гим понимающим людям, насколько он всегда преклонялся перед теми, кто преодолевает трудности в искусстве, и насколько, подражая им, он сам благополучно с этими трудностями справляется.
Когда же монахи по случаю каких-то праздничных торжеств решили показать историю как Андреа, так и Франчи, они в ту самую ночь, когда Франча закончил снизу доверху свою работу, нагло и беззастенчиво ее раскрыли, полагая, как люди ничего в этом искусстве не смыслящие, что Франче уже незачем было больше подправлять свои фигуры или еще что-нибудь с ними делать. Утром же, когда росписи Франчи, равно как и росписи Андреа, оказались таким образом открытыми, и Франче об этом сообщили, он расстроился так, что чуть не умер, и, вознегодовав на монахов за их наглость и непочтительное с ним обращение, он быстрым шагом направился к своей работе и, взобравшись на подмостья, которые не были еще разобраны, хотя история его была уже раскрыта, он молотком, забытым там каменщиками, раздробил головы нескольким женщинам и уничтожил лик Мадонны, а обнаженную фигуру, ломающую палку, сбил почти целиком. Прибежавшие на шум монахи и несколько мирян схватили его за руки, чтобы он не испортил всего и, хотя после этого ему было предложено двойное вознаграждение, он не хотел восстанавливать свою роспись нипочем, так стали ему ненавистны монахи, другие живописцы из уважения к такой работе, да и к самому художнику, так и не согласились ее завершить, такой она до сих пор и остается, напоминая о том, что случилось. Работа эта выполнена фреской с такой любовью и с такой тщательностью, а также со свежестью, столь прекрасной, что о Франче можно сказать, что он писал фрески лучше всех своих современников, лучше других умея добиваться смутности и дымчатости при помощи красок, допускающих возможность ретуши по сырому, и потому он за эту и за другие свои работы и заслуживает всяческого прославления.
Он расписал также в Ровеццано, за флорентийскими воротами алла Кроче, табернакль, изобразив Распятого и других святых, а в церкви Сан Джованнино у ворот Сан Пьер Гаттолино он написал фреской Вечерю апостолов.
Вскоре после этого, когда живописец Андреа дель Сарто, начавший расписывать светотенью один из дворов для сообщества Скальцо во Флоренции, где он изобразил истории из жития св. Иоанна Крестителя, уехал во Францию, члены сообщества, желая довести это дело до конца, обратились к Франче, дабы он, как подражатель манере Андреа, продолжил начатую тем работу. И вот Франча выполнил с одной стороны двора все до одного орнаментальные обрамления и закончил две истории, а именно: ту, где св. Иоанн Креститель просит у отца своего Захарии разрешения уйти в пустыню, и другую со встречей на пути Христа и св. Иоанна в присутствии Иосифа и Марии, которые стоят и смотрят, как те лобызают друг друга. Однако он этим и ограничился, так как возвратившийся Андреа продолжил работу и довел ее до конца.
Вместе с Ридольфо Гирландайо ему было поручено пышное убранство по случаю бракосочетания герцога Лоренцо, включая декорации для двух представлявшихся комедий, выполненное им по всем правилам с мастерским разумением и изяществом, вследствие чего он приобрел известность и расположение герцога, на службе у которого ему было заказано вместе с Андреа ди Козимо позолотить свод залы в Поджо-а-Кайано, после чего он, соревнуясь с Андреа дель Сарто и Якопо из Понтормо, приступил к изображению на стене той же залы Цицерона, которого римские граждане прославляют, неся его на руках. Работа эта начата была щедростью папы Льва в память его отца Лоренцо, построившего это здание и приказавшего расписать его согласно собственному своему замыслу узорами и древними историями, которые ученейший историк мессер Паоло Джовио, епископ Ночеры, состоявший в то время при кардинале Джулио Медичи, предложил Андреа дель Сарто и Якопо из Понтормо, а также Франчабиджо, дав им возможность показать достоинства и совершенство своего искусства; они же за то получили от великолепного Оттавиано деи Медичи ежемесячно по тридцать скудо каждый. И вот, в той части, которая была ему отведена, Франча, не говоря о красоте самой истории, показал несколько строений, перспективно отлично им построенных. Однако роспись эта так и не была закончена из-за смерти Льва, а возобновил ее в 1332 году, по поручению герцога Алессандро деи Медичи, Якопо из Понтормо, который ее затянул до смерти герцога, и работа осталась незавершенной.
Возвратимся, однако, к Франче. Он так горел любовью к искусству, что не пропускал ни одного летнего дня, чтобы не порисовать в мастерской своей с натуры, в целях изучения, обнаженное тело, для чего он постоянно нанимал людей. В больнице Санта Мариа Нуова он сделал рисунок анатомированного трупа по просьбе отличного флорентийского медика магистра Андреа Пасквали, что сильно повысило качество его живописного искусства, которому он после этого отдавался все с большей и большей любовью,
Далее, в монастыре Санта Мариа Новелла он написал над дверями библиотеки в полутондо св. Фому, посрамляющего своим учением еретиков; работа эта выполнена с большой тщательностью и в доброй манере. Среди других подробностей есть там в обрамлении два мальчика, которые служат поддержкой для герба. Они весьма добротны, полны отменнейшего изящества и написаны в прекраснейшей манере.
