Анита тихо склонила голову.
– Почему нет? продолжала Катарина.
– Во-первых потому, что я старше его.
– Старше его!.. Который год этому мальчику?… двадцать шесть?
– А мне тридцать два.
– Что за дело, если тебе на вид двадцать пять. И притом же он желал меня, а я старее тебя… почему…
– Но предположив, что я ему понравлюсь… его семейство воспротивится…
– А по какому поводу его семейство воспротивится его женитьбе на такой прелестной и честной девушке как ты? Если бы это был потомок князя или какого-нибудь знатного вельможи, а то он сын нотариуса… Какое он имел бы право, презирать сестрой Габриэлли ?…
– Но если его семейство не из благородных, оно может быть богато.
– Выходя замуж, ты также будешь богата… Будь спокойна, у меня достанет денег, чтоб дать тебе большое приданое. – И она тотчас же прибавила: – А если нет у меня, инфант подарит мне.
Анита продолжала сомневаться.
– Наконец, возразила она: – человеку нельзя внушить любовь подобно тому, как внушают ненависть!.. Даниэло Четтини влюблен в тебя.
– Полно! ты шутишь! Он влюблен в мою репутацию, влюблен из гордости, из моды… Ему хочется иметь право сказать повсюду: «Я был любовником Габриэлли ». Ты меня не уверишь, чтобы в полчаса времени я так пленила сеньора Четтини, что он видит одну только женщину в мире – меня. Сверх всего, будь спокойна, если я действительно нравлюсь Даниэло Четтини, то берусь его от этого вылечить….
– Но что ты сделаешь?
– Это мое дело… Он должен прийти сегодня вечером; и я буду или очень неловка, или все устрою по твоему желанию.
– А! он должен придти сегодня вечером, и ты примешь его наедине?
– Без сомнения… Тебя это беспокоит? Ты не имеешь ко мне доверенности?…
– О!
Анита поцеловала Катарину.
– Слушай, сказала эта последняя: – чтобы совершенно успокоиться, хочешь ты присутствовать невидимым свидетелем этого свидания?
– Нет! нет!
– А я говорю: да! Я хочу играть с тобой начистоту, так как ты боишься обмана. И не позволив сестре отвечать, она в свою очередь нежно обняла ее. – И притом, закончила Габриэлли : – чем раньше ты увидишь его, тем раньше будешь счастлива… Ты уже довольно долго ждешь счастья, чтоб тебе продавать его.
Вечером, получив любезное приглашение, сеньор Четтини, сжигаемый желанием, явился к Габриэлли . Лакей просил его подождать.
– Госпожа еще не принимает.
Минута продолжалась час. Сидя в передней, Даниэло Четтини мог на свободе придумывать фразы, если имел в том надобность.
Наконец лакей возвратился; сеньор был введен в будуар богини.
Но что сделалось с этой богиней, о Боже!.. Лежа на диване, с ногами, обутыми в теплые туфли, с головой, покрытой ночным чепчиком, она едва повернулась, когда лакей доложил о сеньоре Даниэло Четтини.
Даниэло Четтини был изумлен; он ждал совсем не этого.
– Вы больны? скромно сказал он.
– Да, прошептала Габриэлли .
– А недавно вы были совершенно здоровы!
– Я казалась так по наружности… и притом перед лордом Эстоном я не хотела… Согласитесь, что есть лица, перед которыми обязаны несколько стесняться… Лорд Эстон страшно богат, великодушен…
Даниэло Четтини закусил губы.
– И если бы, продолжала кантатриса: – я не обещала принять вас сегодня вечером…
– Я тем более обязан вам за вашу доброту… Но что с вами?… Быть может, внезапная мигрень?…
– Нет, я страдаю желудком и кишками… меня тревожит желчь… Скажите, как вас слабит?
– Как меня?…
– Я вас спрашиваю об этом потому, что при случае охотно предложу вам превосходное лекарство, которое я подучила от знаменитого французского доктора. Посмотрите рецепт; он на камине. Это смесь из ипекакуаны треть грана, гран меркурия, два грана алоэ, четыре – ревеню и пять – цитварного семени… Это принимается в печеном яблоке… очень спокойно.
– А!. . это!.. и вы принимали сегодня?…
– Печеное яблоко? да. Через несколько минут после вашего ухода. Но я говорю с вами о вещах, которые, может быть, вас не занимают?
– Помилуйте!.. но…
– Но вы знаете, что заботы о здоровье прежде всего…
– Конечно.
– Нам, певицам, здоровьем шутить никак нельзя.
– Но и другим тоже…
– Вы из Флоренции?
– Я имел честь говорить вам давеча.
– Ваш родитель богат!..
– Не совсем, но он имеет, однако, некоторое довольство…
– Ах! да! довольство! Я понимаю… несколько тысчонок цехинов дохода, которыми только что сводятся концы с концами… По какому случаю лорд Этсон, который имеет громадное состояние, так дружен с вашим отцом?
– Но потому, что есть люди, особенно в Англии, которые свое уважение основывают не на большем или меньшем богатстве…
– Да, – отвечала Габриэлли , скрывая под чепчиком нестерпимое желание расхохотаться, – я знаю, что Англичане вообще любят пооригинальничать…. Много ли детей у вашего папаши?…
– Трое: два сына и дочь.
– Трое!.. Но ваше воспитание должно разорить его!..
– Однако, прошу вас верить, что ни кто еще не пострадал от этого разорения.
