глаз смертного. Там же показаны все ливреи, которые в то время были заказаны кардиналом Фарнезе. К вечерне представлена Богоматерь, убегающая вместе с Христом в Египет, а напротив – потопление Фараона в Чермном море, причем на каждой стороне обрамления разные. К последнему часу изображено Венчание Богородицы на небесах с сонмом ангелов, а во второй истории на другой стороне – Ассур, увенчивающий Эсфирь, и то и другое в соответствующих обрамлениях. К богородичной обедне он поместил в начале, в обрамлении с изображенными в нем камеями, Архангела Гавриила, возвещающего слово Божие Деве Марии, а затем две истории, причем в обеих историях Мадонна держит младенца Иисуса на руках, и еще одна история изображает Бога Отца, создающего небесную твердь и землю. Перед покаянными псалмами показано то сражение, в котором по приказанию Давида был убит Урия, где чудесно изображены кони и воины, раненые и убитые, а на противоположной стороне – кающийся Давид, и то и другое в орнаментальном обрамлении с маленькими гротесками. Однако если кому вздумается довести себя до предела изумления, тот пусть взглянет на Литании, где он тщательно начертал плетеный узор из букв, составляющих имена святых, и где на верхнем поле изображены разверстые небеса, полные ангелов, которые окружают Святую Троицу и за которыми в нисходящем порядке размещаются апостолы и прочие святые, небеса же переходят на другую сторону, где в них восседают Богородица и все святые девы, на нижних же полях развертывается состоящая из мельчайших фигур процессия, которая справляется в Риме в торжественный день Тела Христова и которая состоит из служителей с факелами, епископов, кардиналов и самого папы, несущего Святые Дары в сопровождении своего двора и своей стражи копьеносцев; наконец, виден и Замок Св. Ангела с его орудийными залпами, – и все это поражает и восхищает любого, даже самого проницательного зрителя. Перед заупокойной службой – две истории: Смерть, торжествующая над всеми смертными носителями государственной и королевской власти, как над самой презренной чернью, напротив же, в другой истории, – Воскрешение Лазаря, а в глубине – Смерть, сражающаяся с какими-то всадниками. К крестопоклонной службе он изобразил распятого Христа, а с противоположной стороны – Моисея, который под дождем низвергающихся с неба змей водружает Медного змия. Перед службой в Духов день изображено его сошествие на апостолов, а напротив – построение Вавилонской башни Немвродом. Все это произведение в целом было завершено доном Джулио за девять лет с таким усердием и с такими трудами, что, если можно так выразиться, его никогда никакой ценой оплатить было бы невозможно. Да никогда и нигде и не увидишь более своеобычного и более прекрасного разнообразия, как то мы видим в обрамлениях всех этих историй, в столь отличных друг от друга движениях и положениях как мужских, так и женских фигур, изученных и проработанных во всех своих частях и со смыслом включенных в названные узоры для обогащения этого произведения. Подобное разнообразие, рассыпанное по всему этому творению, придает ему красоту такую, что оно кажется божественным, а не человеческим, в особенности же потому, что художнику при помощи цвета и манеры удалось передать удаление и сокращение фигур, построек и пейзажей с соблюдением всего того, что требует перспектив, и достигнуть величайшего возможного совершенства, причем настолько, что все повергает в изумление каждого, кто это рассматривает, будь то вблизи или издали, не говоря уже о тысячах деревьев разных пород, исполненных так хорошо, словно они были созданы в раю. В историях и в их замыслах видно владение рисунком, в композиции видна стройность, богатство же и разнообразие видны в одеждах, выполненных с таким отменным изяществом и в такой манере, что кажется невозможным признать в них творение рук человеческих. Вот почему мы вправе утверждать, что дон Джулио, как было сказано вначале, превзошел в этом деле как древних, так и наших современников и что в его лице мы имеем в наше время малого и нового Микеланджело. Еще раньше им была написана маленькая мелкофигурная картина для Тридентского кардинала, настолько обаятельная и прекрасная, что синьор этот подарил ее императору Карлу V, после чего он для того же кардинала написал другую картину с Мадонной и вместе с ней портрет короля Филиппа – два прекраснейших произведения, которые потому и были подарены тому же католическому королю. Опять-таки для кардинала Фарнезе он изобразил на маленькой картине Богородицу с младенцем на руках в окружении св. Елизаветы, юного св. Иоанна Крестителя и других фигур; картина эта была послана в Испанию Рюи Гомесу. На другой, находящейся ныне у названного кардинала, он изобразил св. Иоанна Крестителя в пустыне с великолепно написанным пейзажем и зверями и потом повторил эту картину по заказу того же кардинала для посылки ее королю Филиппу. Оплакивание же, на котором он изобразил Мадонну и много других фигур, было подарено названным кардиналом Фарнезе папе Павлу IV, требовавшему до конца своей жизни, чтобы оно всегда