новое. В процессе создания новизны каждая минута растягивается до часа, часы пролетают за минуту, и жизнь становится безвременной, хотя и не бесконечной. Человек не проживает свою жизнь без конца, даже если таким образом зарабатывает свой хлеб, то есть не может оставаться там, где новое не затмевает старое. Младший секретарь-стажер предпочла бы жить в парке. Поэтому она уволилась, решение вступило в силу пять минут назад.
Вышеупомянутый уход с работы никак не отразится на секретаре приемной, которая умоляла младшего секретаря «продержаться», имея в виду с каждой минутой все больше уничтожать собственную душу. Секретарь приемной, более умело приспосабливающаяся к новому, нежели ее младшая (и самая молодая) сестра, уничтожит свою душу, стараясь «продержаться» здесь; будьте так доб
ры, увольте ее, пока еще не слишком поздно.
Окончание: Собрание партнеров и членов правления окончено в 12:05. Протокол вела (бывшая) младший секретарь-стажер Э. Бронти.
Сегодняшние наблюдения, ч. 3
Глава, в которой Шарлотту ждет неудача (от лица Энн)
Весна: все громче звучат крики детей, в ожидании прогулки в парке
Эм: Я смотрю, тебе понравился завтрак.
Пес: Гав!
Эм: Правильно, если папе не нравится моя яичница с ветчиной, почему бы тебе ее не съесть.
Пес: Гав-гав!
Эм: Зря он говорит, что омлетами питаться вредно. Да разве это заявление чем-то обосновано!
Пес: Гав!
Эм: Блюда из яиц полезны независимо от того, что у них внутри или рядом, что едят до них или после. Утверждать обратное просто-напросто глупо. Ты, как я вижу, рад, что я вернулась. Тетя наверняка кормила тебя одной овсянкой, пока меня не было.
Пес: (сопит)
Эм: Не стоило мне уезжать. Это была плохая затея, очень-очень-очень плохая. Но уверяю тебя, дорогой пес, Эм больше никогда тебя не бросит. Даже если нас выселят в почтовое отделение, я тебя не оставлю.
Пес: Гав-гав!
Эм: Что такое? Хочешь еще омлета? Вот ведь неугомонный, поэтому я тебя и люблю. Однако набирать лишний вес нельзя, поэтому давай-ка лучше в парк! Ну что? Побегаем в парке? Я возьму твой любимый резиновый мячик, весь пожеванный. А возьмем с собой Ровер II? Правда, она ужасно ленивая. Ладно, возьмем: покажешь ей, как развлекаться в парке – уж в этом ты спец! Ровер! Ровер II! Собирайся, мы идем в парк!
Собаки: Гав-гав-гав-гав!
Эм: Хозяина мы тоже позовем, он очень любит поиграть. БРЕНУЭЛЛ, МАКАКА, ХВАТАЙ ПАЛЬТО! МЫ ИДЕМ ШАЛИТЬ!
Весна: становится светлее
С возвращением Эмили мы опять взялись придумывать истории, только теперь под деревом в парке, с венками на головах – начиная с лишений, постигших королевский клан Бойзберри, члены которого бежали с горы Трефойл от Безумного принца Эдгара, с радостью прижимая к себе семь волшебных конвертов и семь семян невидимости. Эмили настаивает, что дети в рассказе должны быть калеками; я готова поддержать ее идею, только если время от времени их будут поднимать в воздух ярко сияющие птицы.
Лето: жара, мозги вытекают из головы и пачкают волосы
Лотта приехала нас навестить и рассказывает о своих «сердечных делах», то есть об их отсутствии. Мы ходим, держась за руки, вокруг стола, на головы нацепили первые попавшиеся головные уборы: охотничью шапку, соломенную шляпу или то, что Лотта называет «клош».
– Один мужчина с работы, – сообщает она, – предложил мне стать добровольцем в его проекте и читать матерям-одиночкам лекции о витаминах. А я ответила, что матерям-одиночкам нужна не я – им нужен самоконтроль и здравый смысл. «Ты очень прилежная и способная, – заявил он. – Я бы попробовал переубедить тебя за чашечкой кофе».
– Он так позвал тебя на свидание! – со смехом откликается Эмили, и Лотта, поняв это, тоже смеется, а Эм добавляет: – Тише, не то разбудим тетушку и придется выслушать лекцию о ранних пташках! Дай-ка угадаю, – шепчет она, – на нем был модный галстук?
– Нет, одевается он по-простому, да и стрижка неудачная. Глаза блестят, как у фанатика.
– Господь всемогущий и все святые угодники! – восклицает Эм. – Что же нам делать? Неужто соглашаться на супруга-мужлана? Лучше искать еду по помойкам.
– Он считает меня прилежной, – говорит Лотта, стоя спиной ко мне и обращаясь к Эм. – Что бы он сказал, если б мог узреть, каков мой разум с его необычным мышлением и миллионом идей, ждущих претворения в жизнь? Если б заглянул в мое сердце и понял, как скоро оно ускоряет ход?
– Да пошли они. – Эм садится на кухонный стул и снимает маленькие ботиночки.
– Легко тебе говорить. – Лотта пододвигает другой стул, чтобы сесть напротив сестры. – В отличие от меня, ты довольна своей обособленностью и готова быть одна навеки. Может, зря я отказалась? Что думаешь?
Эмили пожимает плечами. Этот разговор ей уже наскучил.
