная произведением в своем роде единственным. А чтобы и вся эта работа принадлежала ему, он сделал и полотна двери, на каждом из которых он сложил из кусочков дерева по фигуре: а именно на одной Данте, а на другой Петрарку, и фигуры эти даже тем, кто ничего другого, выполненного этим способом рукой Бенедетто, не видел, могут показать, насколько он в этом был редкостным и превосходным мастером[1423].
В наши дни эту Приемную залу по приказу синьора герцога Козимо расписал Франческо Сальвиати, о чем будет рассказано на своем месте[1424].
После этого Бенедетто весьма тщательно выполнил в церкви Санта Мариа Новелла во Флоренции, там, где Филиппино расписал капеллу, гробницу из черного мрамора, с Богоматерью в тондо и ангелами для старшего Филиппо Строцци, чей мраморный портрет, входивший в эту гробницу, ныне находится в его дворце[1425]. Тому же Бенедетто Лоренцо-старший деи Медичи заказал в соборе Санта Мариа дель Фьоре портрет Джотто, флорентийского живописца[1426], и поместил его над эпитафией, о которой достаточно рассказано в жизнеописании самого Джотто, и скульптура эта из мрамора была признана весьма дельной.
Затем Бенедетто отправился в Неаполь, где умер его дядя Джулиано, оставивший его своим наследником. И помимо других работ, выполненных для тамошнего короля, он для графа Террануова в монастыре монахов Монтеоливето изобразил на мраморной плите Благовещение с несколькими святыми, а кругом прекраснейших мальчиков, несущих гирлянды, на пределле же этого произведения он сделал много барельефов в хорошей манере[1427].
В Фаэнце он изваял прекраснейшую мраморную гробницу для мощей св. Савина, на которой изобразил в барельефах шесть историй из жития этого святого с большой изобразительностью и хорошим рисунком, как в зданиях, так и в фигурах[1428]. И вот за эту и за другие свои работы он был признан человеком в области скульптуры выдающимся. И потому до отъезда из Романьи ему был заказан портрет Галеотто Малатесты. А также не то позже, не то раньше принялся он за портрет Генриха VII, английского короля, по изображению его на бумаге, полученному им от каких-то флорентинских купцов. Эскизы к этим двум портретам были найдены в его доме среди многих других вещей после его кончины[1429].
По окончательном возвращении во Флоренцию он сделал для Пьетро Меллини, флорентийского гражданина и богатейшего купца того времени, в церкви Санта Кроче мраморную кафедру, которую и сейчас там можно видеть[1430]. Она была признана произведением редчайшим и прекрасным, превыше всех когда-либо выполненных в этой манере, ибо мы видим там в историях из жития св. Франциска мраморные фигуры, выполненные так тщательно и добротно, что лучше из мрамора и не сделать. Бенедетто с большим искусством высек там деревья, скалы, постройки, перспективные виды и другие удивительно выпуклые вещи, а сверх того на земле приступку к этой кафедре, служившую надгробным камнем, он выполнил с таким знанием рисунка, что нахвалить вдосталь невозможно. Говорят, что при выполнении этой работы у него были неприятности с попечителями Санта Кроче, потому что ему хотелось прислонить названную кафедру к колонне, поддерживающей некоторые из арок, несущих крышу, колонну же выдолбить, чтобы внутри ее устроить лестницу и вход на кафедру. А те этого не захотели, опасаясь, как бы полость для лестницы не ослабила колонну настолько, что она не выдержит нагрузки и часть храма совсем обрушится. И лишь, когда Меллини поручился, что работа будет доведена до конца без какого-либо ущерба для церкви, они дали в конце концов свое согласие. И тогда Бенедетто охватил колонну снаружи бронзовыми связями, а именно часть ее от кафедры до низу, которая облицована пьетрафорте, и устроил внутри лестницу для подъема на кафедру. И насколько он выдолбил ее внутри, настолько же утолстил снаружи упомянутым пьетрафорте, так, как мы и теперь это видим. И, завершив работу всем на диво, он показал и в целом и в частях ее величайшую, возможную в таких работах добротность.
По утверждению многих, Филиппо Строцци-старший, собираясь строить свой дворец, обратился к Бенедетто за советом, и тот сделал ему модель: по ней и был начат дворец[1431], а Кронака продолжал и закончил строительство после смерти Бенедетто, который, обеспечив свою жизнь после описанных работ, не пожелал ничего больше делать из мрамора. Всё же он закончил в церкви Санта Тринита св. Марию Магдалину, которую начал Дезидерио да Сеттиньяно[1432], и выполнил Распятие, что над алтарем в соборе Санта Мариа дель Фьоре[1433], а также несколько подобных им вещей.
