«Я крыса, – писала она в дневнике, – обученная жать носом на кнопки. Взамен получаю зернышко. Только теперь кнопка бьет электричеством, и я падаю на пол, но все равно продолжаю нажимать, ведь мне нужны зерна – иначе я не выживу».
Человек, прибегающий к таким сравнениям, несомненно испытывает к себе некоторое отвращение. Лотту раздражало, что она не в силах повлиять на этот замкнутый круг из ожидания, разочарования, восторга, ожидания и отчаяния. Она всегда стремилась управлять своими чувствами, а здесь у нее не получалось. Так были ли эти чувства просто дружескими? Верится с трудом.
Вторым аргументом в пользу наличия «чувств» станут «загадочные» три дня в октябре, за которые их отношения, какими бы они ни были, навсегда изменились.
Что произошло в те три дня? Опять же, мы точно не знаем. Известно только, что Лотта писала «В.» с весны, а к концу лета отправила Джонсу первую половину романа. Две недели спустя он отправил ей официальное письмо как часть их профессиональной переписки. По половине книги он высказывался одобрительно, но не без оговорок:
«Я не уверен, что молодой человек вашей главной героини – достойный персонаж, – писал он, – или, быть может, вы планируете сделать его более привлекательным ближе к концу книги?»
Лотта была в восторге. Она написала официальное, почти эйфорическое письмо, заверив Джонса, что у нее большие планы на этого «милого молодого человека». Редактор не найдет в нем недостатков. Он будет лучшим мужчиной, когда-либо украшавшим ее страницы, и тому подобное.
Когда Джонс не ответил, Лотта впала в уныние. Клиническая депрессия, последовавшая за смертью Бренуэлла, Эмили и Энн ушла, но ее сменила привычная удрученность. Ночью ей снились кошмары, мрачное настроение надолго затягивалось, вдобавок были длительные периоды бессонницы и странные боли в теле. После трех недель ожидания она слегла, ее организм «не осилил подобную аритматику».
Почему же он не ответил? Лотта ему наскучила, или его вниманием завладел другой автор, другая женщина, или подхватил простуду, или же его мать подхватила простуду? Мы понятия не имеем. Как и Лотта, мы знаем лишь, что он молчал.
Со временем Лотта отправила Джонсу «официальное» письмо с просьбой о визите. Написано он формальным тоном в соответствии с их профессиональным общением. «Необходимо обсудить один вопрос; от этого зависит будущее «Г», – писала она. Джонс вновь пригласил ее в дом своей матери.
У нас нет сведений о том, что произошло во время этой встречи. Известно, что Лотта купила по этому случаю платье (цвет: саламандровый), информация сохранилась в ее подробных финансовых отчетах. Известно, что она купила для Джонса коробку кубинских сигар, а еще огромную книгу кроссвордов, предположительно, для миссис Джонс; известно, что она заплатила за подарочную упаковку и узорчатую ленту. Вот и все, что нам известно, помимо того, что после тех выходных все переменилось.
Джонс и Лотта никогда больше не встретятся лично, не будут обмениваться электронными письмами, поддразнивать друг друга и так далее. Лотта стала направлять рабочие письма с подписью «главному редактору». И «забросила» компьютер, не забывая лишь протирать от грязи жесткий диск. (Заявления о том, что она якобы выбросила его в окно и компьютер упал возле мусорных контейнеров во дворе, предстают сомнительными.)
Таковы все доступные нам факты; кроме этого, ничего не известно. Такой поворот событий говорит о том, что в те три дня были задеты чьи-то чувства; учитывая чрезвычайную восприимчивость Лотты, небезосновательно предположить, что именно с ее стороны. А принимая во внимание дальнейшую размолвку, кажется маловероятным, что чувства были не более чем «дружескими».
Возможно, самое убедительное свидетельство (если оно действительно убеждает) наличия чувств с чьей-то стороны – это «В.», наш третий аргумент. В первой половине романа «В.», часть которого Лотта отправила Джонсу, рассказывается о женщине (В.), по описанию похожей на саму Шарлотту: умная, сдержанная, скрывает внутри бурю эмоций, проницательная, остро воспринимающая иерархию общества и свое место в ней, остроумная, скромно одетая, склонная к депрессии.
В. знакомится с Бойдом, человеком, чьи качества напоминают Джонса: молодой, красивый, приятный в общении, галантный, умный без лишней заумности (немало, однако, хороших черт). Дружба с Бойдом (и его матерью!), как и его письма, которые поначалу приходят часто, не дают В. сломаться.
О чувствах В. к Бойду можно только догадываться: она с нетерпением ждет писем, но почему – из-за своего одиночества или из-за «неравнодушия» к нему? Непонятно. Ясно одно: Бойд не питает к В. нежных чувств, он обожает некую Амелию. Этот типаж уже знаком нам по творчеству Лотты: светловолосая красавица, душа общества, принадлежит к известному классу; она не перетруждается физически или умственно. Вероятно, именно это обстоятельство имел в виду Джон, когда предлагал сделать героя более «привлекательным», ведь не может же Лотта не осудить Бойда за такое ребяческое легкомыслие, не говоря уж о его наивности.
