лем – тот божественный пламень, вложенный в нас особой милостью, который поставил нас не только выше всех прочих животных, но сделал нас подобными, да будет дозволено нам это сказать, Богу. И если в наши времена мы видим, как я надеюсь это показать немногим ниже, что простые мальчики, грубо воспитанные в лесах, по живости своего ума начали сами собой рисовать, имея образцом лишь эти прекрасные картины и скульптуры, созданные природой, то насколько более правдоподобным может и должно показаться предположение, что первые люди, чем менее они были отдалены от своего первоначала и божественного происхождения, тем более сами по себе обладали большим совершенством и лучшим умом, имея своим руководителем природу, учителем – чистейший разум, примером – столь прекрасный образец мироздания, и породили эти благороднейшие искусства и, постепенно их улучшая, от малого начала довели их в конце концов до совершенства. Я не хочу отрицать того, что был кто-то, кто начал первым, ибо знаю очень хорошо, что нужно, чтобы когда-нибудь кто-нибудь заложил основу, но не буду отрицать и возможности того, что один помогал другому и учил и пролагал путь рисунку, цвету и рельефу, ибо мне известно, что искусство наше целиком есть подражание природе, но и что в то же время нельзя самостоятельно поднять произведения так высоко, как при руководстве учителем, которого считаешь лучшим, чем самого себя. Скажу, однако, что утверждать определенно, кто это был или были, вещь опасная, и знать это, возможно, и не так уж необходимо, поскольку мы видим, каковы истинные корни искусства и откуда оно произошло. Ибо, так как произведения художников, составляющие их жизнь и славу с течением всепоглощающего времени постепенно погибали, как первоначальные, так за ними вторые и третьи, и так как писавших об этом тогда не было, то потомки не могли хотя бы этим путем узнать о них, и неизвестными оставались и сами художники, их создавшие. Когда же писатели начали вспоминать о прошлом, они не могли уже рассказать о тех, о которых нельзя было собрать никаких сведений, и таким образом первоначальными считаются у них те, память о которых была утеряна в последнюю очередь. Так, первым из поэтов по общему согласию считается Гомер, и Потому, что до него никаких поэтов не было (они существовали, хотя и не были столь превосходными, что ясно видно по его творениям), но потому, что об этих первоначальных, каковы бы они ни были, уже две тысячи лет как утеряны всякие сведения. Оставим, однако, позади эту область, слишком неопределенную из-за своей древности, и перейдем к вещам более ясным, а именно к вопросу о совершенстве, упадке и восстановлении, или, лучше сказать, возрождении искусств, о чем мы сможем рассуждать с большими и лучшими основаниями.
Итак, я утверждаю, да оно так и есть, что искусства начались в Риме поздно, если, как говорят, первой статуей было изображение Цереры, сделанное из металла на средства Спурия Кассия, который за попытку сделаться царем был убит без всякой жалости собственным отцом. И хотя искусства скульптуры и живописи продолжали существовать вплоть до гибели двенадцати цезарей, все же они продолжали существовать без того совершенства и добротности, коими они обладали раньше; это видно и по постройкам, которые воздвигались сменявшими один другого императорами, ибо искусства эти клонились со дня на день к упадку, теряя постепенно законченное совершенство рисунка. Ясным свидетельством этого могут служить произведения скульптуры и архитектуры, созданные в Риме во времена Константина, и в особенности триумфальная арка, воздвигнутая в его честь римским народом у Колизея, где мы видим, что из-за недостатка хороших мастеров не только использовали мраморные истории, выполненные во времена Траяна, но также и обломки, свезенные в Рим из разных мест. И всякий, кто признает, что заполнения тондо, а именно полурельефные скульптуры, а также изображения пленников и большие истории, колонны, карнизы и другие украшения, сделанные раньше, даже из обломков, выполнены превосходно, признает и то, что произведения, которыми это дополнили скульпторы позднейшего времени, весьма неуклюжи; таковы несколько небольших историй с малыми мраморными фигурами под тондо и нижнее основание с несколькими Победами и между боковыми арками всякие речные божества, весьма неуклюжие и выполненные так, что можно с уверенностью предположить, что к тому времени искусство скульптуры начало терять свои качества, хотя еще не пришли готы и другие чужеземные варварские народы, разрушившие вместе с самой Италией все лучшие искусства. Правда, в те времена меньший ущерб по сравнению с другими искусствами рисунка потерпела архитектура, ибо в банях, построенных по приказу того же Константина в Латеране, при входе в главный портик видим, кроме порфировых колонн, выполненные из мрамора капители и покрытые отличной резьбой взятые откуда-то двойные базы, причем вся композиция постройки составлена с отличным пониманием. Там же, где, наоборот, стук, мозаика и некоторые другие стенные инкрустации выполнены мастерами того времени, их нельзя сравнить с теми, которые были применены в тех же банях и взяты по большей части из храмов языческих богов. То же самое, как говорят, сделал Константин в саду Эквиция при постройке храма, который впоследствии он пожертвовал и передал христианским священникам. О том же равным образом может свидетельствовать великолепный храм Сан Джованни Латерано, воздвигнутый тем же императором, а именно о том, что в его времена скульптура весьма сильно уже склонилась к упадку, ибо выполненные по его повелению из серебра изображения Спасителя и двенадцати апостолов – скульптуры весьма низкого качества, и в выполнении их отсутствует искусство и весьма мало рисунка. Всякий же, кто сверх того рассмотрит внимательно медали того же Константина и его изображение и другие статуи, выполненные скульпторами того времени и находящиеся ныне на Капитолии, увидит ясно, что они весьма далеки от совершенства медалей и статуй других императоров. Все это доказывает, что еще задолго до нашествия в Италию готов скульптура уже пришла в большой упадок.