Что касается архитектуры, то, хотя он за много вещей не брался, он обнаружил и в ней понимание не меньшее, чем в скульптуре, и главным образом в трех потолках, стоивших огромных денег, но сделанных во флорентинском дворце Синьории по его проекту и указаниям.
Первый потолок был устроен в зале, именуемой ныне залой Двухсот, над которой должны были сделать не такую же залу, а два помещения, а именно залу и приемную комнату, почему следовало поставить отнюдь не легкую, но достаточно толстую перегородку с мраморной дверью. И нужны были талант и смышленость Бенедетто, чтобы подобную работу выполнить. И вот Бенедетто, для того чтобы, не уменьшая названной залы, разделить верхнее помещение на два, поступил следующим образом. На деревянную балку толщиной в один локоть и длиной в ширину залы он положил другую из двух частей, толщиной в две трети локтя; по концам он их связал и скрепил прочнейшим образом так, чтобы около стен высота каждого конца равнялась двум локтям; концы же эти были соединены в шип так, чтобы на них можно было вывести арку в два кирпича, толщиной в пол-локтя и упирающуюся в капитальные стены. Обе эти балки, стало быть, были соединены и связаны одна с другой зубчатым срубом не иначе, как прочными железными скобами, так что из двух балок получилось одно целое. Помимо же этого, когда названная арка была выведена, то для того, чтобы упомянутые балки потолка несли только нижнюю кладку арки, сама же арка — все остальное, он помимо всего прочего прикрепил к названной арки две больших железных скобы, крепко-накрепко заклепанные в находившиеся под ними балки, которые держали и держат их настолько прочно, что даже, если бы эти балки сами по себе не выдержали нагрузки, одна арка оказалась бы способной (как раз при помощи этих связей, которые их опоясывают и которых две — одна с одной, а другая с другой стороны мраморной двери) вынести гораздо большую нагрузку, чем вес этой кладки из кирпича толщиной в пол-локтя. И тем не менее он приказал обтесать эту кирпичную кладку по кружалам там, где швы ее выпирали в наиболее нагруженных местах, чтобы таким способом добиться большей ее прочности. Так, благодаря мудрой рассудительности Бенедетто зала Двухсот сохранила свои размеры, а над ней на той площади и с каменной перегородкой были созданы так называемая зала Часов и Приемная, в которой рукой Сальвиати был написан Триумф Камиллы. Соффиты же этого потолка были богато обработаны резьбой Марко Тассо и его братьев Доменико и Джулиано, который подобным же образом украсил потолки залы Часов и Приемной[1434]. А так как названную мраморную дверь Бенедетто сделал двойной, он над аркой с внутренней ее стороны (о наружной я уже говорил) изваял из мрамора фигуру Правосудия, восседающую с земным шаром в одной руке и с мечом в другой, вокруг же арки были начертаны следующие слова: Diligite justitiam qui judicatis terram[1435]. Вся эта вещь была выполнена удивительно тщательно и искусно.
Он же в церкви Мадонна делле Грацие недалеко от Ареццо построил перед входом этой церкви портик и лестницу[1436]. В портике арки поставлены на колонны, а кругом под самой крышей проходят архитрав, фриз и карниз, и котором водосток имеет вид гирлянды, состоящей из розеток, высеченных из мачиньо и выступающих на локоть с третью, так что расстояние, между выносом верхней полочки верхнего гуська и зубчиком и иониками под водостоком составляет два с половиной локтя, а если прибавить к этому пол-локтя на черепицы, получается перекрытие сплошь толщиной в три локтя, красивое, богатое, полезное и занятное. Прием, использованный им в этой вещи, достоин особого внимания художников, поскольку, добиваясь того, чтобы это перекрытие имело столь значительный вынос без поддерживающих его модильонов или консолей, он и сделал выносные плиты, на которых высечены розетки, настолько длинными, что только одна половина их вынесена наружу, тогда как другая остается заложенной в толще кладок; поэтому благодаря этому противовесу выносные плиты и оказались способными вынести все остальное и все то, что добавлено сверху, что они и делают вплоть до сегодняшнего дня без малейшего ущерба для постройки. А так как он не хотел, чтобы этот навес казался сделанным из кусочков, как это на самом деле и было, он каждую плиту окружил карнизиком, благодаря которому оказалась заглубленной каждая розетка, прочно вделанная и пригнанная как бы в кессон, вследствие чего вся вещь оказалась настолько цельной, что всякий смотрящий на нее считает ее сделанной из одного куска. В самой лоджии он приказал сделать гладкий потолок с позолоченными розетками, который очень хвалили.