– Секретарша с моей работы в ночную смену, – продолжает Лотта, – рассказывала о своем достойном брате…
– Достойном брате? – усмехнувшись, вставляет Эмили. – Такие бывают?
Однако Лотта никак не реагирует, а я тоже придвигаю стул, сажусь рядом и беру ее за руку.
– О его талантах, о планах на будущее, о том, как ему трудно найти хорошую девушку. «По описанию он просто чудо!» – с улыбкой сказала я, но ей даже в голову не пришло, – Лотта сглатывает ком в горле, – познакомить меня с этим образцом совершенства. И никогда не придет. Она добродушная, но не слепая же: прекрасно видит, какое неприглядное у меня лицо, какая худощавая фигура. Любимому брату такого не пожелаешь.
Мы не спорим с сестрой, поскольку и сами знаем, что непривлекательны.
Лотта, наверное, и не осознает, с какой силой сжала наши ладони, стараясь не заплакать.
– Она видела меня в слезах возле измельчителя бумаг, когда мне поручили утомительное задание; она знает, что я «вспыльчива» и «чувствительна», а еще «не умею веселиться» (то есть не пью и не участвую в пирушках). Но я бы очень хотела с ним познакомиться, ведь он всерьез занят учебой и мечтает посмотреть мир!
Эм закидывает длинную руку на плечо Лотты, которая готова разрыдаться. Это вполне в ее духе – в одну секунду, без предупреждения, переходить от экстаза к трагедии, от комедии к отчаянию.
– Что же мне делать? – спрашивает она дрожащим голосом. – На улице все мужчины глядят сквозь меня, даже старики! Время бежит, сестры! Я не знаю, как быть дальше!
Может, вспомнить о том, что сестры в таком же положении, в одной лодке? Только вот лодка у нас поменьше и потеснее и уже идет ко дну, хочется сказать мне, но Эмили спешит обнять Лотту.
– Я не желаю прожить всю жизнь в одиночестве, – со всхлипом выдавливает Лотта, уткнувшись в плечо Эм, и с ее головы падает клош.
– Ты не останешься одна, – успокаивает Эм, – даже и не думай.
– Мы всегда будем рядом, – добавляю я, хотя все без толку.
Осень: галоши, к окнам липнут мокрые листья
Драма в «Роу Хед». Шарлотта лишь твердит, что изъяла двухнедельную зарплату с целью «убраться оттуда ко всем чертям», и ни слова больше.
– С меня хватит! Хватит! – повторяет она. Когда спрашиваю, что она имеет в виду, Шарлотта стискивает зубы и у нее дергается глаз. Ей всего двадцать четыре, а вокруг рта уже появились морщины. – У всего есть предел, – только и отвечает она, расставляя на полке памятные сувениры: оловянного солдатика, локон чьих-то волос.
Зима: отзвук колоколов эхом проносится среди голых деревьев
Вновь сменился сезон. Так и хочется спросить: чья теперь очередь рискнуть и потерпеть неудачу? Ясно, что Эм никуда не поедет, да мы ее и не заставим. На меня будут рассчитывать только в самом крайнем случае, хотя с того случая в «Роу Хед» прошло уже два года. Бренуэллу пора бы уехать, но он не изъявляет желания.
Папа глядит на всех с беспокойством, пытаясь представить, что нас ждет.
На меня навалилась странная усталость. Нужно писать, но нет сил.
– Может, сдать пару комнат жильцам? – пробует пошутить Брен.
Весна: отчаянное меньшинство ходит без пальто и перчаток
Эмили хочет посидеть в парке у фонтана и решить вопрос с близнецами Пейсли и воющим Волком из Эйдертауна, я отказываюсь. Пожав плечами, она дальше сочиняет стихи, исписывает ими целые страницы. Наши тревоги ее вовсе не тревожат – в этом плане она не человек.
Лето: говорят, настало лето, но время покажет
Мы ходим вокруг стола, надев шляпы. Лотта заявляет, что наш Стеклянный город мертв.
– Если нам суждено вкалывать на унылой работе, забудем про мечты о ярких и сияющих мирах! Не нужна нам романтика, величественные лорды и бескрайнее переливающееся море. Давайте сочинять унылые истории! Унылая работа тоже по-своему благородна.
– Чепуха, – говорит Эм, предложившая Лотте сочинять вместе с нами только из любезности.
Ровер сжевал мою записную книжку, а мне даже не жалко. Хотела бы я поделиться надеждой с Лоттой, но я и свою уже растеряла – сама не знаю, каким образом. Что поможет мне пробудиться?
Осень: дождь, потом солнце, потом холод, потом дождь
Брен решил поехать в город и продавать там шаржи на туристов. Обещает вскоре возместить сумму, выделенную из расходов на его комнату и питание. Деньги польются рекой.
Реакция отца: Я рад, что ты проявил инициативу. Мы обязательно субсидируем твою очередную сумасбродную затею (это я перефразирую). Реакция Лотты, если бы она была здесь, а не вышагивала с гневным видом по парку: Можешь показать план? Сколько рисунков и по какой цене необходимо продать, чтобы погасить выданную сумму? Реакция тети, смахивающей слезу: Зачем так далеко уезжать? Ответ Брена: Здесь вокруг одни деревенщины, они ничего не понимают в рисунках (показывает на картину, где мы изображены втроем, а его лицо стерто по той причине, что не получился нормальный нос). Наблюдение Эм: Брат умеет привлечь внимание, он настоящий шоумен, и у него все получится – мы же видели его работы, мы знаем, на что он способен. Или у кого-то есть идея получше?