Там сейчас снега по колено, и мороз такой, что птицы на лету падают.
— Прямо, — неожиданно рыкнул Рамзес.
А оказывается, полезно иметь в спутниках профессионального пограничника.
Я всмотрелся вглубь улицы, но ничего не увидел.
Хотя…
— Сашхен, — Маша буквально впилась в мою руку обеими своими.
— Всё в порядке, — я сам не верил тому, что говорю. — Ничего не бойся.
Я попытался задвинуть Машу себе за спину, но ничего не вышло: девчонка вцепилась в меня намертво, только клещами разжимать.
На улице, метрах в двадцати впереди нас, показалась тёмная фигура. Затем ещё одна и ещё.
Это были не мертвецы.
Они не вихлялись, не волочили ног, не шатались из стороны в сторону…
Точно. Живые. У каждого из-за спины торчал ствол.
— Не делайте резких движений, — сказал я.
Рамзес окатил меня презрительным взглядом.
Маша хмыкнула.
— Кто вы такие? — раздался вопрос. Говорила женщина.
— Мы здесь проездом, — чуть повысив голос, ответил я. — Девочка проголодалась, решили поискать еды. У нас нет оружия.
Это была правда.
Уходя с кладбища, я даже не подумал о том, чтобы прихватить ружьё. Не знаю, почему. Просто не подумал и всё.
И если б не Маша и Рамзес, я бы вообще не почесался: от группы вооруженных гопников я могу уйти десятком не слишком обременительных способов, включая подворотни, крыши и канализационные люки.
Но сейчас придётся договариваться.
— Вы что, не видели, что у нас твориться? — это уже другой голос. Мужской.
— Мы не обратили внимания, — крикнул я. — Поняли, что что-то не так, когда было поздно.
— Вы из того автобуса, — крикнул первый голос. Фигуры стояли в тени, предусмотрительно не выходя на свет. Я видел лишь контуры. Но мы, втроём, посреди улицы, были как на ладони. — Вы те, кто устроили мясорубку из чёртовых зомби.
Ну да. Грохот мы устроили знатный, грех было не заметить. Так что, отпираться нет смысла.
— Знаете, может, мы всё-таки присядем где-нибудь, и поговорим? — крикнул я. — Девочка замёрзла. А пёс хочет пить…
Жалость. Тот, кто просит помощи, не может внушать страх. А значит, не вызовет и агрессии.
Слабым звеном в этой цепочке умозаключений был я сам.
Как только эти люди поймут, кто я такой…
— Дальше по улице есть блинная, — это опять мужской рассудительный голос. — Идите туда и ждите. Нам нужно посовещаться.
Я посмотрел на Машу.
— Прости, подруга. Придётся обойтись без мороженого.
— Ничего. Блины я тоже ем.
Я перевёл взгляд на пса… Вот как к нему обращаться? Как к собаке, запанибрата? Эй, Дружок, принеси палочку…
Или всё-таки, как к малознакомому человеку? То есть, на «вы» и всё такое?..
Я выбрал нечто среднее.
— Рамзес, я буду вам очень благодарен, если вы не будете выказывать свой незаурядный интеллект перед чужими людьми.
Чёрт, всё же переборщил. Подумает, что я издеваюсь.
— Сашхен хочет сказать, веди себя, как собака, ладно? — перевела Маша.
Рамзес тут же хлопнулся на задницу и почесал ошейник задней лапой.
В глазах его, тёплого орехового цвета, с желтыми искрами, читалась неприкрытая издёвка.
Силуэты людей тем временем исчезли, но я не сомневался: за нами наблюдают. Из-за опущенных штор в тёмных провалах окон, из слуховых окошек на чердаках, из-за приоткрытых дверей подъездов…
— Идём, — мы с Машей развернулись и пошли в обратную сторону, пёс затрусил следом.
Глядя на него, меня разобрал смех: Рамзес так увлечённо притворялся собакой, что выглядело это почти комично.
— Никого, — коротко рыкнул он, когда мы дошли до широких двустворчатых дверей, над которыми висела расписанная под гжель вывеска: «Блиночки от тёти Клавы».
Толкнув дверь, я вошел внутрь, стараясь держать руку, на которой повисла Маша, за спиной.
Не тут-то было. Хитрый ребёнок разжал хватку и ужом проскользнул мимо меня.
— Маша, стой!..
Но было уже поздно. Девочка стояла посреди просторного, выложенного серыми и желтыми плитками зала и с интересом оглядывалась.
Столиков было немного. Все накрыты клеёнчатыми скатёрками, от них исходил запах вчерашних щей и крепкого чаю.
Чисто. Но в меру, без фанатизма.
— Ничего не трогай, — на всякий случай сказал я девочке, но опять бесполезно: та уже забралась за прилавок и шуршала там полиэтиленом и вощеной бумагой.
— Сашхен, тут электрический чайник есть.
Маша вовсю хозяйничала: щелкнула кнопкой на чайнике, достала чистую тарелку, шлёпнула на неё горку блинов и поставила в микроволновку…
— Хотя бы руки помой, — я обречённо плюхнулся на стул с продранным сиденьем, у самого ближнего стола — лицом ко входу, разумеется.
Рамзес застыл рядом, не отрывая взгляда от двери.
