Он же для монахинь св. Маргариты в Болонье написал образ с Богоматерью, св. Маргаритой, св. Петронием, св. Иеронимом и св. Михаилом, высоко почитаемый по заслугам, ибо в выражении лиц и во всех подробностях есть то, что отличает как одно все творения этого живописца. Он выполнил также много рисунков и, в частности, несколько для Джироламо дель Лино, а также для Джироламо Фаджуоли, золотых дел мастера и резчика, который попросил их у него, дабы отгравировать на меди, и рисунки эти почитаются изящнейшими. Для Бонифацио Гоццадино он написал с натуры его портрет и оставшийся неоконченным портрет его жены[2603]. Набросок же картины с Мадонной впоследствии был продан в Болонье аретинцу Джорджо Вазари, который хранит его в Ареццо в своих новых домах, им самим построенных, вместе с многими другими знатными картинами, скульптурами и древними мраморами.
Когда император Карл V находился в Болонье, где его короновал Климент VII, Франческо, ходивший не раз взглянуть на него за обедом, но не писавший с него портрета, изобразил этого Цезаря маслом на огромнейшей картине[2604]; на ней же он написал Славу, коронующую его лавром, и мальчика в виде ребенка Геркулеса, подающего ему земной шар, как бы предлагая ему владеть им. Работу эту в законченном виде он показал папе Клименту, и она понравилась ему так, что он отправил ее вместе с Франческо и в сопровождении епископа вазонского, который тогда был датарием, к императору, которому она весьма понравилась, и его величество дало понять, что ее следует ему оставить, однако Франческо, по дурному совету одного ненадежного и мало сведущего приятеля, заявил, что она не закончена, и оставить ее не пожелал. Так его величество ее и не получило, он же остался без вознаграждения, которое несомненно получил бы. Картина эта попала впоследствии в руки кардинала Ипполито деи Медичи и была им подарена кардиналу мантуанскому, ныне же она находится в гардеробной тамошнего герцога вместе со многими другими прекрасными и знатнейшими живописными работами.
После того как Франческо, как было рассказано, столько лет провел вне родины и приобрел в искусстве большой опыт, не нажив, однако, никаких богатств, кроме разве только друзей, он воротился наконец в Парму, к удовлетворению многочисленных друзей и родных. Приехав туда, он тотчас же получил заказ расписать фреской в церкви Санта Мариа делла Стекката довольно обширный свод[2605]; но так как перед сводом проходила закруглявшаяся по своду плоская арка, как лицевая его сторона, он сначала принялся за нее, как за более легкую работу, и написал там шесть отменно прекрасных фигур — две красками и четыре светотенью, а между ними проходят весьма красивые украшения с рельефными розетками посредине, которые он по собственной прихоти сам делал с величайшей тщательностью из меди. В то же время для кавалера Баярдо, пармского дворянина и своего ближайшего друга, он написал картину с Купидоном, мастерящим лук[2606]; у ног его сидят два мальчика, один из которых схватил другого за руку и, смеясь, подстрекает, чтобы он дотронулся до Купидона пальцем, а тот не хочет его трогать и плачет от страха обжечься об любовное пламя. Эта картина, прекрасная по колориту, остроумная по замыслу и изящная по своей манере, служившая и служащая предметом подражания и изучения со стороны художников и любителей искусства, находится ныне в кабинете синьора Марк'Антонио Кавалька, наследника кавалера Баярдо, вместе со многими собранными им разного рода прекраснейшими и тщательно отделанными собственноручными рисунками Франческо. Не менее хороши также и те, что находятся на многих листах в нашей Книге и выполнены рукою того же Франческо, и в частности Усекновение глав св. Петра и св. Павла, которое, как уже говорилось, было выпущено им на листах, гравированных на меди и на дереве в бытность его в Болонье[2607]. Для церкви сервитов Санта Мариа он написал на дереве Богоматерь со спящим младенцем, а сбоку несколько ангелов, один из которых держит в руке хрустальный сосуд, в котором сияет крест, созерцаемый Богоматерью[2608]. Работа эта не вполне его удовлетворяла и потому осталась незавершенной; тем не менее вещь эта, написанная в его манере полной красоты и изящества, весьма достойна похвалы.
