После этого Баччо занимался мощением пола в Санта Мариа дель Фьоре и другими своими постройками, которых было немало, так как особому его вниманию были поручены все главные монастыри и обители Флоренции и многочисленные дома граждан как в городе, так и за городом[2787]. В конце концов отошел он в 1543 году бодрым и в здравом уме к лучшей жизни, не дожив немного до восьмидесяти трех лет и оставив сыновей Джулиано. Филиппо и Доменико, коими был погребен в церкви Сан Лоренцо[2788].
Все эти сыновья его занимались после Баччо резным и столярным искусством, а второй из них, Джулиано, с наибольшим прилежанием занимался архитектурой при жизни отца и после его смерти. И потому, по милости герцога Козимо, он унаследовал место отца в попечительстве Санта Мариа дель Фьоре и продолжал начатое не только в этом храме, но и на всех других постройках, не завершенных из-за его смерти.
А так как в это время мессер Бальдассаре Турини из Пешии собирался в главной церкви города, попечителем которой он был, поместить образ, собственноручно написанный Рафаэлем Урбинским, и сделать для него каменное обрамление, более того, целую капеллу с гробницей, все же по собственным рисункам и моделям это осуществил Джулиано, который снабдил его дом в Пешии многими прекрасными и полезными удобствами[2789]. За Флоренцией, в Монтуги, он же построил для мессера Франческо Кампана, бывшего первого секретаря герцога Алессандра, а затем герцога Коэимо деи Медичи, домик возле церкви, небольшой, но настолько нарядный и расположенный так прекрасно, что, поскольку он стоит на возвышенном месте, из него можно любоваться всем городом Флоренцией и окрестной равниной. Был построен и в Колле, на родине того же Кампаны, удобнейший и красивый дом по проекту названного Джулиано, начавшего вскоре после этого для мессера Уголино Грифони, монсиньора Альтопашо, дворец в Сан Миньято аль Тедеско, получившийся великолепным, а сэру Джованни Конти, одному из секретарей названного синьора герцога Козимо, он прекрасно и удобно отделал, богато его украсив, дом во Флоренции, но, по правде сказать, устроив два лежачих окна, выходящих на улицу, Джулиано отступил от обычной своей манеры, настолько перегрузив их выступами, консольками и раскреповками, что в них больше от немецкой манеры, чем от истинной и доброй, будь она древней или новой. Ведь, говоря по правде, архитектуру следует создавать мужественной, крепкой и простой, а затем обогащать ее изяществом рисунка и разнообразием композиционных тем так, чтобы ни строй архитектуры, ни понимающий глаз не страдали от недостатка или от избытка[2790].
Между тем, когда Баччо Бандинелли возвратился из Рима, где он закончил гробницы Льва и Климента, он убедил синьора герцога Козимо, который был тогда юношей, отделать в большой зале герцогского дворца торцовую стену многочисленными колоннами и нишами с рядом богатых мраморных статуй так, чтобы стена эта выходила на площадь окнами из мрамора и мачиньо. После того как герцог решил это сделать, Бандинелли приступил к проекту. Однако, так как он обнаружил, как об этом говорилось в жизнеописании Кронаки, что названная зала не была прямоугольная и так как архитектурой он никогда не занимался, то он считал это искусство малозначащим и с удивлением подсмеивался над своими заказчиками, но, увидев трудности этой работы, принужден был поделиться своим проектом с Джулиано и просить его, чтобы он как архитектор руководил этой работой[2791].
И вот, собрав всех каменотесов и резчиков, какие работали на строительстве собора Санта Мариа дель Фьоре, приступили к отделке залы, и Бандинелли, посоветовавшись с Джулиано, решил сохранить ее неправильную форму, частично следуя существующему направлению стен, почему и пришлось ему все камни отесывать косо, обрабатывая их с большим трудом при помощи пифферелло, представляющего собою инструмент с непрямыми углами, вследствие чего вся эта работа получилась настолько нескладной, что, как об этом будет рассказано в жизнеописании Бандинелли, трудно было привести ее в вид, соответствующий остальному. И этого не случилось бы, если бы Бандинелли владел архитектурой так, как он владел скульптурой, не говоря уже о том, что большие ниши, находящиеся на тех заворотах, где торцовая стена переходит в продольные, получились приземистыми, и эта средняя ниша тоже оказалась не без изъяна, как об этом будет сказано в жизнеописании названного Бандинелли. Постройка эта после десятилетней работы была отложена, и так продолжалось некоторое время. Надо сказать правду, что камни и колонны из пещерного камня, как из мрамора, были обтесаны каменщиками и резчиками под присмотром Джулиано с величайшей тщательностью, а после этого были поставлены на место так отменно, что более ровных и до одного выверенных швов увидеть невозможно. За такую работу можно прославить Джулиано, как мастера превосходнейшего, а закончена была она, как будет рассказано на своем месте, через пять месяцев с добавлением аретинца Джорджо Вазари[2792]. Джулиано же между тем не покидал мастерской, выполняя вместе с братьями многочисленные работы по теске камней и резьбе, и всячески продвигал мощение пола в соборе Санта Мариа дель Фьоре, где он оставался производителем работ и архитектором. Потому-то к нему и обратился упомянутый Бандинелли с просьбой набросать планы и сделать деревянные модели для некиих фигурных фантазий и других украшений, которыми должно было завершиться мраморное убранство главного алтаря названного собора Санта Мариа дель Фьоре. Джулиано сделал это охотно, так как был человеком покладистым и дельным и любил архитектуру в такой же степени, в какой Бандинелли ею пренебрегал, к тому же привлекали его и посулы почестей и пользы, щедро раздававшиеся этим самым Бандинелли[2793].
