Графиню ввели в ту самую маленькую залу, в которой накануне Шиффонета принимала Флоримона.
Молодая горничная, очень любимая госпожой, взялась ее разбудить.
Она смело проникла в спальню, обитую оранжевым атласом, усыпанным золотыми цветами, по середине которой стояла кровать под балдахином, некогда принадлежавшая Помпадур, – и на ней спокойно спала рядом со своим любовником куртизанка.
– Сударыня!.. Сударыня!..
Она сердито приоткрыла глаза. У злых людей дурное пробуждение.
– Что вам надо, Коринна?
– Прошу у вас извинения… но я полагала… графиня де Гам здесь…
– Графиня де Гам?
Бианчини так быстро вскочила на своей постели, что граф тоже проснулся.
– Что такое? – сказал он.
– Твоя жена здесь.
– Моя… полно!..
– Нечего полно! А! У этой дамы есть апломб, честное слово!..
– Это уж слишком!.. Как она осмелилась!..
– А что она сказала, Коринна? Как она явилась?
– Она сначала спросила, здесь ли живет Алиса Бианчини и на утвердительный ответ привратника, сопровождавшегося замечанием, что слишком еще рано, она вскричала: «Ну, если г-жа Бианчини еще спит, вы ее разбудите, вот и все. Я графиня де Гам».
Шиффонета соскочила с постели.
– Пеньур, туфли, скорее Коринна! – сказала она.
– Что ты хочешь делать? – сказал Рене, смотря на любовницу, несколько бледный.
– Но, с иронией возразила она, – так как графиня желает поговорить со мной, я повинуюсь желаниям г-жи графини. Разве я ошибаюсь?
– Что ты ей скажешь?
– Это будет зависеть от того, что она сама скажет мне. Если она будет вежлива, я тоже буду вежлива, если нет, я у себя и не советую ей забывать это… Наконец, мой друг, посоветуйтесь с собой… Если вы желаете принять вашу жену, вы свободны… Вы даже можете отправиться с нею…
– О, злая?
– Э! У вас такой несчастный, такой смущенный вид!..
– Я опечален теми неприятностями, которые тебе доставляю.
– Э! В таком случае, успокойтесь! Это приключение нисколько мне ни неприятно. Напротив, оно забавляет меня! Мне любопытно, каким образом одна из тех женщин, которых называют честными, потребует от женщины моего сорта своего мужа. Если вы хотите присутствовать при представлении, ничто вам не мешает, Рене. Графиня в маленькой зале, Коринна?
– Точно так.
– Ну, зала отделяется от этой комнаты только будуаром. Оставив полуотворенною эту дверь, вы услышите все.
Едва прошло пять минут, как ждала графиня, когда Бианчини вошла в маленькую залу.
Г-жа де Гам сидела; она встала при шуме отворившейся двери. Обе женщины с минуту измеряли друг друга. И первая сразу поняла, что ей нечего надеяться от последней…
Осанка, физиономия, все, до самого беспорядка туалета, в котором она не побоялась показаться ей, – все в куртизанке говорило: «Я была и останусь твоим врагом!»
Между тем, поклонившись с аффектированной вежливостью.
– Благоволите объяснить мне, графиня, чему я обязана честью видеть вас у себя! – сказала Бианчини.
Графиня стояла прямо, столь же гордая, сколь ложно смиренна была ее соперница. Она была побеждена. Но побеждена как львица змеей…
– Почему я у вас, сударыня, – сказала она, – вам известно!
– По истине, нет.
– Вы лжете! Мой муж – ваш любовник. Он здесь. Я пришла сказать вам: отдайте мне моего мужа!
Бианчини вздрогнула при этих словах: «Вы лжете!», произнесенных отрывистым голосом графини; ее брови нахмурились; щеки покрылись ярким румянцем. Тем не менее, она продолжала тем же сладким голосом:
– У вас свой способ выражения, которому невозможно противиться. Я сознаюсь: граф Рене де Гам, ваш муж, мой любовник. Он здесь. Но что касается того, чтобы отдать вам его… Боже мой, я в большом затруднении… Согласитесь, что если бы я ощущала самое искреннее желание обязать вас в этом случае, – этого было бы недостаточно. Человека не отдают, как собачонку… Если ваш муж больше не любит вас, – если он любит меня, конечно, это моя вина, потому что, со своей стороны, я всеми силами люблю его… Но что я могу сделать? Ничего. Единственно возможная для меня вещь, облегчить вам средства лично воззвать к супружеским чувствам г-на де Гам… Он в постели, в моей комнате, если вам угодно потрудиться встретить его… Я обещаю вам не мешать вашему разговору…
Настала очередь графини вздрогнуть и покраснеть при этих словах, но у нее хватило мужества, чтобы сдержать себя.
– Сударыня, – глухо сказала она, – я оскорбила вас, обвинив во лжи, я сожалею об этом!..
– О! Сударыня, не стоит труда! Разве необходимо взвешивать свои выражения с существами подобными мне!..
– Но вы должны понять мою печаль!..
– Я ее понимаю… и она меня огорчает…
– Если вы действительно огорчаетесь, докажите мне.
– Каким образом?
– Расставшись сегодня же с г. де Гам!
– Я ему предлагала расстаться, когда вчера он рассказал мне о плачевной ссоре происшедшей между вами… Он отвечал, что скорее согласится умереть, чем расстаться со мной. Еще раз, что вы хотите, чтобы я сделала? Не могу же я поступить в монастырь, чтобы доставить вам удовольствие?
