Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира — страница 135 из 157

– Я вам скажу, если вы ответите «да».

– Но сначала я должна узнать, на что я должна ответить…

– Вам нечего узнавать, если вы согласны следовать за мною.

– Боже мой! мне это вовсе не неприятно… но вы меня смущаете, принц!.. Когда увозят куда-нибудь женщину, то говорят, по крайней мере, для чего!.. Наконец, если я соглашусь за вами следовать, то на сколько времени?… Когда я вернусь в Европу?…

– Я не хочу и не могу вас обманывать. Вы никогда не вернетесь.

Лола сделала неожиданный скачек.

– Никогда! –  повторила она. – Нет, принц, я не согласна возвратиться с вами в Индию.

Рунна Синг встал.

– Я предвидел этот ответ, –  сказал он, – и он доказывает мне то убеждение, которое я заранее составил, еще не входя с вами в объяснения, которые только укрепили бы вас в вашей решимости. Вы молоды и прекрасны; вы любите удовольствие; десять лет, употребленные вами на то, чтоб наслаждаться по своему вкусу жизнью, были недостаточны, чтоб насытить ваше тело и душу…

– Десять лет…   заметила Лола. – Действительно это было 1836 году…

– Когда я в первый раз имел счастье вас видеть… точно так. Теперь вы снова меня встретите не ранее как через десять лет в 1856 году и быть может тогда я буду более счастлив, чем теперь; быть может тогда вы устанете от жизни, все прелести которой вы исчерпаете. Но удаляясь от вас, я вас не оставляю, ибо верю, что рано или поздно надежды мои исполнятся, – верю в ваш характер в вашу энергию… Если мой взор не может следить за вами, как в эти десять лет, рука моя для вас открыта.

Рунна Синг вынул бумажник, совершенно похожий на тот, который десять лет назад он отдал Лоле.

– Вот, – продолжал он, –  десять переводных писем обозначенных из года в год до 1836, уплачиваемые по предъявлению у разных банкиров Англии и Франции, двадцать пять тысяч франков в банковых билетах, ровно двести тысяч, которые я счел долгом передать в ваше распоряжение в первый период наших сношений. Я сожалею, что не могу дать больше, но позже вы узнаете, что это малое еще слишком для меня много.

Лола попеременно смотрела то на принца, то на бумажник. Как в Бомбее десять лет назад и даже сильнее она чувствовала какой то ужас.

– Но к чему вы мне даете эти деньги? –  воскликнула она. – Вы говорите о надеждах… о каких? о вашей вере в мой характер, в мою энергию… Чего же вы ждете, чего вы желаете от меня? Скажите, и кто знает, вы быть может получите… но только скажите, скажите!..

Рунна Синг наклонил голову.

– Нет,   сказал он. – Вы не созрели для дела. Я подожду. До свиданья.

И положив портфель на колени Лолы, странный покровитель удалился.

Как и в Бомбее, оставшись одна, Лола удостоверилась, что портфель содержит именно назначенную сумму: сто двадцать пять тысяч франков.

– Но этот индиец сумасшедший! –  воскликнула Лола, после освидетельствования. – Это положительно сумасшедший! Я не созрела для дела! Для какого? Почему не созрела? Без сомнения, не так еще стара? Чтоб понравиться, мне нужно постареть… Смешная идея! А между тем, если б я согласилась последовать за ним в Индию я бы была уже зрелой? Что это значит?… Есть от чего потерять голову! Но сумасшедший он или нет, а благодаря ему я теперь при деньгах, независимо от девяти тысяч ливров ежегодного дохода. Безумец ты, Рунна Синг, или нет, а я благодарю тебя!.. Мой великодушный друг! я ношу тебя в моем сердце!..

И через два дня Лола отправилась в Мюнхен в сопровождении своего друга, графа Штейгервальда.

В то время в Баварии царствовал король Людовик I (Карл Август), родившийся 20 августа 1786 года и наследовавший престол после отца Максимилиана-Иосифа в 1825 году. Он начал царствование многими серьезным административными реформами и построением многих прекрасных и полезных зданий; благодаря его инициативе в Италии было куплено множество картин – истинных сокровищ искусства, которыми обогатились мюнхенские музеи.

Повторяем, сравнительно с другими, Людовик I был достоин титула доброго государя. И этот то почти хороший король, достигнув лет, когда проходят любовные иллюзии, был однако в течение, по крайней мере, нескольких месяцев игрушкой в руках женщины, доставленной ему интриганом, и превратился не только в смешного, но даже в отвратительного селадона[39]. Женщина эта – Лола Монтец интриган – граф Штейгервальд, заклятый враг ультромонтанов который говорил:

– Людовик первый не хочет слушаться разума, он будет внимать дурачеству.

То было опасное средство, как доказали события. Заставить потерять голову – нетрудно, но снова возвратить ее – почти невозможно, особенно когда она седая.

Наконец Штейгервальд хотел, чтобы Лола Монтец стала мадам Дюбарри Людовика I. Она стала ею. Она даже сделалась графиней, как ее образец. Королевским указом 14 августа 1847 года, данным в Ятафенбурге и контрассигнованным двумя министрами, фаворитке дано было право натурализации (indigenat) в Баварии; потом она была пожалована сразу баронессой Розенталь и графиней Ландефельд; ей был дал пансион в 70 000 флоринов и как официальная резиденция назначен великолепный дворец в Мюнхене.

