– Вы… вы ничто иное, как распутная женщина! слышите!?
– А вы проклятый горбун!
– Опять!?.. Я вас запру в цитадель!..
– В тюрьму? Вы хотите посадить меня в тюрьму, как и вице король в Палермо?.. Попробуйте! В тот день, когда я выйду из цитадели, а рано ли, поздно ли я из нее выйду, – я изжарю вас живого в вашем дворце, maledetto gobbo!..
И в 1764 году Габриэлли провела восемь дней в тюрьме в Парме, ровно столько же, как и в Палермо.
Инфант дон-Филипп, подобно герцогу Аркосскому, не имел силы лишить свободы перелетную птичку на более долгое время.
Это случилось через два дня после ее вступления в свой отель, построенный вне города, напротив дворца Джиардино, – восхитительного летнего жилища инфанта. Габриэлли была одна с своей дорогой Анитой, когда ей доложили о лорде Эстоне и сеньоре Даниэло Четтини.
Лорд Эстон был очень близкий друг кантатрисы; слишком близкий, по убеждению дон-Филиппа; но имя сеньора Даниэло Четтини Габриэлли слышала только в первый раз.
– Какой-нибудь мальчуган, которого лорд Эстон хочет мне представить! – сказала она Аните.
Та встала.
– Я оставлю тебя.
– Нет, возразила старшая сестра, – я просила лорда Эстона доставить мне средства покинуть Парму так, чтоб инфант не подозревал об этом, потому что он мне сказал: «что он не герцог Аркосский, которого оставляют с утра до вечера». Не удаляйся же; быть может представление этого синьора один только предлог.
Лакей получил приказание ввести лорда Эстона и сеньора Даниэло Четтини.
Габриэлли бросила быстрый взгляд в зеркало… Анита машинально повторила это движение… Не будучи кокеткой, все таки нет необходимости казаться дурной, когда красивы.
А Анита была действительно прекрасна. Она была прелестна. Ее красота была совершенно иная, чем красота сестры, хотя в их чертах было много общего. Но, – по крайней мере по наружности, – Катарина была вся огонь, вся пламень, что и обольщало в ней; Анита с виду была холодна и спокойна.
Только один наблюдатель не был обманут; с одного взгляда он разгадал в жилах которой из этих женщин течет лава… И если доселе никто не обращал внимания на Аниту, то потому что каждый обращал слишком много внимания на ее сестру. Искусственный свет мешал видеть звездочку…
– Позвольте, rnesdames, представить вам сеньора Даниэло Четтини, сына одного из лучших моих друзей, проговорил лорд Эстон.
Катарина и Анита стояли еще у зеркала, поправляя свою прическу.
Повернувшись в одно время, они обе испустили крик изумления.
Этот Даниэло Четтини, отражавшийся в зеркале, был живым портретом Гаэтана Гваданьи, молодого и прекрасного, каким он был пятнадцать лет тому назад… Та же фигура, тот же рост, та же фигура!..
– Что с вами?.. – с удивлением спросил лорд Эстон.
Анита не отвечала; шатающаяся, она держалась за спинку кресел. Но впечатление, произведенное на Катарину внезапным появлением двойника Гваданьи не имело ничего поражающего.
– Извините нас, господа, – сказала она, кланяясь Бетону и его товарищу, – но необыкновенное сходство…
– Сходство?…
– Да! – И Габриэлли движением головы показала на Четтини. – Сеньор напомнил мне и моей сестре одного человека, которого некогда мы очень хорошо знали.
– Если этот господин имел счастье быть вашим другом, я поздравляю себя с этим сходством, – ответил, поклонившись, Даниэло Четтини.
– И тот же голос!.. тот же голос! – воскликнула певица. – Не правда ли Нита?
Но жертва смущения, против которого она напрасно старалась бороться, нита продолжала сохранять молчание.
– Что с тобой? – вскричала Катарина, подбегая к своей сестре.
– На самом деле, – заметил лорд Эстон. – Она совсем бледна.
– Да… – пробормотала Анита. – Я… позвольте мне удалиться…
– Что с тобой? – вполголоса повторила Габриэлли . – Неужели это сходство?..
– Нет… внезапная дурнота. Это пройдет… не беспокойся… я вернусь… – Анита исчезла.
– Милая сестра! сказала Катарина, садясь рядом с своими гостями. Она так привязана ко мне, что все, что меня интересует хоть не много ее живо трогает.
– Но, вы не удостоили ответить на мой вопрос, возразил Даниэло Четтини, устремляя беспокойный взгляд на молодую женщину. – Воспоминание, которое я пробудил в вас, приятно или тягостно?.. Скажите, заклинаю вас!.. потому что в последнем случае я буду считать свои долгом не беспокоить вас моим присутствием!..
– Вовсе нет! вовсе нет! смеясь, ответила Габриэлли . – Ваше присутствие, сеньор ни в каком случае не тягостно для меня. Боже мой! если вы желаете, я могу вам сказать, кто этот господин, на которого вы так походите, что при виде вас я и моя сестра не могли удержаться от изумления!.. Не правда ли, певица не весталка?
– К счастью для ее поклонников! – возразил лорд Эстон.
– И так, продолжала Катарина, – этот господин был моим первым любовником… Один неаполитанский тенор, Гаэтан Гваданьи.
