жала из толстых ореховых досок и были в состоянии равномерно принять ту нагрузку, которая раньше приходилась на колонны, и постепенно он вынимал колонны, которые состояли из плохо пригнанных кусков, и заменял их новыми, сделанными из кусков, тщательно отработанных, так что здание ничуть не пострадало и ни на волос не сдвинулось. А чтобы его колонны отличались от других, он поставил по углам несколько восьмигранных колонн с капителями, на которых листва была высечена по новому образцу, а также и круглые, которые легко отличить от старых, сделанных когда-то Арнольфо. Затем по совету Микелоццо тогдашними правителями города было отдано распоряжение разгрузить и облегчить тяжесть стен, опирающихся на арки колонн, перестроить заново весь двор, начиная от арок и выше, с рядом окон в новом вкусе, наподобие тех, какие он сделал для Козимо во дворце палаццо Медичи, и украсить стены сграффито под руст, разместив на них золотые лилии, которые видны еще и поныне. Все это Микелоццо осуществил в короткий срок, устроив над окнами названного двора во втором этаже несколько глазков, отличающихся от вышеупомянутых окон, дабы освещать полуэтажи, расположенные над первым этажом, там, где теперь Зала двухсот. А третий этаж, где жили члены Синьории и гонфалоньер, он сделал более нарядным, разбив по фасаду, выходящему к Сан Пьеро Скераджо, ряд комнат для членов Синьории, которые раньше спали все вместе в одном помещении; комнат этих было восемь для членов Синьории и одна, большей величины, для гонфалоньера, и все они сообщались с коридором, окна которого выходили во двор. Выше он расположил другой ряд удобных комнат для дворцовой стражи, в одной из которых, там, где теперь казначейство, рукой Джотто изображен коленопреклоненным перед Богоматерью Карл, сын короля Роберта, герцог Калабрийский. Там же он равным образом устроил комнаты пажей, стольников, трубачей, музыкантов, флейтистов, жезлоносцев, комендантов и герольдов и все остальные помещения, приличествующие подобному дворцу. Он устроил также над верхней обходной галереей каменный карниз, опоясывающий весь двор, и близ него водоем, в котором собиралась дождевая вода, употреблявшаяся для искусственных фонтанов, которые били время от времени. Микелоццо руководил также отделкой капеллы, где слушают мессу, и многочисленных помещений рядом с ней с богатейшими потолками, расписанными золотыми лилиями на лазурном фоне; и в верхних, и в нижних помещениях того же дворца под его руководством были сделаны и другие потолки и перестланы все старые, которые были сделаны раньше в старинной манере, и в общем придал им все то совершенство, которое приличествовало подобному зданию. И устроил так, чтобы вода из колодцев доставлялась до самого верхнего этажа и чтобы при помощи колеса она зачерпывалась удобнее, чем это делается обычно. Одного только не мог исправить талант Микелоццо, а именно главную лестницу, ибо с самого начала она была задумана плохо, помещена не на том месте и устроена неудобно, крутой, темной и с деревянными ступеньками, начиная с первого этажа и выше. Тем не менее он постарался и тут, устроив при выходе во двор лестницу с круглыми ступенями и дверь с пилястрами из пьетрафорте и с прекраснейшими капителями, высеченными им собственноручно, а также двойной карниз с архитравом хорошего рисунка, на фризе которого он поместил все гербы коммуны, и, что еще важнее, все лестницы он заменил каменными из пьетрафорте до того самого этажа, где помещалась Синьория, и защитил их наверху и в середине двумя опускными решетками на случай мятежа, наверху же лестницы он пробил дверь, именуемую «цепью», у которой постоянно стоял привратник, открывавший и запиравший ее в соответствии с указаниями начальства.
Он укрепил огромнейшими железными полосами верх кампанилы, давшей трещину из-за перегрузки той части ее, которая находится на весу, а именно над консолями, обращенными к площади И в конце концов улучшил и восстановил дворец этот так, что получил одобрение всего города и сверх прочих вознаграждений был назначен членом Коллегии, учреждения, пользующегося во Флоренции большим почетом.
И если кому-либо покажется, что я говорил об этом, быть может, более пространно, чем следовало, то я заслуживаю извинения, ибо, показав в жизнеописании Арнольфо, первостроительство этого дворца, относящееся к 1298 году и производившееся беспорядочно и без какой-либо разумной меры, с нечетным числом колонн во дворе, с арками большими и малыми, с неудобными лестницами, косыми и несоразмерными помещениями, я должен был также показать, в какое состояние привел его талант и вкус Микелоццо, хотя и он перестроил его не так, чтобы жить в нем было удобно, вернее, так, что он все-таки оставался в достаточной степени нескладным и неудобным.
Когда же наконец в 1538 году там поселился синьор герцог Козимо, то его превосходительство начал приводить его в лучший вид. Но так как архитекторы, обслуживавшие герцога в этой работе, много лет не сумели ни понять, ни выполнить его замысел, он решил посмотреть, нельзя ли, не портя старого, в котором было кое-что и хорошее, исправить так, как он задумал, лестницы и неудобные и тесные помещения, добившись лучшей их планировки, большего удобства и большей соразмерности.