– Тем лучше! тем лучше!.. Ах! извините меня!.. ваш разговор, без сомнения, приятен… но…
– Я удаляюсь…
– Нет! Не уходите теперь! Перейдите в маленькую залу, я приду через несколько минут. Сюда… сюда… дверь в конце коридора.
Даниэло Четтини медленно шел по коридору. К чему Габриэлли удерживала его?.. Чтобы поговорить?.. Гм!.. он достаточно поговорил с ней!.. даже слишком… Брр!.. женщина, которая принимает слабительное… которая идет на судно и уведомляет вас об этом, любезно объясняя вам состав лекарства, употребляемого ею для этого… Не очень то поэтично!..
Не считая грубостей, который она наговорила ему об его семействе, это печеное яблоко… с алоэ… ипекакуаной… Печеного яблока никак не мог переварить Даниэло Четтини.
Но вежливость требовала, чтоб он повиновался… Он отворил указанную ему дверь и вошел в маленькую залу.
Анита находилась уже там, сидя за работой. Любовь ли, надежда ли украшали ее, но в этот вечер она была прекраснее, чем обыкновенно.
При виде ее Даниэло Четтини ощутил почти тоже впечатление, которое испытывают, выйдя из мрака на свет: он был – ослеплен.
– Извините, приблизясь к ней, сказал он, – вы не…
– Сестра Катарины?… Да, сеньор.
– Сеньора Анита?
– Да, сеньор.
Сестра Катарины была восхитительна! Во сто раз лучше старшей. Он сел рядом с нею.
– Вы позволите?
– С удовольствием.
– Ваша сестра почувствовала себя нисколько нездоровой кажется с недавнего времени, сеньора?
Анита покраснела; она не умела лгать.
– Кажется, сеньор.
– Она предложила мне подождать ее здесь несколько минут… и если это вас не обеспокоит…
– О, нисколько!.. Она говорила, продолжая шить и не подымая глаз.
– Вы вышиваете, как фея!..
– Нужно же работать, сеньор.
– Вы живете с вашей сестрой?
– Я всегда жила с нею.
– Но… у вас нет, как у ней, страсти к театру?…
– Нет.
– Вы не поете?
– О, нет!.. Но я также несколько музыкантша…
– А!.. вы играете на фортепьяно?…
– Немного.
– О! я с ума схожу от музыки!.. по этому то… – Даниэло Четтини хотел сказать: «Я желал сделаться любовником Габриэлли», но во время остановился и добавил: – Поэтому то я считал за честь быть представленным одной из наших величайших певиц. – И продолжал указывая на фортепьяно:
– Сеньора, если вы удостоите, в ожидании вашей сестры…
Не заставляя просить себя. Анита встала и села за инструмент.
Странное дело, эта девочка, которая не могла спеть самой простой арии, обладала истинным талантом музыканта. Она выучилась музыки сама, одна и тайком выучилась она играть на фортепьяно; она не была профессиональной пианисткой, но у ней был слух; ее исполнение не изумляло, а восхищало.
Она сыграла сонату Себастьяна Баха, потом неаполитанскую тарантелу, которую заучила, услышав ее раза два или три, и положила на ноты.
Даниэло Четтини пел довольно приятно; он знал два или три романса он спел их под аккомпанемент Аниты.
Пробило полночь; они сидели еще за инструментом. Нужно, однако, было расстаться.
Но Катарина?
– Она верно уснула в своем будуаре? – весело сказал Четтини.
– Однако, если она хотела с вами поговорить, сеньор… Угодно вам…
– Нет, нет! Ради Бога не беспокойте ее!.. Я приду завтра, вот и все.
– Хорошо; приходите завтра.
Даниэло вернулся на другой день, на третий и так продолжалось целую, неделю сряду; Габриэлли никогда не показывалась. Но каждый вечер он видел Аниту.
Что же делали они в эти вечера? занимались музыкой?… Как бы не так! если бы мы и сказали это, так никто бы не поверил. Анита любила Даниэло раньше, чем узнала его, по поводу его сходства с Гваданьи; она полюбила сильнее, когда познакомилась с ним. Со своей стороны Даниэло полюбил Аниту за ее чисто женственную прелесть, скромность, нежность и целомудрие… Он полюбил ее безумно и готов был решиться на все, чтоб обладать ею. Зная от сестры об успехах приключения, однажды вечером, Габриэлли , считая минуту благоприятной, вдруг явилась перед любовниками: Даниэло стоял на коленах перед Анитой. Он быстро встал.
– К чему беспокоиться, сеньор! – сказала, улыбаясь, – Габриэлли. – Присутствие сестры не должно прерывать нежности мужа и жены.
– Мужа! повторил Даниэло.
– Без сомнения! ответила Габриэлли . – Вы любите Аниту, мою дорогую, добрую сестру. Я отдаю ее за вас с пятнадцатью тысячами унций золотом. – Разве вы отказываетесь?…
– Нет!.. о, нет!.. Я принимаю с радостью!
Пятнадцать тысяч золотом!.. Около двухсот тысяч франков!.. Подобного рода приданое в 1764 году не часто приходилось получать сыновьям нотариусов. Теперь все изменилось…
Свадьба происходила в отеле Габриэлли , но молодые супруги наняли себе небольшой домик в городе, в котором они должны были жить, пока певица останется в Парме. Затем, они уехали бы во Флоренцию.