Жмурки — страница 9 из 46


— Меня здесь не было, — бросила та и бесшумно распахнув окно взлетела на подоконник.


Не придумав ничего лучше, Маша бросила ей Бараша. Легко поймав игрушку, Антигона спрыгнула в сад и скрылась за домиком Рамзеса.


В последний момент, когда тётка уже открывала дверь, Маша успела удалить из ноутбука следы своего в нём пребывания.


Как ни в чём ни бывало, она взяла тарелку из-под котлет и понесла её к раковине.


На столе, там, где лежал Бараш, осталось радужное пятно.

Глава 5

Перед входом «Санктъ-Петербургъ Опера» маялся Тарас.

Забыв, что надобно хотя бы делать вид, что он — человек, стригой парил над землёй, двигаясь вправо и влево — словно ходил в задумчивости из угла в угол.

Увидев лимузин, стригой рванул дверь лимузина, как только машина остановилась.


— Ну где вас носит? — начал он, но потянув носом воздух — от моих вещей пахло кровью — отступил. — Кого вы убили?

— Все ответы в багажнике, мон шер ами, — Алекс выставил из салона трость, следом — начищенный ботинок.


Я мельком оглядел свои: вроде чистые.


Тарас мгновенно оказался возле багажника, положил ладонь на металлическую крышку… И кивнул.


— Займусь, как только закончится этот балаган, — буркнул он.

— Сделай милость, — шеф водрузил на голову цилиндр и бросил недовольный взгляд на меня.


Но я уже был рядом. Цилиндр и перчатки я держал в руках — уверен, что надев их, буду выглядеть глупо.


Алекс уже развернулся, чтобы идти в театр, когда Тарас издал тихий, но от этого ещё более зловещий, шепот.


— Стой!..


Подбежав к шефу, он обнюхал его, как овчарка, которая ищет ганджу.

Алекс закатил глаза, но Тарас уже смотрел на меня.


— Что сие значит? — вопросил он.

— Только не надо патетики, — буркнул Алекс, словно его застукали за чем-то предосудительным.

— Он спас мне жизнь, — сказал я.

— Ну я же просил… — шеф опять закатил глаза.


Тарас прищурился, вдохнул ещё раз — словно пытался запомнить, запечатлеть в памяти этот запах. И выдохнул.


— Слава Богу, там нет стригоев, — сказал он. — Надеюсь, остальные не догадаются.

— Тебя не это должно сейчас волновать, мон шер ами, — высокомерно бросил Алекс и принялся подниматься по ступеням, чётко отстукивая тростью.

— До жути хочу услышать, как так вышло, — пробурчал Тарас, пока мы поднимались вслед за шефом.

— Суламифь всё видела, — сказал я.


Девушка осталась в лимузине — чёрная туша его медленно вползала на стоянку.


А ведь ещё и десяти утра нет, — сердито думал я, входя в широко распахнутые золочёные двери. — А нам уже так весело, что хоть вприсядку пускайся.


Ни разу не был в опере. Как-то не фанател, что-ли. Вот шеф частенько выбирался — разумеется, под ручку с очередной ослепительной пассией.


Я вздохнул.


Значит, сердечные привязанности мне теперь долго не светят. Впрочем, как и шефу.

Последняя мысль принесла мстительное удовлетворение.


Удачное место для ассамблеи, — решил я, войдя вслед за шефом в небольшой зал.

Камерное, без лишних изысков.


В данных обстоятельствах это — большой плюс.


На сцене обитал президиум.

Некоторых я узнал: мадам Пульхерию, Гобсека, господина Плевако… К моему огромному удивлению, отец Прохор тоже был там.

Я не сразу понял, что это он.

В парадной шелковой рясе, с благообразно расчёсанными на пробор волосёнками и с короткой бородкой, чудо-отрок смотрелся на пару десятков лет старше.


Автоматически я принялся искать глазами Гиллеля. Привык уже: где святой отец, там неподалёку и рабби.


Но кладбищенский сторож махнул нам из первого ряда партера — там пустовало как раз три кресла…


С независимым видом, словно так и надо, Алекс пошел вдоль сцены.


В зале, как накатившая волна, постепенно установилась тишина. Все смотрели на нас. Я это чувствовал — словно ледяные иголки пронзали череп и вонзались прямо в мозг.


Добравшись до своего кресла, Алекс выпустил трость и принялся тягуче-медленно снимать перчатки.


Все ждали.


Наконец, словно только что уловив всеобщий интерес, шеф демонстративно оглядел зал.

А потом молвил:

— Продолжайте, господа. Я вас не задерживаю.


Я восхищенно выдохнул.


Столько апломба, столько превосходства — да он их одним своим тоном посадил в глубокую лужу.

А ведь где-то здесь и те, кто «заказал» нападение на нас, — я тоже оглядел зал.

Первые ряды пестрели знакомыми лицами, кто сидит дальше, я не видел.

Но заказчик точно здесь — я чувствовал исходящую откуда-то сбоку волну удивления, недовольства и жгучего, как раскалённая кочерга, интереса.


Где-то за сценой, в полной вздохов тишине, раздавалось мерное тик… так…

Сначала я напрягся. По старой памяти решил, что это бомба. Но через мгновение понял: метроном.