– Который и теперь еще поет в Риме или во Флоренции, – сказал лорд Эстон. – Кто не знает Гаэтана Гваданьи! Великолепный голос, теперь уже устаревший… Честное слово, вы странным образом походите на Гаэтана Гваданьи!..
– С той только разницею, что у меня нет его прекрасного голоса, – возразил Четтини.
– Да… но за то вы моложе его лет на пятнадцать… И если наша Катарина ощущает хоть слабое желание, чтоб рассеяться, сделать маленькую прогулку в прошлое… то я ничего не могу сделать лучше, как оставить вас, мой милый!..
– Как? Что вы хотите сказать, милорд? – жеманилась Габриэлли. – Что общего между сеньором и моим прошлым?…
– Но это очень просто! возразил лорд Эстон. – Сеньор походит на Гваданьи, которого вы любили пятнадцать лет назад… любите в настоящее время сеньора и вы будете думать, что любите Гваданьи… И все будут довольны… даже Гваданьи, если он узнает об этом приключении, которое убедит его, что память о нем для вас драгоценна.
– Вы сумасшедший, милорд! Только один сумасшедший. мог серьезно рассказать такую детскую сказку… Что подумает обо мне сеньор, слушая вас.
– Он будет думать, что в воспоминание одного счастливца от вас зависит сделать счастливым другого! сказал Четтини.
– А! и вы тоже! Так это западня!..
Разговор с полчаса продолжался в том же тоне, Габриэлли принимала в шутку притязание сеньора совершенно напоминать ей Гваданьи. Но в сущности Даниэло Четтини даже нравился куртизанке; мысль вернуться хоть на два, на три дня, – к своей юности ее пленяла.
Отведя в сторону лорда Эстона, когда он намеревался уйти с сеньором, Габриэлли осведомлялась о последнем.
Даниэло Четтини был сын нотариуса из Пармы. Он учился во Флоренции; состояние его было посредственно… но…
– Но я мало беспокоюсь о том, есть ли или нет у него состояние! – прервала Катарина лорда Эстона.
– Я согласен, – шаловливо ответил английский джентльмен. – Когда пробуждается сердце, – интерес спит.
Даниэло Четтини было дозволено вернуться к Габриэлли так скоро, как он того пожелает… И как задаток будущего, сказав ему: «до вечера!» куртизанка дозволила ему покрыть ее руки поцелуями.
Она была одна в своей зале и грезила… Легкий шум около нее вывел ее из задумчивости. То был шум от шагов Аниты.
– Ах, дорогая Анита, – сказала Габриэлли, направлялась к своей сестре, – ты не знаешь?… Я думаю, что я влюблена в первый раз в моей жизни.
– В кого же?
– В Даниэло Четтини. Да! я не могу объяснить, что я чувствую к нему, потому что, так как я никогда не любила Гваданьи. Это довольно странно что потому лишь, что он походит на Гаэтана, я люблю этого юношу. Во всяком случае я люблю его и уверена, что буду любить долго…
– А! ты уверена, что долго будешь любить его? Анита произнесла эти слова с таким выражением, которое крушило Катарину… в них слышалась безнадежность.
Старшая сестра смотрела на младшую. Не только самый голос Аниты, но и лицо ее, орошенное слезами, выражало глубокое отчаяние.
– Боже мой! – воскликнула Габриэлли . – Ты все еще страдаешь Анита? где же ты чувствуешь это страдание?
– Здесь! – показала Анита на сердце.
– Нужно послать за доктором.
– Он не поможет мне.
– Кто же поможет?
– Ты.
– Я?
– Да, ты, Катарина! Хочешь быть доброй? хочешь спасти меня от смерти?…
– О!
– Не видайся больше, прошу тебя, не видайся с Даниэло Четтини!
– Почему?
– Потому… я должна признаться… потому, что этот Гаэтан Гваданьи, которого ты никогда не любила – ты сейчас сама сказала мне это – был любим мною… Да! я любила его всей душой… И я была бы очень несчастна, о, да! очень несчастна, ты понимаешь? Если бы, видев, как ты играла с тем, за которого я отдала бы всю мою кровь, – я увидала, что ты играешь с его живым изображением! Потому что, – хотя бы ты вначале и любила немного Даниэло Четтини, – у меня не хватило бы духу, я чувствую, видеть теперь ваши ласки… Наконец!..
– Молчи!.. довольно!.. молчи!..
Габриэлли прижала к груди Аниту, которая упала перед ней на колена, и поцелуями стирала слезы с ее лица… Наступило молчание.
Потом тихо, как будто говоря сама с собой, Катарина начала:
– Бедняжка! бедняжка!.. Она любила Гаэтана!.. И потому что она любила меня, она делала все, чтоб я… И вдруг обратившись к сестре: – Но почему ты не сказала мне тогда?… Так как я не любила его, я бы…
Она остановилась также вследствие движения Аниты, как и вследствие невольного стыда за то, что она хотела сказать.
– Правда, прошептала она.– Ты не захотела бы моих объедков… Но сегодня ты имела право сказать… О! нет! Я не возьму Даниэло Четтини в любовники!.. И о чем я думаю!.. Почему мне показалось, что я люблю этого молодого человека? Разве я знаю, что такое любовь?… Но недостаточно, чтоб Даниэло Четтини не был моим любовником… Так как он тебе нравится, так как он напоминает тебе другого, необходимо, чтоб он сделался не любовником твоим… ты не должна иметь любовников… но твоим мужем.