– А! а!.. Теперь я предупреждена. Не иметь любовника… А буду ли по крайней мере, я иметь позволение выйти замуж.
– Ты еще слишком молода, чтоб идти замуж.
– И мужа не иметь! Но знаешь ли, Цезарь, твоя братская привязанность слишком жестока!..
– Я не брат тебе!..
– Кто же ты?…
– Кто я?… Примирись с этим неведением, Лукреция!.. Кто я, чем я хочу быть для тебя, ты уже давно подозреваешь это. Хочешь ли, чтоб убедить тебя совершенно я убью еще несколько глупцов, которые станут между нами? Хорошо! Я убью. Но в ожидании, я люблю, люблю, люблю тебя, Лукреция!.. Я люблю тебя, и ради тебя я играл своей жизнью… Потому что я не умертвил Альбергети… Я убил его в честной битве… Если бы он убил меня, поплакала ли бы ты обо мне?… Любишь ли ты меня?… Лукреция!.. Моя Лукреция!..
И он сжал ее трепещущую в своих объятиях. Трепещущую не от радости, а от ужаса. Правда, она давно замечала, что-то чудовищное в чувствах Цезаря. Быть может, она даже угадала убийцу Марселя Кандиано.
Между тем, как ни было развращено ее воображение, – Лукреции было только семнадцать лет. За отсутствуем души, плоть возмущалась в ней от первого дерзкого действия…
При блеске молнии она смотрела на своего брата… Цезарь Борджио был красив, очень красив!.. Он был прекрасен, а Лукреция должна была быть Лукрецией…
Цезарь Борджиа. Портрет работы Альтобелло Мелон
Однако она его отталкивала, говоря:
– Нет! ступай! Если б узнали, что ты у меня в этот час!.. ступай!..
– Кого же ты боишься?…
– Тебя! Ты безумен!.. Говоришь о любви, когда только что убил человека!..
– Ты жалеешь этого человека?…
– Э! нет!.. но… – Раздался глухой удар грома. – Слышишь? – проговорила она. – Это голос оскорбляемого тобой Бога!..
Цезарь насмешливо покачал головой.
– Я слышу шум, производимый электричеством, и ничего больше, ответил он.
– Наконец, я хочу спать… я заболею… Эта гроза пугает меня… Умоляю тебя, Цезарь, удались!..
– После того, как ты одаришь меня поцелуем. – Она приблизилась к нему и остановилась…
Снова раздался стук в двери и в тоже время послышался голос:
– Отвори, Лукреция! Это я, Франциск.
– Франциск! – спросил Цезарь, хмуря брови. – Что тебе нужно?…
Она зажгла свечу, накинула первую попавшуюся под руки одежду и отворила дверь.
Франциск был годом старше Цезаря, которому было девятнадцать лет. Черты лица его были не так правильны, как у его младшего брата, но за то выражение было нежнее и приятнее. Но в эту минуту он совсем не улыбался.
Он вошел, не выразив ни малейшего изумления при виде брата, поклонился сестре, потом обращаясь к Лукреции, сказал с холодной усмешкой:
– Теперь, моя малютка, если ты хочешь успокоиться, тебе никто не будет мешать. Ступай в постель и поспи.
Цезарь встал бледный и приблизился к Франциску;
– А! а! – воскликнул он. – Ты нас подслушивал!
– Я не подслушивал, – спокойно возразил Франциск; – я наблюдал за тобой!..
– То есть ты слушал у дверей?…
– Да. И я должен сознаться, что не раскаиваюсь в моем любопытстве. Мне довелось услыхать очень странные вещи!..
– Франциск!..
– Цезарь!..
Братья с угрожающим видом стояли друг против друга.
Лукреция бросилась между ними.
– Полноте! вскричала она. – Уж не хотите ли вы сейчас драться? Право эта гроза действует раздражительно на нервы. Если тебе хотелось послушать наш разговор с Цезарем, тем – лучше для тебя! Ты будешь меньше удивлен завтра, когда услышишь о смерти Альбергети. Цезарь не хочет, чтобы у меня были любовники. Ты, быть может, тоже не хочешь?… Поспорим, что ты не хочешь?… Ну, у меня их не будет… Клянусь вам!.. Теперь прощайте! Ступайте спать, и чтоб вам не было завидно, – нате!..
Движением быстрее мысли, наклонившись поочередно к обоим братьям, Лукреция дала им по жаркому поцелую, затем, толкнув их к двери, она добавила:
– До завтра!
Они хотели говорить.
– Ни слова или я рассержусь, – докончила она, красноречиво пожимая обоим руки. – Я люблю только вас… Я хочу любить только вас… Я никого не буду больше любить… Довольны вы? Прощайте!
Заперев дверь и закрыв окно, Лукреция легла и улыбаясь шептала: «А! и тот тоже»!
Он тоже!.. Кто он? Что тоже!
И почему Лукреция улыбалась, лежа на изголовья… Угадайте читатели. Жак Бурхард уверяет, что Лукреция не только принадлежала обоим своим братьям, но что позже была даже в постыдной связи со своим отцом. Мы окончили пролог первой драмы стыда и позора, которым занята вся история Лукреции, – история, переполненная преступлениями. Мы видели ее еще девушкой– блудницей; теперь взглянем на женщину.
Есть оттенки даже в ужасном, и вероятно, что если Лукреция Борджио отравляла своих любовников, своих мужей, – то она еще отвратительней в виде соперницы своей матери и любовницы братьев.
Виктор Гюго в свой драме дает Лукреции сына Дженаро, которого она находит в Венеции, будучи уже женой Альфонса д’Эсте, герцога Феррарского, которого она любит, спасает от смерти, и который ее убивает…
Но дело происходило не совсем так.
