уехать из Флоренции в Урбино12, так как мать его и отец умерли, оставив все дела без призора. Проживая в Урбино, он для Гвидубальдо да Монтефельтро13, бывшего тогда предводителем флорентийских войск, написал второй своей манерой два небольших, но прекрасных изображения Богоматери, находящихся теперь у славнейшего Гвидубальдо, герцога Урбинского14. Для него же он сделал небольшую кар тину, представляющую Христа, молящегося в саду, в отдалении трех спящих апостолов15; ее живопись до такой степени отделана, что даже миниатюра не может быть ни лучше, ни иначе. Долгое время эта работа находилась у герцога Урбинского Франческо Мария, а впоследствии подарена была супругой его, славнейшей синьорой Леонорой, венецианцам Дон Паоло Джустиниано и Дон Пьетро Квирини, отшельникам святого Камальдульского скита и была ими помещена как реликвия и редчайшее творение Рафаэля, а также как память о славнейшей Леоноре в келье приора этого скита, где и вызывает к себе то благоговение, какого заслуживает. Окончив эти работы и уладив свои дела, Рафаэль возвратился в Перуджу16, где в церкви Братьев Сервитов, в капелле дельи Ансидеи, написал на дереве Богоматерь, Иоанна Крестителя и св. Николая17, а в Сан-Северо, небольшом монастыре Камальдульского ордена в том же городе, в часовне Богоматери написал фреску, где изображен Христос во славе и Бог-отец, вокруг них ангелы и шестеро восседающих святых: Бенедикт, Ромуальд, Лаврентии, Иероним, Мавр и Плацидий18. Под этим произведением, считавшимся в те времена очень удачной фреской, он подписал свое имя крупными и очень четкими буквами. Также и монахини находящегося в этом городе монастыря св. Антония Падуанского заказали ему написать на доске Богоматерь с младенцем, которого эти простодушные и благочестивые девы пожелали видеть одетым, а по обе стороны Богоматери – святых Петра, Павла, Цецилию и Екатерину, причем обеих дев он представил с прекраснейшими и кроткими лицами и замысловатейшими прическами, что было тогда большой редкостью. Над этой картиной в полукружии прекрасно написал он Бога-отца, а на пределле алтаря – три небольшие картины: «Моление о чаше», «Несение креста» (где прекрасны изображения влекущих Христа солдат) и тело Христово на руках матери – «Пьета»; произведение это, поистине изумительное и полное благочестия, высоко чтимо монахинями и весьма прославлялось всеми художниками19.
Нельзя умолчать о том, что после пребывания своего во Флоренции, где он видел множество работ прекрасных, мастеров, Рафаэль, как известно, настолько изменил и улучшил свою манеру, что она ничего общего не имела с первоначальной, точно выполняли работы два разных живописца, один – более искусный, другой – менее. Перед его отъездом из Перуджи мадонна Аталанта Бальони20 попросила его написать картину для ее капеллы в церкви Сан Франческо, но так как в то время он не мог исполнить ее работу, то обещал вспомнить о ней, вернувшись из Флоренции, куда принужден был поехать по своим делам. Во Флоренции же, где с невероятным усердием отдался искусству, он сделал для вышеназванной капеллы картон, с намерением при первой же возможности исполнить картину.
Во время пребывания его здесь Аньоло Дони, столь охотно тратившийся, хотя и с возможной бережливостью, на предметы живописи и скульптуры, в которых он находил большое наслаждение, сколь и расчетливый в других отношениях, заказал ему портреты с себя и со своей жены21, которые можно видеть в красивом и очень удобном доме сына его Джованни Баттисты, построенном помянутым Аньоло во Флоренции, на углу Корсо Тинтори и улицы Альберти. Он написал еще для Доменико Каниджани Богоматерь с младенцем Иисусом22, радующимся при виде маленького Иоанна Предтечи, приведенного св. Елизаветой, которая, придерживая его, с большой живостью оглядывается на св. Иосифа, обеими руками опирающегося на посох и склоняющего в ее сторону голову, словно изумляясь и прославляя величие Божие за то, что в столь преклонном возрасте и она такого маленького ребенка; причем они как то удивляются тому, с каким здравомыслием и почтением эти маленькие дети радуются друг другу. Головы, руки и ноги написаны у них так, точно не красками, а живая плоть была в распоряжении создавшего мастера. Эта полная благородства картина находится теперь у наследников названного Доменико Каниджани, относящихся к ней с тем благоговением, какого заслуживает произведение Рафаэля из Урбино. Этот превосходнейший художник изучал старинные работы Мазаччо, а виденные им произведения Леонардо и Микеланджело заставили его еще усерднее приняться за работу, в результате чего его манера приобрела необычайное совершенство. Кроме того, время своего пребывания во Флоренции Рафаэль очень сблизился с фра Бартоломео ди Сан Марко, колориту которого, очень ему нравившемуся, он стремился подражать, и со своей стороны обучал этого доброго монаха законам перспективы, которые до сих пор тому были незнакомы. Однако в самом разгаре этой работы Рафаэль был снова вызван в Перуджу, где, прежде всего, закончил в Сан Франческо для упомянутой уже Аталанты Бальони картину, эскиз которой, как было сказано, сделал он еще во Флоренции24. На этой божественнейшей картине он так любовно и с такой свежестью красок изобразил погребение Христово, что, глядя на нее, кажется, будто она написана только сейчас. Задумывая ее, Рафаэль представил ее горе, которое испытывают самые близкие и любящие родные, неся тело дорогого им человека, который поистине воплощает в себе благоденствие, честь и состояние всей семьи. Мы видим Богоматерь, лишившуюся чувств, видим прекрасные лица в слезах, и в особенности же способен растрогать самое жестокое сердце св. Иоанн, склонивший голову и ломающий руки. Поистине всякий, видя, с какой тщательностью,
любовью, мастерством и изяществом исполнена эта картина, имеет полное право изумляться, потому что поражает всех, ее созерцающих, выразительностью лиц, красотой одеяний и совершенством всех частностей.