– Нет, но если бы у вас было немного сердца, вы могли бы, когда я прошу вас, когда я вас умоляю… я, честная женщина… совершенно разорвать постыдную связь…
– Разорвать! А как разорвать? Научите меня, потому что, клянусь честью, я недоумеваю. Ах! Если бы он любил меня… Но, повторяю, я тоже люблю его!.. Это приводит в отчаяние! Но я люблю его до безумия!.. К несчастью, любят не одни только честные женщины… Как ни мало у меня сердца, но это не многое – для него… все для него!..
Терпение г-жи де Гам истощилось. Приблизившись к куртизанке, она шепотом сказала:
– Довольно комедии! Не правда ли, он подслушивает? Поэтому вы так и говорите со мной… Сколько вам нужно, чтобы оставить Париж на шесть месяцев, так, чтобы он не знал где вы? Сто тысяч франков! Я вам даю.
Бианчини презрительно пожала плечами.
– Сто тысяч франков! – возразила она. – Фи! Но я столько проживаю в одну неделю, моя малая госпожа. Притом же Рене де Гам!.. Если б вы предложили мне горы золота, чтобы его оставить, я не согласилась бы!..
Графиня отскочила, испустив рычание тигрицы и пронзив взглядом куртизанку.
– Лукавая и подлая! – вскричала она, – береги же себе своего подлого любовника!.. Столь подлого, что он не уважает во мне своего имени, которое ты оскорбляешь! Береги его!.. Я тебе дарю его!.. Прощай!..
Графиня удалилась быстрыми шагами.
– Прощай?.., нет! – прошептала Шиффонета. – Нет, моя милая дама, которая является оскорблять меня ко мне!.. Не прощай, а до свидания!.. Я тебе отдам тебе твоего мужа!.. Я хочу отдать его тебе в самом скором времени!.. И это будет моя мысль и твое наказание!..
Графиня не ошиблась, из соседней комнаты он присутствовал при представлении комедии, – при которой он вывел то заключение, что его любовница была лучшей женщиной на свете. Подумайте, любовница, отказывающаяся от ста тысяч франков!.. Правда, у Рене оставался еще целый миллион… Отказаться было не трудно.
Не достигнув своей цели, поступок графини привел только к тому, что Рене де Гам повел еще более беспорядочную жизнь… Перед тем он еще сохранял некоторое приличие… После он пренебрег всеми и поселился у своей любовницы, слишком счастливой, что она могла предложить ему гостеприимство.
Если припомнят, это происходило в 1865 году. К концу 1866 года, т. е. приблизительно через пятнадцать месяцев, Бианчини, по ее живописному выражению обчистила совсем Рене де Гам.
Зато собственность муравья увеличилась на полтораста тысяч франков, не считая отеля, драгоценностей, кашемиров, кружев, которых было достаточно на целый магазин.
Уже несколько недель граф был сумрачен и беспокоен… Его бумажник был пуст, а кредиторы, люди предусмотрительные, знавшие, что жена отделила свое состояние, отказывались ему верить. Было от чего прийти в отчаяние!
Шиффонета предвидела роковую развязку, – роковую для ее любовника, а для нее – что она значила? После него – другой? И всего ужаснее для Рене было то, что он все продолжал любить Бианчини.
То было вечером в ноябре месяце. Днем она просила достать ей ложу у итальянцев. Он не исполнил; она рассердилась.
– Почему же вы не взяли мне эту ложу?
– Я должен сказать?
– Конечно. Почему?
– Потому что у меня нет денег.
– Нет де… Вы смеетесь?.. Что это значит? У вас нет четырех луидоров, чтобы свезти меня в театр?..
– Ни четырех, ни трех, ни двух… Я разорен.
– Право? Вы разорены? А!
Она сидела рядом с графом, – встала и, приблизившись к зеркалу—
– Конечно, мой друг,– продолжала она, поправляя свою прическу, – если это так—это жестоко! Но воздухом жить нельзя, а мой дом содержать не легко. Как вы дошли до этого? Знаете ли, с вашей стороны это вовсе не любезно! Не предупредить меня раньше. Согласитесь, я имела привычку рассчитывать на вас… Нет! Это нелюбезно!.. Наконец, я раздумаю. Что касается вас, ваша жена богата. Ну, вы сойдетесь с нею опять. О! Это всего благоразумнее, что вы можете сделать, я так думаю. Не права я?
Граф молчал, пораженный очевидностью. Бианчини солгала ему: она его не любила. Никогда она не любила его!.. Узнав о его разорении, у нее не нашлось ни одного слова утешения. Рене де Гам был не умен; все в нем скопилось; но он был дворянин, он не унизился до упреков.
– Ты права, – возразил он, – так как я не могу более быть тебе полезен, мне ничего больше не остается, как удалиться. Но не пожертвуешь ли ты мне из милости еще одной ночью блаженства?
Она покачала головой.
– Чтобы прибавить вам сожаления? – сказала она.– Это, быть может глупость, но если вы за нее держались.
– Я держусь.
– Пусть будет так!
Она позвонила.
– Я не выхожу. Подайте чай. Они пили чай в будуаре. Она была весела.
– Так как это последние часы, которые мы проводим вместе, – проговорила она, – к чему омрачать их.
Он разделял ее убеждение. Он смеялся как обыкновенно, даже более.