дут его, Валентина Авдеева, и с головой в едкую жидкость.
Дело-то Павла Мельника интересное, Малыш завелся — шало, увлекательно, хотя и рискованно. Но вот риск перевалил за ту грань, за которой черное море безумия.
Мельник надел очки и уверенно произнес:
— Дальше продолжать это дело не имеет смысла. Ли работает на мафию, у него «крыша» в милиции, мэрии, суде и так далее. Практически он неуязвим. Мы ничего не сможем сделать.
— Как это ничего не сможем сделать? — спросил Малыш, но произнес эти слова вяло. Он знал, что сейчас скажет Алекс: «Я согласен с Ильей. Мы ничего не сможем сделать. Дело закрыто».
И он не ошибся.
На следующее утро в приемную Хлопкова вошла более чем серьезная Светлана Турчина. Она поставила на стол большой пластиковый чемодан. Глядя Малышу в середину груди, она тихо сказала:
— Это тебе. На память.
И, резко развернувшись, вышла.
Малыш открыл чемодан: там была видеокамера Павла Мельника.
Прямо с работы Светлана отправилась к Илье. Она нажала клавишу у двери подъезда и ждала, когда он произнесет привычную фразу: «Квартира Мельника. Назовите свое имя, пожалуйста». Но динамик воспроизвел женский голос. Девушка подумала, что «не туда попала».
— Извините, — сказала она. — Мне нужна 72-я квартира.
— Вам незачем извиняться. Вам нужен Илья?
«Наверное, с ним что-то случилось», — молнией пронеслось в голове девушки.
— Да, да, мне нужен Илья. Что с ним?
— По-моему, все в порядке. Вы Светлана?
— Да.
— Входите, пожалуйста.
«Кто это еще там? — недовольно думала Турчина, поднимаясь на лифте. — Да еще таким тоном: „По-мо-оему, все в порядке“. Сейчас посмотрим, кто ты такая».
Дверь открыла светловолосая женщина лет тридцати на вид, короткая стрижка, полное отсутствие макияжа на лице, слегка вздернутый нос, зеленые глаза.
— Здравствуйте, Света. Проходите в комнату. Илья сейчас принимает ванну.
От этих слов Светлана чуть не грохнулась на пол. Ревность всколыхнула ее грудь, и девушка отчетливо увидела, что цвет волос у незнакомки пегий, пострижена она клочками, цвет глаз соответствовал цвету лишайника, а кожа лица до того жирная, что ни одна косметика не ляжет.
«Я-то пройду, — взбеленилась Светлана и, чуть не сбив незнакомку с ног, ворвалась в квартиру. — Сейчас я покажу тебе, кто находится здесь по праву».
Она подошла к бару и~ рука ее дрогнула. Она впервые увидела ИХ отдельно. Они — один на другом — лежали на дне стакана: круглые, огромные. Девушка ни разу не видела протезов глаз, вид их буквально потряс ее. В них было все: глубокая синева, отчетливый зрачок, даже красные прожилки~ не было только жизни.
«Нет, почему они такие огромные? Господи, сейчас я упаду в обморок. Мне нехорошо».
Трясущимися руками она налила вина и залпом выпила. Незнакомка молча наблюдала за ней. Светлана открыла сумочку, достала сигареты.
— Давайте знакомиться, — услышала она. — Меня зовут Ирина Голубева. «Ирина, — вяло думала Светлана, избегая смотреть на протезы. — Ирина Голубева~ Господи, да это же бывшая жена Павла! Илья рассказывал о ней». Светлана глупо улыбнулась, глядя на женщину: стрижка короткая, глаза нежно-зеленые, лет~ двадцать пять.
Женщина ответила на ее улыбку приветливым кивком и села рядом.
— Илья сегодня долго гулял на улице, пришел весь в пыли. Я загнала его в ванную. А вот и он.
Светлана обернулась.
Мельник стоял в длинном банном халате, с мокрыми волосами. Его закрытые веки слегка подергивались.
— Я слышал, как вы разговаривали. Здравствуй, Света.
Он уверенно подошел к столику возле бара и провел по нему рукой. Он явно искал не там. Светлана рискнула и пододвинула стакан на середину стола.
— Вот они.
Мельник прижал стакан к груди.
— Извини, я выбрал неудачное место. Просто я привык жить один.
Он удалился в ванную и вернулся через пять минут в брюках и рубашке. Темных очков на нем не было. Светлана посмотрела ему в глаза: В них было все~ не было только жизни.
— Вы уже познакомились? Это хорошо.
Настроение у Светланы поднялось. Она по-хозяйски поправила шторы на окнах и предложила гостье кофе.
— Если не трудно, — ответила Ирина.
Светлана вышла на кухню.
Ирина шепнула хозяину:
— Будь осторожен с ней~
— Зачем ты так?~ — Мельник неодобрительно покачал головой. — Света надежный человек. Она помогает мне, зная, что подвергается риску.
— ПОМОГАЛА, — со значением произнесла женщина. — Неужели ты еще не выкинул эту затею из головы?
— А ты как думаешь?
— Не язви. Даже частные сыщики поняли, что бороться с целой системой — я бы сказала, с преступным синдикатом — бесполезно. Слово «опасно» смело можно исключить. Лично у меня до сих пор перед глазами морда того зверя: обросший, немытый, с глазами наркомана. И того, второго. Он все время улыбался, и его улыбка была страшнее, чем нож первого. Он показал мне отрезок на лезвие ножа и сказал: «Столько я загнал в голову твоего мужа. Столько загоню и в твою башку. И ты будешь завидовать ему, потому что никто не прервет твоих страданий». А его товарищ все время молчал, как глухонемой. Стоит и скалится~ Они казались мне бесстрашными. Но в их смелости больше безумия, чем отваги. Если б ты только знал, как я испугалась!~ И я боюсь до сих пор.
