Раненые, слабые, не умеющие принять свою вторую сущность — вот из кого состояла армия древнего ящера.
Раненые в душу. Слабые не духом, но телом, отрицающим способность к изменению…
Я видел, как из болотистого бора под названием Европа выплеснулась толпа волосатых варваров, и принялась стучать рукоятками мечей в ворота самого Рима, — обыденно, вскользь, упомянул однажды древний ящер.
Я сменил столько званий и командовал столькими армиями, что Александр покажется жалким, играющим в солдатики мальчишкой, — сказал он в другой раз.
И это не было хвастовством. Просто уточнение, чтоб мы понимали.
За свою долгую жизнь я осознал одну простую вещь: человек — это остров, — говорил Гоплит. — И каждый остров по-своему одинок, ему трудно сопротивляться бурям и ураганам.
Я поставил себе целью объединять острова в архипелаги.
Может, я и пойму когда-нибудь, каким образом величайший воин всех времён и народов заделался в гуманисты… Однако должен признать: даже на моей памяти это — не первый случай.
Вспомнить хоть моего сержанта, который переквалифицировался в батюшки и поселился на Валааме.
— Присядем на дорожку, — заявил Алекс, стоило автобусу остановиться и гостеприимно распахнуть двери.
И первым плюхнулся на свой армейский мешок.
Хотел съехидничать, что это в НЁМ шеф хранит свои крахмальные рубашки с рюшами, но промолчал.
Поймал косой взгляд Алекса и просто заткнулся.
Когда мы рядом, все мысли, чувства, чаяния — как на ладони.
Напоминай себе об этом почаще, поручик. Будет куда меньше возможностей оконфузиться.
Чтобы показать, что его слова не являются издёвкой, шеф дружески улыбнулся.
— Ну… с Богом, — отец Прохор, в неизменной кенгурушке, в свисающей с плеч, наподобие потрёпанного знамени косухе, первым поставил ногу на ступеньку автобуса.
Как только это произошло, мною вдруг овладело чувство утраты.
Такое бывает.
Когда отправляешься на войну, в ссылку, или к майору Котову на ковёр — словом туда, откуда есть шанс не вернуться — то невольно прощаешься со всем, что тебе дорого.
Вот так и я…
Пока отец Прохор, Гоплит, Алекс, Рамзес и Маша, один за другим, исчезали в утробе полированного монстра, я прощался с особняком, приютившим меня более года назад, с жухлыми кустами гортензий, с обширной мраморной лестницей, на ступеньках которой было так приятно постоять покурить и подышать свежим воздухом…
Прощался с Антигоной.
Амальтея с Афиной, облобызав шефа, повисли на мне, как котята, Суламифь ушла в дом — собираться.
Я освободил её от клятвы, или скорее гейса, наложенного на стригойку Тарасом, и прекрасная негритянка спешила убраться отсюда подальше — дабы воссоединиться с настоящей своею семьёй.
Антигона же, стоя на верхней ступеньке лестницы, так ни разу не пошевелилась.
Ни разу.
Даже не моргнула.
Когда я уже взялся за поручни, в конце подъездной дорожки мелькнуло яркое пятно фирменного платка от «Эрме».
А я уж думал, Настасья не придёт…
Ведьма спешила — румянец сиял ярче обычного, край чёрного пальто покрывали коричневые брызги, мыски модельных туфель тоже были в грязи.
— Простите, что не смогла предупредить раньше… — притронувшись к груди, ведьма слегка пошатнулась.
Взяв под локоток, я подвёл Настасью к плетёному уличному стулу и усадил. Ведьма благодарно кивнула.
Когда наши лица оказались близко друг от друга, я вдруг понял, НАСКОЛЬКО сильно она спешила.
В уголках губ, под глазами, на лбу — проступили морщины. Кожа казалась безжизненной, дряблой. Если обычно Настасья выглядела на пятьдесят, сейчас ей можно было дать все семьдесят.
— Что у вас случилось? — испугался я. Чесался язык спросить об Алевтине, но я сдержался.
— Ничего такого, с чем бы мы не могли справиться, — отмахнулась ведьма, доставая из сумочки сигареты. — Сейчас меня волнуете вы.
Закуривая, она смотрела на автобус.
Алекс замер в дверях, на ступеньке, всем видом выражая нетерпение.
— Новое правительство хочет обвинить во всех грехах вас, Сашук, — сказала Настасья, выпуская дым.
«Новое правительство».
Нет, это не был тот пресловутый Совет города Питера, за которым мы гонялись всю прошлую неделю.
Узнав, кто скрывается под этим пафосным именем, я сам бы охотно посмеялся — если б не был занят спасением своей шкуры.
Но «правительство» таки имело место быть: Шаман сбежал, и добрые граждане сверхъестественного сообщества, очухавшись и наскоро зализав раны решили, что более такого допустить нельзя. А значит, в отсутствие настоящего Совета, следует создать аналогичный орган власти — чтобы было на кого, если что, повесить всех собак.
К чему они там пришли, мы с Алексом не интересовались — было своих дел по горло.
Выходит, зря…
— Правительство постановило, что это вы виноваты в том, что Шаман сбежал, — нервно затягиваясь, поведала Настасья. — И что это ты, чуть ли не лично, имеешь отношение к гибели Великого Князя, Сашук.