Итак, в первой половине «В.» героиня, похожая на Лотту, испытывает чувства к герою, похожему на Джонса. Принимая во внимание условности конкретного типа романов – таких, как «Дурнушка Джейн» и даже «Шире!», читатель легко может представить и, более того, предположить, что Бойд одумается и к концу книги женится на В.
Такой была первая часть рукописи, которую Лотта отправила Джонсу.
Пыталась ли она открыться ему посредством романа? В некотором смысле она словно предлагает себя; а ему предстоит выбирать между ней и кем-то вроде Амелии. Она терпелива и готова ждать, когда он одумается, а он обязательно одумается.
Еще раз обратим внимание на язык письма: «Я не уверен, что молодой человек вашей главной героини – достойный персонаж». Если эта гипотеза верна и первая половина романа служила слабо завуалированным любовным признанием, почему его ответ ее не вдохновил: я тебя не достоин. Действительно, чем не повод обрадоваться? Он готов действовать – и скоро! Действительно, как затем не быть раздавленной и смущенной его молчанием?
А что же Джонс? И вновь мы можем только предполагать. Наиболее распространенным толкованием стало то, что он был слишком юн, совсем еще мальчишка, вступивший в приятную переписку с писательницей, одинокой женщиной на несколько лет старше (ей на тот момент было тридцать пять). Если он и заигрывал, то ничего не подразумевал. А может, подразумевал, но в силу своей молодости быстро передумал, особенно когда получше узнал Лотту с другой стороны, раздражительной и физически не очень привлекательной. Винить его в таком случае, возможно, и не за что, но нельзя не заметить: стоило быть осмотрительнее.
Менее доброжелательные интерпретации представляют его манипулятором, испытывающим свою силу притяжения на женщине, которая не могла ему противостоять. Лишь изредка критики заявляют, что он искренне заботился о Лотте и, возможно, даже был в нее немного влюблен. Конечно, она помогала ему развивать его открытость, его творческую жилку, готовность к получению нового опыта. Фактически это она наделила его хорошими качествами, которых другие и не замечали. А ему, вероятно, понравился этот образ, представлявший его более привлекательным человеком, чем на самом деле.
Что же произошло в течение тех трех дней в октябре?
Опять же, в «В.», судя по всему, можно найти подсказки. Вернувшись домой из загородного поместья Джонсов, Лотта в течение следующих полутора лет пишет совершенно неожиданную вторую половину этого романа. Изменилось направление повествования – благодаря чему «В.» будут с удовольствием читать, изучать и обсуждать многие будущие поколения. Если бы Лотта просто следовала установленному для героини курсу (скучный герой понимает свою ошибку, и они с В. живут долго и счастливо), мало чем в этой книге можно было бы восхищаться: «В.» стала бы вариацией на тему «Дурнушки Джейн», только с еще более неприглядной Джейн, с Джейн, лишенной огня и интереса, с Джейн, которая так плохо запоминается, что не заслуживает даже быть названной по имени.
Вместо этого в начале второй половины В. устает от Бойда: не успел он понять истинную суть Амелии, как и вторая девушка наносит удар. В. берет судьбу в свои руки: она не станет ждать, пока условности романа ее нагонят, она вовсе не намерена ждать! И поэтому находит человека, который является полной противоположностью Бойда: не похожий на других, не интересующийся современными веяниями, низенький, страшненький, прозорливый, начитанный, темпераментный, отнюдь не глупый. Этот пылкий и внимательный человек даже не взглянул бы такую, как Амелия! Более того, он не заставил бы женщину томиться две недели без письма! В общем, он мужчина, а не мальчик (как Бойд) – идеализированный Учитель Лотты!
И как же нам понимать эту удивительную перемену?
Связано это наверняка с тремя октябрьскими днями. В те дни что-то случилось, что-то несомненно связанное с первой половиной «В.». Если это так, то вторая половина – ответ Лотты.
На этот счет у нас есть мнение Марлен Умлаут, которая в своем основополагающем трактате о подрывном «переписывании» утверждает, что Лотта сделала Джонсу предложение в его поместье, а когда он отказал ей, попыталась «переписать» это событие, превратив «В.» в пятисотстраничное заявление «Беру свои слова обратно, как будто я ничего и не говорила», таким образом принижая Джона и обрекая его на вечную жизнь с Амелиями.
Противоположной точки зрения придерживается Полли Плюм, в чьем превосходном исследовании «Лотта одна» рассматриваются так называемые «пустые годы» после смерти Энни. Полли предполагает, что это Джонс сделал предложение, а Лотта, огорченная и униженная – поскольку не ожидала, что их легкомысленная переписка к такому приведет, тем более Джонс очень далек от мужчины, которого она воображала рядом с собой, – отказала ему, а затем написала вторую половину «В.», желая убедить его, что она ему (впрочем, как и он ей) не подходит.