Между тем Франческо начал пренебрегать работой в Стеккате или, во всяком случае, работал там так вяло, что становилось ясно, что дело идет плохо. А происходило это потому, что начал он заниматься алхимией и забросил совершенно живопись, рассчитывая, что если он заморозит ртуть, то скоро разбогатеет. И потому, забив себе голову этим, а не думами о прекрасных вымыслах и не мыслями о кистях или красках, он проводил весь день в хлопотах об угле, дровах, стеклянных колбах и тому подобной чепухе, на которую он в один день тратил больше, чем зарабатывал в капелле Стеккаты за неделю, а так как других доходов у него не было, а жить было нужно, он так постепенно и разорялся с этими своими горнами, а еще хуже было то, что члены сообщества Стеккаты, видя, что он совершенно забросил работу, а они, как полагается, случайно ему переплатили, возбудили против него тяжбу. Поэтому он счел за лучшее удалиться и удрал однажды ночью с несколькими своими друзьями в Казаль Маджоре, где, когда у него алхимия из головы немного выветрилась, он для церкви Сан Стефано написал на дереве Богоматерь в воздухе, внизу же св. Иоанна Крестителя и св. Стефана, а после этого написал (и это была последняя его живописная работа) картину с римлянкой Лукрецией, которая была творением божественным, одним из лучших когда-либо им написанных. Однако она как-то была украдена и где находится неизвестно[2609].
Его же работы и картина с несколькими нимфами, та, что ныне в доме мессера Никколо Буффалини в Читта ди Кастелло, а также колыбель с младенцами, выполненная для синьоры Анджолы де Росси из Пармы, супруги синьора Алессандро Вителли, и находится она равным образом в Читта ди Кастелло[2610].
В конце концов Франческо, все еще увлекаясь этой своей алхимией, превратился, как и все другие, однажды на ней помешавшиеся, из человека изящного и приятного в бородатого, с волосами длинными и всклокоченными, почти дикого, совсем не такого, каким был раньше, и после того как он так опустился и стал нелюдимым и мрачным, напали на него тяжкая горячка и жестокий понос, вследствие чего через несколько дней он отошел к лучшей жизни, положив тем самым конец тягостям мира сего, в котором не познал он ничего, кроме тоски и докуки. Он пожелал быть погребенным в церкви братьев сервитов, прозванной Ла Фонтана и расположенной на расстоянии одной мили от Казаль Маджоре, и как завещал, так и был похоронен голым с архипастырским крестом на груди. Он закончил свой жизненный путь 24 августа 1540 года[2611], и было это большой потерей для искусства из-за того изящества, единственного в своем роде, какое руки его придавали всему, что он писал.
Франческо любил играть на лютне, и рука его и талант настолько этому соответствовали, что он обладал и в этой области не меньшим превосходством, чем в живописи. И, по правде сказать, если бы он работал не просто как бог на душу положит и если бы забросил все глупости алхимиков, он стал бы поистине одним из самых редкостных и превосходных живописцев нашего времени. Я не отрицаю, что лучше всего работать с увлечением и когда есть охота, но всячески упрекаю тех, кто работает мало или не работает вовсе, теряя время на размышления; а тот, кто хочет пустить пыль в глаза, показать то, на что он неспособен, тот, стремясь к невозможному, теряет и то, что умеет.
Если бы Франческо, одаренный от природы изящной и прекрасной манерой и весьма живым духом, приучился работать ежедневно, он усовершенствовался бы постепенно в искусстве настолько, что, подобно тому как он умел придавать своим лицам прекрасное и изящное выражение и большую миловидность, точно так же он в совершенстве, в основательности и в добротности рисунка превзошел бы и себя самого и других.
После него остался его двоюродный брат Джироламо Маццуоли[2612], постоянно подражавший его манере к большой для себя чести, о чем свидетельствуют его работы, находящиеся в Парме, а также в Виадане, куда он бежал с Франческо из-за войны. Он написал на дереве в Сан Франческо, обители цокколантов, несмотря на свой юный возраст, небольшое прекраснейшее Благовещение, а другое выполнил для Санта Мариа в Борго. В Парме для братьев францисканцев-конвентуалов он написал многофигурный образ для главного алтаря с Изгнанием из храма Иоакима, а в Сант'Алессандро, монастыре тамошних монахинь, он написал на дереве возносящуюся на воздух Мадонну с младенцем Христом, протягивающим пальмовую ветвь св. Иустине, и несколькими ангелами, приподнимающими полог, а также со святым папой Алессандром и св. Бенедиктом. В церкви братьев-кармелитов он написал прекрасный алтарный образ, а в Сан Сеполькро еще один довольно большой образ. В Сан Джованни Эванджелиста, церкви монахинь, в том же городе есть две очень красивые картины на дереве Джироламо, но не настолько красивые, как створки органа или образ главного алтаря с прекраснейшим Преображением, написанным весьма тщательно.
Он же в трапезной названных монахинь написал фреской перспективу и картину маслом с Тайной вечерей, Христа с апостолами; а в соборе расписал фреской капеллу главного алтаря. Для мадамы Маргариты Австрийской, герцогини Пармской, он написал портрет князя дон Алессандро, ее сына, в латах, с мечом над земным шаром и с коленопреклоненной перед ним вооруженной фигурой, олицетворяющей город Парму.