Безделушка была построена на месте небольшого замка, принадлежавшего m-lle де Шароле, в котором она устроила святилище наслаждения.
Граф д’Артуа спорил с Марией Антуанетой на сто тысяч ливров, что все работы в Безделушке будут кончены в семьдесят дней, и они окончились в шестьдесят три дня. Если бы речь шла о каком-нибудь госпитале, конечно он не был бы окончен так скоро.
И вот в 1781 году, т. е. в ту эпоху, когда Безделушка была еще совершенной новостью, а ее господин и обладатель граф д’Артуа во всей силе своих страстей, – ему было только еще двадцать четыре года, – однажды вечером перед маленьким дворцом Булонского леса, остановилась коляска и из нее вышла тщательно закутанная женщина, которая в сопровождении доверенного лица вошла в первый этаж, в будуар украшенный эротической живописью.
Кто была эта женщина, первой заботой которой по входе в будуар было освободиться от своих покровов? И зеркала к великому их изумлению, быть может, в первый раз воспроизвели подобное изображение.
Эта женщина была Индеанка Изабо, мулатка, только что приехавшая с острова Бурбона, где ее звали Черной Венерой, в Париж, где она всех привела в восторг и удивление. Да, прекрасная Изабо, как ее также называли, получила от своей расы только бронзовую кожу.
«Представьте себе, говорит в своих мемуарам конечно подложных, Дюбарри, – «высокую, стройную женщину со свободной походкой, тонкой талией, сладострастными движениями; у нее были живые, блестящие глаза, рот с прекрасными зубками, бархатистая кожа, и прелестнейшие маленькие уши на свете.»
Мы после расскажем о свидании Изабо с экс фавориткой Людовика XV; теперь мы передадим, каким образом она удостоилась чести быть призванной в Безделушку его высочеством графом д’Артуа.
За два дня до этого, она отправилась в Версаль, присутствовать при королевском обеде, что было в то время однозначаще с нынешним присутствием при кормлении диких зверей. Между всеми принцами и вельможами Изабо особенно заметила графа д’Артуа.
Карл X в двадцать лет был очень красив.
– Честное слово! воскликнула Черная Венера, обращаясь к сопровождавшим ее дворянам, – если бы мне стоило тысячу луидоров, чтобы интимно поговорить с его королевским высочеством, я не поколебалась бы.
Это было передано графу д’Артуа, который чрезвычайно смеялся, но внутренне был очень польщен.
Так польщен, что на другой день к Изабо явился посланный, объявивший ей, что принц, желая поговорить с ней, дает ей аудиенцию в своем дворце Безделушка.
Мулатка для этого визита надела костюм, который еще более возвышал ее странную красоту. Ее короткое платье из красного дама, вышитого золотом, позволяло видеть чулки огненного цвета и башмаки из пунцового атласа, с бриллиантовыми пряжками; кашемировая шаль, замечательная по красоте и роскоши ткани, служила ей поясом, не портя ее талии, вследствие ее необыкновенной тонины. Верх ее платья был украшен золотыми кружевами, головной повязкой служил ей платок из индийского фуляра самых ярких цветов.
Черная Венера была действительно прелестна, и граф д’Артуа нашел ее такой.
Лакей удалился, проведя ее в будуар, чтобы возвратиться с подносом шербета. Одним глазом рассматривая в зеркале симметрию своего туалета, Изабо наконец взглянула на поданное ей освежительное питье. Оно должно быть ей не понравилось, потому что подзывая лакея, и жестом показывая ему на шербет, она ему сказала;
– Я хочу пить, но не это!
– Что вам угодно? оранжада? лимонада?..
– Нет!
– Замороженного шампанского?..
– Нет! я пью только мадеру.
«Только мадеру?.. Благодарю покорно! Вот так гуляка!..» – подумал лакей. И сказал почтительно вслух:
– Мягкой или сухой будет вам угодно?
– Сухой! сухой! – нетерпеливо ответила Изабо. – «Тинта», если она у вас есть.
– Мы имеем.
И удаляясь, лакей графа д’Артуа проговорил про себя: «Вот так гуляка! Она не стесняется!.. И толк знает!.. “Тинта”… то есть чего нет лучше».
Когда граф д’Артуа, заставив подождать себя с полчаса, – что очень скромно для принца, – явился, Изабо ради развлечения выпила две трети бутылки старой мадеры. Его высочество удостоил найти оригинальным такой способ освежаться и присоединился к нему. Аудиенция длилась до двух часов утра.
Спрошенный на другое утро своими приближенными о его свидании с Черной Венерой, граф д’Артуа отвечал, смеясь: «да, черная, но не как черт!»
Что касается последней, уверяют, что этот разговор столь сильно желаемый ею, несколько разочаровал ее.
– Конечно, говорила она Клеофиле, куртизанке того времени, у которой она жила, – как мужчина, – он прекрасен… Но….
– Но что?
– Как принц он много теряет, когда его видишь, особенно, когда слышишь его.
– Это как?
– Он слишком клянется. Думаешь, что это не дворянин, а кучер.
Будьте после этого принцем крови, чтобы какая-нибудь куртизанка делала об вас подобные заключения! И всего печальнее, что Изабо была права.
