К тому же, она САМА попросила его последить за коридором.
А вдруг там Шаман?..
Пяткам сделалось жарко, нос вспотел.
Если бы девочку спросили: почему она боится пацана в кепке больше, чем взрослого дядьку, она бы затруднилась ответить.
Но это была правда. Стопроцентов.
— Вылазь в окно, — подсказал мыш.
Маша подбежала к подоконнику, и навалившись на него, посмотрела вниз.
— Третий этаж, — с сомнением сказала она.
Про этажи Терентий не понимал. Но твёрдо усвоил одно: бежать надо как можно скорее.
— Тот, снаружи, хочет тебя убить, — сказал мыш, усевшись на оконный шпингалет.
— Да ну, — сначала Маша даже не поверила. — Так не бывает. Нет, правда… Мы же не в кино, или ещё где.
А я — не длинноногая блондинка по имени Эсмеральда, — с горечью подумала Маша.
Уж она бы запросто распахнула окно и спрыгнула вниз, растопырив юбку, как парашют.
А мне всего восемь, я маленькая девочка, и очень, очень боюсь высоты…
То, что ей не почти девять, а всего восемь, Маша вспоминала довольно редко. Точнее, ещё ни разу — с тех пор, как семь месяцев назад у неё был день рождения.
С того самого дня она привыкла думать о себе, как «почти девять», а ещё в прошлый день рождения — как «почти восемь», и так далее, в глубь времён.
В эту минуту она с удовольствием побыла бы маленькой восьмилетней девочкой.
Но похоже, именно сейчас это и невозможно.
Осторожно надавив на шпингалет, Маша открыла окно и взобралась на подоконник.
Расстояние меж прутьев решетки было широким — она так и думала, что протиснется, только уши слегка ободрала, и комбинезон зацепился, теперь на плече дырка.
Встав на узкий каменный карниз и держась за решетку, она посмотрела вниз.
Голова закружилась, в животе затрепыхались противные бабочки со скользкими крылышками, перед глазами вспыхнули яркие точки…
Ладошка вспотела, и почти соскользнула с холодного металлического прута, но порыв ветра, ударив Машу в лицо, словно это был и не ветер, а большое влажное полотенце, помог прийти в себя.
И сразу обнаружился выход: всю стену, до самой крыши, покрывал плющ.
Это была внутренняя часть стены, которая выходила во двор. Плющ рос на ней с незапамятных времён, он имел толстые, похожие на канаты в спортзале, стволы, покрытые багряными, чуть колючими листьями.
Канаты! — при этой мысли Маша приободрилась.
В школьном спортзале она очень любила лазать по канату. Подниматься высоко-о-о, под самый потолок, и оттуда смотреть вниз.
Сверху спортзал был совсем другим. Более интересным.
И странное дело: тогда она не боялась высоты. Наоборот, Маша гордилась тем, что умеет взбираться по канату, одна-единственная из всех девочек, да-да-да, её физрук в детдоме научил.
Сделав крошечный шажок, цепляясь за решетку — очень трудно было разжать пальцы — Маша вытянула руку и сжала толстую шершавую ветку.
Постояла, прикрыв глаза — надо было перетерпеть дрожь в коленках, а потом ещё подавить желание пописать…
Ну что за организм! — разозлилась Маша. — Подводит в самые ответственные моменты жизни.
Гномик-гномик, я писать не хочу… — пробормотала она детскую считалку, которой её научила Юлька, лучшая подружка из детдома.
Уж Юлька ТОЧНО не испугалась бы спуститься по плющу с третьего этажа, — подумала Маша. — Да она и с пятого бы спустилась, а потом задирала бы нос целую неделю.
Злость накатила с новой силой, и Маша наконец-то отпустила решетку.
Мир опрокинулся куда-то вбок, звёздное небо встало вертикально, а стена отдалилась, сделалась зыбкой и ненастоящей.
И тут мыш Терентий вцепился коготками Маше в волосы. Неистово трепеща крылышками, он полетел обратно к стене…
Конечно же, чтобы удержать от падения тяжелую девочку, слабеньких мышиных сил ни за что бы не хватило. Но вот хорошенько дёрнуть за косичку, приводя в чувство — получилось.
Маша судорожно вцепилась в плющ и потрясла головой, чтобы прочистить мозги.
И в этот момент в комнате хлопнула дверь.
Окно! — сразу подумала Маша. — Я так и оставила его открытым.
Ситуация была опасной настолько, что Маша забыла обо всём на свете. Страх перед высотой просто вылетел, испарился из головы.
Прыгнув изо всех сил, девочка крепко вцепилась в плющ обеими руками.
Она повисла, запуталась в его ветвях, стараясь прижаться к стене КАК МОЖНО БЛИЖЕ.
А потом зажмурилась, и вновь стала шептать про себя спасительную мантру: я дерево… Я сирень…
Сообразив, что сирень в данной ситуации не слишком уместна, она скорректировала послание к Вселенной:
— Я дерево… Я плющ…
Окно скрипнуло, открываясь во всю ширь, и в проёме показалась тёмная голова.
Вместе с ней пришел запах гнилого апельсина, и Маша беззвучно выдохнула.
Это Очкастый. Не Шаман.
