— Мы готовы, — ответил я за обоих. — Сейчас возьму куртку и выхожу.
Глава 2
Провожающих набралось немного: наши девчонки, да Аврора Францевна.
Впрочем, Салим тоже остаётся, во главе небольшой, отлично вооруженной армии.
Как они действуют, я знал из первых рук, и даже с моим боевым опытом ни дисциплина, ни выучка не вызывали никаких нареканий.
Единственное, что мне не нравилось — это то, как Салим смотрел на Антигону… Но кто я такой, чтобы вмешиваться в естественный ход вещей? Они молоды, не лишены привлекательности, и самое главное, у них обоих бьётся сердце.
От соседки отчётливо несло валокордином, его не мог перебить даже стойкий запах табака.
У бедной женщины тряслись губы, сигарета прыгала в пальцах, словно живая. То заламывая руки, то бессильно комкая концы пушистой шали, Аврора Францевна порывалась что-то сказать, но только смотрела на Машу больными невыспавшимися глазами и молчала.
Когда я подошел, соседка вскинулась, метнулась наперерез — словно я собирался дать стрекача.
— Вы же позаботитесь о ней, правда?
Я хотел напомнить, что речь идёт не о канарейке, которую надо вовремя кормить и подливать водички в поилку… Но сдержался. До недавних пор Аврора Францевна не слишком хорошо представляла себе, что это значит: быть матерью такого самостоятельного и инициативного чада, как Маша. И сейчас испытывала одно потрясение за другим.
Несколько дней назад, вернувшись с работы, она нашла дочку сладко спящей в собачьей будке, под бдительным оком самого Рамзеса.
Как потом выяснилось, девочка вернулась домой ранним утром, и никого не застав — ни Антигоны, которой должна была передать моё послание, ни своей приёмной матери — заползла в собачью будку и отключилась.
Её можно понять: детская психика, хотя и очень гибкая, всё же нуждалась в перезагрузке.
И вот теперь — новая напасть.
Маша должна отправиться с нами, на поиски Шамана.
После того, как я, освободившись от сети, убедился, что паршивец сбежал, первым делом надо было решать, что делать со всем тем бедламом, что творился в заброшенной психбольнице. Или, как его называла Маша, «интернате».
Не придумав ничего лучше, я позвонил Котову.
В конце концов то, что между нами пробежала внушительных размеров чёрная кошка, ещё не значило, что майор уклонится от выполнения непосредственных обязанностей.
Так и случилось.
Котов, прибыв на место преступления — ибо, со стороны Шамана, это и было ни что иное, как преступление против человечества, — взял бедлам в свои крепкие солдатские руки и организовал его в полный и окончательный порядок.
Мешки с детскими трупами впечатлили майора настолько сильно, что он чуть не пристрелил меня — просто чтобы сбросить пар, выместить ярость хоть на ком-нибудь.
Когда же он добрался до Платона Федоровича, то к счастью, немного поостыл, так что горе-учёного просто запихали в глухой воронок и увезли — для дальнейшего разбирательства.
Мишку нашли.
Аврора Францевна, спешно вызванная из своего НИИ на место преступления, опознала его в одном из детей в чёрных мешках…
Соседка настаивала на том, чтобы ничего не говорить Маше, но Алекс её переубедил.
Чувство вины — штука страшная, — сказал он зарёванной соседке, судорожно глотающей воду на нашей кухне. — Вам будет казаться, что именно вы помогли Шаману выйти на этих одарённых детей, тем самым обрекая их на страшную участь. Но на то мы и живые люди. Было б гораздо страшнее, если б мы не ощущали ничего. А кроме того, вину можно искупить, — и шеф быстренько изложил свой план по поимке Шамана…
Краеугольным моментом этого плана была способность Маши находить искомое по карте.
— Это манипуляция, — сказал я. — Вы хотите, чтобы девочка помогла вам отыскать Шамана, и давите на Аврору Францевну, чтобы та отпустила Машу.
— Ты сам предложил использовать её дар при поиске заложников, — ровно сказал шеф.
— Да, но это было здесь, в городе, — возможно, именно во время этого спора вышеупомянутая чёрная кошка и провела меж нами окончательную черту… — А брать девочку в опасное путешествие, из которого, с высокой долей вероятности, никто не вернётся — это тоже преступление.
— Подумайте вот о чём, поручик, — медленно, с расстановкой сказал шеф. — Если Маши с нами не будет, с высокой долей вероятности мы не найдём Шамана вообще. С девочкой у нас есть хоть какой-то шанс.
— Цель оправдывает средства, да? — я ожесточался всё больше. — Вы не намерены считаться с потерями, для вас главное — поймать преступника. А то, что при этом страдают другие люди — вам всё равно.
— Ты на что это намекаешь, кадет?.. — подступив ко мне вплотную, Алекс уставился в мои глаза. Как змея, которая гипнотизирует кролика.
— Вы прекрасно осведомлены о моих чувствах, — выдавил я сквозь зубы. — Может, сами сделаете выводы?
Несмотря на разногласия, наша с ним связь, возникшая после второй метки, крепла день ото дня.
Особенно, когда мы были рядом, в непосредственной близости друг от друга.
