ая беспокойства Лотты. Буду твоим су-шефом, заявляет Нелл и объясняет, что это значит. Пусть так. Ты режь, режь, я не против луковых слез: я привыкла!
У братьев и сестер Нелл свои семьи; она ведет себя как тетушка – берет на себя ответственность, помогает. Давай я сделаю, говорит. Чем тебе подсобить?
Она радуется, когда добрый мистер Бронти, человек с престижной работой и званием, (вновь) показывает ей свои награды и картину с изображением «девочек», а затем отодвигает для нее стул и произносит о ней тост: за достойное пополнение их компании к Новому году! Лотта согласна, мистер Пятипенс согласен.
Мистер Пятипенс… нет, не пойдет. Он почтителен, но много держит в себе – слишком много. И взгляд его обращен к Лотте, а она этого не видит.
Зато видит мистер Бронти. Не успела Лотта подать Благополучие, как он начинает.
Лотта рассказала вам о человеке, с которым познакомилась? Джей Би вроде. Или Джей Ди? Джей Си?
С этим вопросом он почему-то обращается к Нелл.
Его зовут Джей Ти, папа, говорит Лотта, и, даже если я его упоминала, тут ничего серьезного.
Ерунда! – грохочет папа. Стоит провести полчаса в его компании, и сразу поймешь, что он человек образованный и успешный, влиятельный и порядочный.
Он скучен, папа, он незамысловат. Ты понял бы это, если бы провел в его компании тридцать одну минуту. Вам хватает Благополучия, мистер П.?
Вполне, шепчет Пятипенс.
И все же, говорит папа, я считаю его достойным. Пригласим его на чай?
Не пригласим, отвечает Лотта.
Ты бы лучше побольше узнала о его происхождении, о его качествах, продолжает папа. Он из хорошей семьи и гордится этим. А ты здесь чахнешь и ни к кому не хочешь присмотреться.
Я не одна, откликается Лотта, глядя в свою тарелку. У меня есть книги и переписка. Стоит только выехать в город, как меня сразу окружает толпа.
Восхитительное Благополучие! – восклицает Нелл, потому что ее подруга не притронулась к еде. Вместо этого Лотта сжимает руки на коленях, костяшки пальцев побелели. Серьезно, говорит Нелл, обязательно напиши мне рецепт – хотя «Благополучие» состоит всего лишь из вареной капусты с лимоном.
Пожалуйста, не надо перебивать. Или менять тему. Она важная.
Непонятно, разговаривает ли папа с Нелл или с ее подругой, но она не слушается.
Мистер Пятипенс, обращается Нелл, расскажите что-нибудь о вашей работе.
Мистер П. рассказывает. Папа сердито смотрит.
Часть 7. Любовь
Собачник
Глава, в которой Шарлотта находит любовь
Дражайшая Нелли,
Не буду ходить вокруг да около или поблизости, поскольку случилось нечто необычайное: мистер П. объяснился мне в любви!
Надеюсь, ты поверишь, если я скажу, что не давала ему повода для надежд, которые он лелеял уже многие месяцы (если не годы). Да, я его поддразниваю, потому что он напоминает мне брата, он постоянно находится в нашем доме и дразнить его легко, особенно из-за отутюженной одежды и строгих взглядов по любым вопросам. Поддразнивание идет на пользу человеку строгих взглядов в отутюженной одежде, и он принимает его с юмором; и кого мне еще остается дразнить?
Нелли, ты бы его не узнала – он сильно изменился с твоего последнего визита. Несколько дней ходил удрученный, а я и не спрашивала, поскольку особо не задумываюсь о мужчинах! Он отказался от чая, был опечален и, кажется, немыт! – и теперь я понимаю почему: он набирался решимости, и от этого ему стало нехорошо! Он едва мог устоять на месте! Руки у него дрожали, глаз дергался.
Вот как все было: подходил к концу ужин для помощников отца, это хорошие люди, которые служат волонтерами для бедных. Для таких ужинов я готовлю лазанью, потому что, в отличие от других блюд, это у меня частенько получается, а многие ингредиенты можно найти «в готовом виде» и не надеяться на собственные неважные способности, при этом результат впечатляет. К тому же это любимое блюдо папы и мистера П., но в этот вечер мистер П. не захотел есть лазанью, и, когда один из помощников спросил, здоров ли он, голос мистера П. дрогнул. Здоров, но не совсем, ответил он. То есть, добавил, со здоровьем у меня все в порядке, большое спасибо, но эти слова он пробормотал, и разговор, который, как всегда, вел мой отец, перешел на другие темы. Я подумал, что, возможно, у мистера П. грипп и шепнула ему об этом, но он с грустным выражением лица отозвался, что вовсе не поражен ни микробами, ни едой, ни погодой, ни чем-либо физическим, а скорее, страдает от болезни духа, хотя в этой компании он отказался объяснять, а я и не настаивала, поскольку была обязана «председательствовать» на этом ужине, где обычно не место откровениям. Однако тогда у меня мелькнула мысль, что он, должно быть, страдает от любви и как это необычно – представлять его с «подругой», после чего мои мысли обратились к обсуждаемой теме, которая была связана с налогами.
Мистер П. помог мне отнести на кухню все столовые принадлежности, что он нередко делал. Я ставила посуду в раковину, как вдруг он сказал: Лотта, дорогая Лотта, я должен с вами поговорить.