Но Баварский король не удовольствовался этим. Если Лола Монтец играла роль Дюбарри, Людовик I с своей стороны подражал Людовику XV. Эту танцовщицу, которую он взял прямо с театральных подмосток своего театра, он представил ко двору и ввел в свое семейство; он приказал королеве украсить ее большой лентой канониссы ордена св. Терезы… Это Лола-то – канонисса!.. Дьявол должен бы был жестоко расхохотаться.

Что Лола быть орудием партии, успехи которой могли быть полезны для Баварии – это возможно; но есть выгоды, которые отвращают, проистекая из известного посредничества. Мюнхенские студенты первые образовали ассоциацию, направленную к свержению фаворитки; она отвечала им тем, что собрала вокруг себя, под названием Алеманния, толпу молодых людей преимущественно из дворянства, которые поклялись ей на своих красных шапках защищать ее и умереть за нее. Студенты повсюду знатно колотили красные шапки, где только их встречали и освистывали Лолу, – точно также как это было в Опере. Графиня Ландефельд рассердилась; чтоб успокоить ее, король закрыл на год Мюнхенский университет.

Народ в свою очередь начал насмехаться над этой авантюристкой, которая управляла старым королем и над этим королем, повиновавшимся авантюристке. Мы слегка коснемся семи или восьми возмущений, где Лола, верхом, с угрозой на устах находила оригинальным выходить на встречу своим противникам, чтобы в один прекрасный день король, который клялся потерять скорее корону, чем любовницу, был принужден подписать приказ об изгнании этой последней. Сидя в карете, сопровождаемой, отрядом кавалерии, Лола выехала из Мюнхена. Это происходило в феврале, 1848 года… А 20 марта король должен был отречься от престола.

* * *

До тех пор, пока он еще держал скипетр, Лола Монтец не отчаивалась взойти на трон и воссесть рядом с своим любовником. С этой мыслью, в крестьянской одежде, она явилась в Мюнхен и выжидала около королевской резиденции появления короля вероятно для того, чтоб крикнуть ему: «Я все еще люблю тебя!»

Но развенчанный Людовик был уже совсем не то. Что делать со стариком, который даже уже и не король? Лола удалилась на свою дачу, на берегу Констанцского озера. Тщетно прежде бывший король в двадцати посланиях повторял ей нежный припев, который она сама когда то ему напевала, неблагодарная графиня Ландефельд оставалась глухой и немою.

Деньги у ней были; она принялась за прежние похождения, повсюду прославляя свое имя. Сначала она направилась в Англию через Пруссию. В Бонне, когда она однажды ужинала как простая смертная, студенты устроили ей кошачий концерт. С бокалом шампанского в руках, она вышла на балкон и закричала:

– Прекрасно, мои друзья! За ваше здоровье!

В Лондоне она вступила в брачный союз с сэром Чильдом, офицером королевской гвардии; но узнала, что ею занимаются в Париже, где ее изображают на сцене Пале-Рояльского театра, в одной пьесе, написанной Рожером де-Бовуаром…

– Я скоро возвращусь, –  сказала она сэру Чильду, и полетела в Париж, где из будуара слушала написанные на нее куплеты, которым она сама аплодировала.

Вернувшись в Лондон, она вышла замуж за сэра Чильда. Да будут благословенны боги: ее самый дорогой сон исполнился: она   двоемужница!

Но к концу второго года супружества сэр Чильд открывает, что у его жены есть где-то другой муж. Правда, этот муж вовсе не оказывает желания объявлять о своих правах, но подобное положение все-таки возмутило сира Чильда. И притом, быть может, он уже успел убедиться, что Лола вовсе не то, что обыкновенно называют ягненком. И вот, под предлогом ничтожного удара кинжалом, который дала ему Лола в дурном расположении духа, сэр Чильд – что вовсе не похвально! – бросает свою дорогую половину в Барселоне, вместе с двумя детьми, отправляется в Англию и добивается того, что брак объявлен недействительным.

Лола пришла в ярость.

– Так то! –  вскричала она. – Второй был моим не дальше первого, – ну я отомщу на третьем!..

И вот, она отправляется в дорогу, через горы и рвы… Ну, а дети?… Дети, быть может, и теперь еще у кормилицы в какой-нибудь деревушки в Испании…

Из Барселоны графиня Ландефельд отправилась в Америку в Новый Орлеан, где она снова надела юбку и трико испанской танцовщицы. Затем она посещает Калифорнию и в Сан-Франциско выходит замуж за журналиста по имени Гулл, которого покидает на шестой неделе после свадьбы.

В 1855 году ее встречают в Париже. В 1856, она играет комедии в Австралии, на провинциальном театре в Виктории, в Мельбурне.

1856 год, если вы помните, был той эпохой, которую назначил Рунна Синг временем третьего свидания… Той эпохой, когда он, найдя ее созревшей для дела, откроет ей тайну своего поведения, столь для нее странного.

Да в 1856 году Лола уже созрела: ей было тридцать семь лет.

* * *