Интересно, и кому это пришло в голову запустить метроном?

Впрочем, это же опера. Кто-то репетирует, гоняет гаммы…


Тарас молча плюхнулся рядом со мной.

Господин Плевако на сцене легонько постучал деревянным молоточком.


— Итак, милостивые государи, — сказал он затхлым, как старый собачий коврик, голосом. — На повестке дня последний вопрос. Объявлять ли Санкт-Петербург открытой зоной. С сутью все уже ознакомлены, так что вопрос ставится на голосование.


Стряпчий опять стукнул молоточком.


А потом поднёс обтянутую желтой кожей руку ко рту и кашлянул.

Зуб даю: из его рта вылетела моль.


По залу, как холодные змеи, поползли шепотки.


Слухи о том, что наш город хотят объявить открытой зоной, ходили давно.

Это значит: таких, как наши сегодняшние уличные знакомые, станет по-настоящему много. В поисках приключений, заработка и защиты в Питер начнут стекаться все, кому не лень.

Я понимаю, почему в этом заинтересованы такие люди, как Гобсек или мадам Пульхерия: больше народу — больше смертей, а значит — больше денег в их и без того бездонные карманы.

Но какого чёрта благосклонно кивает наш старый знакомый, Автандил Ашотович, ума не приложу. Его браткам и так уже прибавилось работёнки — как известно, с большой властью приходит большая ответственность. И не позволять залётным «теневым бизнесменам» чистить граждан — его святая обязанность.


Тарасу это тоже невыгодно: в стригойской среде все разногласия решаются просто: вызовом на поединок. Кто победил — тот и главный. Не думаю, что древнему мастеру так уж хочется сражаться с каждым гастролёром.


Да и ведьмы: Настасье с большими личными потерями удалось выгрызть себе и своим сёстрам место в Санкт-Петербурге. Вряд ли её порадует, если рядом обоснуется новый ковен.


Я отыскал взглядом предводителя городских оборотней. Здоровенный рыжий дядька, во второй ипостаси — мастиф, сидел по другую сторону от Тараса.

И ведь ему тоже не выгодно, и даже противопоказано пускать на свою территорию чужаков.

Любопытно.

Каждому по отдельности повесточка вроде как не нравится. Но почему тогда все молчат?..


— Объявляю голосование, — возвестил господин Плевако. — Кто «за»?


Взметнулся лес рук.


Я покосился на Тараса: тот ТОЖЕ поднял руку, как и мастиф справа от него!


Что происходит-то?..


— Итак, единогласно, — объявил законник, бегло оглядев зал.


— НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ.


Алекс поднялся.


Господин Плевако развернулся к нему медленно, как танковая башня, которую тщательно и любовно поливали кипятком. Я даже расслышал скрип ржавчины.


— Прошу прощения, господин Голем, — проскрипел законник и душераздирающе кашлянул. До первого ряда долетел запах нафталина. — Я вас не заметил.


Зал возмущенно гудел. Как консервная банка с тушенкой, которую бросили в огонь.


— И тем не менее, я ПРОТИВ того, чтобы мой город превратился в выгребную яму, — громко сказал шеф.


По залу промчался ещё один вихрь.


— По законам нашего сообщества, — скрипнул законник. — Для отмены решения нужно три голоса.


Шеф, мило улыбаясь, пнул меня по лодыжке.


— Что?.. А, да, — я поднялся. — Я тоже против.


Получив официальный статус дознавателя, вместе с ним я обрёл и кое-какие обязанности.


Ручной стригой, — зашелестел свистящий шепот за спиной. Я даже ухом не дёрнул. Привык уже.


— Но… — начал юрист.

— И я.


Со своего места, невдалеке от нас, поднялась ведьма Настасья. Рядом я угадал точёный профиль Алевтины, но отвернулся.


— Кворум набран! — объявил господин Плевако и так бухнул молотком, что стало ясно: ДАЛЬНЕЙШИХ споров он не потерпит.


Народ принялся подниматься со своих мест, некоторые негромко переговаривались.


Что характерно: на многих лицах отражалось явное облегчение.


Госпожа Пульхерия, на сцене, не скрываясь, опустила голову на руки и мелко затрясла плечами.


Они напуганы, — понял я. — Кто-то провёл титаническую работу, запугивая сверхъестественных жителей города Питера, чтобы протащить закон о свободной зоне.


И теперь, когда всё решилось без их участия, но к всеобщему удовольствию, испытывают огромное облегчение.


Я посмотрел на Тараса.


Поднявшись, он что-то оживлённо обсуждал с рыжим мастифом, глаза обоих светились неподдельным энтузиазмом.


Я расслышал слова «билеты» и «болельщики» и отвернулся. Кто о чём, а Тарас о футболе… Он выполнил свою миссию: вовремя предупредил Алекса и прислал за ним машину. Теперь может почивать на лаврах.


И всё-таки: что заставило его, могучего мастера города, проголосовать против своей воли?


Скоро узнаем.

Как только мы останемся одни, Алекс вытрясет из него правду.


— Ну, я полетел! — заявил Тарас, стоило шефу повернуться к нему за объяснениями. — Столько дел, столько дел…