Написал он также картину с мелкими фигурами для Джованни Мариа Бенинтенди, соревнуясь с Якопо из Понтормо, выполнившим другую картину того же размера с историей волхвов, а еще две написал для него же Франческо д'Альбертино. На своей картине Франча изобразил, как Давид подглядывает за купающейся Вирсавией, и написал там нескольких женщин в манере чересчур уж прилизанной и сладкой, а также здание в перспективе, в котором Давид, чтобы добиться смерти Урии Этейца, передает гонцу письмо для отправки его на поле битвы, а под лоджией он изобразил великолепнейший царский пир. История эта много способствовала славе и чести Франчи, который, достигнув многого в изображении крупных фигур, добился еще большего в изображении мелких.
Франча написал также много прекраснейших портретов с натуры и, в частности, портрет Маттео Софферрони, ближайшего своего друга, и еще один, находящийся в палаццо Сан Джироламо во Фьезоле, где изображен как живой управляющий у Пьер Франческо деи Медичи, а также много других. А так как он вообще работал в любой области, не стыдясь занятий своим искусством, то и брался за всякую работу, что бы ему ни заказали, и среди многих незначительных работ он для Арканджело, ткача, живущего у Порта Росса на башне, что служит ему и балконом, написал прекраснейшее Noli me tangere, а также бесчисленное множество подобных же мелочей, о которых говорить не стоит. Франча был человеком по природе добрым и мягким и очень услужливым. Он любил жить тихо и по этой причине так и не женился, повторяя постоянно известную поговорку: «Кто завел жену, завел горе и нужду».
Из Флоренции он выезжать никуда не хотел, так как, увидев некоторые творения Рафаэля Урбинского и решив, что ни за таким человеком, ни за многими другими, заслуживающими самую громкую известность, ему не угнаться, он не хотел равнять себя с художниками, столь превосходными и редкостными. Да ведь, по правде говоря, величайшее благоразумие и мудрость, какие только доступны человеку, и состоят в том, чтобы познать самого себя и не воображать о себе больше того, чем ты стоишь. В конце концов, упорным трудом добившись многого, ибо от природы он не обладал ни смелостью выдумки, ни чем-либо другим, чего не приобрел бы путем долгих занятий, он скончался в 1524 году сорока двух лет от роду.
Учеником Франчи был его брат Аньоло, который умер. Он написал фриз во дворе церкви Сан Бранкацио и еще кое-что другое. Тот же Аньоло написал для торговца благовониями Чано, человека с прихотями, но среди своих почтенного, на вывеске мастерской цыганку, с большим изяществом предсказывающую судьбу некоей женщине; эта выдумка Чано была не лишена ароматности.
У него же учился живописец Антонио ди Доннино Мацциери, смелый рисовальщик, обладавший большой выдумкой в изображении лошадей и пейзажей и расписавший светотенью двор монастыря Санто Агостино в Монте Сансовино, где он изобразил ветхозаветные истории, получившие большое одобрение. В аретинском епископстве он расписал капеллу св. Матфея и, между прочим, как он крестит короля, изобразив там немца так хорошо, что он кажется живым. Для Франческо дель Джокондо он написал за хором церкви сервитов во Флоренции в одной из капелл историю мучеников, но она не удалась ему настолько, что он подорвал всякое к себе доверие и начал браться за любую работу.
Обучал Франча искусству и одного юношу по имени Визино, который, по-видимому, сделал бы успехи, если бы не пришлось умереть ему юным, а также и многих других, упоминать о которых не приходится.
Погребен был Франча сообществом св. Иова в церкви Сан Бранкацио, что насупротив его дома, к большому огорчению добрых художников, ибо был он мастером способным и опытным и во всех своих поступках в высшей степени скромным.
ЖИЗНЕОПИСАНИЯ МОРТО ИЗ ФЕЛЬТРЕ ЖИВОПИСЦА И АНДРЕА ДИ КОЗИМО ФЕЛЬТРИНИ
Морто, живописец из Фельтре, был необычен в жизни и необычными были его воображение и те новшества, введенные им в гротески, благодаря которым его высоко ценили. Он смолоду перебрался в Рим еще в то время, когда Пинтуриккио расписывал для Александра VI папские покои, а в замке Св. Ангела – лоджии и нижние комнаты и другие покои наверху. Ведь, будучи человеком мрачным, он все время занимался изучением древностей: ему нравились гротескные росписи сводов кессонами и стен ордерами, и он изучал их постоянно и перенял античные способы сплетения листвы настолько, что в свое время в этом деле не уступал никому. Посему он не преминул осмотреть в Риме под землей все, что было возможно: все древние гроты с бесчисленным множеством сводов. Он провел много месяцев и в Тиволи на вилле Адриана, зарисовывая все полы и гроты, сохранившиеся там под землей и на земле. Когда же он услышал, что в Поццуоло в Королевстве, в десяти милях от Неаполя, целиком сохранились стены, покрытые древними гротесками, рельефами, стуками и росписями, почитающимися прекрасными, он, изучая их, провел несколько месяцев и в этой местности, а в Кампанье, н