Что касается твоей мамы, я буду преданно любить тебя. Такова моя природа: любить то, что люблю, целиком и безгранично, не раздумывая, и, хотя мое мнение о правильном детском поведении сформировано в основном посредством наблюдения за детьми, которые вели себя плохо, я все же могу оказаться матерью, которая из любви своей прощает любые проступки. Вот мои хорошие качества как матери:
Я умею рассказывать истории, а ты будешь помогать! Будем рассказывать истории вместе – чтобы они точно понравились!
Я могу показать тебе все лучшие картины нашего маленького городка и объяснить, как на них правильно смотреть.
Я никогда не забуду о твоем дне рождения и буду устраивать веселые вечеринки.
Если позволят средства, куплю тебе игрушки, которые тебя порадуют.
Я позабочусь о том, чтобы у тебя всегда были книги.
Я буду отвечать на твои вопросы, ведь дети, как я знаю, любопытны, а любопытство нужно поощрять.
Я найду тебе учителя латыни, если ты того пожелаешь.
Мы постараемся снабдить тебя братьями и сестрами, хотя надеяться особенно не стоит, так как я уже стара. Меня в своем время одарили сестрами и братом, как и твоего отца; нам кажется, что быть единственным ребенком одиноко, поэтому будем пытаться.
Поэтому я думаю, у тебя будет счастливое детство.
Мы, твои родители, сделаем все возможное, чтобы оно было именно таким.
Твоя любящая мама
Любимый кумкват! Сегодня мне пришлось сходить в лавку, чтоб узнать размер кумквата и попробовать его – он сладкий! Очень приятный фрукт! Ты должен гордиться тем, что ты отличный кумкват; надеюсь, на следующей неделе ты станешь не менее гордым инжиром – я в тебе не сомневаюсь.
Однако я должна сообщить, что, несмотря на твои добрые кумкватовые намерения, из-за тебя твоей маме стало плохо. Мне сказали, что так бывает всегда, хотя я с трудом могу в это поверить: как может мать-природа кормить кумкват, если его мама по утрам, а иногда днем и вечером, лишается завтрака, обеда и ужина? Медсестра улыбнулась самой снисходительной улыбкой, когда я сказала, что это неправильно: со всеми так происходит, сказала она (хотя я не заметила кольца на ее пальце). Но я рада узнать, что мне не грозит стошнить тобой или заморить голодом тебя или себя.
Мы решили разместить тебя в гостиной, что не порадовало папу, но он полюбит твою комнатку, как только она станет твоей. Чтобы не беспокоить его лишний раз, мы подождем до тех пор, пока это станет неизбежным, и тогда тетушкины вещи, дабы освободить место для кроватки пеленального столика ведра для подгузников ящика для игрушек – всего того, что, как говорят, должно быть у современного мальчика. Дама в магазине рассказала мне о трафаретах, но я не собираюсь рисовать на стенах твоей комнаты ни корабли, ни карты, ни подсвечники, ни мячики – надеюсь, ты не против.
Тебе понравится наш домик, и нам понравится с тобой тут жить. В нем мы столкнулись с множеством печальных событий. Твои тети, дядя, бабушка и двоюродная бабушка все умерли в этом доме, и их смерть до сих пор витает в воздухе. В любой комнате нельзя не почувствовать, что произошло, но ты наполнишь все пространством сладким кумкватом – будешь смеяться и плакать, бегать и ползать, играть, спрашивать и настаивать на чем-то неразумном, как маленький лорд – пока мы не привыкнем воспринимать каждый угол только в связи с тобой и с великим чудом, которым ты являешься. Мы полны надежды, дорогой фрукт, потому что наше будущее отличается от прошлого, а какой именно будет эта новизна, мы пока не знаем – просто верим, что нас ждет только хорошее.
Твоя мама
Мой дорогой стручок, теперь я реже выхожу и чаще лежу в постели, так как плохо себя чувствую: не могу удержать в себе никакую еду. Твой папа приносит мне то, что я люблю, особенно рогалики, и, хотя от их вида мне становится дурно, я улыбаюсь и откусываю немного ради него, а затем, стоит ему отвернуться, скармливаю остаток собаке. Я очень не люблю лежать в постели, ведь несмотря на то что твой папа отлично и заботливо за мной ухаживает, у него есть Свои Дела, как и у меня – например, нужно сшить тебе одежду, чем я собираюсь заняться сама, поскольку это поможет нам сэкономить, к тому же я буду уверена, что твой крошечный комбинезон сшит как следует. Лежа в постели я не стану терять времени: я нашла истории, которые сочиняла с твоим дядей, и просматриваю их, чтобы понять, годятся ли они, хотя слова из наших рукописей чрезвычайно малы, а я чрезвычайно устала!
Твоя любящая мама-стручок
Моя сладкая репка, скажу тебе честно, мой красивый и умный корнеплод: я в боязни, как выражаются поэты. Моя мать умерла вскоре после рождения твоей тети Энн. Она совсем ослабла после родов и прожила недолго. Сейчас я почти ее ровесница, мне скоро тридцать девять! Я всегда была хрупкой; боюсь, я не справлюсь.
