Устав смотреть на Валида — я немного ревновал, ведь именно ЕМУ доверили вести наш транспорт, — решил пройти в хвост и проверить, нет ли слежки.
Слишком свежи были в памяти и «охотники за привидениями», и дрон, неустанно преследующий меня по улицам, да и простые авто — кто мешает Котову пустить по наши души парочку своих архаровцев с автоматами?
Думать о бравом майоре в таком ключе было дико и неправильно. Но как я уже упоминал, Котов — профессионал. Он искренне верит, что выполняет свой долг, а от выполнения долга его может освободить разве что, прямое попадание атомной боеголовки.
Двигаясь по плавно покачивающемуся полу в конец автобуса, я прошел мимо Маши.
Девочка казалась такой маленькой, такой потерянной, в этой своей синей вязаной шапке, в красной, подбитой мехом куртке и в красных же резиновых сапожках.
Сидела, подобрав ноги, у пустого откидного столика, под которым, положив тяжелую голову на лапы, дрых Рамзес.
Главным аргументом Алекса против участия пса в нашей компании был его возраст. По собачьим меркам — очень преклонный, я бы даже сказал, дряхлый. Собаки столько не живут.
Гоплит посоветовал считать по человечьим меркам, и тогда вышло, что тридцать два года — вполне себе молодость. А то, что лапы ломит и хвост отваливается — по меткому выражению Маши — дело поправимое.
Тот же Гоплит сказал, что в достаточной степени владеет даром эскулапа, и обещал помочь псу.
— Можно? — вежливо спросил я, указывая на соседнее сиденье.
Маша кивнула.
Шапка сползла ей на лоб, громадный нелепый помпон стукнул по носу.
Поправив головной убор, Маша стоически вздохнула.
— Почему ты её не снимешь? — я не знал, о чем говорить с ребёнком.
— Жалко. Тётушка связала.
— Так это Аврора Францевна?.. — шапка была и вправду нелепая. Впрочем, если подходить не с точки зрения эстетики, а оценивать старания…
— Я видела, как она мучается, — поведала Маша. — Сидит по ночам, курит, как не в себя, и ковыряет шерсть крючком. Я думала, она так нервы успокаивает, тётя Глаша всегда говорила: вязание успокаивает нервы. Хотя в случае с тётушкой, как раз всё наоборот. Для неё это было, как решение очень трудной задачки. Я не знала, что она это для меня.
— Стало быть, она мучалась, пока вязала, а ты теперь мучаешься, пока носишь. Колючая, поди, — посочувствовал я.
— Ужас просто, — кивнула девочка. Помпон опять съехал, она его выровняла. — Но так она хотела показать, что любит меня, понимаешь?
Я кивнул.
А ещё подумал: на редкость мудрое рассуждение для восьмилетнего ребёнка.
Маша не перестаёт меня удивлять.
— Знаешь, ты можешь просто хранить её, — сказал я. — Как сувенир.
— Хренушки. Буду носить, пока не облысею.
— Даже летом?
Взгляд, которым наградило меня чадо, явно давал понять, что сарказм оценен по достоинству.
И тут я подумал: сейчас.
Надо поговорить с ней, объяснить, что смерть Мишки… Что смерть друга… Что смерть вообще… Что иногда мы теряем близких, от этого никто не застрахован, прилететь может откуда угодно.
В общем, я хотел сказать, что поплакать иногда бывает очень полезно.
Глупо звучит даже у меня в голове. Но как объяснить по-другому — я не знаю.
Но знаю одно: это надо сделать.
Когда умерла мама, отец мне ничего не сказал.
Я вернулся с гастролей — а её уже нет. А отец продолжает вести себя, как ни в чём ни бывало. Словно так и надо.
Я его так и не простил.
И поэтому, набравшись духу и тщательно обдумав всё, что хочу сказать, произнёс:
— Послушай-ка, Маша…
— Смотри! — перебила девочка. — Что это там?
Сидела она спиной к движению. И указывала назад.
Я мысленно чертыхнулся. Собирался же проверить на предмет слежки!
Но дело было не в ней.
Из того места, где остался наш особняк, валил густой чёрный дым.
Это совпадение, — твердил я себе, пока трясущимися руками искал по всем карманам телефон. — Просто что-то загорелось неподалёку, не о чём волноваться… — мимо нас, обдавая улицу истошным воем, промчалась громадная красная машина.
Кляня на чём свет стоит новые телефоны, в которых активация происходит по отпечатку пальца — я никак не мог нормально нажать на кнопку — я ввёл пароль и нашел в быстром наборе номер Антигоны…
Не отвечает.
Обижается. Не хочет разговаривать даже по телефону…
А!.. Это же наш городской, стационарный номер! Надо звонить на мобильный.
Так, ещё одна попытка…
— Шу!
— Слава Богу, ты жива.
Раз она взяла трубку, может, пронесло? Горит ларёк на соседней улице, а я уже в штаны напрудил?
— Кто-то поджег наш дом, Шу, — она говорит быстро, словно боится, что я исчезну. — Загорелось очень быстро, ничего нельзя сделать.
Я бросил взгляд на лицо Алекса. После пожарной машины все почуяли неладное. Даже Рамзес — он стоял на задних лапах, уперев передние в спинку дивана, и смотрел в кормовое окно…
— Вы целы? — я подразумевал всех: девчонок, Салима с его бойцами, Соседку Аврору Францевну…
— Да.
