– Умоляю вас!..
– Нет! нет! нет! Тысячу раз нет!.. Я не пойду в мой Веденский замок! О, я не боюсь! Это криводушное приказание, это приказание варварское, безнравственное! Я положительно отказываюсь ему подчиниться… и позволяю вам повторить мои слова его величеству.
С этою великолепной речью д’Этиоль обращался к чиновнику превотства, – к чиновнику, который до сих пор, как мы видели, с самой изысканной нежностью пробовал усмирить ярость несчастного супруга.
Но когда в последних словах он выразил решительный отказ повиноваться предложенью короля…
– Если так, м. г., сказал посланный тем же вежливым, но более строгим тоном, – если вы, презирая совершенно отеческие попечения его величества о вашем здоровье, который предлагает вам отправиться подышать живительным воздухом папских владений, намереваетесь остаться в Париже, – я, к величайшему моему сожалению, провожу вас в другое место, где ваши безрассудные укоры никем не будут услышаны.
Сказав это, чиновник превотства сделал знак в окно, выходящее во двор отеля финансиста. Почти в ту же минуту на лестнице раздались тяжелые шаги, и перед Ле Норман д’Этиолем явилось шестеро мушкетеров. Он побледнел; вся решительность его оставила.
– А! пробормотал он. – Куда меня повезут?
– В Бастилию, отвечал посланный.
– В Бастилию! Благодарю! Мне лучше нравятся папские владения.
– В добрый час. Вы рассудительны. Отправимся же. Нас ожидает карета. Его величество до того простер свою милость, что посылает вам свой берлин… и из боязни, чтобы вы не соскучились в дороге, он предложил мне сопутствовать вам до Авиньона. В дорогу.
– В дорогу! печально повторил несчастный муж.
В то время, когда д’Этиоль отправлялся в графство Венсен, г-жа д’Этиоль устраивалась в Версале, в великолепные апартаментах, где уже ожидала ее толпа куртизанов, чтобы согреться этим новым солнцем. Но как для короля, так и для нее имя д’Этиоля было упреком.
Однажды двор узнал, что она обладает новым благородным светилом маркизой де Помпадур!..
Маркиза Помпадур! Прекрасное имя! Неистощимое богатство!.. богатство всей Франции… любовь короля… нечего и спрашивать была ли счастлива Жанна.
– Я говорила, повторяла г-жа Пуассон, – что моя дочь рождена для трона…
Для трона, которому угрожало разрушение, каков был трон Возлюбленного…Да, когда дуб дряхлеет, в нем разводятся черви.
Возлюбленный был так сильно влюблен в свою маркизу, что как школьник забавлялся ревностью. Ревностью к прошлому.
Понятно, что быстрое возвышение дочери Пуасонов, породило против нее ненависть. Один из этих врагов, – враг женщина, – открыла королю, что если он думает быть вторым в сердце г-жи д’Этиоль, то он ошибается; что он уже третий; что было признано и доказано, что г-жа д’Этиоль благоволила к графу де Бриджу, конюшему его величества, и одному прекраснейшему мужчине из придворных, которого некогда она у себя принимала; что их часто, очень часто видали вместе в деревне, под сенью густого леса, откуда они возвращались очень взволнованные…
Король старался смеяться, он называл клеветницей и злым языком ту, которая передавала ему это; но удар был нанесен; король сделался беспокоен. Он непременно хотел узнать точно ли одному ему маркиза Помпадур дарила поцелуи.
С этой целью, однажды утром, его величество приказал де Бриджу сопровождать его в прогулке по аллеям Версаля.
Но пусть говорит здесь, Тушар Лафосс.
– Знаете ли, милый граф, вдруг сказал Людовик XV, останавливаясь посредине аллеи, – знаете ли, что вы прекраснейший мужчина при моем дворе?
– Ваше величество слишком добры!.. отвечал де Бридж, удивленной этим итальянским вступлением.
–И я вовсе не удивляюсь, продолжал король, – что вы имели столько успехов.
– Но, государь, не столько, чтобы можно было раскричаться.
–Черт возьми! ваше волокитство обжорливо… А президентша П., что вы на это скажете?
– О, государь! это была нечаянность.
– Я от души смеялся!..
–Это была победа вашего величества, она отдалась не мне а вам.
– Вы отдаете мне красавицу с моей победой, тогда как вам она заплатила военные издержки.
– Ваше величество видите, что я делаю ей честь.
– О! но в подобных делах почетная сторона ничего не значит, все заключается в действительных почестях. Но не в том дело. Я жду доказательства вашей искренности, де Бридж, и требую его, как доказательства вашей привязанности ко мне.
– В этом случае, государь, вы не можете сомневаться, что я буду искренен.
– Я рассчитываю на ваше слово. Знали вы маркизу Помпадур до того, как она явилась при дворе!
– Да. государь.
– Знали ли вы ее так, как говорится – знал?
– Я не знаю какой смысл ваше величество придаете этим словам, но я всегда имел к ней величайшее уважение.
– Ах, ради Бога, граф! Не станем, входить в пространные объяснения. Я так презираю слово уважение, что всегда расположен принимать его в противоположном смысле, я имею желание, сказать вам относительно г-жи д’Этиоль: «Сколько раз уважали вы ее?
– Боже мой! насколько подозрения вашего величества далеки от истины. Я рисовал с нею.
– Да, вы рисовали с натуры, а натура так сообщительна.
– Шутки вашего величества бесконечно милостивы, но слово дворянина —
– Остановитесь, м. г.! Клятва в подобном разговоре была бы слишком серьезна! Я слышу во дворце angelus, прибавил король и начал читать вслух.
–Amen, ответил конюший!
– Согласитесь со мной, начал Людовик XV, как будто ничего не было. – Согласитесь, что вы были любовником маркизы?
– Невозможно, государь! Я не могу согласиться с тем, что не существовало.
– Полноте, вы изменяете своему обещанию. Подумайте, что г-жа Помпадур сама мне все открыла.
– Маркиза может сказать все, что ей угодно, без сомнения для того чтобы позабавиться; но я не могу лгать. Она любила искусства; мы занимались ими вместе; это ей нравилось, но кроме дружбы между нами ничего не было.
– Вот мы вернулись к эластическим словам; сказано, что я ничего не узнаю.
– Государь, совершенно справедливо, что я ничего не имею вам открыть.
– Хорошо! я перестаю настаивать; может быть есть деликатность в этом умолчании. Но я и сам не знаю, к чему спрашиваю подтверждения факта, в котором я уверен.
– Я не знаю, что и сказать вашему величеству.
– Поговорим о будущем.
– Как! ваше величество, подумали?..
– Кто знает! Вдруг в маркизе проявится опять наклонность к живописи.
– Зная ваши идеи, государь, я воздержусь от сопровождения маркизы Помпадур.
– А если она вас попросит? Французский дворянин не Иосиф.
– Без сомнения нет; но можно сделаться им, чтобы понравиться вашему величеству.
– Я не так требователен… если приключение было…
– Никогда!
– Но предположив случайность, вы меня уведомите?
– Прежде?
– Нет, только после. Вы видите, я доброй государь.
В одном из изысканных будуаров Эрмитажа, маркиза Помпадур ожидала графа де Бриджа. Она была одета для этого свидания в неглиже своего изобретения, которому мода дала название по ее фамилии, Она была восхитительно хороша в этом костюме; таково, по крайней мере, было убеждение посетителя, убеждение, которое было высказано им глазами.
– Граф, сказала она ему, указывая на стул рядом с ней, – я должна благодарить вас.
– Благодарить меня, маркиза? По какому поводу?
– Не прикрывайтесь таинственностью; вы понимаете, о чем я хочу говорить. При дворе все знают, но мне все равно, – я, больше чем кто-нибудь должна знать; и потому, что я узнала, что вы вели себя на мой взгляд, как истинный дворянин, в трудном обстоятельстве, я хотела высказать вам мою искреннюю благодарность.
Граф поклонился,
– Эта похвала, выходящая из ваших уст, ответил он, – слишком драгоценна, чтобы я не считал ее за счастье; но по истине я должен сознаться, что почти сожалею что недостоин ее.
– Как, вы сожалеете?
– Без сомнения. Не имея что сказать, какую я сделал заслугу, не сказав ничего? Ах, если бы, как предполагал его величество, я имел бы что-нибудь скрыть!..
– А! а! Вы предпочли бы солгать его величеству! Но вы не подумали, граф что ваше сожаление – дурно.
– Очень дурно, как служителя короля, но как человека… Согласитесь маркиза, что вы имели бы обо мне плохое мнете, если бы я не сказал вам, что я в отчаянии, что клевета, переданная его величеству, не есть простое злословие?
Маркиза улыбнулась.
– А кто докажет, сказала она, – что в подобном случае вы имели бы мужество не отвечать на некоторые вопросы?..
– О, маркиза!
– Боже мой! говорят, что когда кто-нибудь несколько возвышается, приятно вредить ему.
– Приятно глупцам и злым, а я, прошу вас верить, не принадлежу ни к тем ни к другим.
– Я вам верю.
– Ваше возвышение, столь справедливое, наполнило меня радостью, и если вы позволите повторить, единственная печаль, которую ощутил я, заключалось в том, что я видел вас такой могущественной в настоящем и в будущем…
– Это значит?..
– Что не пользуясь достаточной благосклонностью в прошлом, я не мог себя успокоить воспоминанием о потере надежды.
Маркиза Помпадур продолжала улыбаться, слушая графа.
– Наконец, сказала она, – вы мой друг.
– На жизнь и на смерть. Испытайте меня.
– Испытать? В чем мне вас испытывать?..
– Очень просто. Между нами существовала только тень тайны, согласитесь чтобы была полная, и вы увидите сумею ли я сохранить ее.
– Существовала только тень тайны?
– Конечно! Я вас спрашиваю, что как не тень те поцелуи в роде вот этого, который я осмеливаюсь у вас похитить?..
С целью освежить память маркизы, де-Бридж поцеловав ее руку, вслед затем поцеловал локоть, потом плечо, потом щеку, потом…
– Довольно, граф! шептала маркиза. – Довольно! Вы никогда так не целовали меня!..
– Извините, маркиза, два раза: раз на берегу Сены, другой – в лесу.