находилось при нем. А одна история с Давидом, отрубающим голову гиганта Голиафа, была этим же кардиналом преподнесена мадаме Маргарите Австрийской, пославшей ее своему брату королю Филиппу вместе с другой, ей подобной, которая была ему заказана этой светлейшей синьорой и на которой он изобразил Юдифь, рубящую голову Олоферну. Много лет тому назад дон Джулио провел много месяцев при герцоге Козимо и за это время создал несколько произведений, часть которых была послана императору и другим синьорам, часть же осталась у Его Светлейшего Превосходительства, который в числе прочего заказал ему копию с небольшой стариннейшей головы Христа, хранившейся лично у него и некогда принадлежавшей Готфриду Бульонскому в Иерусалиме, причем утверждают, что она была более похожа на подлинный лик Спасителя, чем какая-либо другая из всех существующих. Для названного синьора герцога дон Джулио написал также чудесное Распятие с Магдалиной у его подножия и небольшую картину Оплакивания, рисунок к которой находится в нашей Книге наравне с другим, тоже руки дона Джулио, изображающими Богоматерь с младенцем на руках, облаченную в еврейскую одежду и окруженную сонмом ангелов и многих обнаженных душ, возносящих к ней свои мольбы. Однако, возвращаясь к синьору герцогу, надо сказать, что он всегда очень любил талант дона Джулио и стремился иметь его вещи, и если бы не его уважение к Фарнезе, он бы его от себя не отпустил после нескольких месяцев, которые тот, как я уже говорил, провел во Флоренции у него на службе. Так вот, помимо названных вещей герцог обладает небольшой картиной, написанной рукой Джулио, изображающей Ганимеда, которого Юпитер, превратившийся в орла, уносит на небо, и скопированного с рисунка, некогда сделанного Микеланджело и находящегося ныне у Томмазо Кавальери, как об этом уже говорилось в другом месте. Герцог хранит в своем кабинете также и св. Иоанна Крестителя, сидящего на скале, и несколько удивительных портретов, написанных тем же Джулио. Он же в свое время написал для маркизы Пескара картину с Оплакиванием в окружении Марий и других фигур, и другую, во всем ей подобную, для кардинала Фарнезе, пославшего ее императрице, нынешней супруге Максимилиана и сестре короля Филиппа, а другую небольшую картину, написанную им же, этот кардинал послал Его Кесарскому Величеству. На ней, на фоне прекраснейшего, но крохотного пейзажа, с предельной тщательностью изображен св. Георгий, убивающий змия. Однако картина эта была по красоте и по рисунку превзойдена другой, большего размера, которую Джулио написал для одного испанского дворянина и на которой он написал императора Траяна так, как мы это видим на медалях, и с оборотной стороной, на которой изображается иудейская провинция. Картина эта была послана Максимилиану, нынешнему императору. Для названного кардинала Фарнезе он написал две другие маленькие картины, на одной из которых обнаженный Иисус Христос с крестом в руке, а на другой – он же, понукаемый евреями, в то время как он с крестом на плечах поднимается на Голгофу, сопровождаемый несметной толпой, а позади – Богоматерь и другие Марии, движения которых и грациозны, и способны растрогать любое сердце, будь оно каменным. По заказу того же кардинала он для одного требника на двух больших листах написал на одном – Христа, преподающего апостолам учение Св. Евангелия, а на другом Страшный суд, настолько прекрасный, мало того, настолько удивительный и потрясающий, что я теряюсь при одной мысли о нем и твердо убежден, что невозможно не только что создать, но и увидеть или представить себе более прекрасную миниатюру. Но удивительней всего, что во всех этих произведениях, в особенности же в вышеназванной Богородичной службе, дон Джулио сделал некоторые из фигур не крупнее маленького муравья, причем с настолько выразительными и ясно обозначенными частями тела, что большего в фигурах даже натуральной величины невозможно было бы достигнуть. Удивительно и то, что всюду вкраплены натурные портреты мужчин и женщин, не менее похожие на свои оригиналы, чем если бы их написали Тициан или Бронзино, причем написали бы их в высшей степени натуральными и естественной величины. Я уж не говорю о том, что в некоторых из узоров можно различить фигурки либо обнаженные, либо сделанные как-нибудь иначе, например в виде камей, которые, как бы они ни были малы, кажутся на своем месте огромнейшими гигантами. Таковы и талант, и исключительное усердие, которые Джулио вкладывает в свою работу. О нем-то мне и хотелось передать эти сведения на весь мир, дабы о нем хоть что-нибудь узнали те, которые не имеют и не будут иметь возможности увидеть его произведения, находящиеся почти целиком в руках знатнейших синьоров и знатных особ; я говорю почти что целиком, ибо мне известно, что и некоторые частные лица хранят в своих шкатулочках великолепнейшие портреты, написанные им с разных синьоров, с их друзей или с женщин, ими любимых. Однако, как бы то ни было, уже одного того достаточно, что творения таких людей, как Джулио, существуют не для всеобщего пользования и не могут быть увидены кажды