– А!.. а!.. Актриса?
– Актриса.
– Молодая?
– Шестнадцати лет.
– Хорошенькая?
– Как игрушечка.
– А имя этой игрушечки?
– Mapия Кальдерона.
– Кальдерона?.. погоди!.. это не родственница…
– Кальдерону? нисколько… столь не родственница, что…
– Что?
– Кальдерон до сумасшествия влюблен в нее…
– Черт возьми!.. уж и соперник!..
– О! соперник не опасный. Кальдерона не любит Кальдерона.
– Кого же она любит?
– Никого.
– Никого?… В шестнадцать лет?.. актриса?..
– О! Кальдерона, не смотря на свои шестнадцать лет, вовсе не похожа на других актрис… Театр для нее вроде подножки…
– Чтоб достигнуть?
– Состояния.
– А! а!.. Но если она хороша и благоразумна… ей будет легко… Состояние, о каком мечтает девушка шестнадцати лет… актриса… это вовсе не то, что галионы Индии…
– А! Пусть ваше величество не доверяет этому… Кальдерона будет требовательна.
– Но ты достаточно хорошо знаешь эту малютку, Морето?
– Очень просто: я люблю ее!
– Ты любишь ее…
– И оставляю ее вам?… Так что же, если она меня ненавидит?…
– А! а!.. она тебя… Бедный друг! это ты с досады…
– Досада во всяком случае довольно ласкового свойства, – ваше величество убедитесь в этом, – последствия которой не будут пагубны для той, которая ее возбудила…
– Не пагубны!.. не пагубны!.. это смотря… Ты быть может не знаешь, что женщина из низшего класса, бывшая любовницей испанского короля, не имеет права, когда король ее бросит, оставаться в обществе и должна…
– Вступить в монастырь. Извините, государь, я вполне знаю этот закон. И это не мешает мне желать, чтоб Кальдерона принадлежала вам… Никому, прежде вас и после…
– Никому. Это справедливо. Я сейчас ошибался, Морето. Ты следуешь в эту минуту не ненависти, а мести, которую я не вменю однако тебе в преступление… Она остроумна и быть может я ею воспользуюсь… Итак, благодарю тебя, мой друг. Кальдерона сегодня вечером играет?…
– Да, государь, играет в «Жизнь есть Сон».
– Кальдерона? Хорошо. Я пойду смотреть ее. Прощай.
Его величество отпускал поэта, но поэт не уходил.
– Ты имеешь еще что-нибудь сказать мне?… спросил Филипп.
– Последнее слово государь. Я друг Кальдерона… и хотя Кальдерона также не любит его, как и меня…
– Тебе было бы неприятно, если бы он узнал, что тебе он обязан тем, что не может даже и надеяться?… я буду скромен!.. ступай!..
На этот раз Морето ушел. Когда он остался один…
– Тьфу! – с отвращением пробормотал Филипп,– эти поэты не лучше вельмож! Этот бедный Кальдерон быть может поплачет о том, что заставил смеяться его друга. Но если эта малютка не любит его?…
Театр дель-Принчипе был полон.
В этот вечер играла Кальдерона.
У нее стало быть был талант, если она привлекала толпу? Нет не талант, а чрезвычайная прелесть.
Родившись в Мадриде 15 августа 1611 года, от бедняка, по ремеслу носильщика, и conchita (странствующей плясуньи) Mapия Кальдерона, сирота в семь лет, была воспитана актрисой, Mapия де Кордова, – более известной под именем Амарилисы, – которая выучила ее читать по одной из своих ролей.
В двенадцать лет Кальдерона знала наизусть четвертую часть пьес Лопе де Вега, а Лопе написал тысячу двести пьес. Тринадцати лет она поступила на сцену в Кадиксе.
Пятнадцати она приобрела репутацию в Севилье в ролях ангелов, в autos sacramentales, называвшихся во Франции в XVI веке мистериями.
Наконец шестнадцати лет, в Мадриде, где она была уже три месяца, ее заметили в пьесах «плаща и шпаги» (сара y espada), что в то время обозначало высокую комедию.
И она была особенно обязана страсти, внушенной ею Кальдерону, автору одной из пьес, в которой она играла, теми рукоплесканиями, какими ее осыпали каждый вечер… Ибо он заставлял ее повторять роли, с первого до последняя действия…
И из благодарности за такие заботы действительно ли Кадьдерона не любила своего наставника? Морето солгал королю. Кальдерона любила Кальдерона.
Но… но войдем в ложу актрисы, готовящейся одеваться. Перед «Жизнь есть сон» играли другую комедию, в которой она не участвовала, а потому она не спешила одеваться, находясь в обществе поэта и камеристки…
Мы подслушаем их разговор…
Но прежде всего, мы должны сказать, что в одном случае Морето был прав: Кальдерона была прелестна; более чем прелестна, – восхитительна. Она была среднего роста, ее волосы, падавшие локонами на лоб, а сзади заплетенные в косы, были черны как смоль; ее белая матовая кожа была облита теплыми и оживленными тонами; глаза, осененные длинными ресницами, бросали пламя и искры страсти; ротик, пунцовый и свежий, как цветок гранаты, просил поцелуев.
И при этом против моды, царившей в то время в Испании, – смешной и глупой моды, требовавшей, чтобы женщина достойная названия красавицы была худа как щепка, – Кальдерона не будучи жирной, обладала той крепостью и округлостью форм, которые привлекают взгляды…
Кальдерону в 1627 году было двадцать шесть лет; высокий и худой, черноволосый, с твердым носом, с мясистыми губами, густыми бровями – он походил на Мольера.
Педро Кальдерон де ла Барка.