От сердца отлегло.
— Мы сейчас будем, — бросив смартфон на стол, я посмотрел на шефа.
Разумеется, он всё слышал. Все слышали: я включил громкую связь.
— Мы не будем возвращаться, — спокойно, словно вместо языка у него — чугунная гиря, объявил Алекс.
Я моргнул.
Беспомощно посмотрел ему за спину — на Гоплита, на отца Прохора… Я искал поддержки. Но наткнулся на полное непонимание.
— Фанатики хреновы! — я хотел в них плюнуть, но передумал. Много чести. — Вам преступник дороже родных. Там же Антигона, шеф! Амальтея, Афина…
— Как ты не понимаешь, кадет, — мягко, словно и не было никакого оскорбления, ответствовал Алекс. — Это чистой воды провокация.
— Горит ваш дом, шеф! Ваш ЛЮБИМЫЙ ДОМ, в котором вы прожили больше ста лет.
Мои первоиздания, — мелькнула мысль.
Мелькнула, и пропала. Что значит моя небольшая, можно сказать, скромная коллекция по сравнению с напластованиями эпох, свидетелем которых был Алекс?
Ими в нашем особняке пропитано всё: стены с старинными пожелтевшими обоями, их Алекс когда-то привёз из Парижа; текинские ковры, с развешенным поверх холодным оружием — и не какими-то новоделами, одна из сабель была подарена шефу турецким султаном Абдул-Меджидом, а длинный нож-кукри достался во время восстания сипаев, в котором шеф принимал самое горячее участие.
И это — так, мелочи.
Сам дом, сам ДУХ нашего особняка…
Я ещё раз посмотрел на Алекса и восхитился: как ему не больно?
Ты так в этом уверен, поручик? И хотя я понимаю, что это насилие над языком, всё-таки вынужден тебя попросить: РАЗУЙ ГЛАЗА.
— Святые Серафимы, — пробормотал позади Алекса отец Прохор, а потом широко, с душой размахнувшись, перекрестился.
Это его простое, и на первый взгляд незамысловатое действие натолкнуло меня…
— Если это провокация, шеф… Если это подстроил Шаман… Это значит…
Горло сдавило. В глазах сделалось темно, а в голове глухо бухнул погребальный колокол.
Значит, он там, рядом с нашим домом, — хотел сказать я.
Но Маша клятвенно заверила нас, что это не так.
Проведя простенький ритуал с картой и иголкой в качестве маятника, она сказала: Шаман уехал. В городе его нет.
— А где? — жадно вопросил шеф.
— Где надо, — отрезало жестокосердное чадо. — Скажу, когда буду уверена, что вы меня не бросите дома.
Удивительная дальновидность для девочки восьми лет. Ведь именно такую тактику и предлагала Аврора Францевна: Маша, мол, будет следить за перемещениями Шамана из дому, а она, соседка, будет звонить нам и передавать результат.
Но Маша молчала, как партизан, и только по-старушечьи поджимала губки, когда к ней начинали приставать с неуместными расспросами.
— Ведь это же не майор Котов, нет? — испуг мой начал проходить и я принялся рассуждать.
— Яша — слишком благородный человек, — кивнул Алекс. — Думаю, его кодекс чести не смог бы переломить ни один гипноз…
— Мы же решили, что это не гипноз, — перебил я.
Нетерпение брызгало из всех моих пор: хотелось срочно что-то делать, куда-то бежать, принимать меры… А не просиживать задницу на мягком диване.
— Это было неверное решение, — хладнокровно отбрил Алекс. — Я тут почитал… — и он помахал перед моим носом той самой тетрадью.
— Но что это? — отец Прохор предвосхитил мой вопрос. — Ты всё утро потратил на эту писанину, а что это такое — не говоришь.
— Рабочий дневник Платона Фёдоровича Запаскина, — торжественно изрёк шеф. — Здесь всё: эксперименты над детьми, превращение людей в зомби, и самое главное… Шаман.
Что?.. Но как?.. Почему?.. Откуда?
Все заговорили разом.
Даже Валид, крепко держа руль, развернул подвижное ухо в нашу сторону.
— Не благодарите, — ворчливо буркнула Маша, и все перевели взгляды на девочку. — Это случайно вышло. Я уже уходила, ну и решила прихватить что-нибудь, а то ведь никто мне не поверит, особенно тётенька, возьмёт и отправит обратно в детдом, а детдома нашего уже нет, и что мне тогда делать?
Прокрутив её темпераментную речь у себя в голове на медленной скорости, я спросил:
— Это было до того, как ты меня нашла, или после?
— После. Шаман привязал меня к стулу и я уснула, а Терентий меня разбудил, и тогда я стала искать и нашла вот это, — она кивком указала на тетрадь в глянцевой обложке в руках у Алекса.
Уголки обложки загибались назад, листы были истрёпаны и испещрены мелкими бисерными надписями.
— Но как ты?..
Я хотел спросить: ПОЧЕМУ она решила, что тетрадь представляет собой такую ценность? КАК у неё получилось не потерять, не забыть её где-нибудь, во время долгого путешествия домой?..
Но я не стал. Какая разница? Она это сделала и теперь мы можем узнать о нашей цели хоть что-нибудь.