Та открылась, когда Маша, выбравшись из-за прилавка, волокла к нашему столу большой поднос, с стаканами чаю в мельхиоровых подстаканниках, горкой исходящих паром блинов и розеткой с чуть подкисшей, но всё ещё съедобной сметаной.
Первой вошла женщина — и это правильно. Как говорил Алекс, в ребёнка стрелять и король не посмеет… В смысле — в женщину.
Была она миниатюрная, с короткой стрижкой и жесткими и злыми, как у бродячей кошки, глазами. Но кожа на лице нежная, словно сбрызнутый росой лепесток розы.
Совсем молодая. Почти подросток…
Вторым шел пацан — может быть, брат миниатюрной леди, что-то общее было в их повадке наклонять голову…
Третьим шел Седьмой Ахмед.
Тот самый, один из руководителей «Игил».
Которого ликвидировали почти два года назад, и которого спустя год я встретил в Петербурге, на богемной тусовке, он меня узнал, мы сцепились, и если бы не Антигона…
И вот сейчас я вижу его опять.
Видать судьба.
Глава 8
Мысль ещё додумывалась, дозревала в голове, но я уже вскочил, вытянул руку, отбросил Машу обратно за прилавок — надеюсь, она не слишком ушиблась; пинком перевернул стол, схватил за ножку ближайший стул, замахнулся…
И замер в нелепой позе, не зная, что делать дальше.
Стол в качестве баррикады — курам на смех, его прошьёт даже мелкашка.
Я со своим стулом — аналогично.
Ну брошу я его в голову Ахмеду, а тот в ответ пустит очередь из калаша…
— Сашхен, ты что, совсем сдурел?
Машу я не видел. Но раз злится — значит, обошлось без травм.
— Сиди, где сидишь, — рявкнул я. — Не высовывайся.
Рамзес встал рядом, толкнув меня в бедро, опустил тяжелую голову и зарычал.
Ахмед вышел вперёд.
Снял с плеча автомат, показал его, держа в вытянутой руке, а затем осторожно опустил на стол. И убрал руку.
Я моргнул.
Рамзес шумно фыркнул, переступив с лапы на лапу. Видать, тоже удивился.
Может, он меня не узнал? Может, я перепутал, и это вовсе не Седьмой Ахмед?..
— Ну здравствуй, Стрелец.
Узнал. А ещё откуда-то ему известно моё армейское прозвище, которым пользовались только ребята нашей группы…
— Здравствуй, Седьмой Ахмед.
Эти простые, своеобычные слова разрядили обстановку. Они как бы давали понять: вот прямо сейчас, сию минуту, убивать никто не хочет.
А значит, можно и поговорить.
Опустив бесполезный стул, я перевернул стол и поставил его на место. Пластиковая столешница успела треснуть.
— Выходить уже можно? — из-за прилавка высунула голову Маша.
Красная куртка спереди потемнела — когда я швырнул её, поднос упал сверху, заливая девочку чаем и сметаной…
— Я тебе помогу, — неожиданно сказала девушка с красивой кожей. Бросив взгляд на Ахмеда, она проскользнула между мной и Рамзесом к прилавку и склонилась над Машей.
Очень смелый поступок.
Пройти в каких-то десяти сантиметрах от крупного пса и его внушающих инстинктивный ужас зубов…
Пацан молча и независимо устроился у самой двери, пододвинув к ней стул и положив автомат на колени.
Своими действиями он как-бы давал понять: автомат не для вас, ребята. Он для тех, кто снаружи.
Ахмед медленно, держа на виду руки, подошел к моему столу.
— Поговорим? — спросил он хрипло.
— Давай.
Я вдруг почувствовал дикую усталость.
Не физическую. Просто мозг словно защемили громадной прищепкой.
Нервное напряжение. Отвык всё время находиться «на щелчке».
Неожиданное появление старого врага включило спящие рефлексы, выбросило организм на другой уровень готовности. И когда это напряжение не нашло выхода — я начал сдуваться.
Сзади, за спиной, тихо звякала посуда, негромко переговаривались женские голоса, потом вновь зашумел чайник…
Ногой пододвинув стул, я опустился на него и положил руки на стол.
Ахмед поступил также.
Его калаш, воронёный, отливающий свежей смазкой, лежал на соседнем столике — рукой не дотянуться. Но если сделать рывок…
Словно читая мои мысли, Рамзес грузно переместился на полметра левее.
Ну вот. Теперь до автомата не дотянуться, если не хочешь оказаться без руки…
— Я хочу, чтобы ты мне доверял, Стрелец, — проговорил Ахмед.
Я невольно улыбнулся.
Самый хитроумный террорист современности.
Человек, на которого охотились Моссад, ГРУ, другие разведки различных мировых держав — каждая из них искренне убеждена в том, что ей удалось отправить его на тот свет.
— Тогда скажи, почему тебя зовут Седьмой Ахмед?
Он тоже улыбнулся. А потом сказал, прищурив глаза и раздувая крылья хищного носа:
— Спроси меня об этом семь раз.
Я кивнул. Что ж, каков вопрос, таков и ответ.
— И что ты делаешь здесь, в Любани?
— Пытаюсь выжить, — он слегка пожал плечами.
Ахмед изменился.
Я помнил его сухощавым, с горящим взором, с носом, делящим мир на две части — на тот свет, и на этот.