Дочь Лукреции и один только дьявол знает, кто был отец, – Цезарь или Франциск – исчезла при самом рождении, отданная Розой Ваноцца на воспитание крестьянки в окрестностях Вероны. Беременность Лукреции и роды были для всех посторонних тайной. Оправившись, Лукреция снова принялась за прежнюю веселую жизнь… Но Цезарь, во избежание нового скандала, был отправлен отцом и матерью в университет в Пизу, а Франциск в Падую.
Что касается Лукреции, то ей дали мужа; молодого испанца, фамилия которого не известна. И к чему нужна была ему фамилия! Он просуществовал так недолго! Его взяли, когда считали нужным и избавились от него, как только он стал бесполезен.
Родриго Борджио стал папой только в 1492 году, но сгорая от нетерпения увидеть свое семейство, он в 1487 году призвал его в Рим. Любезный друг дон Мануэль Мельхиори, перекрещенный в графа Фердинанда Кастильского, из брата Розы, в Венеции, – в Риме превратился в ее мужа. Муж Лукреции был изумлен этой метаморфозой. При том же Родриго имел на нее виды, а потому однажды мать спросила у Лукреции:
– Насколько сильно ты любишь своего мужа?
– Я?… Ни на сколько! – возразила без замедления Лукреция.
– Так если с ним случится какая-нибудь неприятность… ты не огорчишься?…
– Какого рода неприятность?
– Например, если бы он умер неожиданно… Он мал ростом… Несколько толст… шее у него ушла в плечи. Подобного рода люди порой подвержены апоплексии.
Лукреция улыбнулась.
– Хорошо?
Однажды вечером, возвратившись с прогулки, он весело ужинал со своею тещею и женой.
– Вы должны заботиться о себе, мой друг, – говорила Ваноцца.
– Уверяю вас, дорогая матушка, – смеясь возразил муж Лукреции. – Я не чувствую никакой боли.
– Иногда люди, сами не замечая, носят в себе семена болезни. У меня есть старое сиракузское вино, – просто нектар!.. Я пью его, когда чувствую себя дурно… Позвольте предложить вам несколько капель…
– Хоть сотню!
Слуги удалились, потому что ужин кончился; сама Роза отправилась в свою комнату за драгоценной бутылкой. В то время Лукреция смеялась и шутила со своим мужем. Ваноцца принесла нектар и налила зятю.
– А мне, матушка! – вскричала Лукреция с упреком, – разве вы не дадите?
– Сейчас, сейчас!.. ответила Ваноцца. – Ты ведь не больна!..
– Да и я не болен, благодаря Бога! – засмеялся ее супруг.
– Но вы всё-таки попробуйте этого вина, мой друг. Я хочу узнать о нем ваше мнение.
Муж Лукреции выпил глоток, другой…
– Великолепно! – сказал он и любезно подал стакан жене, прибавив: – попробуй и ты…
Лукреция не знала что ей делать. Отказаться было бы странно… Принять – опасно. Однако, она взяла стакан; но в иных случаях секунда значит больше часа… На самом деле, пока она рассматривала вино, – вдруг ее муж вскрикнул раз, один только раз! – и упал на пол… Он был мертв…
– Я говорила ему, что он болен! – заметила Ваноцца, выливая за окно остатки старого сиракузского вина…
Несколько бледная, Лукреция рассматривала труп своего мужа.
– О чем ты думаешь? – сказала ей мать – зови же на помощь, пока я отнесу склянку на прежнее место…
– Помогите!.. – закричала Лукреция.
Иннокентий VIII не существовал более. Двадцать два кардинала, которым было хорошо заплачено, провозгласили папой Родриго Борджио, под именем Александра IV. Он обладал всем могуществом, о котором столько лет мечтал… Из Цезаря он сделал кардинала, но тому не нравилась духовная карьера; он перешел к Людовику XII, который из кардинала Валентина, как прозывался Цезарь, сделал его герцогом Валентинуа.
Франциск стал герцогом Ганди. А Лукреция…
Чтобы сделать из Лукреции?… Она была вдовой. Хорошо. Ей был нужен муж. Ей выбрали из знаменитейшей итальянской фамилии, – давшей Милану шестерых государей, из фамилии Сфорца. Но в 1497 году Александр IV заметил, что Жан Сфорца, синьор Цезарь, муж его дочери, как ни был благороден, как зять, как союзник был совершенно бесполезен, и потому объявил брак ничтожным, вследствие неспособности мужа.
Третьим мужем Лукреции Борджио был Альфонс, герцог Бизеглиа, побочный сын Альфонса II, Арагонского. Он был полезным и прелестным мужем; такой нежный, добрый, никогда не занимавшейся тем, что делала Лукреция. Александр IV и его дочь очень любили Альфонса. Это, однако, не помешало Цезарю убить его два года спустя.
Цезарь убивал людей как мух. Отец его и сестра восхищались им. Однако, однажды они нашли, что он зашел далеко.
Это случилось перед третьим замужеством Лукреции. Он был в Риме, в который вступил как триумфатор после победы над французами. Три дня длился праздник. В течение трех дней в Ватикане не знали чем позабавить герцога Валентинуа.
Но герцог был мрачен среди удовольствий, потому что Лукреция не разделала их вместе с ним. Странная, и роковая вещь! Страсть Цезаря к сестре противилась времени. Этот человек, по знаку которого отдалась бы самая прелестная женщина в Италии, – всегда любил только одну, – ту, любовь к которой должна бы была заставить его краснеть.