Купив себе имение в окрестностях Прато за Флорентийскими воротами по дороге во Флоренцию и не дальше полумили от города, Бенедетто построил около его ворот на большой дороге великолепнейшую маленькую капеллу, а в одной из ее ниш сделал из глины Богоматерь с младенцем на руках[1437], вылепленную им настолько хорошо, что даже так, как она есть, без всякой покраски, она красива, не хуже мраморной. Таковы же и два ангела, расположенные наверху и держащие каждый по светильнику. На лицевой стороне алтаря — прекраснейшее мраморное Оплакивание Христа, с Богоматерью и св. Иоанном. К тому же после его смерти осталось в его доме много неоконченных вещей из глины и мрамора. Бенедетто рисовал отменно, как это видно по некоторым его листам в нашей книге. Наконец, в возрасте пятидесяти четырех лет он умер в 1498 году[1438] и был с почетом похоронен в церкви Сан Лоренцо, завещав, чтобы после смерти некоторых его родственников все его имущество перешло в собственность сообщества Бигалло.
Когда в юности своей Бенедетто работал по дереву и занимался наборной работой, соперниками его были Баччо Челлини[1439], флейтщик флорентийской Синьории, который делал из слоновой кости очень красивые наборные изделия, и в том числе исключительно красивый восьмиугольник с фигурами из слоновой кости, обведенными черным контуром, хранящийся в гардеробной герцога; равным образом и ученик его Джироламо делла Чекка, также флейтщик Синьории, в то же самое время тоже много занимался наборной работой[1440]. Их современником был и Давид из Пистойи, который в Пистойе в церкви Сан Джованни Эванджелиста, при входе в хор, сделал Св. Иоанна Евангелиста интарсией, вещь более примечательную потраченным на нее трудом, чем качеством рисунка[1441], а также аретинец Джери[1442], который отделал хор и кафедру церкви Сант Агостино в Ареццо такими же деревянными интарсиями с фигурами и перспективами. Джери этот был большим выдумщиком и построил из деревянных труб орган, совершеннейший по нежности и по благозвучию, который и поныне стоит над дверью ризницы в аретинском епископстве и сохранил все свои качества, — вещь поистине удивительная и впервые им осуществленная. Однако никто из них, а также из других его современников даже отдаленно не мог сравниться с превосходством Бенедетто, который поэтому и достоин быть причисленным к лучшим художникам, работавшим в тех же областях, что и он, и разделить их славу.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АНДРЕА ДЕЛЬ ВЕРРОККИОфлорентийского живописца, скульптора и архитектора{75}
Андреа дель Верроккио[1443], флорентинец, был в свое время ювелиром, перспективистом, скульптором, гравером, живописцем и музыкантом[1444]. Но, по правде говоря, в искусстве скульптуры и живописи он обладал манерой несколько сухой и жестковатой, как это бывает у тех, кто овладевает искусством с бесконечными стараниями, а не с той легкостью, которую им дарует природа. И если бы легкость эта не отсутствовала у него столько же, сколько преобладали настойчивость и старательность, он достиг бы безусловного превосходства в этих искусствах, в которых высшее совершенство требует сочетания старания и природы, там же, где одно из двух отсутствует, трудно достигнуть вершины; главное же, впрочем, зависит от старания, а так как Андреа, как никто другой, обладал им в величайшей степени, то он и встал в один ряд с редкостными и превосходными художниками нашего искусства.
В юности он занимался науками, главным образом геометрией. В ювелирном же деле им помимо многих других вещей было изготовлено несколько пуговиц для священнических облачений, находящихся в соборе Санта Мариа дель Фьоре во Флоренции, а также всякая утварь, и в частности чаша, покрытая животными, листвой и другими фантазиями, форма которой очень распространена и известна всем ювелирам, и еще одна с очень красивым хороводом танцующих детей. После того как он показал себя этими работами, цех купцов заказал ему две истории из серебра на торцах алтаря в церкви Сан Джованни, выполнив которые он заслужил одобрение и приобрел величайшую известность.
В это самое время в Риме не хватало больших фигур апостолов, обычно стоявших на алтаре папской капеллы вместе со всякой другой серебряной утварью, также попортившейся, и потому послали за Андреа, и папа Сикст с великой благосклонностью заказал ему все необходимое, что он полностью и выполнил в совершенстве, с большой тщательностью и со вкусом.