Я по-прежнему не догадывалась. Да, мистер Пятипенс, сказала я, открывая кран. Я вас слушаю.
Лотта, сказал он, любимая Лотта, и понеслось: я закрыла кран и в ужасе на него уставилась.
Папа знает? – наконец спросила я, когда он договорил, а я пришла в себя; он признался, что никто ничего не знает, кроме, собственно, меня (и всех, кто видел его в тот вечер, подумала я, ведь его поведение теперь стало совершенно очевидным!).
Он считает, что я не смогу его полюбить, Нелл; просил только выслушать, даже не рассматривать как жениха, хотя это и сделало бы его самым счастливым человеком на свете.
Я сказала ему, что дам ответ завтра, но только из вежливости, а потом выставила его за дверь. Зная, что папа будет сильно утомлен, я решила не беспокоить его, зная, что, если я скажу ему утром, у него не будет выбора, кроме как пойти на работу и унести с собой свое недовольство.
Нелл, по одному небольшому инциденту, случившемуся во время твоего пребывания здесь, я знаю, что ты считаешь моего отца тираном, поэтому не уверена, стоит ли описывать его реакцию на следующее утро, которая лишь подтвердит твое мнение. Я никогда не видела его таким расстроенным! Мистер П. сомнительного происхождения (как он сам говорит), его будущее непримечательно, ему не хватает ума, средств и умения как-то заявить о себе. Я не отрицаю, хотя и не думаю, что именно так стоит оценивать мужа – или вообще мужчину! Папа еще больше утомился, его лицо сильно покраснело и опухло, я даже подумала, что у него приступ. Он несколько раз тыкнул мне пальцем в лицо, а какие слова вылетели из его уст! По отдельности это были слова цивилизованного человека, но складывались в ненавистные фразы! Мистер П. – коварный змей, он опасен, он само зло, он пытается меня похитить!
У мистера П., конечно, много неподходящих качеств: он узколобый, необразованный, несилен воображением – читает лишь политические трактаты, которые всегда лишь подкрепляют, но не опровергают его убеждения, – но он вовсе – знаю, ты мне веришь – не само зло! Печально, что отец видит его таким! Это говорит о недостатке человеческого понимания, не говоря уже о сильной душевной травме. В тот первый день я ничего не сказал в защиту мистера П., не желая усиливать гнев моего отца, который и так достиг опасных размеров.
Я написала письмо с отказом, изъясняясь кратко и однозначно, чтобы не давать неоправданную надежду, но и отец тоже написал ему в ужасных выражениях, запрещая мистеру П. обращаться ко мне в нашем доме. Вкратце, после семи лет безупречного поведения, семи лет доверительного, надежного и, осмелюсь сказать, незаменимого сервиса, мистер П. стал изгоем, а я не в силах исправить ситуацию! Я не могу образумить отца, и это невыносимо. Мистер П. не соглашается дать требуемое от него обещание, поэтому ему запрещено переступать порог нашего дома и, соответственно, помогать отцу, так как его рабочий кабинет находится здесь. В приступе детской истерики, как описал папа, мистер П. сказал, что увольняется и уезжает помогать бедным в далекие страны! Я не сомневаюсь, что он говорил всерьез, но не желаю ему такой участи, так как погода или обычаи других мест ему не подойдут, он человек бескомпромиссный, привыкший поступать по-своему.
Волонтеры устроили мистеру П. прощальную вечеринку, хотя до сих пор неясно, вернется ли он к родным или действительно уедет в далекие края. По случаю вечеринки ему наконец разрешили войти к нам в дом. Печальный повод. Он ничего не услышал из того, что ему говорили, а когда пришло время выступить с речью (поскольку волонтеры были уверены, что его ждут великолепные возможности), он только смотрел на меня, а руки тряслись так сильно, что он пролил шампанское на платье одной дамы и всем присутствующим сказал лишь: я… я… я…
Когда он ушел, я мыла посуду – опять! Тебе, Нелли, я, наверное, кажусь довольно унылой, но, увы, не ему! – и я думала, что он окончательно ушел, и мне было жаль, но не очень, и вот я отправилась к почтовому ящику проверить почту, а он все еще был в холле, ужасно расстроенный, сидел на парчовом диванчике, предназначенном для украшения интерьера (за последние двадцать лет на нем точно никто не сидел). Он рыдал, Нелл, ничуть не беспокоясь, что его увидят. Рыдал не по-мужски, роняя скупые слезы, а как ребенок, всхлипывая и содрогаясь всем телом, если можешь такое представить. Естественно, я подошла к нему, я же не чудовище. Сказал, что поедет к родне и просил, чтобы я ему писала. Я ответила, что это невозможно. У меня появился шанс заметить, что я вовсе не желала его расстраивать и не разделяла мнения отца о его предложении: я не считала его «коварным» или «недостойным»; я просто считала, что он не соответствует моему характеру, а я его. Легче ему от этих слов не стало, а вот мне полегчало, потому что мне не хотелось, чтобы с мистером П. плохо обращались.
Посочувствуй мне, Нелл. Когда-то я мечтала о поклонниках, но в итоге, как тебе известно, выбрала одиночество и никогда не желала – и уж точно не ожидала – разбить кому-нибудь сердце.