Сколько бы стояли они, вспоминая отчужденность в овине, которая на столько лет отодвинула их счастье, трудно сказать, если бы не вышла из своей квартиры жена начальника заставы Луиза и не замерла удивленно. Она боялась сделать лишний шаг, чтоб не спугнуть миг блаженства людей столь пожилых, но с юными душами. Наконец решилась:
– Вернитесь на землю грешную, голубки! Ты, мама, ко мне срочно переодеваться, а вы, Илья Петрович, переходите в руки моего благоверного. Гришенька! – позвала она мужа. – Помоги отцу нашему. Пижама и сменное белье там, в шкафу.
Минут через двадцать они расселись за кухонным столом, побаловаться, как сказала Луиза, кофейком, и уютное благодушие воцарилось на кухне. И только Илья Петрович, не выдавая, правда, ничем своего состояния, напряженно думал, с чего начать разговор о том, что им пора уезжать. Ничего путного не придумав, определился вести открытый, семейный разговор. Дождавшись, когда кофепитие закончится, вздохнул:
– Нам с Марфушей пора уезжать… Нет-нет, как я говорил, мы приняли ваш величайшей гуманности жест, и приедем к вам на постоянное житье, но сейчас не можем оставить сельчан. Мы ж заварили кашу, отстраняться поэтому преступно. Прикидываю, вот-вот состоится суд, и наше слово на нем может оказаться решающим. А дальше… Если мы выиграем, предстоит большая работа, чтобы восстановить хозяйство. Не колхоз, а, скорей всего, акционерное общество, для всех желающих открытое. Почему акционерное? Все будут заинтересованы в результатах труда. По прибыли и оплата на каждую акцию. Прикидывали мы с Марфушей: пара лет на это уйдет, не меньше. А уж после этого – к вам. На спокойное житье. Отстал, конечно, я советы давать, но в чем-то, надеюсь, окажусь полезным. Определите, когда я смогу поговорить с заставой и попрощаться на какое-то время. Приглашу к нам в гости. Если все сладится, кое-кому может у нас понравиться, как срок контракта закончится. А теперь нам есть нужда спешить…
Управляющий встретил их радостно:
– Слава богу, успели! Я уже все жданки съел: как суд без вас? Думал, приютили вас там, понравилось тихое житье без хлопот.
– Если честно – очень понравилось. Решили коротать старость там, но только когда поднимется на ноги наше село.
– Вот и ладно будет! День вам на отдых. Посмотрите строительство вашего дома, выскажете, что подправить по вашему желанию, а через пару дней – в район.
Какой отдых? Да они и не устали. Сразу – к дому Ильи Петровича. Стоит халупка, гарью пахнущая, но за ней – домина в два этажа. Из бруса. Остропилен уже. А баня совсем готовая. Вот это – темпы! Перепахан и заборонен весь участок. Размечай весной грядки и сажай зелень-овощи.
Марфа с поклоном поблагодарила штатских строителей, но особый поклон – отделению пограничников и их командиру. Илья Петрович тоже не остался в стороне. Поблагодарив, пообещал:
– Вы – первые гости в нашем доме. Торжественным обедом отметим завершение.
– Так, конечно, оно и будет, но это уже после суда, – тут же ввернул управляющий.
Суд, как утверждал адвокат, должен был завершиться к исходу дня, но опытный юрист явно не учел, как много окажется свидетелей. Вот и тянулось рассмотрение дела полных четыре рабочих дня…
Вроде бы единое криминальное сообщество, вот и дуди в одну дудку: что-то из обвинительного заключения признавай, от главных же обвинений открещивайся, но не тут-то было! Жулье – не идейные борцы, не молодогвардейцы, которые, несмотря на пытки, не выдали своих партийных руководителей, это не начальник полустанка, которому японцы загоняли иглы под ногти, пытаясь добиться, нет ли на подходе эшелона с красноармейцами. Это, наконец, не пограничник Козлов, чье имя носит одна из застав, попавший в руки японцев, которым позарез нужны были сведения о месте нанесения главного удара армейскими частями. Он предпочел виселицу предательству…
Здесь, на суде, валили все на всех, вскрывая все новые и новые факты, до которых следствие и не докопалось – вот и летели часы, проходили дни в разборе криминальных преступлений. И только защитники не сдавали своих позиций. Они, невзирая на показания свидетелей, на документы, словно на проповеди, твердили, что никакого криминала не было, была частная сделка, а частная собственность, приобретенная в результате честной купли-продажи, священна и неприкосновенна. Ее, эту частную собственность, защищает конституция. И даже когда управляющий передал суду два варианта договора, обратив внимание на замену одной из страниц, защитники не отказались от своего, продолжая бубнить все то же. Даже информация судьи, что нотариус под домашним арестом и будет привлечен к суду, нисколько не смутила адвокатов. Подсудимые же топтали друг друга, каждый обелял только себя.
Вроде бы подлость, но Илья Петрович постепенно начал понимать тактику подсудимых: увести в дебри главный вопрос, окончательно запутав судью. В свидетельском выступлении он и высказал суду свои суждения. И предложил:
– Не пытаясь войти в чужой монастырь со своим уставом, осмелюсь все же порекомендовать, ваша честь, принять решение о доследовании возникших здесь новых фактов преступлений, главные же усилия направить на решение спорного вопроса о собственности на землю.