Между тем Андреа увидел, как высоко ценились многочисленные древние статуи и другие предметы, находимые в Риме, и что папой был поставлен в Сан Джованни Латерано бронзовый конь и что обращали внимание не только на цельные вещи, но и на фрагменты, попадавшиеся ежедневно, поэтому он и решил заняться скульптурой. И вот, забросив совершенно ювелирное дело, он стал отливать из бронзы всякие фигурки, получившие большое одобрение. Тогда, набравшись духу, он начал ваять из мрамора. В эти самые дни умерла в родах жена Франческо Торнабуони, и супруг, который очень любил ее, желая оказать ей наивозможно большие почести после ее смерти, заказал гробницу Андреа, который над мраморным саркофагом высек на камне роженицу, ее роды и переход ее в жизнь иную, рядом же тремя фигурами он изобразил три Добродетели, которые были признаны отменно прекрасными для первой его работы из мрамора; гробница эта была поставлена в церкви Минервы[1445].
Когда он после этого возвратился во Флоренцию с деньгами, честью и славой, ему был заказан бронзовый Давид в два с половиной локтя[1446]; когда он был закончен, его поставили к великой его славе во дворец Синьории на верхнюю площадку лестницы, там, где была цепь. В то время когда он работал над названной статуей, он делал и ту мраморную Богоматерь, что над гробницей мессера Леонардо Бруни, аретинца, в Санта Кроче, а выполнил он ее, будучи еще юношей, для Бернардо Росселино, архитектора и скульптора, создавшего из мрамора, как уже говорилось, все это произведение. На квадратной мраморной плите Андреа изваял полурельефное поясное изображение Богоматери с младенцем на руках, которое как великолепнейшее произведение находилось раньше в доме Медичи, а ныне находится в комнате герцогини флорентийской над дверями[1447]. Он выполнил, кроме того, также полурельефом, но из металла две вымышленных им головы в профиль, одну Александра Великого и другую Дария, причем каждую порознь, отличив одну от другой формами шлемов, доспехов и всего остального[1448]. Обе они были посланы великолепным Лоренцо-старшим деи Медичи королю Матвею Корвину в Венгрию со многими другими вещами, как будет рассказано в своем месте. Завоевав себе за все эти вещи имя превосходного мастера и главным образом за многочисленные изделия из металла, которые он делал очень охотно, Андреа выполнил в Сан Лоренцо из бронзы стоящую свободно гробницу Джованни и Пьеро ди Козимо деи Медичи, в которой саркофаг из порфира поддерживается по четырем углам бронзовыми ножками в виде завитков из листвы, отлично выполненных и отделанных с величайшей тщательностью; гробница эта поставлена между капеллой св. Даров и ризницей. Лучше этой работы по чеканке и по литью сделать невозможно, главным образом потому, что он в то же время обнаружил талант свой и в области архитектуры, поместив названную гробницу в проем шириной в пять локтей и высотой приблизительно в десять и поставив ее на цоколь, отделяющий названную капеллу св. Даров от Старой ризницы. Остальную же часть проема от саркофага до свода он заполнил решеткой с ромбовидным плетением из бронзовых канатов, весьма похожих на настоящие, с украшениями в некоторых местах в виде гирлянд и других прекрасных фантазий, заслуживающих внимания и выполненных с большой опытностью, вкусом и изобретательностью[1449].
После этого, когда Донателло выполнил для Совета шести купеческого цеха мраморный табернакль, тот, что ныне насупротив св. Михаила в оратории Орсанмикеле, он должен был отлить из бронзы и св. Фому, влагающего персты в рану Христа. Однако он этого тогда так и не сделал, ибо некоторые из тех, в ведении коих это находилось, хотели, чтобы это сделал Донателло, а другие — Лоренцо Гиберти. А так как дело это тянулось до конца жизни Донато и Лоренцо, обе названные статуи были в конце концов заказаны Андреа, который выполнил и модели и формы и произвел литье, и получились они настолько прочными, цельными и удачными, что литье было признано образцовым. После чего он приступил к чистке и отделке и довел их до того совершенства, какое мы видим и ныне и выше которого и быть не может. И в самом деле в св. Фоме он показал неверие и непомерное желание уяснить себе, как это обстоит на самом деле, и в то же время любовь, которая заставляет его в прекраснейшем движении руки прикоснуться к боку Христа, а в самом Христе, который великодушнейшим жестом поднял руку и распахнул одежду, желание рассеять сомнение неверующего ученика, — словом, всё то обаяние и всю, так сказать, божественность, какие только могут быть вложены искусством в изображение человеческой фигуры. А то, что Андреа обе эти фигуры одел в прекраснейшие и хорошо сидящие одежды, доказывает, что он понимал в искусстве этом не меньше, чем Донато, Лоренцо и другие работавшие до него; и потому работа эта вполне заслужила того, чтобы ее поместили в табернакль, сделанный Донато, и чтобы всегда и впредь ее ценили и относились к ней с величайшим уважением