— Сбежала, — пробормотал Очкастый, и высунулся ещё дальше — чтобы посмотреть вниз, на проходящую под стеной дорожку.
Было темно, и дорожку лишь чуть-чуть освещал льющийся из окон свет. Но кажется, никакого разбитого изломанного тела на ней не лежало…
— Но всё-таки не мешает проверить… — если бы Маша была старше, она бы почувствовала в голосе Очкастого просто ОГРОМНОЕ облегчение.
Ему не хотелось убивать девочку.
Такой ценный экземпляр заслуживал того, чтобы его хорошенько изучить.
Захлопнув окно, Платон Федорович тщательно закрыл оба шпингалета и задёрнул шторы.
Если он скажет Тому человеку, что опять упустил девчонку — будут проблемы.
В этом случае его самого отправят в комнату с телевизором, чего Платон Фёдорович очень не любил — хотя никогда в жизни не признался бы в этом Шаману.
После телевизора он всегда чувствовал некоторое отупение. Забывал о своих программах исследований, о своих мечтах…
Ещё в институте он привык вести подробные записи. Привычка эта пригодилась и здесь: возвращаясь после промывки мозгов, Платон Федорович перечитывал толстую кожаную тетрадь, в которой были расписаны все эксперименты, а также его рассуждения насчёт самого Шамана, его способностей и планов на будущее…
Только тетради и мог доверить Платон Федорович свои мысли по поводу ТОГО человека. Ибо признаться в том, что именно ОН является самым перспективным объектом — не мог даже себе…
Тем не менее, девчонку нужно найти, — думал Платон Фёдорович, тщательно закрывая окно. — Чтобы самому не попасть в комнату с телевизором, надо её отыскать.
Да, точно. Сейчас он пойдёт, и разыщет ребёнка. Девчонка не могла далеко уйти, не спустилась же она вниз по плющу… Это под силу профессиональному каскадёру, или скалолазу, но никак не маленькой девочке.
Наверняка она прячется где-то в доме.
Дети всегда так делают.
Убегают, прячутся… а потом сидят где-нибудь, и тихонько посмеиваются над ним, Платоном Фёдоровичем.
Окно — это всего лишь отвлекающий манёвр.
Глупая девчонка. Заставляет меня играть в жмурки.
Не могла же она подумать, что он ВСЕРЬЁЗ поверит тому, что ребёнок может спуститься с третьего этажа по стене?..
К тому же — решетка.
Платон Фёдорович вспомнил ощущение холодной твёрдости металлических прутьев и окончательно успокоился.
Она где-то здесь.
Сидит и хихикает, в то время как он — в самом ближайшем будущем, учёный с мировым именем — должен блуждать в потёмках, как слепой.
Но он её обязательно найдёт. И может…
Может, она продержится несколько дольше, чем другие дети. У Платона Федоровича на этот счёт было хорошее предчувствие.
Глава 23
Некоторое время после того, как ушла девочка, я размышлял об иронии, с которой относится к нам судьба.
Когда я был маленьким, верил, что бывают такие обстоятельства, когда дети оказываются сильнее взрослых.
«Буратино», «Гарри Поттер» — разумеется, всё это я читал, и всё написанное казалось мне тогда разумным и правильным. Дети умные, а взрослые — нет. Дети умеют найти выход из любой ситуации, могут победить любого злодея… А взрослые — нет.
Всё дело в том, что взрослые — И ЕСТЬ те злодеи, с которыми сражаются дети. Они являются естественными антагонистами, теми, кто знает, как лучше…
Так я считал, когда был маленьким.
Но потом умерла мама, и мне пришлось повзрослеть. Никогда, НИКОГДА я не думал, что своей смертью, тем, что она ушла, мать как-то предала нас с отцом.
Просто в тот момент я понял одну простую вещь: взрослые — такие же люди. У них есть проблемы, они могут испытывать страх, и самое главное, они уязвимы.
Несовершенны.
И раз я испытываю те же чувства, значит, мы одинаковы.
Нет никаких отличий: взрослый ты, или нет. Случиться может всё, что угодно.
И вот у меня перед глазами до боли яркий пример: девочка Маша. Ради друга она ОСОЗНАННО шагнула в пасть к зверю.
И как ни крути, моя судьба, а также судьбы всех этих несчастных детей, в том числе и её друга Мишки, зависят от неё.
Главное, чтобы девочка выбралась. И смогла передать моё сообщение.
Я раскусил этого Шамана. Понял, чего он хочет. А главное: я теперь знаю, как его победить.
Вивисектор в дорогих туфлях ответил на все мои вопросы. Скорее всего, он даже не осознавал, что делится ценными сведениями.
Просто ему очень хотелось поговорить. А главное — похвастаться.
Ведь в первую очередь, он — учёный, любитель тыкать острой палочкой в больные места Вселенной…
А все учёные, окромя знаний, жаждут только одного: ПРИЗНАНИЯ.
Чтобы все заметили, какие они талантливые, изобретательные, а самое главное — УМНЫЕ.
Мне оставалось лишь подогревать его самолюбие, раздувать пламя и так уже непомерно разросшегося Эго.
Владелец дорогих туфель сдал мне Шамана, со всеми потрохами.
И если Маша доберётся до Антигоны, если та её выслушает, а потом сможет отыскать Алекса…