– Предложение принимается, – торжественно объявил судья.
Не удалась хитрость подсудимых. Решение суда было четким: договор купли-продажи считать недействительным, а сам факт признать мошенничеством в крупном масштабе. Собственниками земли считать всех членов товарищества с ограниченной ответственностью. Выявившиеся во время судебного заседания новые факты преступной деятельности передать на доследование.
Истина восторжествовала. Но до вступления в силу данного решения пришлось повременить: защитники твердо заявили, что подадут кассационную жалобу. И не потребует ли вышестоящий суд «справедливого решения»? Такое вполне возможно. Адвокат, однако, успокоил:
– Верхние инстанции побоятся темнить, зная, что дело наше под личным контролем губернатора. Ждите спокойно. Думайте о завтрашнем дне.
И хотя на стихийных сходках часто говорилось, что не следует гопать, пока не перепрыгнешь, планы предлагались самые различные, более всего – грандиозные. Гудело село, как растревоженный улей, а жизнь между тем шла своей чередой. Подошел срок сдачи «усадьбы», так громко называли дом, баню и хозяйственные строения для ветерана. Марфа начала готовиться к торжественному обеду в новом доме, и тут Илья Петрович предложил:
– Давай, Марфуша, зарегистрируем наш брак, а то как-то неловко получается…
– Слава богу! – порывисто прильнула к его груди Марфа. – Со школьной скамьи я мечтала услышать вот эти слова. Едем завтра!
Не подумали, что в загсе нужна предварительная заявка. Долго объясняли регистраторше, что подобное им сделать затруднительно, однако никакие объяснения не давали результата, и тогда Илья Петрович решился, первый раз в жизни, заявить о своем праве фронтовика, праве орденоносца:
– Вам, должно быть, известно, что кавалеры орденов Славы, как и Герои Советского Союза, решают все вопросы вне очереди? Пригласите заведующую или проводите нас к ней.
Заведующая, упрекнув регистраторшу за черствость, сказала, что она лично зарегистрирует их брак через четверть часа. Но – новое препятствие: Илья Петрович не разведен и нет свидетельства о смерти жены. Как быть? Пришлось объяснять, что к чему, но заведующая все же заколебалась:
– Поймите, не переступать же закон…
– А жизнь не втиснешь в строчки закона, – вздохнула Марфа. – Если по жизни, я со школьной скамьи его жена, хотя лишила меня великого счастья подруга – рыжеволосая красавица. Увела… Теперь, через горе любима, значит, и мое, мы обрели счастье, а какая-то строчка перекрестит все на свой манер? Но мы все равно неразлучимы. Есть и останемся.
– Что скажете вы, Илья Петрович?
– Повторю слово в слово слова жены моей ненаглядной. И еще… Не подозревайте нас в чем-то нечестном. Мы ждали возвращения моей жены много лет. Чрезмерно много. Не обижайте нас. Не лишайте счастья.
Несколько минут заведующая сидела молча, потом – решительно:
– Бог простит, а от ревизоров отделаюсь. Готовьтесь к торжественному моменту!
Тут только Илья Петрович вспомнил, что для обряда регистрации нужны обручальное кольца и предложил Марфуше:
– Попросим на часок отсрочки, чтоб кольца купить.
Марфа улыбнулась и погладила себя по затылку.
– Умница я разумница! Давно кольца купила. Давно, Илюша! Давно… Все ждала, когда позовешь в загс.
– Любимая моя!.. – вдохновенно проговорил Илья Петрович и поцеловал ее в щеку. И вновь спохватился: – А цветы?
– Обойдемся, любим. Дома огромный букет нарву в своем цветнике на праздничный стол.
Не обошлось без цветов и само торжество: позаботилась об этом сама заведующая, оттого она и попросила молодоженов, так сказать, приготовиться. Чтобы выкроить время. И только она объявила их мужем и женой, только они надели друг другу обручальные кольца, еще продолжал звучать марш Мендельсона, как в комнату для торжеств вошли все сотрудницы загса, каждая с букетом цветов. Прослезилась Марфа, даже Илья Петрович промокнул глаза носовым платком.
Провожать ветерана и его молодую жену вышли не только сотрудницы, но и юные пары в подвенечных платьях и строгих костюмах. Получилось очень трогательно. Кто-то даже крикнул: «Горько!» – все подхватили призыв, и Марфа, вовсе не стесняясь, прижалась к своему любому и крепко его поцеловала. Он погладил ее по седеющим, но все еще пышным волосам и тоже крепко поцеловал, чем вызвал шквал веселых аплодисментов.
Поклонившись разделившим их торжество, молодожены сели в машину.
– Слава богу, тихо-мирно дальше пойдет. Непривычно мне подобное многолюдье, – облегченно вздохнула Марфа. – Да и счастье свое я не хочу делить с людьми. Оно наше, а не напоказ.
Зря надеялась – в селе их ждали. Никому они не говорили, чего ради поехали в район, но, как оказалось, все были оповещены и все готовились к встрече. Даже овощеводы-китайцы. Это уж управляющий рук