— Ну да, — Маша кивнула, хотя Розочка этого и не видела. — Показали какие-то круги, спирали… Мне стало скучно, и я уснула. Проснулась в общей спальне, а другие девочки просто сидят и смотрят перед собой… Совсем как в твоей комнате, — и тут Машу озарило. Схватив Розочку за плечи, она заставила ту поднять голову. — Ты такая же, как я! — закричала она.
— Тихо… — испугалась черноглазая. — Нас могут услышать. Но ты права. Я тоже очнулась среди зомби, и очень испугалась. На всякий случай я решила вести себя также, как и они… А потом всё поняла. Новенькую, которую доставили после меня, увели нормальной, а привели… — Розочка сделала пустые глаза. — Вот такой. И случилось это в комнате с теликом. Так что… Если тебя поймают, скорее всего, применят ДРУГУЮ программу — я слышала, как тип в очках об этом говорил.
— И что тогда будет? — спросила Маша.
— Думаю, будет очень плохо, — сказала Розочка и сурово сжала губы. — Ох, как хотела бы я пойти с тобой… — простонала она. — Я ведь так за тебя боюсь!
— Не бойся, — Маша погладила девушку по голове. — Тебе со мной нельзя, потому что ты взрослая. А я вернусь. И обязательно тебя спасу.
Неожиданно из глаз Розочки полились слёзы. Маша не сразу поняла, что девушка плачет — ведь выражение лица у той совсем не изменилось.
— Ты настоящий друг, Эсмеральда, — сказала Розочка.
— На самом деле, я Маша, — это само вырвалось.
Нет, честно.
— Клянусь, я никому не скажу, — сказала Розочка и протянула Маше мизинец.
Клятва на мизинчиках была священной. Если её нарушить, выпадут все волосы, даже реснички, а глаза провалятся в череп.
Маша бестрепетно протянула Розочке палец.
— А я клянусь, что спасу тебя, — сказала она. — Ты только дождись.
Они обнялись ещё раз — за пазухой у Маши громко зашуршали упаковки с шоколадом — а потом Розочка оттолкнула её, со словами:
— Беги. Пока я не передумала. Нет, стой, — Маша остановилась. — Запомни одну простую вещь, — сказала девушка. — Для взрослых чужие дети — все на одно лицо. Просто будь, как все.
Маша кивнула и пошла к двери. Осторожно потянула ручку, выглянула… Никого.
Тогда она в последний раз махнула Розочке и исчезла в коридоре. Девушка, вновь сев на ящик, подтянула колени к груди, и обхватив их руками, горько заплакала.
Просто она ещё маленькая, — думала Розочка. — Она не понимает. И поэтому не боится…
Но при мысли о том, что маленькая девочка бесстрашно отправилась спасать друга, а она, дурёха, сидит и ревёт, как рыба-белуга, Розочке стало стыдно.
Решительно вытерев слёзы, она поднялась с ящика и принялась запихивать под комбинезон упаковки с едой.
Девчонки в комнате тоже давно не ели.
Оставив Розочку, Маша испытала угрызения совести. В школе их учили, что старикам надо помогать, потому что многие вещи они уже не могут делать без посторонней помощи. А двадцать лет, как ни крути, глубокая старость.
Но она утешила себя тем, что обязательно вернётся, как только отыщет Мишку.
Сбегут втроём — так даже веселее.
А потом Маша ещё вернётся, и спасёт всех остальных.
Это будет очень круто. И все её будут уважать, а тётка разрешит допоздна не ложиться спать, и даже переведёт Машу сразу в десятый класс — что делать со всякой малышнёй девочке, которая спасла такую кучу народу?
А Очкастого в школу больше не пустят, да-да-да, Маша пойдёт к директрисе и всё ей расскажет про зомбо-ящик.
Проходя мимо очередной двери, Маша услышала, как журчит вода.
Вода!..
Она осторожно открыла дверь и заглянула внутрь. Туалет.
Ряды рукомойников с кранами, напротив — кабинки с деревянными дверками.
Маша улыбнулась.
Так и должно быть: в книжках, и даже в любимых Мишкиных компьютерных играх, герой всегда получает ништяки — когда постарается, конечно.
Она, Маша, спряталась от Очкастого, нашла Розочку — а значит, заслужила награду.
Пусть даже эта награда — не сундук с сокровищами, а туалет и холодная, пахнущая хлоркой вода.
От воды ломило зубы, но Маша всё равно пила до тех пор, пока в животе не забулькало.
А потом взяла, и умылась. И даже за ушами помыла, и шею. СЗАДИ.
Потому что она должна быть ХОРОШЕЙ. А значит, учиться на одни пятёрки и мыть за ушами.
Не насовсем, конечно.
Но в сказках почему-то побеждают только хорошие девочки — широко известный факт. Маша с такой позицией была не согласна, ведь быть хорошей всегда — скучно.
Но ненадолго, пока не закончится квест — придётся.
Иначе ничего не выйдет.
Квестом Маша решила звать про себя то, что с ней происходит — для удобства. А ещё ей было не так страшно: ведь когда проходишь квест, всегда можно перезагрузиться, если что-то пойдёт не так.