И вот вызвал он из Рима Джорджо Вазари, аретинского живописца и архитектора, находившегося на службе у папы Юлия III, и поручил ему не только приступить к исправлению помещений, начатых им в верхних апартаментах, что насупротив Пьяцца дель Грано, ибо в соответствии с планом нижнего этажа они были косыми, но и подумать о том, нельзя ли дворец этот без порчи того, что было уже сделано, перестроить внутри таким образом, чтобы повсюду можно, было переходить из одной части в другую и из одного места, в другое по потайным и общим лестницам, по возможности более отлогим. И тогда Джорджо, в то время как в названных помещениях, где уже приступили к работам, потолки украшались позолотой и живописными историями, написанными маслом, а стены фресками, а в иных применялась и лепнина, снял план всего этого дворца – и нового, и старого, его окружавшего, а затем с трудом и тщательностью немалыми и в соответствии со своим замыслом начал постепенно придавать всему сооружению правильную форму и соединять, нисколько не портя того, что было уже сделано, разобщенные помещения, которые раньше были на разных уровнях, одно выше, другое ниже. А дабы синьор герцог мог увидеть весь проект, в течение шести месяцев была сделана хорошо вымеренная деревянная модель всего этого сооружения, напоминающего формой и величиной скорее замок, чем дворец. Модель эта понравилась герцогу, и в соответствии с ней было объединено и создано много удобных помещений и отлогих лестниц, как общих, так и потайных, во всех этажах, и таким образом освободились залы, которые раньше были вроде общественных улиц, ибо нельзя было подняться наверх, не пройдя через них. И все в целом было великолепно украшено различной и разнообразной живописью, а в заключение перекрытие большого зала было поднято на двенадцать локтей против прежнего. Так что, если бы Арнольфо, Микелоццо и другие, работавшие там, начиная от первоначального плана и далее, вернулись к жизни, они его не узнали бы, мало того, подумали бы, что это не их творение, а новая постройка и другое здание.
Возвращаясь же, наконец, к Микелоццо, я расскажу, что, когда братьям-доминиканцам во Фьезоле была передана церковь Сан Джорджо, они пробыли там лишь от середины июля приблизительно до конца января, ибо Козимо деи Медичи и брат его Лоренцо получили для них от папы Евгения церковь и монастырь Сан Марко, где раньше были сальвестринские монахи, которым взамен этого и была передана названная церковь Сан Джорджо. Будучи особо преданными религии, обрядам и богослужению, они решили построить заново названный монастырь Сан Марко по проекту и модели Микелоццо, с тем чтобы он был как можно более обширным и великолепным, со всеми наилучшими удобствами, каких только могли пожелать названные братья. Приступили к строительству в 1437 году, и в первую очередь была сооружена та часть, которая наверху соответствует старой трапезной, что насупротив герцогских конюшен, выстроенных когда-то герцогом Лоренцо деи Медичи. В этой части было построено двадцать келий под одной крышей, в трапезной же была сделана деревянная обшивка и все было отделано так, как мы и теперь видим. Но дальше тогда не пошли, так как хотели посмотреть, чем кончится тяжба, возбужденная по поводу названного монастыря против монахов Сан Марко неким магистром Стефаном, генералом названных сальвестринцев; когда же она закончилась в пользу названных монахов Сан Марко, строительство возобновилось. Главная капелла, воздвигнутая сером Пино Бонаккорси, перешла затем к некоей донне деи Капонсакки, а от нее к Мариотто Банки, который, выиграв еще какую-то возникшую по этому поводу тяжбу, передал названную капеллу Козимо деи Медичи, оттягав и отняв ее у Аньоло делла Каза, которому ее не то отдали, не то продали названные сальвестринцы, зато Козимо заплатил за нее Мариотто пятьсот скуди.
Затем Козимо подобным же образом купил у братства св. Духа участок, где теперь хор, и там под руководством Микелоццо была построена капелла, абсида и хор, и все это было совершенно закончено в 1439 году. Затем была построена библиотека длиной в восемьдесят локтей и шириной в восемнадцать, вся перекрытая сводами наверху и внизу и с шестьюдесятью четырьмя шкафами из кипарисового дерева, полными прекраснейших книг. После этого он закончил общежитие, придав ему квадратную форму, да и вообще весь двор и все удобнейшие помещения этого монастыря, который считают наилучше задуманным, самым красивым и самым удобным из всех существующих в Италии благодаря мастерству и стараниям Микелоццо, сдавшего его в законченном виде в 1452 году. Говорят, что Козимо потратил на это сооружение тридцать шесть тысяч дукатов и что во время строительства он ежегодно выдавал монахам на пропитание 336 дукатов; о строительстве и освещении этого храма можно прочесть на мраморной доске, что над дверью, ведущей в ризницу, следующие слова: