Жизни, не похожие на мою — страница 42 из 42

ливость. Такой же она осталась и после смерти супруга. Об их семейной жизни мне ничего не известно, я никогда не встречал ее мужа — он уходил на работу до того, как я приводил Жанну, и приходил домой после того, как я ее забирал, но я уверен, что мадам Лауни любила его: они рука об руку шли по жизни, вместе растили дочерей, и жизнь без него стала пустой, несправедливой, грустной. Но больше всего меня впечатляло то, что ее горе, а она его ни от кого не скрывала, никак не отражалось на детях, за которыми она присматривает. По ее словам, они помогают ей выдержать все невзгоды, и я ей верю. Иногда по утрам, когда она открывает дверь, я замечаю ее покрасневшие глаза: должно быть, она плакала всю ночь и не выспалась, но женщина ласково обнимает Жанну, они обе смеются, и я знаю, что так будет до самого вечера.

По улице Отвилль я выхожу на площадь Ференца Листа, в уютном кафе просматриваю газеты и возвращаюсь домой. Родриго собирается в колледж, а когда он уйдет, Элен ляжет в постель еще немного понежиться. Я присоединюсь к ней, и мы займемся любовью — спокойно, по-супружески, немного привычно, но наша взаимная страсть от этого не угасает и, надеюсь, останется неиссякаемой. Потом я сварю кофе, мы будем пить его на кухне, беседуя о детях, новостях, друзьях, домашних делах. Элен пора на работу, за ней захлопывается дверь в прихожей, и я тоже принимаюсь за дело. На протяжении последних шести месяцев я ежедневно проводил за компьютером по несколько часов и писал о самом страшном: родителях, потерявших маленького ребенка; детях и муже, оставшихся без матери и жены — еще молодой женщины. Так уж вышло, что жизнь сделала меня свидетелем обеих трагедий и, как я понимаю, пощадила, чтобы я рассказал о случившемся. Мне доводилось слышать, что счастье осознается задним числом: мол, раньше я этого не понимал, но, оказывается, я был счастлив. Не могу сказать того же про себя. На протяжении многих лет я был несчастным человеком, и осознавал это, но мне нравится моя судьба, хоть в ней нет больших достижений, и моя философия полностью вписывается в слова, якобы произнесенные мадам Летицией, матерью Наполеона, в день коронации сына: «Только бы ничего не изменилось».

Да, и еще: я предпочитаю то, что сближает меня с другими людьми, а не то, что отличает от них. Для меня это тоже внове.


Дописывая последние строки этой книги, я понимаю, что почти не уделил внимания Диане. Про Амели и Клару я немного рассказал, каждой посвящена какая-то сценка, у каждой есть свое место, но младшая из сестер к моменту смерти матери была еще такой маленькой, что лишь мельком упоминалась в повествовании как молчаливый или горластый — смотря по обстоятельствам — младенец, сидящий на руках у отца. Теперь Диане исполнилось четыре годика, и мне кажется, ей тяжелее без матери, чем сестрам: она самая младшая, рядом с мамой прожила всего год и три месяца, наконец, она ее даже не помнит. Натали, супруга Этьена, рассказала мне об их последнем семейном визите в Розье: Диана все время требовала, чтобы мать брала ее на руки, но та каждый раз передавала дочь Патрису. Жюльетт оставался всего месяц жизни, и она считала, что Диане не следует привыкать к ней, потому что потом ребенок будет сильно скучать по матери. По словам Партиса Диана, едва научившись говорить, спросила: «А где моя мама?» Ее любимым фильмом стал «Бэмби». Она сотню раз пересматривала сцену, где Бэмби понимает, что его мать уже не встанет на ноги. Этот эпизод стал истинным отражением ее собственной жизни. Патрис сказал, что из трех дочерей именно Диана больше других говорит о матери и только она очень часто просит его показать слайд-шоу, посвященное памяти Жюльетт. Они вдвоем спускаются в мастерскую Патриса, усаживаются перед компьютером и запускают программу. Звучит музыка, на экране кадры сменяют друг друга. Патрис смотрит на жену, Диана не сводит глаз с лица матери. По их щекам текут слезы, они еще больше сближают совсем маленькую девочку и ее отца, и он никогда не сможет сказать ей то, что отцы всегда говорят своим детям: «Ничего, это не беда». Я далек от них и пока счастлив, но как никто другой знаю, насколько хрупким является счастье. Я хочу хоть немного облегчить чужое горе и потому посвящаю эту книгу Диане и ее сестрам.


Конец