Росселино, Дезидерио и Веллано из Падуи; в общем, можно утверждать, что после его смерти учеником его был всякий, кто пожелал хорошо работать в области рельефа. В рисунке он был смел и делал свои наброски одетых и обнаженных фигур и животных с несравненным мастерством и блеском, поражающих всякого, кто их видит, а также многие другие столь же прекраснейшие вещи.
Портрет его написал Паоло Учелло, как было указано в жизнеописании последнего. Надгробные его надписи следующие:
Sculptura h. m. а Florentinis fieri uoluit Donatello, utpote homini, qui ei, quod jamdiu optimis artificibus, multisque saeculis, turn nobilitatis turn nominis acquisitum fuerat, injuriave tempor. perdiderat ipsa, ipse unus, una vita, infinitisque operibus cumulatiss restituerit: et patriae benemerenti hujus restitutae virtutis palmam reporiavit (Скульптура пожелала, чтобы памятник этот сооружен был флорентинцами Донателло как человеку, который благородство и славу, добытые для нее раньше лучшими мастерами в продолжение многих веков и утраченные ею в потрясениях времен, один в течение одной жизни созданием бесчисленных произведений восстановил и отечеству своему, ему содействовавшему, славу воскрешения этого искусства доставил);
Excudit nemo spirantia mollius aera:
Vera cano: cemes marmora viva loqui.
Graeconim sileat prisca admirabilis aetas
Compendibus statuas continuisse Rhodon.
Nectere namque magis fuerant haec vincula digna
Istius egregias arlificis statuas.
(Мягче никто не касался трепещущей плоти металла.
Правду пою я: взгляни – в мраморе жизнь говорит.
Эллинов смолкни отныне исконная громкая слава,
Узами должно сковать твои изваяния, Родос!
Ибо никто не достойней оплесть их такими цепями,
Нежели мастер, что нам дивные статуи дал).
(Перевод А. Эфроса)
Что совокупным опытом скульптуре
Другие дали, – дал один Донато:
Он жизнь внес в мрамор, косностью объятый:
Что, как не речь, осталось дать натуре?
Вещей его сохранилось в мире такое множество, что можно поистине утверждать, что не было никогда художника, который бы работал больше, чем он. Ибо, радуясь всякому труду, он брался за все, невзирая на дешевизну или ценность заказа. Тем не менее творчество Донато в обширности своей включало все необходимое для скульптуры во всех её видах, будь то круглая скульптура, полурельеф или барельеф. Ибо, подобно тому как в добрые времена древних греков и римлян многие художники довели скульптуру до совершенства, так он один множеством своих творений вернул ее в наш век безукоризненной и дивной. Вот почему художники должны признавать великое искусство Донато более чем кого-либо другого, рожденного в наше время, ибо он не только облегчил трудности искусства количеством своих произведений, но и сочетал воедино замысел, рисунок, выполнение, вкус и все то, что можно и должно ожидать от божественного дарования. Донато был смел и решителен, заканчивал все свои произведения с величайшей легкостью и всегда давал гораздо больше того, что обещал.
Бертольдо, его ученик, наследовал все его работы и главным образом бронзовые кафедры для церкви Сан Лоренцо, которые в значительной своей части были им впоследствии закончены и доведены до того состояния, в каком их можно видеть ныне в означенной церкви.
Я не могу умолчать о том, что ученейший и достопочтеннейший дон Винченцио Боргини, о котором уже выше упоминалось в иной связи, собрав в большой книге бесчисленное множество рисунков лучших живописцев и скульпторов, как древних, так и современных, поместил друг против друга два листа, из которых на одном – рисунки Донато, на другом – рисунки Микеланджело Буонарроти, и с большой рассудительностью включил в их обрамление следующие два греческих изречения: под рисунками Донато -
а под рисунками Микеланджело -
что по-латыни звучит так «Аut Donatus Bonarrotum exprimit et refert aut Bonarrotus Donatum», а на нашем языке: «Либо дух Донато проявляется в Буонаррото, либо дух Буонаррото себя предвосхитил, проявившись в Донато».
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ МИКЕЛОЦЦО МИКЕЛОЦЦИ ФЛОРЕНТИЙСКОГО СКУЛЬПТОРА И АРХИТЕКТОРА
Если бы каждый из живущих в этом мире рассчитывал дожить до того возраста, когда он уже не сможет больше работать, многие не довели бы себя до того, чтобы в старости выпрашивать как милостыню то, что они промотали в молодости, когда обильные крупные заработки, ослепляя их рассудок, заставляли их тратить превыше своих потребностей и гораздо больше того, что им подобало. Вот почему, особенно принимая во внимание, насколько люди косо смотрят на того, кто от многого дошел до малого, каждый должен честно и умеренно стремиться к тому, чтобы не пришлось ему в старости просить милостыню. И тот, кто будет поступать, как Микелоццо, который отнюдь не в этом, а лишь в доблестях подражал своему учителю Донато, в почете проживет свою жизнь, и ему не понадобится в последние свои годы жалким образом добывать себе средства к существованию.