Когда он закончил эту работу и вернулся во Флоренцию, флорентийские граждане Дэи заказали ему картину для их алтаря в Санта Спирито25; он начал ее и сделал эскиз почти до самого конца, причем в то же время исполнил еще картину, которая была отослана Сиену; однако ввиду отъезда Рафаэля, закончил ее Ридольфо Гирландайо, который написал голубую одежду на ней недостававшую26. Так случилось потому, что Браманте из Урбино, состоявший тогда на службе у Юлия II, написал Рафаэлю, дальнему своему родственнику и земляку, что упросил папу поручить ему роспись вновь выстроенных зал, в которых он мог бы проявить свой талант. Предложение это понравилось Рафаэлю, и поэтому, бросив работу во Флоренции и не докончив картины для Дэи (хотя он и оставил ее в таком виде, что после его смерти она была перенесена мессером Бальдассаром из Пеши в приходскую церковь на его родине), он уехал в Рим. По приезде его туда оказалось, что в большинстве дворцовых зал живопись уже закончена или заканчивается разными мастерами: так, в одной из них Пьеро делла Франческа картину свою довел до конца. Лука из Кортоны27 почти расписал порученную ему стену, кое-что сделал и дон Пьетро делла Татта, аббат аретинской церкви Сан Клементе, равно как миланец Брамантино28 исполнил также немало фигур, которые по большей части были списаны с натуры и встретили превосходный прием. Рафаэль, весьма милостиво принятый папой Юлием, начал в свою очередь расписывать Залу подписей29 и, взяв своей темой примирение философии и астрологии с богословием, изобразил различные споры мудрецов сего мира.
В одном углу собрались здесь астрологи, которые, начертав на табличках фигуры и разные знаки геомантии и астрологии, посылают их при посредстве красивых ангелов евангелистам, которые занимаются их изъяснением. Среди прочих фигур обращает на себя внимание Диоген, лежащий со своей чашей на ступеньках лестницы, – фигура, полная раздумья и сосредоточенности и замечательная своей красотой удачно расположенной одеждой. Есть там также Аристотель, и Платон, один с Тимеем, другой с Этикой в руках, а вокруг них целая школа философов. Невозможно передать, до какой степени прекрасны эти астрологи и геометры, чертящие с помощью циркуля на таблицах многочисленные фигуры и знаки. Среди них в лице чарующего красотой юноши со склоненной головой, от изумления широко раскрывшего руки, изображен Федериго II, герцог Мантуанский находившийся тогда в Риме, в другой фигуре, которая склонилась к земле и чертит на доске циркулем, узнают архитектора Браманте, написанного так хорошо, что он кажется живым, далее, рядом с фигурой, которая повернута к зрителю спиной и держит в руках небесный глобус, изображен Зороастр, а возле него Рафаэль, автор этого произведения, написавший самого себя при помощи зеркала. У него юное лицо с очень скромным выражением, соединенным с приятным и располагающим изяществом, а на голове черный берет30. Невозможно передать, сколько красоты и доброты у евангелистов, лицам которых он с полной естественностью придал своего рода пытливость и озадаченность, в особенности тем из них, кто пишет. Это относится и к св. Матфею, заносящему книгу знаки, изображенные на таблицах, которые держит ангел, а позади него старик, положив рукопись себе на колени, копирует, как может, Матфея, причем кажется, что в этой своей неудобной позе он вытягивает челюсть и голову вслед за тем, как ходит взад и вперед его перо. Не говоря уже о многих частностях, композиция эта размещена так стройно и соразмерно, Рафаэль доказал ею свою зрелость и бесспорно одержал верх над всеми, кто владеет кистью, ее украшением служит также прекрасно соблюденная перспектива и множество фигур, исполненных до такой степени мягко и тонко, что папа Юлий велел сбить фрески других мастеров, старинных и современных, и на долю Рафаэля выпала честь одному заменить всех прежде здесь работавших. Находившаяся под работой Рафаэля роспись Джованни Антонио Содомы из Верчелли также предназначалась, по приказанию папы, к уничтожению, однако Рафаэль пожелал воспользоваться ее планом и гротесками, и потому в каждом из четырех сохранившихся кругов он написал фигуру, по смыслу связанную с сюжетом, находившейс