Жизни сестер Б. — страница 27 из 51

издателей стихотворений, но, когда я с ними связалась, они не проявили заинтересованности. Опубликуйте свои стихотворения, а потом обращайтесь к нам, сказали мне. Подвергать сомнению их странную логику замкнутого круга я не стала.

Но я продолжаю упорствовать и нашла идеальный вариант! Одно учреждение под названием «Всемирное издательство». Я подумала, что раз оно всемирное, то никому не отказывает, однако меня заверили, что нет, не всем можно публиковаться во «Всемирном издательстве», и, более того, они издали десятки сборников стихов (хотя, осмелюсь заявить, ни одного от трех красавиц!). К тому же, в отличие от «Большого издательства», как они его называют, во «Всемирном издательстве» мы, Беллы, можем участвовать в обсуждении вопросов, связанных с обложкой, дизайном, шрифтом и тому подобном, что нам подходит, тем более все мы умеем обращаться с блокнотом и привыкли создавать собственные небольшие книжки! Итак, дело сделано, лишь с одной оговоркой: для такого контроля над публикацией мы должны внести на нее средства. Мы зашли слишком далеко, чтобы останавливаться, говорю я, поэтому бумаги подписаны!


Дорогой дневник,

Новости крайне печальные. Я подписала наши контракты как Ш. Бронти, представитель трех Беллов, и во «Всемирном издательстве» решили, что это мистер Бронти, поэтому Пегий получил наши гранки и вскрыл посылку! Хотя она была адресована Ш. Бронти, а перепутать он не мог! По крайней мере, так мне все представляется. Факты таковы: посылка вскрыта, гранки разбросаны. К папе обратиться, конечно, не можем, поскольку он бы не одобрил нашу затею: ведь мы превзойдем Единственного мальчика, который благодаря редким появлениям в печати считается литератором, хотя, естественно, своей трезвостью и приличием мы превосходим его каждый день.


Дорогой дневник,

Я запросила повторную отправку гранок, пусть даже за дополнительную стоимость. Свалила вину на собаку Эмили, обозвала это невинное существо бесконтрольной дворнягой. Ровер, конечно, само спокойствие по сравнению с нашим домашним монстром: Ровер не загаживает свой дом, как это еженощно делает Пегий, но разве Единственного мальчика посмеют винить в уничтожении Литературы?


Дорогой дневник,

Пегий вернулся домой после ночного кутежа, плачет в коридоре – слышу его всхлипывания со своей койки. Почему вы не взяли меня? Литературный успех помог бы изменить мою жизнь, мне так его не хватало, вы же знаете, что все у меня складывается непросто, зачем же так унижать меня перед приятелями, они поймут, что вы от меня отказались, три тощие девчонки, хотя единственный поэт в этой семье – я, единственный настоящий творец! За что, Эмили, за что?

Пегий так сильно переживает, что даже хочется посочувствовать! Не его вина, что он вырос с осознанием, будто он король вселенной: он и должен был стать королем нашей семьи, то есть его вселенной, однако никто не наделил его способностью к самокритике и сдержанности, которые помогли бы ему добиться почитания. Вдруг слышатся крики Эмили, Отпусти меня, скотина! Мне больно!


Дорогой дневник,

Волнение от публикации было сильнее во время ее ожидания, чем когда все наконец свершилось. Шрифт оказался не таким, как мы представляли, страницы помяты, в словах опечатки, которые должен бы заметить редактор, если бы он вообще читал книгу, но в любом случае мы достигли желаемого результата.

Впрочем, нашу книжечку никто не покупает и никто не пишет рецензии, при этом издатель без конца заверяет, что она доступна любому желающему. В связи с этим нам предстоит принять некоторые решения. Пока Бренуэлл пирует, а папа мечтает, мы с сестрами соберемся, ведь нам нужен план!

Дерзкая идея, красивая как сами Беллы

Глава, в которой сестры задумываются о написании романов (от лица Эм)


Папа засыпает, поэтому я убираю тарелку, чтобы его борода не попала в соус. Если папа заснет, его нелегко разбудить, так говорит Лотта.

Говори, Лотта, говори!

Сестры, обращается она, нам надо побеседовать. И встает, чтобы привлечь наше внимание.

По ее словам, наследство тети значительно уменьшилось из-за мотовства Бренуэлла и наших неудачных попыток продать стихи. К тому же папа почти совсем ослеп.

Энни соглашается: Пятипенс должен повсюду его сопровождать, чтобы отец мог нормально добраться, куда нужно, и найти газету или скамью и тому подобное без травм и унижений.

Вчера ты очень деликатно подвела его к столу, сказала я, обращаясь к Лотте, чтобы он не ударился и ни на что не наткнулся.

Но Лотта еще не закончила:

Сестры, мы должны подготовиться к тому моменту, когда папа не сможет работать! Нам нужен план!

Я молчу, потому что у Лотты, пусть даже она глядит в потолок для вдохновения, есть план и она готова его озвучить.

Энн этого не замечает. Вернемся к работе? – предлагает она. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я ушла от Робинсонов…

Я сплевываю (образно говоря).

Энни продолжает: Может, я уже отдохнула?