И действительно, если Филипп IV не был Людовиком XIV, то Кальдерон был Мольером его века.
Кальдерона, когда мы вступаем к ней в ложу, бранила своего Кальдерона. Он был печален.
Тщетно старалась она в продолжение четверти часа заставить его засмеяться, рассказывая ему театральная истории, морщины на лице его не разглаживались. Сидя перед зеркалом, перед которым она причесывалась с помощью своей камеристки Инесы, Кальдерона могла судить о безуспешности своих усилий.
Наконец, она рассердилась и вся покраснела.
Бросив гребенки и щетки, и быстро обернувшись к Кальдерону, она вскричала:
– И для чего вы здесь, если все, что я говорю, вам надоедает!.. Ступайте вон!
Он встал и пошел к двери.
– Педро!
Так звали Кальдерона. Он остановился.
Нежная рука, в одно время с нежным голосом удерживали его.
– Оставь нас на минуту, Инеса, – приказала Кальдерона.
Камеристка вышла.
– Посмотрим, что с вами? – начала актриса. – Почему вы печальны? Что сделала я вам сегодня вечером?…
– Увы! – вздохнул он, – ничего более, чем обыкновенно, ни доброго, ни злого.
Она закусила губы.
– А! – прошептала она. – Упреки! Всегда упреки! Я сказала вам, что люблю вас. Я доказала вам это.... На что вы жалуетесь?…
– Я жалуюсь на то, что эти доказательства чувства, которое, как вы говорили, имеете вы ко мне, – вовсе не доказательства.
Актриса с комической досадой топнула ногой.
– Santo Dios! Это уж слишком! – воскликнула она. И быстрым движением схватив обеими руками голову поэта, она два раза поцеловала его глаза. – Ну, а это, милостивый государь, не доказательство?… Вы не называете этого доказательством?… Чего же вам еще нужно?
– Чего мне нужно!..
Возбужденный действием молодой девушки, Кальдерон в свою очередь, схватил ее; его пламенные губы приблизились к ней, чтоб возвратить поцелуи самому источнику этих поцелуев… Но она оттолкнула его и серьезная, строгая, проговорила:
– Нет! Не так!
– Ах, вы видите сами, что не любите меня! – сказал он, – что все ваши уверения ничего не значат. Я… я никогда не буду для вас ничем, как другом…
– Никогда?… Почему вы знаете?
Он наклонил голову с видом сомнения.
– Послушайте, Педро, – начала она, – хотите поговорить пять минут, как я никогда не говорила с вами, – со всею откровенностью?…
– Со всею откровенностью? Но я с своей стороны никогда не говорил вам ни одного слова, которое было бы неискренне… Я обожаю вас и…
– Женитесь вы на мне, если я попрошу вас?.. – При этом неожиданном вопросе, Кальдерон не мог скрыть сильного смущения.
– Полно! – улыбаясь, продолжала актриса. – Вы мне не отвечаете Педро?
– Извини, дорогая Мария… я…
– Тс! тс! Без ненужных фраз!.. Вы меня обожаете, но не на столько, чтобы жениться на мне… Успокойтесь, если вы полагаете, что я не могу быть вашей женой, я тоже с своей стороны не имею желания иметь вас мужем! Не смотря на подобие имен, сеньор Педро Кальдерон де ла Барка, – Кальдерон – поэт, призванный быть в будущем славой Испании, не может быть мужем Кальдероны, дочери Мигуэля Кальдерона, носильщика и Елены, бродячей плясуньи… Он будет ее любовником и довольно.
– Это все! – вскричал Кальдерон, физиономия которого прояснилась.
– Все!.. – весело повторила молодая девушка. – Это подлежит разбору, но не станем разбирать!.. Мы согласны: вы любите меня, я люблю вас; я буду ваша, я этого хочу, я в этом клянусь!..
– Милая Мария! но в таком случае, почему?…
– Разве я не ваша сейчас? Я вам объясню это со всею откровенностью, мой друг. И именно потому, что я уважаю ваши причины, по которым вы не можете, соединиться со мной узами, который отяготят вас, я надеюсь, что вы не станете укорять меня не за колебание, а за осторожность, с какою я не спешу сделать вас счастливым… Сделать нас счастливыми… Вы не обвините меня за кокетство?…
Упоенный радостью, Кальдерон упал к ногам Кальдероны.
– А причина этой осторожности? – спросил он.
В ложе актрисы, на ее туалете была роза; она взяла ее и подала любовнику.
– Не правда ли эта роза прекрасна? – сказала она.
– Да. Кто вам дал ее?
– Приятельница моя, Балтазара. Да, эта роза прекрасна, и я была в восхищении, когда она мне подарила ее. Но не полагаете ли вы, что мне было бы приятнее самой сорвать ее с ветки, чем иметь из других рук? Иметь ее, когда никто еще не вдыхал ее аромата?…
– Без сомнения.
– Итак, мой друг, я похожа на эту розу. Мне шестнадцать лет… Я недурна, но одно из моих достоинств, самое привлекательное, особенно в глазах тех, которые могут за мной ухаживать – то, что я еще на стебле. Пусть завтра узнают, что у меня есть любовник, и я потеряю три четверти моей цены. Итак, не имея возможности быть женой человека, которого я люблю, и имея от него одно только его сердце, – потому что вы ничего не можете дать мне Педро, вы не богаты, – я решила, что я буду иметь состояние от человека, которого я не люблю. Но чтоб этот, – второй, – согласился дать мне то, чего я желаю, – необходимо, чтоб он думал не только, что он мне нравится, но еще и то, что он нравится мне первый. Понимаете?…