Итак, Джулиано, приступив к работе над моделью, сделал ее очень похожей на то, что в общих чертах задумал Бандинелли, разве что побогаче, удвоив колоннами верхнюю арку, и довел ее до конца. Когда же Бандинелли вместе со многими рисунками представил ее герцогу Козимо, светлейшее его превосходительство с царственным величием постановил сделать не только алтарь, но и мраморную отделку вокруг хора, следуя его первоначальным восьмигранным очертаниям, и со всеми теми богатыми украшениями, которые впоследствии были выполнены в соответствии с величием и великолепием этого храма. Поэтому Джулиано при участии Бандинелли начал отделывать этот хор, не изменив в нем ничего, кроме главного входа, который расположен насупротив названного алтаря и который ему хотелось сделать точно таким же, как самый алтарь, и с такими же аркой и украшениями. Равным образом сделал он еще две подобные же арки, которые вместе с алтарем и входом образуют крест и предназначены для двух возвышений, служивших, как и в прежнем хоре, для музыки и других надобностей хора и алтаря. В этом хоре Джулиано кругом по всем сторонам восьмигранника поставил ионический ордер, а в каждом углу по сломанному пополам пилястру и еще по одному на каждой грани. А так как самый пилястр по мере приближения к своему излому на середине сокращался, то с внутренней стороны он был весьма узким и согнутым, а с наружных сторон острым и широким. Выдумку эту люди рассудительные не весьма одобряли и красивой не считали: в самом деле, в произведении, столь дорого стоившем и вместе столь знаменитом, следовало Бандинелли, пусть не ценил и не понимал он архитектуру, пригласить из живших тогда мастеров того, кто мог бы и сумел бы сделать лучше. Что же касается Джулиано, то он заслуживает в этом снисхождения, ибо сделал, как умел, и этого было уже немало, хотя более чем очевидно, что если кто не владеет рисунком и не способен к самостоятельным широким замыслам, тому в больших архитектурных композициях всегда будет не хватать изящества, совершенства и понимания[2794].
Для Филиппо Строцци Джулиано сделал ложе из ореха, находящееся ныне в Читта ди Кателло, в доме наследников синьора Алессандро Вителли, а также весьма богатое и красивое обрамление для образа, написанного Джорджо Вазари для главного алтаря аббатства камальдульцев в Казентино, по рисунку названного Джорджо, а в церкви Санто Агостино в Монте Сансовино он сделал еще одну резную раму для большого образа, написанного тем же Джорджо. В Равенне, в аббатстве Класси монахов камальдульцев, для другого образа, написанного рукой Вазари, тот же Джулиано выполнил еще одну красивую раму, а для монахов аббатства Санта Фьоре в Ареццо он в трапезной сделал обрамления картин, которые написаны там рукой названного аретинца Джорджо. В Епископстве того же города он, опять-таки по рисунку Джорджо, сделал за главным алтарем хор из орехового дерева, куда алтарь должен был быть передвинут[2795], и, наконец, незадолго до смерти сделал над главным алтарем церкви Нунциаты прекрасный и роскошнейший киворий и двух деревянных ангелов в круглом рельефе, стоящих по обе его стороны[2796]. И это было последнее созданное им произведение, так как он отошел к лучшей жизни в 1555 году.
Не менее рассудителен был Доменико, брат названного Джулиано, ибо, помимо того что он гораздо лучше резал по дереву, он был также весьма изобретателен в архитектуре, как о том можно судить по дому, который по его проекту выстроил Бастиано из Монтагуто на Виа деи Серви[2797] и в котором находится также много деревянных предметов, выполненных рукой Доменико. Он же на Пьяцца деи Моцци обработал для Агостино дель Неро углы его дома и построил великолепнейшую террасу в тех домах семейства Нази, которые были начаты его отцом Баччо, и если бы он так рано не умер, он, как полагают, далеко превзошел бы и своего отца и своего брата Джулиано.