Подожди! – восклицает Лотта, словно ей в голову пришла грандиозная идея. Такая грандиозная, что нужно присесть! У меня есть идея! – говорит она. Она дерзкая и красивая, как сами Беллы! Рассказать?

Мы устраиваем Лотте напряженную паузу.

Мы должны, говорит она… писать романы!

Я ожидала чего-то подобного, и эта мысль мне не нравится. А-а, отзываюсь я. О-о, выдает Энн.

Лотта дает нам возможность переварить услышанное.

Только представьте! – продолжает она.

Наше воображение лучше всего подходит для повествования, не считая Эм, талант которой способен на все. Каждый день мы слышим, что люди, которые не обладают и половиной нашего мастерства, становятся известными и получают доход от своей работы, так почему бы и нам не попробовать? Наши книги, естественно, должны хорошо продаваться, а значит, нужно писать о том, что желает увидеть публика, например, о любви и приключениях. А еще, я настаиваю: они должны быть поучительными!

Мне не по душе эта идея, но и других способов избежать нищеты я не вижу.

Поучительные приключения, говорю.

Однако Лотта настроена серьезно, так серьезно, что мы не можем отказать: она этого не вынесет!

Энни, говорит, как я понимаю, ты уже начала писать?

Начала, шепчет она. Роман о няне.

У меня тоже есть идеи, выдаю я.

Я еще не определилась, говорит Лотта. Мое воображение, изобильное на протяжении стольких лет, сейчас молчит, но, полагаю, при должном усердии и вашем любезном терпении оно снова проснется!

Мои сестры приветствуют затею: Лотта с радостью, Энни с затаенной надеждой; я же знаю, что она меня уничтожит и раздавит. Правда, если уж мне предстоит столкнуться с разрушением, так пусть оно будет во имя Искусства.

Энни ищет и находит суть.

Ура! – кричим мы. Ура!

Горевать – так с пользой: нерегулярные заметки писателя

Глава, в которой Шарлотта придумывает роман о реальной жизни


Заметки бессонной ночи

Я своего добилась, хотя сестры этому не рады.

Эмили вышла из комнаты.

Энни, позвала я.

Она привела Эмили обратно, сказав ей что-то на кухне.

Ты чего? – откликнулась Эмили. Я просто ходила за арахисом. Если уж мне предстоит стать цирковой обезьянкой, то хотя бы питаться надо хорошо.

Значит, по рукам? – спросила я. Если так, давайте произнесем тост!

Энни побежала за бутылкой, а Эмили тем временем хрустела скорлупой от орехов и бросала ее на пол.


Свободные заметки

Сижу в нашем хорошо освещенном туалете и думаю: что же мне написать? При сочинении стихов я не испытывала такого беспокойства. Не так уж сложно передать одно мгновение (в стихотворении), но целую жизнь из мгновений (в прозе)? Мгновений, которые несут на себе бремя причины и следствия? Мгновения, населенные… населением? Я в тупике! Плохое стихотворение способно испортить всего один день (и из него можно сохранить хотя бы одну строку для новых работ), но роман? Роман способен испортить целый год и даже больше! Я не готова потратить зря столько времени!

Не так уж давно Некто запер меня здесь, надеясь проучить; и заточенная в этом пространстве, я представляла себе все: зло, забвение, сочащуюся из стен кровь. Теперь, повзрослев, я вижу только обычную плитку и потрепанные полотенца. У меня вообще никакого воображения!

Я должна следовать по пути, проложенному моим учителем, то есть постичь собственную жизнь и сердце, но кто захочет читать о скромной секретарше, которая пала еще ниже? Или о няне и ночном регистраторе? Если автор недовольна своей жизнью, как же она сумеет ее постичь? У меня нет романтических отношений, только безнадежные мечты; нет великих свершений, только унижения и потери. Чтобы постичь Лотту, нужно постичь горе.


Заметки на обороте списка покупок

Я пишу, сидя на скамейке в парке, продукты свалены у моих ног, потому что я придумала историю! Брат и сестра, каждый влюблен в того, с кем не может быть вместе. Возлюбленная брата пользуется его неопытностью, манипулирует его самолюбием, а возлюбленный сестры благороден, но не может вырваться из отношений с женщиной, поскольку честь не позволяет ее бросить. Эта женщина, скажем так, больна и некрасива, зависима от него, что лишь усиливает связь, в то время как сестра молода, полна энергии юности и юношеской любви. В отличие от брата, у нее есть принципы и гордость; когда ее положение проясняется, она уходит от мужчины, а вот брат продолжает унижаться, таясь. Состояние здоровья у обоих ухудшается, но брат выплескивает свои страдания в себялюбивых поступках: требует внимания, выбирает жестоких друзей, изводит свою даму, которая и так не особо им интересуется; в конце концов, опустившись на самое дно, он умирает, например в сточной канаве. Сестра пропускает горе через себя посредством бескорыстных дел. Возможно, отправляется волонтером в Африку, где встречает мужчину, который восхищается ее характером. Они довольны своей жизнью, отданной на помощь другим. Быть может, их разлучит непонимание, но истина вновь соединит их сердца.