Итак, стало быть, в юности своей Микелоццо занимался с Донателло скульптурой, а также рисованием, и, какие бы трудности ему ни встречались, он тем не менее шел все время вперед, так что в последующих своих работах он всегда обнаруживал и талант, и великое мастерство, используя все возможности, заложенные в глине, воске или мраморе. Но в одном он превзошел многих и самого себя, а именно: после Брунеллеско он почитался самым основательным архитектором своего времени и тем, который удобнее других распределял и приспособлял помещения во дворцах, монастырях и жилых домах и который проектировал их с наилучшим вкусом, как мы об этом скажем в свое время.
Его помощью Донателло пользовался много лет, так как Микелоццо обладал большим опытом в обработке мрамора и в бронзовом литье, о чем свидетельствует во Флоренции в церкви Сан Джованни гробница, которая, как уже говорилось, была заказана Донателло для папы Джованни Коша, ибо большую часть ее выполнил Микелоццо, и там же можно видеть мраморную очень красивую статую Веры в два с половиной локтя вместе с Надеждой и Любовью, которые выполнены Донателло в том же размере и при сравнении с которыми она не теряет. Микелоццо сделал также над дверями ризницы и попечительства, что насупротив Сан Джованни, круглую фигуру молодого св. Иоанна, тщательно отделанную и получившую большое одобрение.
Микелоццо был настолько близок к Козимо деи Медичи, что тот, зная талант его, заказал ему модель своего дома и палаццо, что на углу Виа Ларга со стороны церкви Сан Джованнино, так как ему показалось, что модель, сделанная, как уже говорилось, Филиппо ди сер Брунеллеско, была слишком роскошной и великолепной и способной скорее возбудить зависть к Козимо со стороны его сограждан, чем служить славе и украшению города или удобству ее хозяина. И вот, так как модель, сделанная Микелоццо, понравилась Козимо, он поручил ему завершить постройку по своему проекту в теперешнем ее виде, со всеми полезными и прекрасными удобствами и изящными украшениями, которые мы и сейчас видим и которые при всей своей простоте отличаются величественностью и благородством. И тем большей похвалы заслуживает Микелоццо, что палаццо это было первым, выстроенным в этом городе по новому чину и было разбито на целый ряд полезных и прекраснейших помещений. Подвалы наполовину расположены под землей, а именно на четыре локтя ниже ее уровня и на три локтя над ним для лучшего освещения, и при них находятся погреба и кладовые Два двора окружены в нижнем этаже великолепными лоджиями, куда выходят залы, покои, прихожие, кабинеты, нужники, бани, кухни, колодцы, удобнейшие общие и потайные лестницы, а над ними в каждом этаже расположены жилые помещения и апартаменты со всеми удобствами, кои могут удовлетворить не только частного гражданина, каким был тогда Козимо, но и любого самого великолепного и самого прославленного короля, и потому в наши дни там удобно размещались короли, императоры, папы и все что ни на есть знаменитейшие государи Европы, на все лады восхвалявшие как великодушие Козимо, так и выдающееся мастерство Микелоццо в архитектуре Когда в 1433 году Козимо постигло изгнание, Микелоццо, бесконечно его любивший и всецело ему преданный, добровольно отправился вместе с ним в Венецию и решил остаться с ним, сколько бы он там ни пробыл. И вот там-то, сверх многочисленных проектов и моделей, сделанных им для частных и общественных зданий, а также декоративных работ для друзей Козимо и для многих дворян, он построил по указаниям и на средства Козимо библиотеку монастыря Сан Джорджо Маджоре – местопребывания черных монахов св. Юстины, которая не только была выстроена до конца со стенами, скамьями, деревянными частями и другими украшениями, но и заполнена многочисленными книгами. Вот каковы были времяпрепровождение и развлечение Козимо в этом изгнании, из которого он был вызван в 1434 году обратно на родину, куда вернулся чуть ли не с триумфом, а вместе с ним и Микелоццо. Когда Микелоццо возвратился при таких обстоятельствах во Флоренцию, общественный дворец Синьории начал угрожать падением, потому что пострадали некоторые колонны двора вследствие ли их чрезмерной нагрузки или же из-за слабого и осевшего фундамента, а может быть, и потому, что колонны состояли из плохо пригнанных и плохо выложенных барабанов, но, какова бы ни была причина, позаботиться об этом было поручено Микелоццо, который охотно согласился, ибо в Венеции, в приходе св. Варнавы, он предотвратил подобную же опасность следующим образом. Один дворянин, дому которого угрожала опасность рухнуть, передал попечение о нем Микелоццо, тот же, как мне рассказывал когда-то Микеланджело Буонарроти, тайком заказал колонну и заготовил достаточное количество свай, погрузил все это на барку, на которую сел и сам с несколькими мастерами, и в одну ночь они забили под дом сваи и поставили колонну. И вот, ободренный этим опытом, Микелоццо предотвратил опасность, угрожавшую дворцу, и, сделав честь и себе, и тому, кто оказал ему благосклонность, дав подобное поручение, он переставил и перестроил колонны таким образом, как они стоят теперь. Прежде всего он сделал переплет из частых вертикальных свай и бревен, которые под арками сводов несли кру