Справив свои дела, Маша заметно приободрилась: жить стало лучше, жить стало веселей. Сейчас она в два счёта отыщет Мишку, и — айда отседова к чёртовой бабушке…
Чёртова бабушка представлялась Маше очень доброй старушкой, которая постоянно печёт пирожки и кормит внуков клубничным вареньем.
Беспрепятственно поднявшись на второй этаж, она принялась заглядывать во все двери, что попадались по пути.
Сколько сейчас времени, она не знала, но солнце в Питере садилось рано, и до полной темноты осталось не так много. А обещания надо выполнять.
Ну где же ты, Мишка?.. — шептала Маша, поднимаясь по лестнице.
Что характерно: в классах, где были дети, не наблюдалось ни одного учителя.
Утром Маша не придала значения этому факту, но сейчас очень удивилась тому, что дети мирно сидели на местах и занимались, кто чем: решали задачки, жонглировали карандашами, а некоторые просто пялились перед собой в пустоту, и только губы их шевелились, словно дети про себя читали стихи.
Сроду Маша не видела, чтобы кто-то вёл себя так в классе без учителя.
Даже в новой школе, где все детишки были примерными зубрилками, стоило учителю выйти за дверь — начиналось веселье.
Переписка в чатике, игрушки, потасовки — до драк дело не доходило, а жаль…
— Ну точно, зомби, — пробормотала Маша, изумлённо оглядывая очередной класс.
— Что ты здесь делаешь?
Девочка вздрогнула. Голос был резким, и шел из-за её спины.
Ме-е-едленно Маша повернулась.
От сердца отлегло. Это была всего лишь Эльвира, старшая девочка из её комнаты.
— Ничего, — сказала Маша. — Я заблудилась.
Она постаралась придать своему лицу такое же пустое выражение, как и у других детей.
Хотела даже пустить слюну из уголка рта, но передумала: слюней вроде бы никто не пускал… Ладно, прибережем слюну на крайний случай.
— Заходи в класс и садись, — повелительно сказала Эльвира. — Сейчас к нам придёт директор и будет проверять результаты.
Результаты чего?.. — хотела спросить Маша, но вовремя прикусила язык. Здешние дети никогда ничего не спрашивают.
«Для взрослых чужие дети — все на одно лицо» — припомнила она слова Розочки.
Чужие — это те, кто плохо тебя знает, — про себя перевела Маша. — Вот тётя Глаша из детдома знала нас, как облупленных. И никогда в жизни бы не перепутала.
А вот Валентуху, библиотекаршу, запросто можно было обдурить. Все знали: чтобы получить книжку вне очереди, нужно просто сказать другое имя, и она книжку без звука даст.
Главное, не злоупотреблять.
— Иди, — Эльвира подтолкнула Машу в класс и загородила проём двери собой. — Садись на место и жди.
Пути к бегству Маша не видела: эта противная Эльвира ТОЧНО сразу побежит ябедничать. Видать, не всегда она вела себя, как зомби. Бывали и периоды просветления.
Вздохнув, Маша повернулась к классу и отыскав свободное место на предпоследней парте, села.
И только она устроилась, Эльвира посторонилась и в класс вошел Очкастый.
Глава 15
Я размахнулся, хотел разбить стекло.
И замер с поднятым кулаком: а зачем? Ему там хорошо, он веселится. Ну что я ему скажу?.. Что боялся не застать его в живых? Что дома, оставленная без защиты, Антигона сходит с ума от беспокойства?
Да с него мои обвинения — как с гуся вода. Вон, как радуется.
Перебрав таким образом множество аргументов, я решил просто уйти.
Надо набрать Антигону, успокоить и ехать домой.
Совета теперь нет, а мы с Алексом больше не дознаватели. Шеф не обязан никому докладывать, чем занимается.
Даже мне.
И вдруг я понял, что мне мешает больше всего: обида.
Они все там, а я здесь.
У них горят свечи, уютно тлеют угли в камине, в пальцах зажаты тонкие ножки хрустальных бокалов…
А я здесь.
Раненный, весь в кровище, да ещё и веду себя так глупо, что хоть на стенку лезь.
И вот ещё что: шефу вовсе не нужна моя помощь.
Это Я вбил себе в голову, что он без меня пропадёт. Но жил же он как-то те двести лет, что мы не были знакомы?..
Его тяготит наша связь. Моё присутствие. Поэтому он и сбежал — хотел побыть один, в компании старых друзей, без ненавистного стригоя.
В висках застучало, здоровый глаз заволокло тьмой.
Отвернувшись от окна, я зажмурился и беззвучно завыл.
Кто я такой без Алекса?
Просто кровосос, добыча любого, кто прихватит на охоту клещи и серебряный кол.
Ну, не будь так к себе строг, кадет. Ты тоже кое чего стоишь.
Голос в голове звучал настолько отчётливо, что я окаменел. Перестал дышать и принялся с замиранием сердца ждать: а вдруг он ещё что-нибудь скажет.
Нас разделяет только окно, — думал я. — Стекло и оконная решетка.
Шеф?.. Вы меня слышите? — я кричал изо всех сил. Только мысленно.
Сбавьте обороты, поручик. Вы меня оглушите.
Внезапно накатило такое облегчение, что я чуть не упал. Колени ослабли, по спине побежал горячий пот, сердце глухо бухнуло и провалилось в живот.
Но на губах у меня была улыбка. Глупая, как у младенца, и не менее счастливая.