— Считаешь, это я виноват в том, что ты стал стригоем, — он не спрашивал. Это было излишне.
— Я считаю, что не стоит втягивать в наши разборки маленькую девочку.
И всё-таки я не осмелился признать очевидное.
Да. В том, что со мной случилось, я винил Алекса.
Нет, не так.
Я СОГЛАСЕН быть кем угодно. Хоть чёртом лысым, хоть чучелом огородным.
Ручным стригоем.
Главное, чтобы он не делал вид, что ТАК И НАДО. Чтобы не воспринимал всё, как должное.
Иными словами, я хотел уважения, чёрт побери. Отношения к себе, как к равному, как к партнёру.
А не как к мальчику для битья, которого можно кинуть на камни для отвлечения внимания — например, больного на всю голову вивисектора. И преспокойно заниматься своими делами.
Но этого я ему не сказал — у меня просто не хватило духу.
Побоялся, что Алекс не воспримет меня всерьёз. Просто рассмеётся, снисходительно похлопает по плечу, а потом популярно объяснит, что пропасть между ним, Вечным, заслужившим эту привилегию и обязанность своим трудом, своим талантом, своим горячим, как сверхновая, даром, и мной, умертвием, нежитью, вурдалаком недоделанным — НЕПРЕОДОЛИМА.
Мы просто не можем быть равными.
Никогда.
Осознание того, что большинство аргументов — плод моего воспалённого самолюбия, ничего не менял. Для меня, по крайней мере.
Я всё равно думал, что подвергать ребёнка опасностям долгого пути — верх безответственности.
— Чур, я на переднем!
Увидев наш новый транспорт, Маша запрыгала на одной ножке.
— Для тебя прикрутили детское сиденье в багажнике, — презрительно процедила Суламифь, даже не взглянув на девочку.
— Дядя Саша, это правда? — на ребёнка было жалко смотреть. Глаза на мокром месте, помпон на шапке трясётся так, словно у него эпилептический припадок.
— Конечно нет, звезда моя, — Алекс добро улыбнулся и покровительственно положил руку девочке на плечо.
— Детское сиденье находится в салоне, у самого окошка. Тебе будет отлично всё видно.
— Но я уже взрослая! Мне почти девять!..
Суламифь презрительно фыркнула.
Обращайся, когда исполнится лет двести, — читалось в её серебряных, как зеркальная амальгама, глазах.
Как по мне — вели они себя совершенно одинаково.
Впрочем, для дурного настроения Суламифь были свои причины: когда стригойка заявила, что едет со мной — я воспротивился. Во-первых, и в главных, из-за Маши. У девочек не заладилось с самого начала, и провести вечность, слушая перепалку двух острых на язык барышень… Я вас умоляю.
Во-вторых, и в честных, я просто ДО СМЕРТИ устал от опеки. Неизменное присутствие стригойки за левым плечом начинало меня раздражать.
Хорошо, что ты не успел жениться, поручик, — голос шефа так и сочился сарказмом, но я всё равно улыбнулся.
Как всегда, Алекс бил не в бровь, а в глаз.
В первый миг, когда отливающий тусклым вороным блеском Аурус, словно бронированный кит, зарулил на нашу дорожку, меня охватила оторопь.
Такая махина? Автобус? Серьёзно?..
А как же скорость, незаметность, мобильность?
С другой стороны, в дороге мы проведём чёрт знает, сколько времени…
А с нами ребёнок, очень пожилой ящер и собака.
В том, брать ли с собой Рамзеса, на кандидатуре которого настаивала Маша, сомневался даже Алекс.
Как ни странно, за пса вступился Гоплит.
— Вы никогда не задумывались, почему Рамзес очень умён? — спросил он, наблюдая в окно, как во дворе, на ковре из желтых листьев, тренируются его бойцы.
— Собаки вообще… отличаются умом и сообразительностью, — пожала плечиками Антигона.
Алекс лишь мудро усмехнулся, а я вообще промолчал.
— Он служил в горячих точках, служил на границе, прекрасно понимает всё, что ему говорят, причём, не только по-русски, но и по арабски, и на замане курди и на иврите… — перечислял старый ящер.
— Вышиваю крестиком, а ещё на машинке… Извините. Вырвалось, — я смутился под недоумевающим взглядом Гоплита. Вероятно, с отечественной мультипликацией тот знаком не был.
— Он может говорить, — неожиданно хриплым голосом поведала Антигона. — Я сама слышала: Машка болтает с ним, как с подружкой.
— И вы продолжаете думать о нём, как о собаке?
— Он оборотень, — это была догадка, но судя по тому, как просветлело лицо старого ящера — удачная. — Только… Никто не видел, чтобы он перекидывался.
— Потому что он не может, — печально кивнул Гоплит. — Какой-то дефект в ДНК, полагаю. Рамзес навечно застрял в ипостаси пса. Но это ещё не делает его собакой.
Я знал о том, что Розочка — вервольф. Но она не могла превращаться в волчицу.
И что по меньшей мере ещё один боец из армии Гоплита, урсус, не мог перекинуться до конца, в конечной стадии являя собой пародию на чудовище из ужастика, полу-человека, полу-зверя.