Архитектура, как сказано, если и не была столь же совершенной, все же сохранилась в лучшем состоянии; этому не приходится удивляться, ибо поскольку все почти большие постройки воздвигались из обломков, то архитектору нетрудно было при сооружении новых подражать в большей части старым, которые постоянно были перед глазами. И это было гораздо легче, чем было скульпторам подражать хорошим статуям древних при общем падении искусства. Истинность же этого очевидна по храму главы апостолов в Ватикане, богатому лишь колоннами, базами, капителями, архитравами, карнизами, дверями и прочими инкрустациями и украшениями, взятыми целиком из разных мест и построек, воздвигнутых ранее весьма великолепно. То же самое можно было бы сказать о храме Санта Кроче ин Джерузалемме, построенном Константином по просьбе его матери Елены, о храме Сан Лоренцо фуори делле муре и о храме Сант Аньезе, построенном им же по просьбе его дочери Констанцы. И кому не известно, что купель, служившая для крещения ее же и одной из ее сестер, вся была украшена вещами, сделанными гораздо раньше? И в особенности порфировый столб, украшенный резьбой из прекраснейших фигур, и несколько мраморных подсвечников, покрытых превосходной лиственной резьбой, и несколько барельефных путтов, поистине прекрасных. Словом, по этой, а также по многим другим причинам мы и видим, насколько уже во времена Константина пришла в упадок скульптура, а вместе с ней и другие наилучшие искусства. И если все же не хватало чего-то для окончательного падения, то наступило и оно по отъезде Константина из Рима, перенесшего столицу империи в Византию, ибо он увез в Грецию не только всех лучших скульпторов и других художников той поры, каковы бы они ни были, но и бесчисленное множество статуй и других прекраснейших скульптурных произведений.
После отъезда Константина цезари, оставленные им в Италии, строя постоянно и в Риме, и в других местах, старались, чтобы произведения их были насколько возможно наилучшими, но, как мы это видим, со скульптурой, так же, как и с живописью и с архитектурой, дело обстояло все хуже и хуже. И происходило это, возможно, оттого, что когда творения рук человеческих начинают клониться к упадку, то они ухудшаются непрерывно, вплоть до того, хуже чего быть не может. Равным образом видно, что, хотя во времена папы Либерия современные архитекторы и изощрялись создать нечто величественное при строительстве церкви Санта Марна Маджоре, все же в целом вышло это у них неудачно; ибо здание это, выстроенное также по большей части из обломков, хотя и было сооружено в соразмерностях весьма разумных, тем не менее нельзя отрицать, что, не говоря о многом другом, распределение всюду над колоннами украшений из стука и живописи обнаруживает полную бедность рисунка и что и многие другие вещи, которые мы видим в этом большом храме, свидетельствуют о несовершенстве искусства. Много лет спустя, когда при Юлиане Отступнике преследовали христиан, на холме Целии был построен храм святым мученикам Иоанну и Павлу, который поистине настолько хуже вышеназванных, что ясно видно, что искусство в то время погибло почти что совершенно.
В самой полной мере свидетельствуют о том и постройки, воздвигавшиеся в то же время в Тоскане. Умолчим о многих других, но и храм, сооруженный за стенами Ареццо святому Донату, епископу этого города, замученному при названном Юлиане Отступнике вместе с монахом Илларионом, по своей архитектуре нисколько не лучше, чем перечисленные выше. Не подлежит сомнению, что происходило это ни отчего другого, как от того, что не было в то время лучших архитекторов, хотя, как это можно было видеть и в наши времена, названный восьмигранный храм, построенный из обломков театра, амфитеатра и других построек, воздвигнутых в Ареццо до обращения в христианскую веру, строили не щадя издержек, с огромнейшими затратами, с окнами из гранита, порфира и разноцветного мрамора, коими были украшены названные древние сооружения. И я, со своей стороны, не сомневаюсь, судя по затратам сделанным на этот храм, что если бы у аретинцев были лучшие архитекторы, они дали бы нечто чудесное, ибо по тому, что они сделали, видно, что не жалели ничего дабы сооружение это было насколько только возможно богатым и соразмерным.