— Значит, «постановило», — я взглянул на шефа.
— Ну что ж, — тот философски пожал плечами. — В какой-то мере, они правы, Настенька. Это ведь я не смог защитить Князя. А стало быть — виноват и во всех из этого вытекающих…
— Что вы несёте, шеф, — вмешалась Антигона. — Не могли же вы…
— А это уже не важно, звезда моя, — грустно улыбнувшись, Алекс указал себе за спину.
Там, за обширной кормой нашего нового транспортного средства, уже вздрагивали мигалки и летел тоскливый, как вопль гуля над свежей могилой, вой сирен.
— Что это, шеф? — я прикусил язык. Мог бы и сам догадаться.
Найденные в заброшенной психиатрической клинике детские трупы имели громадный резонанс. Конечно же, шила в мешке утаить не удалось, новость просочилась в СМИ…
Котова назначили главным героем недели, завалили интервью и объявили самым талантливым следователем современности.
Но природа, как известно, не терпит пустоты: там, где есть герой, обязательно должен быть и злодей. И так как Шаман сбежал, роль злодея, похоже, отошла нам.
— А это нас арестовывать приехали, мон шер ами, — улыбнулся Алекс и спрыгнул со ступеньки на землю. — Не судьба, значит, — и он грустно погладил воронёный бок Ауруса. — Не стоит на них обижаться, — пояснил он. — Когда люди испуганы, они всегда ищут виновного. Меня печалит лишь то, что Шаман, обосновавшись на новом месте, начнёт всё ту же отчаянную игру…
— Глупости, — отбросив изящным щелчком окурок, Настасья поднялась со стула. — Делай, что должно, Сашук. Я их задержу.
Алекс впился в лицо ведьмы горящим исступлённым взором.
— Уверена?
— Да, — я не верил своим глазам. Но Настасья молодела на глазах. Морщины куда-то делись, плечи расправились, а на чёрном кашемире пальто не осталось и следа грязи. — Да, уверена. Будет весело, — ведьма потёрла одну ладонь о другую и направила их на наш автобус. — Газуйте.
Алекс не заставил себя упрашивать.
— Ходу, поручик! — бросил он мне и повернувшись, взлетел по трём высоким ступенькам, аки супермодель на подиум. — Все по местам! — гаркнул он на отца Прохора — к этому времени остальные путешественники столпились в проходе, не понимая, что происходит.
Аурус медленно и величественно, словно океанский лайнер мимо рыбачьих шаланд, проплыл вдоль полицейского кортежа, возглавляемого архаровцами Котова, чуть переваливаясь на мягких рессорах, перепрыгнул лежачий полицейский и прибавив газу, рванул вдоль по Питерской — как пелось в одной некогда популярной песне…
Глава 3
Едем.
Назад убегают улицы, фонари, аптеки; автомобили расступаются перед нами, как маленькие Моськи перед экзотическим, для наших широт, слоном, светофоры обеспечивают «зелёную улицу» и кажется, что такая красота будет длиться вечно.
Валид азартно крутит баранку, борода его воинственно торчит вперёд, взгляд сосредоточен и цепок, как альпинистские «кошки».
Розочка была его невестой. Они собирались пожениться, как только обустроятся на новом месте.
Узнав, что я был последним, кто видел девушку, Валид подошел и вежливо попросил рассказать о её последних минутах.
Я, как мог объективно, исполнил просьбу.
С тех пор мы не разговаривали.
Могло показаться, что оборотень не испытывает особых терзаний. Но я знал: это не так.
Настанет время, и он даст волю чувствам.
Куда больше в этом плане меня беспокоила Маша.
Как и планировалось, Алекс рассказал ей о смерти Мишки. Мы ожидали всего, чего угодно: слёз, истерики, клятвенных обещаний больше никогда не ходить в школу, и вообще не вылезать из-под кровати…
Ничего этого не было.
Она лишь кивнула — так, словно шеф сообщил неприятную, но не более того, новость — например, что теперь, с этой минуты, вместо шоколада будет только карамель.
И если скудость чувств у взрослого вызывала лишь уважение: — хорошо держится, понимает, что впереди ждёт работа и не хочет расслабляться…
То у ребёнка такая сдержанность пугала до колик.
Что происходит в её детской меднокудрой головке? Почему она ведёт себя именно так?..
«Так» — это как обычно.
Даже Аврора Францевна признала, что в поведении девочки не наметилось совершенно никаких перемен.
Салон автобуса походил на нутро комфортабельной яхты: сплошь дерево, латунь и встроенные шкафчики. Не знал, что Аурус выпускает роскошные дома на колёсах, но старый ящер сказал, что это был спецзаказ. По его личной просьбе…
На мягких, как облака, диванах расположились рептилоид и святой отец. Гоплит остался предан своей газете, чудо-отрок играл в «Тетрис» на архаичной карманной приставке.
Алекс, устроившись в «кресле штурмана», листал страницы потрёпанной тетради, которую сначала я принял за путеводитель, или сборник карт.
Но зачем путеводитель коренному питерцу, который знает город и его окрестности лучше, чем линии собственной ладони?