— Почему ты не сказала мне об этом раньше? — голос Мельника прозвучал с заметной хрипотцой.
Ирина покосилась в сторону кухни и ответила сердито:
— Потому что не думала, что это зайдет так далеко. Сыщик! Сейчас я скажу тебе жестокую и кощунственную вещь. Я умирала со смеха, видя твои беспомощные попытки: ходишь с высоко поднятой головой, сжигаешь всех этой подделкой под глаза, вынашиваешь планы возмездия. Герой, мать твою! Суперборец за чистоту помоек!~ Я могу поддержать тебя только в одном: хочешь отомстить только за смерть брата, так и скажи. Я «за». Купим пару гранатометов и взорвем к чертовой матери звероферму вместе со зверями, которые обосновались там.
— Как ты хочешь, чтобы я тебе ответил?
— Ответь здраво.
— Пожалуйста. — Мельник высоко поднял голову. — Я ползком, на ощупь, но пройду до конца.
Ирина всплеснула руками.
— Господи! Да пойми ты, что тебе здесь делать нечего. Ты здесь чужой, твое законное место в другом городе. Уезжай отсюда — или тебя убьют. Хочешь, я отвезу тебя?
— Нет.
— Тогда живи тихо, мирно и не высовывайся. Я буду тебе помогать. Материально.
— Ты очень добрая, — усмехнулся Мельник.
— А ты чересчур желчен. — Ирина прищурилась. — У тебя на глазу ресницы загнулись вовнутрь~ Нет, с другой стороны~ Давай помогу~ Все. А вот и кофе. Спасибо, Света.
— Пожалуйста, — улыбнулась девушка. — Ты пьешь с сахаром? На всякий случай я положила две ложки.
— Это как раз то, что нужно.
Они просидели за столом до позднего вечера. Уже в двенадцатом часу Ирина спохватилась:
— Ой-ой, надо же как засиделись. В биологическом смысле я — жаворонок, — пояснила она Светлане свою озабоченность, — и встаю очень рано. Следовательно, мне пора домой. Света, вы на машине?
Турчина быстро засобиралась, и вскоре хозяин остался один.
И снова знакомая процедура, снова преломленные лучи света, на продолжении которых пусто смотрят они не со дна стакана, а с поверхности воды. Он гасит свет, ложится в кровать. И то, что было в стакане, успокоилось, легло на дно~
Он не спит. В ушах — слова Ирины: Он показал мне отрезок на лезвии ножа и сказал: «Столько я загнал в голову твоего мужа. Столько загоню и тебе. И ты будешь завидовать мужу, потому что никто не прервет твоих страданий». А тот, второй, все время молчал, как глухонемой. Стоит и скалится~
Обросший, немытый, с глазами наркомана. Морда зверя~ Мирза Батыев~
Стоит и скалится~ Карл Хейфец~
Обросший~ с глазами~ Мирза~
Скалится~ Хейфец~
Морда зверя~
Мельник провалился в тяжелый неспокойный сон.
Снилась чернота, чьи-то стоны, душераздирающие ауканья и кусок стали в десять сантиметров длиной. Он чувствовал вокруг много людей, но все стоят к нему спиной, никто не хочет поворачиваться, и это он не дает им повернуться. Повернись они, и нож Мирзы Батыева пойдет в ход. Он рванул вперед, туда, где мрак был еще гуще.
Этот сон преследовал его на протяжении трех ночей.
Сегодня Развеев был недалек от того, чтобы поквитаться с Вениамином. Один из доберманов сумел вырваться за территорию фермы, остальные собаки рванули за ним. В этом была вина охранника, небрежно закрепившего цепь на воротах.
— Куда, суки?! — заорал он, покидая свой пост.
И пятнадцать минут загонял их обратно. Однако в домике, кроме Вениамина, находился желтолицый человек. Он зашел незадолго до побега доберманов. Вообще же почти все время, сколько мог судить Развеев, находился во втором ангаре. И только поздно вечером выходил оттуда. Но вчера в полдень он уехал на «восьмерке» цвета рубин. Игорь покинул свой пост, когда начало смеркаться. В ночное время он не надеялся на успех. Если днем на ферме происходило определенное рабочее оживление, а по вечерам несколько человек играли в футбол, то тихой ночью, при четырех собаках и круглосуточной охране, его шансы сводились на нет.
Желтолицый, которого называли Албертом, ассоциировался у Развеева с нацистским карателем. На нем постоянно был одет клеенчатый фартук, нередко забрызганный кровью. Ангары в его воображении превращались в концентрационные бараки. Только в них содержались не люди, а животные. Стены ангара почти не пропускали звук, однако наркомана пробирал мороз, когда до него долетали мученические крики животных.
Так же, как и журналист, первое время он не понимал, что происходит за стенами ангара. Казалось, фермой руководил психически больной и весь штат состоял из полоумных маньяков, садистов.
Позавчера из ангара два рабочих вынесли мешок. Он лопнул. Изувеченные трупы собак и кошек вывалились на асфальт. Грязно ругаясь, рабочие стали перекладывать окровавленные останки животных в другой мешок. Причем делали это голыми руками — ни рукавиц, ни перчаток.