Ну вот, я рассказала об этом лишь тебе и больше никому. Потому что я увижу, как ты ползаешь, бегаешь, карабкаешься и прыгаешь! Я увижу, как ты прочитаешь свою первую книгу, потом пойдешь в школу, добьешься успеха, женишься. Я буду наблюдать за всяким твоим триумфом – а их будет много! Но где взять силы? Все заверяют меня, что это нормально – чувствовать себя настолько плохо. Но я едва могу пошевелить головой, стены кружатся, как и все у меня внутри; голову придавливает пустотой и тяжелым воздухом. Только из-за тебя я не делаю выбор в пользу смерти, но мне нехорошо.
Твоя любящая мама-репка
Мой самый дорогой малыш, у меня не хватает сил открыть книгу, чтобы узнать, до плода какого размера ты уже вырос. Судя по тяжести, ты теперь размером с дыню, но ведь на прошлой неделе был репой: разве ты способен расти, когда я ничего тебе не даю? Каждый день я пью бульон, который приносит мой добрый муж: пью ради тебя, пока он не выходит наружу. Я стараюсь взбодриться, правда, ради тебя и твоего дорогого папы, который теперь смотрит на меня тревожным и гнетущим взглядом, а не потакающим, как это было, когда ты имел размер стручка гороха, и мы думали, что мое неважное состояние «в пределах нормы». Поэтому я говорю «дыня», так как дыня способна выжить без матери, в отличие от чечевицы, инжира и даже лимона.
С мыслями об этом я и обращаюсь к тебе – не знаю, смогу ли поговорить с тобой завтра или даже сегодня вечером. Мой дорогой малыш, ты будешь сильным, ты будешь очень-очень сильным, ты будешь бороться изо всех сил, которые у меня остались, и со всей мощью, с которой я прежде боролась с жизнью и судьбой, и эта борьба подарила мне тебя, так что борьба – это хорошо! Никогда не сдавайся – и будешь жить! Если ты будешь жить, то мне не страшно умереть. Слушайся папу, моя прекрасная дыня, моя хорошая сильная дыня, потому что без меня ему будет грустно. Он поддерживает меня, твой папа, даже когда сам не осознает, он поддерживает меня, а я, хоть и в меньшей степени, его; то же самое он сделает и для тебя, а ты, когда станешь старше, или даже сейчас, для него. Для этого нам и дается жизнь, моя единственная и неповторимая дынька: чтобы мы могли поддерживать друг друга, зная, что нам тоже помогут. Думаю, нет ничего более важного.
Твоя печаль будет отличаться от отцовской, и он вряд ли об этом узнает: он будет скучать по тому, что имел, по тому, чего слишком долго ждал, и решит, что ты испытываешь то же самое. Но ты будешь скучать по тому, чего у тебя никогда не было, по тому, чего ты не знаешь и не можешь назвать, хотя этот голод невозможно утолить. Итак, я желаю, чтобы у тебя все сложилось лучше, чем у меня. Требуй от отца ласки и внимания; он с радостью одарит тебя и тем и другим, и даже бо́льшим, если поймет, что тебе это нужно, и тогда ты вырастешь прекрасным и смелым, а он поделится с тобой всеми хорошими качествами. Он сделает из тебя по-настоящему замечательную дыню!
Границы начинают размываться: в этой маленькой комнате толпятся создания, мелькают черты ушедших от нас, надеясь отыскать себе новое место: ум твоего дяди, стойкость и ясность тети Энн, гениальность и самодостаточность Эм – ты обязательно полюбил бы эти души, а они полюбили бы тебя! Забота и жертвенность Марии, услужливость Элизы, мамина любовь, они здесь, с нами, каждый день, они хотят наполнить тебя. Ты станешь частью того, какими они были или есть; я ощущаю это и радуюсь – значит, они не мертвы! Будь так на самом деле, я спокойно могла бы умереть.
Прости за эти странные видения, маленький плод – может, завтра я смогу объясниться точнее и выразить все словами, которые ты – и я! – сумеешь понять, и пусть все наши мечты сбудутся.
Беллы
Глава, в которой вдовец скорбит
Колокола через дорогу убрали, и распорядок старика сбился.
С постели он зовет дочерей, зовет сына: кто-то должен его обслужить. Вот бы он поспал: он все время меня проклинает, просит Эм, малышку Энн, Брена или мелкую, как ее там. Зовет даже Марию, Элизу, которые умерли так давно, что я их не застал.
Пятипенс! – кричит он, вспомнив обо мне. Пятипенс! Пятипенс!
Он бросает что-то на пол. Плиний или другую книгу, которую держит под рукой, но не читает.
Если я не подойду, он испачкает постель – уверен, мне назло, хотя как знать.
За завтраком он напоминает мне, что Шарлотта оставила все свое имущество – так он его называет – именно ему. Кажется, считает, что это дает некое превосходство надо мной. Не таким я представлял своего зятя, говорит он, как будто я мог забыть. Он возражал против нашего союза, а теперь решил, будто бы сразу знал, что любимая дочь – его любимая дочь – не сможет такого пережить.
Уж вы-то умеете принуждать женщину к деторождению, подумал я, но не сказал вслух.
Чаще всего он безобиден. Надевает жилет и показывает мне картину Бренуэлла с изображением девочек, с которой Бренуэлл стер себя, проявив, что бывало редко, здравый смысл. Могла бы красоваться на любой стене! – восклицает Старик, имея в виду стену любого музея, любого великого человека. На самом деле, только лицо Энн по-настоящему напоминает о давно скончавшихся девушках. Хотя портрет ее написан грубо, в нем отражается ее неуверенность: она бы сбежала