Приключение с графом д’Артуа ввело ее в моду в Париже. Вельможи, финансисты завистливо домогались ее благосклонности… Каждый день к ней как дождь сыпались объяснения в любви. Парижские куртизанки начинали беспокоиться. Но Изабо скромно пользовалась своим успехом. Во-первых, уже потому, что была довольно богата; а во-вторых – в противоположность привычки себе подобных, – она отдавалась только тем, кто ей нравился. У ней было сердце…
– Это уморительно смешно! кричали эти дамы.
Графиня Дюбарри, находившаяся тогда в Лувесьене, куда, как известно ей было дозволено возвратиться, – слыша каждый день об индеанке Изабо, захотела узнать ее. Она написала ей следующее письмо:
«Некогда я была почти королева, и чтобы видеть вас, мне стоило бы только приказать; теперь я только бедная изгнанница, которая просит вас посетить ее. Приезжайте; мне кажется, мы не соскучимся, разговаривая о том, что для меня составляло, а для вас составляет счастье: о любви.»
Через несколько часов по получении этого приглашения Изабо была в Лувесьене. Графиня, которая, быть может, не ожидала такой поспешности, была в ванне, когда ей доложили о мулатке. Она приказала, чтобы ее немедленно ввели. На Изабо был один из великолепнейших азиатских костюмов.
– Очень хороша! очень!.. вскричала Дюбарри, как только ее увидала. – О! меня не обманули. Вы очень хороши, моя милая!.. Великолепна!.. восхитительна!.. Бронза!..
И произнося одно за другим эти хвалебные выражения, графиня, выйдя на половину из ванны хлопала от восторженного восхищения своими маленькими ручками.
– Вы очень любезны, графиня, улыбаясь ответила Изабо, – но, по правде, рядом с мрамором бронза не имеет права гордиться.
Дюбарри улыбнулась в свою очередь, бросая самодовольный взгляд на прелести, у которых тридцать семь лет ничего не отняли из их грациозного великолепия.
– Да, ответила она, – я еще не слишком испортилась, не смотря на мою скуку и печаль… Мрамор, как вы любезно сказали, моя милая, еще все еще мрамор. Но я мечтаю – безумная мысль – но именно потому, что она безумна, я уверена, она вам понравится… Вы еще не завтракали? Надеюсь, вы позавтракаете со мной?
– Я принадлежу вам, пока вам будет угодно удержать меня, графиня.
– Хорошо! ну так как вы мне принадлежите, я пользуюсь моею властью. Вы будете со мной купаться. Вопрос искусства. Я хочу видеть всю прекрасную бронзу. Вы согласны?
– Я сказала, что принадлежу вам, графиня!
– Браво!
Дюбарри позвонила. Явилась ее горничная Элиза. В комнате находилось две ванны; в одну минуту та, которая назначалась для гостьи, была наполнена теплой ароматной водой; потом, с помощью Элизы, мулатка сняла свою одежду.
Во время этой операции и графиня и камеристка непрестанно вскрикивали от восторга. Изабо нечего было страшиться подобного деликатного осмотра: чистота ее форм, грация контур – были выше всякой прелести,
– Это изумительно! повторяла графиня.
– Изумительно! подтверждала камеристка.
По выходе из ванны экс любовниц Людовика XV пришла новая артистическая фантазия: став перед зеркалом, рядом с Изабо, она хотела насладиться картиной, столь же прелестной, сколь и странной.
– Белая и черная Венера! сказала Элиза, от которой потребовали ее мнения.
– Гм! с небольшим вздохом возразила белая Венера. – Бронзе только двадцать, а мрамору скоро сорок…. Все равно, прибавила она, обнимая мулатку, – только жалко, что этого не случилось раньше.. . Ах! Если бы Его Величество было еще жив!.. Вот видите ли, моя милая, – это такое зрелище, за которое добрый король заплатил бы десять лет своего пребывания в раю!..
Изысканный и комфортабельный завтрак ожидал графиню и прекрасную индеанку; и за ним последняя изумила свою хозяйку тою эксцентричностью, с какою та пила испанское вино.
– Это не опьяняет вас? сказала Дюбарри, видя как Изабо осушает без стеснения вторую бутылку мадеры.
– Ничуть. Я привыкла к этому вину. Другие кажутся мне невкусными.
За кофе изумление хозяйки Лувесьена увеличилось еще более: Изабо вынула из кармана соломенный ящичек и закурила сигаретку. Черная Венера курила!..
Графиня не переставала смотреть как голубоватый дым вылетал спиралью из губ и ноздрей мулатки.
– Но, моя милая сказала она ей, – в вас есть все, чтобы разрушить, если вы хотите, Париж… и разрушить в вашу пользу, возвысившись на его развалинах…. Вы не походите ни на кого; вас будут обожать все… Вы надолго рассчитываете остаться, во Франции?
Изабо отрицательно покачала головой.
– Нет? а почему? произнесла графиня.
– Потому что только любопытство обращает на меня внимание во Франции, а любопытство одно из тех ощущений, которые всего легче утомляются; для меня будет неприятно быть забытой после того, как я может быть нравилась!
– А! а! рассуждение не дурно!
– И притом, – позвольте мне это сказать, графиня, – в моей стране я почти то же, чем вы были здесь: почти королева.